Второе письмо Зои и некоторые размышления

 

 

«Здравствуй, Витя!

Витя! В моей жизни случилось два огромных события.

Во‑первых, я видела шторм! Настоящий шторм на Черном море. Это было необыкновенно! Шторм в восемь баллов. Волны поднимались, наверно, с двухэтажный дом и набрасывались на берег. Витя! Эти волны стреляли, как пушки. У Нади одна самая хитрая волна утащила босоножку. Подумай только, может быть, ее выбросит на турецкий берег. А море было все в белых барашках, мутное, сердитое, и над ним с криком летали большие чайки. Кажется, они называются альбатросами. Помнишь пластинку из того же шестого этажа в вашем дворе? «А море Черное ревело и стонало!» Там еще есть такие слова: «Где в облаках летает альбатрос». Я видела, как он летает, только облаков не было. Небо было как раз без единого облачка, и под ним бесновалось море.

Я решила нарисовать море и шторм, но ничего не получилось. Надя сказала, что я не умею ухватить натуру в движении. Ничего. Я еще научусь ухватывать.

А второе огромное событие – это мы ездили на озеро Рица. Витя! Ты не можешь себе представить, какая красота нам открылась! У меня просто нет сил описать. Мы ехали на автобусе без крыши, который называется «торпеда», через зеленые огромные горы, мимо ущелий, водопадов, забирались все вверх и вверх. А потом я посмотрела вниз, и у меня просто голова закружилась – там, внизу, были кольца дороги, по которой мы только что проехали, и дорога была похожа на длинную змею. По ней, как букашки, ползли автобусы. А совсем недавно наш автобус был такой же букашкой.

Потом мы приехали и увидели озеро Рица. Оно было круглым, как блюдце, серо‑голубого цвета, а вокруг были горы и на них, – представляешь, Витя! – лежал снег. Он там никогда не тает.

В кафе мы ели самую вкусную рыбу в мире – форель, которая водится в горных реках и озерах. По‑моему, рыба самая обыкновенная. Еще мы катались на глиссере.

Когда мы возвращались домой, я вспомнила один наш спор в классе. Помнишь, мальчишки говорили, что жить не очень интересно, потому что уже все в мире открыто и известно. Неправда! Жить ужасно интересно. И все надо увидеть своими глазами, даже уже открытое. Микроб странствий не дает мне покоя. Так и хочется изъездить весь мир. Еще мы собираемся поехать в Красную Поляну. Говорят, очень интересная дорога. И даже опасная. Но я не боюсь опасностей!

Витя! Я уже хорошо загорела. А как ты проводишь каникулы? Пиши обо всем.

Зоя».

 

Витя лежал на своей раскладушке и смотрел в темноту. Уже давно все спали. Слабые тени таинственно пробегали по потолку. За стеклами террасы ветер шумел деревьями, и сквозь ветви виднелись звезды в темном небе, и казалось, что они совсем близко, запутались в ночных влажных ветках.

«Нет, это несправедливо! – думал Витя. – Зоя путешествует, видит всякие интересные, необыкновенные места. И другие ребята путешествуют. А я… В деревне Жемчужина. Конечно, здесь неплохо. И река, и пляж. Вовка – хороший товарищ. Но ведь на одном месте. Целый месяц на одном месте! А что если…»

Витя даже сел в раскладушке, и она заскрипела.

– Ты что там возишься? – сонно опросила мама из комнаты.

Витя промолчал.

«Ведь можно и здесь придумать какое‑нибудь путешествие. Взять рюкзаки. Только куда? Вовка! Вот кто знает! Он же местный. Придумаем путешествие! Завтра с Вовкой все решим. Завтра!..»

И, подумав так, Витя уснул.

Засыпая, он слышал, как где‑то близко проехала машина. Полаяли немного Альт и Сильва. Они так сдружились, что живут теперь в одной будке.

Через какое‑то время опять проехала машина, и лаяли собаки. А, может быть, это уже снилось Вите.

 

12. Гениальный план Вовки. Дедушка Игнат

 

Мальчики сидели за сараем в зарослях огромных лопухов. Был здесь зеленый полумрак; где‑то рядом дружелюбно переговаривались цыплята. Жужжал шмель. У Вовки сверкали глаза и он говорил, захлебываясь от возбуждения:

– Чудак! Зачем рюкзаки? Мы путешествовать не пешком будем.

– Как? – спросил шепотом Витя.

– На лодке! По Птахе! И не по широкой, за плотиной. Там неинтересно. Катера ходят, места обжитые. Мы ниже плотины пойдем. Где Птаха совсем узкая. – Вовка понизил голос. – По лесам петляет, где‑то водопад там есть, на перекате. Тот край мало кому известен.

У Вити засосало под ложечкой.

– А где мы лодку возьмем? – спросил он.

– У дедушки Игната! – Вовка вскочил. – Он бакенщиком работает. Знаешь, какой дед мировой! Побежали к нему.

И мальчики припустились. За ними побежали, а потом обогнали Альт и Сильва. Собаки играли, кувыркались, были очень веселыми.

– И Альта возьмем! – крикнул на бегу Витя.

– Ага! И Сильву! Будут нас охранять.

– От кого? – Витя остановился.

– Мало ли от кого, – таинственно сказал Вовка.

– А долго мы будем путешествовать?

– Сколько захотим. Два дня или три.

– Вовка, а ночевать где?

– Где! Шалаш построим.

Витя погрустнел.

– Родители меня не пустят.

– Может, ты струсил? – Вовка ехидно прищурился.

– Да ты что! Я ж говорю – родители.

– Уговорим твоих родителей.

– Верно! Уговорим. – И Витя поверил в то, что они с Вовкой уговорят папу и маму. «Папа‑то что, – подумал он. – Вот мама…» – Знаешь что, Вовка, – сказал он. – Мы им пока ничего говорить не будем. Все приготовим, а потом – здравствуйте, пожалуйста! – у нас и лодка, и всякое снаряжение. Им стыдно станет не пустить. – «Как же, стыдно», – подумал тут же Витя, но промолчал.

– Давай так, – беспечно сказал Вовка. – Меня мамка отпустит без звука. Ну, хороший я план придумал?

– Гениальный план, Вовка!

И они побежали дальше.

За деревней Птаха была перегорожена плотиной, и на ней стоял розовый дом электростанции. За плотиной река была плавная, широкая, там ходили катера – вверх, до соседнего районного центра Зайцево. Рядом с дебаркадером, который еле заметно покачивался на волне, к самому берегу прижался домик на высоких сваях – в нем и жил бакенщик дедушка Игнат.

За дверью сторожки слышалось постукивание молотка.

Вовка толкнул дверь, и она легко открылась.

– Можно?

– А чего же? Можно, – ответил спокойный густой голос. Мальчики вошли в сторожку.

Витя увидел спину человека, который склонился над столом и что‑то делал там, постукивая.

– Здравствуйте, дедушка Игнат.

Человек перестал стучать, повернулся к ребятам, и Витя увидел перед собой старика, как показалось ему, очень знакомого. Да, это был уже совсем старик, седой, с белой аккуратной бородою, а лицо загорелое, с резкими морщинами; из‑под очков смотрели зоркие, внимательные и лукавые глаза. Волосы у дедушки Игната были подвязаны белой лентой, чтобы не падали на лоб, не мешали работать, одет он был в парусиновые брюки и парусиновую рубаху, подпоясанную тонким ремешком, на ногах – мягкие сапоги. От всей фигуры дедушки Игната веяло спокойствием, уверенностью, мудростью, и Витя сразу проникся к нему доверием и уважением.

«На кого же он похож? – подумал Витя. – Вот на кого! На Льва Толстого. Портрет висит у нас в классе. Если бы не очки – полное сходство».

– Ну, здравствуйте, молодцы, – сказал дедушка Игнат. – Это кто ж с тобой, Владимир? Вроде, не наш?

– Мой товарищ новый, – объяснил Вовка. – Из города.

– На каникулы к нам, значит?

– На каникулы, – кивнул Витя.

– Так, так. И какое же у вас ко мне дело?

– Нам, дедушка Игнат, лодка нужна.

– Лодка, значит. И куда же вы собрались?

Вовка стал объяснять, а Витя незаметно рассматривал комнату. На низком потолке трепетали солнечные блики от реки; в углу стояла кровать с тюфяком, набитым сеном; у окна стол и на нем – инструменты, баночки с красками, какие‑то металлические штуки. Над кроватью пристроены две полки с книгами, а рядом висела карта Птахи с отметками красным карандашом.

«Похожа на морскую карту Репы», – подумал Витя. Много в сторожке было всякого речного инвентаря – весла, спасательные круги, части от мотора. У двери висела связка вяленой рыбы. И пахло здесь рыбой, дегтем, свежим сеном, сосновыми стружками.

«Как здорово! Как необыкновенно!» – вновь подумал Витя.

– Что же, – сказал дедушка Игнат, выслушав Вовку. – Одобряю. Хорошее дело придумали. Надо знать свою землю. В доподлинности. – И он внимательно посмотрел на Витю. Витя смутился. – Идемте, лодку выберем.

Вовка подмигнул Вите: «Все, мол, в порядке!» За сторожкой на цепях болтались лодки. Все они были затоплены водой. Дедушка Игнат в раздумье постоял над ними, потом, ударив ногой одну из них, самую неказистую, сказал:

– Вот эта вам подойдет. Легкая на ходу. Ну‑ка, вытащим! Ведром вычерпали воду, выволокли лодку на берег, перевернули на бок.

– Завтра и можно плыть? – опросил Витя. Дедушка Игнат улыбнулся:

– Прыткий какой. В порядок привести ее надо: просушить, законопатить, просмолить, выкрасить. Вот вместе все и сделаем.

– Сейчас конопатить начнем? – спросил Вовка.

– Ой, нетерпеши какие, – засмеялся старик, и Витя увидел, что у него целы все зубы и что они крепкие и белые. – Недельку с ней поработаем. Два дня пусть сохнет, потом конопатить будем. И вообще… – Дедушка Игнат строго посмотрел на ребят. – Никогда спешить не надо. Народ‑то не зря молвит: поспешишь, людей насмешишь. Вы, мил‑друзья, «Анну Каренину» читали?

– Не читали еще, – признались ребята.

– Верно, – сказал старик. – Малы еще Толстого читать. Ничего, подрастете – прочитаете. Так вот, мил‑друзья, есть в той мудрой книге слова, как надо жить. Вы, небось, не знаете, как надо жить‑то?

– Не знаем, – вздохнул Витя.

– Во‑во! – дедушка Игнат засмеялся, довольный. – А совет там такой, такие слова: «без поспешности и без отдыха». Мудро, а? – Он поднял кверху указательный палец. – Вот так и жить надо: не спеши, не суетись, но делай свое дело постоянно. И всего достигнешь. Значит, завтра приходите. Может, конопатить начнем. Научу вас этому делу.

Возвращались в деревню довольные, счастливые – будет лодка, будет путешествие.

– Дедушка Игнат знаешь какой! – говорил Вовка. – Самый старый житель деревни, все его знают. А он! Об чем хочешь расскажет: и как тут до революции жили, и какой помещик лютый был, и почему наша деревня Жемчужиной называется.

– Правда, Вовка, почему?

– Забыл. Дедушка Игнат рассказывал, а я забыл. Ты у него спроси.

Мальчики подходили к деревенской площади, где помещались правление колхоза, школа, почта и чуть в отдалении, на отшибе, стоял «Сельмаг». Впереди трусили, помахивая хвостами, Альт и Сильва.

На площади шумела толпа, стоял милицейский мотоцикл с коляской.

– Что‑то случилось, – сказал Вовка. – Побежали. Навстречу им несся пацан лет десяти, поднимая столбы пыли и вопил с восторгом:

– Магазин обокрали! Магазин обокрали!

 

Кто они? Матвей Иванович

 

Крыльцо сельмага обступили люди, все возбужденно галдели, размахивали руками, а на крыльце стояла толстая растрепанная тетя Маня, заведующая сельмагом и она же продавщица. По круглым щекам тети Мани катились слезы, она их тут же размазывала и сквозь всхлипывания говорила, как горох сыпала:

– Прихожу – замок висит в целости. Стала отмыкать, а болт от перекладины и выпади. У меня сердце так и захолонуло. Руки дрожат, в ноги слабость ударила, вся обомлевши… Ну, вхожу… – И тетя Маня залилась слезами, не могла больше рассказывать.

Мальчики протолкались вперед и во все глаза смотрели на происходящее.

Толпа волновалась. Рядом с тетей Маней стояли двое: молоденький милиционер с очень решительным лицом и большими ушами и грузный мужчина в галифе, сапогах и выцветшей гимнастерке; лицо у него было усталое, землистое, под серыми глазами синева, и казался он очень сердитым.

– Наш Матвей Иванович, – шепнул Вовка. – Председатель.

– Чего взяли‑то, Маня? – кричали из толпы.

– Все подчистую? Али как?

Тетя Маня немного успокоилась и стала рассказывать дальше:

– Ну, захожу – все как есть вверх дном. И лампы еще побили. Фулиганили…

– Ответь толком: забрали много? – устало, спокойно спросил Матвей Иванович.

– Все часы, – заголосила тетя Маня, – двадцать три комплекта, пять приемников «Урал»… Телевизор «Темп». Один оставался. Ой… И кофт уж не знаю сколь, плащи. Да я все не глядела.

– И не гляди! – строго и внушительно сказал милиционер. – Все должно оставаться, как есть. Сейчас из Дедлова опергруппа приедет. Звонил. – И милиционер застыл в величественной позе.

– Еще, – всхлипывала тетя Маня, – ящик водки взяли. А две поллитровки прямо тут выдули и сливочным маслом закусили.

В толпе засмеялись.

– Не иначе, как на грузовой машине, – сказал Матвей Иванович и сам себя спросил: – Как же еще увезти?

– Непременно, – сказал милиционер и опять застыл.

– Кто же они такие? – продолжал вслух рассуждать Матвей Иванович. – Из наших? Нет… Рука опытная видна. Вчера видали кого‑нибудь посторонних? – спросил он у толпы.

Люди зашумели, стали вспоминать. Нет, никто посторонних не видел. Витя и Вовка переглянулись. Вовка побледнел, у Вити по щекам пошли розовые пятна.

– Мы видели! – сказал Вовка. И сразу стало тихо. Милиционер насторожился. Матвей Иванович спросил:

– Кто это мы?

– Я и вот Витька. Мы вчера купались, – от возбуждения Вовка чуть не захлебнулся слюной, – а он к нам подошел…

– Кто он? – рявкнул милиционер.

– Откуда я знаю! Парень. Не наш. В плавках полосатых и очки черные, – аж лица не видно. Спрашивал у нас, когда магазин открывается.

Толпа зашумела. Выяснилось, что и еще кое‑кто видел вчера незнакомого долговязого парня на берегу реки.

– Пошли в правление, – толком расскажете, – сказал Матвей Иванович. – А вы, товарищи, расходитесь, пора и за работу. Найдем воров, не волнуйтесь. Кто что знает, вспомнит, – потом вызовем.

Народ нехотя стал расходиться.

В правлении в первой большой комнате сидело несколько женщин. Они что‑то писали и щелкали на счетах, а вторая комната, поменьше, была кабинетом Матвея Ивановича. Здесь на письменном столе, заваленном папками и бумагами, стояли черный телефон, чернильный прибор с пустыми чернильницами; в одной из них на фиолетовом дне лежала большая муха вверх брюшком и слабо, неохотно шевелила лапками. Еще в кабинете был старый протертый диван. На него и сел Матвей Иванович, и пружины сердито взвизгнули. Милиционер с окаменевшим лицом остался стоять в дверях. Он очень не нравился Вите. И чего индюком надулся?

Матвей Иванович вытер мокрый лоб не очень свежим платком, вынул портсигар, закурил. Милиционер в дверях сделал движение корпусом, и председатель протянул ему портсигар. Милиционер тоже закурил.

– Ну, Вова, – сказал Матвей Иванович, – рассказывай. Собственно, ничего нового Вовка добавить не мог. Только Витя вспомнил:

– У него на животе транзистор болтался. Еще репортаж передавали «Велопробег мира».

– Наше командное место второе, – важно сказал милиционер.

– Так, так… – задумался Матвей Иванович и опросил у Вити: – Ты у бабки Нюры живешь?

– Ага, у нее.

– Твой отец конструктор?

– Конструктор… – удивился Витя: «Откуда знает?»

– Так, так… – Матвей Иванович повернулся к милиционеру: – Ты иди, Миша. Посмотри, чтобы она там ничего не трогала.

Молоденький и очень гордый милиционер недовольно вышел.

– Ну, как, вояка, жизнь идет? – председатель потрепал спутанные Вовкины волосы.

– Ничего…

– Брат не пишет? – и глаза Матвея Ивановича стали зоркими.

– Нет, – быстро ответил Вовка. – А что?

– Да ничего.

– Матвей Иваныч! – Вовка мгновенно вспотел. – Вы думаете – он?

– Если бы он, – вздохнул председатель, повернулся к окну, и Витя увидел на его шее страшный белый шрам. – Если бы он… Гора б у нас у всех с плеч. Пропадет ведь парень. Матери передай: если объявится, письмо пришлет, пусть сразу мне скажет. Будем ему биографию исправлять. Злобы я на него, дурака, не имею.

– Спасибо, Матвей Иванович. – И у Вовки вдруг слезы закапали из глаз.

– Ну, ну, Володя! Надо быть мужчиной. И еще матери скажи: обувь и костюм тебе к школе справим колхозом. Пусть не волнуется.

Вовка опустил голову.

Резко, с перерывами зазвонил телефон.

– Идите, ребята, – сказал Матвей Иванович.

Мальчики медленно шли по пыльной дороге, к реке, которая золотом отливала под ослепительным солнцем.

Вовка хмурился, видно, стеснялся своих слез. Сказал:

– Он такой. Илья ему – посчитаемся, посчитаемся. Дурак несчастный. А Матвей Иваныч – «Я зла не помню». Мало какие люди зла не помнят.

– Вовка, а что у него на шее – шрам?

– С войны. Он батареей командовал. Под Ленинградом. И сам он из Ленинграда. Учителем был. К нам в эту… ну, в блокаду жена его приехала. С дочкой. Потом и сюда немцы пришли. Расстреляли их. Выдал кто‑то, что жена командира. А он не знал. После войны за ними приехал. С тех пор и остался. Председателем выбрали. На могилу их цветы носит.

У Вити что‑то мелко дрожало внутри, сами сжалась кулаки, и никогда раньше он не испытывал такой жгучей яростной ненависти к фашистам, которые много лет назад пришли на его землю.

Была вторая половина дня. Мальчики, утомленные солнцем и купанием, сидели в тени и смотрели, как к пристани причаливает катер, похожий издалека на белого жука.

И вот тогда к ним подъехал «газик», и из него вышли двое веселых крепких мужчин в белых рубашках и Матвей Иванович. Пришлось снова повторить рассказ о долговязом парне в полосатых плавках и темных очках.