Лексико-грамматических разрядов

Определить границы лексико-грамматических разрядов не всегда легко как в области дробных словообразователь­ных рядов, далеко не во всех случаях обладающих явно выраженной грамматической значимостью, так и на про­тивоположном полюсе, в области, граничащей с морфоло­гическими категориями. Остановимся лишь на некоторых сложных и спорных вопросах, относящихся к этой послед­ней области.

1. Одушевленность/неодушевленность имен существительных. Что собой представляет это противопоставление — морфологическую категорию или оппозицию лексико-грамматических разрядов? Трак­товка данной оппозиции как грамматической категории представлена двумя разными концепциями. Одна из них заключается в том, что оппозиция одушевленности / неоду­шевленности вместе с категорией рода рассматривается в составе единой грамматической категории. Примени­тельно к русскому языку эта концепция представлена в работах Н. Н. Дурново и А. А. Зализняка. Н. Н. Дур­ново различал в единственном числе четыре рода: муж­ской- одушевленный, мужской - неодушевленный, женский и средний, а во множественном числе — два рода: одушев­ленный и неодушевленный. А. А. Зализняк объединяет категорию рода и категорию одушевленности / неодушев­ленности в грамматическую категорию согласовательного класса.³⁴

Из истолкований одушевленности / неодушевленности как грамматической категории более обычна вторая кон­цепция, заключающаяся в том, что данное противопостав­ление рассматривается как самостоятельная грамматиче­ская категория, хотя и связанная с категорией рода.³⁵

Обеим упомянутым выше концепциям, включающим оп­позицию одушевленности / неодушевленности в сферу грам­матических категорий, противостоит трактовка данной оп­позиции как противопоставления лексико-грамматических разрядов (подклассов существительного как части речи).³⁶

Сопоставим эти противостоящие друг другу точки зрения.

Концепция, объединяющая одушевленность / неоду­шевленность и род существительных в единую граммати­ческую категорию, отражает действительно существую­щую связь между этими противопоставлениями с точки зрения согласования. В -формалыннструктурнсш плане для исследования рода как центра согласования детально разработанная концепция А. А. Зализняка несомненно по­лезна и перспективна. Исходя из понятий согласования и атрибутивной связи, автор исследует не категории самого по себе имени существительного, а сочетания существи­тельных и прилагательных. Изучение согласовательной связи распространяется и на сложное предложение — кон­струкции типа Я доволен этими домами [стенами, ок­нами], каждый [каждая, каждое] из которых по-своему - хорош [хороша, хорошо] и т. п. Это, конечно, особый, специфический подход к объекту исследования, целесо­образный для изучения согласовательной связи, если иметь в виду общую направленность анализа. Что же ка­сается той системы понятий, в которой он реализуется, — «грамматическая категория  согласовательного класса» (= категория рода+категория одушевленности—неоду­шевленности³⁷), то здесь многое кажется спорным. Можно и целесообразно рассматривать как единый комп­лекс формально-структурную согласовательную сторону рода и одушевленности/неодушевленности, но объедине­ние того и другого в единую грамматическую категорию требует решения целого ряда вопросов, относящихся к плану содержания. Как объединяются в одной грамма­тической категории значения одушевленности / неодушев­ленности и содержание граммем рода? Подобные содер­жательные вопросы автором не ставятся, так как проводимый им анализ имеет иную — формально-струк­турную — направленность. Этот анализ не касается вопроса о соотношении морфологических категорий и лексико-грамматических разрядов (включение оппозиции одушевленности / неодушевленности в собственно грамма­тическую область, в сферу грамматических категорий представлено как нечто данное, исходное).

Обратимся теперь к трактовке одушевленности / неоду­шевленности как самостоятельной грамматической кате­гории. Как бы ни трактовалось понятие грамматической категории, всегда так или иначе признается, что грамма­тическая категория должна иметь определенное граммати­ческое выражение. По отношению к оппозиции одушев­ленности/неодушевленности в русском языке в данной связи всегда отмечается факт совпадения форм винитель­ного падежа с родительным во множественном числе у всех одушевленных существительных, а в единствен­ном числе — у одушевленных существительных мужского рода, кроме слов на -а. Это действительно важный грам­матический факт. Суть вопроса, однако, заключается в том, как его интерпретировать. Можно ли считать, что соответствующие формы винительного падежа, совпадаю­щие или не совпадающие с формами родительного, явля­ются формами именно одушевленности / неодушевлен­ности? Можно ли думать, что здесь представлена пара­дигма одушевленности / неодушевленности? На наш взгляд, нет. Перед нами формы падежа. Здесь выступает связанное с одушевленностью / неодушевленностью разли­чие в падежных формах. Данное различие разновидно­стей винительного падежа существенно для соотношения именительного и винительного падежей, для соотношения падежей с основной функцией субъекта и объекта: при одушевленности существительного, выступающего в форме винительного падежа, различие между объектом и субъек­том оказывается выраженным в большей степени, чем при неодушевленности. Таким образом, и формально, и функционально рассматриваемые формы относятся к ка­тегории падежа.

Вряд ли закономерно при таком грамматическом вы­явлении оппозиции одушевленности / неодушевленности ставить эту оппозицию в один ряд с такими граммати­ческими категориями, как число, падеж, наклонение, время, лицо, вид и т. д., — категориями, представляющими собой системы противопоставленных друг другу рядов морфологических форм с однородным содержанием. Оппо­зиция одушевленности / неодушевленности не опирается на такие ряды морфологических форм, не располагает соб­ственной (не относящейся к категориям падежа и рода) системой форм.

Мы отдаем предпочтение иному истолкованию оппози­ции одушевленности / неодушевленности, и в частности ука­занных различий в формах винительного падежа. Перед нами один из случаев воздействия лексико-грамматиче­ских разрядов на парадигму связанной с ними морфоло­гической категории. Такое истолкование легко вводит противопоставление одушевленности / неодушевленности в общий ряд аналогичных отношений других лексико-грамматических разрядов к морфологическим категориям. Одушевленные и неодушевленные имена — это подклассы имени существительного как части речи. Оппозиция этих подклассов проявляет свою грамматическую значимость прежде всего в том воздействии, которое она оказывает на парадигмы связанных с нею морфологических катего­рий. В данном случае речь идет, как известно, не только о падеже, но и о роде: принадлежность существительных к тому или иному из рассматриваемых разрядов влияет на их распределение по грамматическим родам: одушев­ленные существительные, как правило, не относятся к среднему роду, а одушевленные, подразделяясь на раз­ряды со значением отношения к полу, распределяются по родам в зависимости от принадлежности к этим раз­рядам. При таком распределении реализуются те тесные связи между разрядами одушевленных / неодушевленных существительных и родом с точки зрения согласователь­ной функции, о которых шла речь при разборе концепции А. А. Зализняка.

К сказанному нужно добавить, что признак, связанный с формой винительного падежа, является не чем-то исход­ным, первичным, что определяет одушевленность или не­одушевленность существительных, а напротив, представ­ляет собой следствие, результат принадлежности того или иного существительного либо к разряду одушевленных, либо к разряду неодушевленных, а эта принадлежность определяется прежде всего по смыслу (в некоторых слу­чаях по традиции, зафиксированной в языковой норме, ср. винит, падеж мертвеца, но труп). В тех случаях, когда наблюдаются колебания в отнесенности того или иного су­ществительного к одушевленным, либо к неодушевленным (ср., например, выдвигать определенных лиц I определен­ные лица; есть устрицы/устриц³⁹), колебания связаны со специфической семантикой этих существительных. И уже в зависимости от того, как они трактуются языко­вой нормой и ее реализацией — как одушевленные, либо как неодушевленные, они получают соответствущую форму винительного падежа.

Разряды одушевленных / неодушевленных существи­тельных являются непоследовательно характеризован­ными. Различие этих разрядов лишь отчасти находит словообразовательное выражение, в частности, в слово­образовательной соотносительности названий лиц мужского и женского пола типа гражданин — гражданка. По­скольку имена существительные среднего рода, как пра­вило (за исключением слов страшилище, чудовище, животное, насекомое и некот. др.)» являются неодушев­ленными, формальные показатели среднего рода факти­чески являются в то же время показателями неодушев­ленности. Однако значительная масса слов мужского и женского рода не обладает морфемным показателем их принадлежности к разряду одушевленных или неодушев­ленных имен. Форманты винительного падежа, завися­щие от одушевленности / неодушевленности существитель­ных, в принципе можно было бы рассматривать как спе­цифическое проявление морфемной характеристики этих разрядов (при всем том, что речь идет о признаках, от­носящихся к категории падежа), но эти признаки не яв­ляются постоянными в том смысле, что они характери­зуют определенные формы и синтаксические позиции, но не являются постоянными формантами существительного: пока то или иное слово, например волк, не попало в по­зицию винительного падежа, оно не является носителем данного признака. Заметим, что здесь нужно различать две вещи: с одной стороны, перед нами позиция винитель­ного падежа множественного числа как критерий распо­знавания одушевленности / неодушевленности при лингви­стическом анализе, например, таких слов, как тип, чудо­вище; в качестве критерия для разграничения рассматри­ваемых разрядов эта позиция является постоянной; с дру­гой стороны, перед нами форма и позиция по отношению к слову— для данной лексемы эта позиция является пе­ременной, одной из многих.

Таковы те факторы, которые дают основания относить оппозицию одушевленности / неодушевленности не к мор­фологическим категориям, а к области лексико-граммати-ческих разрядов.

2. Категория рода имен существитель­ных и лексико-грамматические разряды со значением отношения к полу. Как известно, одни ученые включают значения отнесенности к полу в содержание грамматической категории рода,⁴⁰ другие жераосматривают эти значения в лексическом плане, как значения соответствующих лексических единиц.⁴¹ Мы при­мыкаем к последней точке зрения, причем вводим даль­нейшую специализацию, рассматривая выражение отно­шения к полу как оппозицию лексико-грамматических разрядов. Эта оппозиция, на наш взгляд, тесно связана, даже сопряжена с морфологической категорией рода, но тем не менее не сливается с нею и не должна смеши­ваться с грамматическим родом.

При такой трактовке данного вопроса оппозиция раз­рядов существительных со значением отношения к полу оказывается в той же плоскости, к какой относится оп­позиция лексико-грамматических разрядов существитель­ных одушевленных и неодушевленных, а в рамках оду­шевленных — оппозиция личных и неличных существи­тельных. Эти оппозиции образуют единую иерархическую систему подклассов имен существительных (одну из систем таких подклассов): имена существительные де­лятся на подклассы одушевленных и неодушевленных, оду­шевленные существительные в свою очередь подразде­ляются, с одной стороны, на личные и неличные, а с дру­гой — на разряды со значением отношения к полу.

Среди лексико-грамматических разрядов пола в рус­ском языке выделяется одна основная оппозиция и не­сколько более дробных группировок. Основную оппозицию образуют: 1) разряд слов, могущих иметь отношение либо только к мужскому полу, либо к мужскому и женскому; 2) разряд слов со значением женского пола. Слова, отно­сящиеся к этим разрядам, могут быть противопоставлены друг другу по принципу либо а) эквиполентной, либо б) привативной оппозиции. Ср. а) словообразовательные и лексические противопоставления типа танцовщик (только мужской пол) — танцовщица, гувернер — гувер­нантка; муж — жена, отец — мать, брат — сестра и т. п. и б) учитель (мужской и женский пол; возможно ней тральное отношение к признаку, лежащему в основе дан­ной оппозиции) — учительница (только женский пол), диссертант — диссертантка, медведь — медведица, лев — львица.

К рассмотренной выше основной оппозиции примы­кают периферийные группировки. Среди них наиболее су­щественна группа слов, которые могут иметь предметную отнесенность к лицам как мужского, так и женского пола, но в своем языковом значении (таково значение всей рассматриваемой группы) заключают признак нейтраль­ного отношения к полу. В рассматриваемой группе выде­ляются следующие лексико-грамматические разряды: а) слова «общего рода» типа разиня, тихоня, растяпа, лакомка; мы видим адесь прежде всего особый лексико-грамматический разряд названий лиц обоего пола по ка­кому-то характерному для них признаку, и уже по дру­гой — чисто грамматической — линии данному разряду в категории рода соответствует общий род, обладающий особой согласовательной характеристикой; б) слова типа автор, агроном, лектор, доцент и т. п. со значением на­званий лиц обоего пола по признаку рода занятий, дея­тельности, по званию, должности и т. п.; слова этого раз­ряда обычно соотносятся с мужским родом (наиболее нейтральное соотношение), но вместе с тем способны к колебаниям в согласовании (Профорг не явилась и т. п.).

Помимо разрядов, входящих в указанную группу, вы­деляются некоторые дробные разряды, в частности группа слов типа жирафа, обезьяна, обозначающих животных безотносительно к различию «самец —самка». Специфи­ческое отношение данного разряда к категории рода — принадлежность соответствующих слов к женскому роду.

Связь лексико-грамматических разрядов пола с морфо­логической категорией рода заключается в том, что ука­занные разряды во многом определяют принадлежность одушевленных существительных к грамматическому роду — мужскому, женскому, а также «общему». Основ ную закономерность можно сформулировать следующим образом. Если существительное обозначает или может обозначать лицо мужского пола, а также самца живот­ного, то оно, как правило, не может быть женского рода: оно относится либо к мужскому, либо к общему роду (тесть, дядя; генштабист, золотопогонник; заочник, отлич­ник, учитель; библиограф, счетовод, теоретик; брюзга, вы­скочка, разиня). Редкие исключения из этого правила — утка (женский род — название самки и самца, ср. селе­зень— только самец), свинья (то же, ср. боров)_ч а также слова типа жирафа, обезьяна, о которых говорилось выше. Существенную роль в той связи, которая существует между грамматическим родом и разрядами пола, играет согласовательная функция. Эта функция свойственна роду, но есть и согласование по полу (выходящее за пре­делы имен существительных, ср. Я пришел -— Я пришла). Согласовательная функция граммем рода определенным образом соотнесена с согласовательной и семантической функциями разрядов пола. Категориальная согласова­тельная функция граммемы женского рода характеризу­ется (в рамках одушевленности) совмещением с согласо­вательной и семантической функциями лексико-граммати-ческого разряда женского пола, согласовательная функция граммемы мужского рода — совмещением с согласователь­ной и семантической функциями лексико-грамматических разрядов со значением отношения к мужскому или к мужскому и женскому полу; согласовательная функция среднего рода характеризуется отсутствием совмещения с разрядами пола.

Формальные показатели, о которых обычно говорят как о показателях мужского и женского рода, полифунк­циональны: с одной стороны, они действительно являются показателями граммем мужского и женского рода, обла­дающих структурной согласовательной функцией, а с дру­гой—в рамках одушевленности они являются морфем­ными показателями принадлежности данной лексической единицы к тому или иному лексико-грамматическому раз­ряду пола. Ср. полифункциональность глагольных при­ставок, когда одна и та же приставка, например в глаго­лах типа заволноваться, завыть, зашептать, с одной сто­роны, является в сочетании с бесприставочной основой показателем совершенного вида, а с другой — показателем способа действия (в данном случае — начинательного).

Хотя лексико-грамматические разряды пола по боль­шей части характеризуются определенными формальными показателями (мы имеем здесь в виду как соответствую­щие флексии, так и словообразовательные суффиксы), эти показатели (за исключением «сильных» формантов жен­ского пола в таких словах, как активистка, школьница, пловчиха и т. п.) не являются абсолютными, их роль нельзя преувеличивать. Ср. известные случаи типа папа, дядя, Миша, Ваня, мужчина. Более того: даже в случаях типа жена, сестра, тетя, основную, ведущую роль играет семантика, реальная предметная отнесенность, а не фор­мальный показатель. Мы относим слово жена к лексико-грамматическому разряду женского пола не потому, что здесь есть формальный показатель -а, а по реальному со­держанию этого слова.

Итак, общая картина такова. Морфологическая кате­гория рода — это система противопоставленных друг другу рядов форм рода. Каждый из этих рядов является вместе с тем классом слов — подклассом имени существительного как части речи. Эта система служит прежде всего целям согласования (а также, как уже было отмечено, — до­полнительного подчеркивания значения предметности). С частью данной системы, а именно, с оппозицией муж­ского и женского рода (средний род отпадает), сопряжена оппозиция лексико-грамматических разрядов со значением отношения к полу. Соотношение (со стороны категории рода) таково: в рамках одушевленности каждое существи­тельное женского рода (за редкими исключениями типа утка, обезьяна) принадлежит к разряду со значением от­ношения к женскому полу (у животных —- к разряду названий самок);. каждое одушевленное существительное мужского рода принадлежит к разряду слов, которые имеют значение отношения либо только к мужскому полу, либо к мужскому и женскому; каждое существительное общего рода относится к соответствующему лексико-грам­матическому разряду, для которого характерна нейтраль­ность отношения к полу и возможность предметной от­несенности к лицам обоего пола.

Таким образом, как и другие лексико-грамматические разряды, рассматриваемые разряды имен существитель­ных воздействуют на связанную с ними морфологическую категорию. В данном случае воздействие заключается в том, что в рамках одушевленности разряды пола непосредственно регулируют распределение лексических единиц между мужским и женским, а также общим родом. Если в рамках неодушевленных существительных распределение слов по родам обусловлен™ традиционно (исторически) и лишь в отдельных случаях персонифи­кация частично мотивировано, то в пределах существи­тельных одушевленных распределение слов по родам обусловлено семантикой рассматриваемых лексико-грам­матических разрядов. Специфика данного случая соот­ношения лексико-грамматических разрядов и морфологи­ческой категории заключается в особенно тесной связи, сопряженности этих величин — настолько тесной, что их не так легко различить.

И все же различия между категорией рода и разря­дами пола могут быть выявлены.

Существенно различие в структурной организации: ка­тегория рода представляет собой трехчленную систему с дополнительной граммемой общего рода (в данном слу­чае имеется в виду специфическая согласовательная ха­рактеристика словоформ общего рода), тогда как раз­ряды пола образуют основную двучленную оппозицию, дополняемую теми относительно периферийными разря­дами, о которых шла речь выше.

Система окончаний, построенная по принципу трех­членного противопоставления и включающая форманты среднего рода, явно специализирована именно на выраже­нии различий в грамматическом роде, и лишь дополни­тельной, вторичной является роль части этих формантов как показателей разрядов пола (в силу сопряженности этих разрядов с грамматическим родом, о чем уже гово­рилось выше). С другой стороны, бинарная система про­тивопоставленных друг другу словообразовательных мор­фем, представленных в словоформах типа общественник — общественница, связист — связистка; лев — львица и т. п., предназначена прежде всего для выражения различий между разрядами пола, а роль этих формантов в выраже­нии грамматического рода (мужского и женского) явля­ется лишь вторичной, «попутной».

Различия между грамматическими родами в русском языке, как известно, нейтрализуются во множественном числе. Между тем семантические различия в отношении к полу во множественном числе сохраняются. Это отно­сится не только к парным соответствиям с яркой словообразовательной характеристикой (колхозники — колхоз­ницы и т. п.), но и к случаям типа отцы — матери, сы­новья — дочери, а также к непарным образованиям, ср., например, искусствоведы (возможна отнесенность к лицам обоего пола) и роженицы. Разумеется, во множественном числе, где нет воздействия рассматриваемых разрядов на категорию рода, они утрачивают грамматическую значи­мость; здесь перед нами та позиция, в которой лексико-грамматические разряды функционально становятся аналогичными словообразовательным и лексико-семанти-ческим группам, нерелевантным для грамматики. Для нас, однако, в данной связи важно подчеркнуть лишь одно: различие между родами как согласовательными классами во множественном числе исчезает, но семанти­ческое различие между словами, входящими в разряды со значением отношения к полу, сохраняется.

Тот факт, что категория рода охватывает не только одушевленные, но и неодушевленные существительные, не имеющие отношения к полу (кроме случаев персони­фикации), показывает, что семантику пола нельзя приписывать грамматическому роду. Иначе придется при­знать, что для одной части лексических единиц, охваты­ваемых категорией рода, содержание этой категории явля­ется и структурным, и семантическим, а для другой части — лишь структурным. Между тем в других морфо­логических категориях такой ситуации нет. Мы не можем сказать, что для одной части лексики содержание, ска­жем, категорий вида, времени, наклонения, залога, числа, падежа и т. д. одно, а для другой части — совсем иное. Причинно-следственные связи, с нашей точки зрения, таковы: если налидде или отсутствие значения отношения к полу зависит от того, с какими группировками сущест­вительных мы имеем дело — с одушевленными сущест­вительными или с неодушевленными, а само отношение к полу обословлено лексическим значением слов, то от­сюда следует, что значение отношения к полу и пред­ставляет собой значение гриппировок лексики, а не значе­ние грамматических родов — мужского и женского.

Нужно еще раз подчеркнуть: отнесение семантики пола к области лексико-грамматических разрядов важно и существенно, однако необходимо осознать, что противо­поставление этой, концепции той, которая приписывает семантику пола грамматическому роду, не абсолютно, а относительно. Связь между расматриваемыми разрядами и категорией рода настолько значительна, что на грамма­тический род в самой языковой действительности как бы переносится та семантика, которая принадлежит опреде­ленным разрядам лексики. Существенной предпосылкой такого переноса является некоррелятивный характер ка­тегории рода: каждый из родов — это не только граммема (определенный класс морфологических форм), но и под­класс существительного как части речи. Итак, различия в отношении к полу — это семантика определенных лекси­ко-грамматических разрядов; эти разряды связаны с грам­матическим родом, поскольку они регулируют распределе­ние по родам в рамках одушевленности; тем самым их семантика переносится на граммемы рода, получает при­частность к грамматическому роду. В этом и заключается трудность разграничения, необходимость которого в дан-ньгсусловиях приобретает особую актуальность. р е з у л ь т а т и в н о с т ь, предельность и значение совершенного вида. В данном случае сложность вопроса заключается не в оценке той или иной оппозиции как морфологической категории или как оппозиции лексико-грамматических разрядов, а в том, что очень близкими друг к другу оказываются значения од­ного из членов морфологической категории и одного из противопоставленных друг другу лексико-грамматических разрядов. Иначе говоря, налицо трудности семантического разграничения.

Многие ученые считали и считают, что значение резуль­тата является значением совершенного вида⁴⁴ или одним из элементов этого • значения. Мы придерживаемся иной точки зрения, представленной в работах Ю. С. Маслова и ряда других аспектологов: результативность — это зна­чение не вида (совершенного вида), а способа действия. Дело не только в том, что результативность проявляется и в несовершенном виде. Важно то, что результативность — это значение определенной группы глаголов, хотя и очень широкой.

Общерезультативный способ действия, как уже гово­рилось, может быть характеризованным и нехарактеризо­ванным. В первом случае он выражается путем присое­динения к бесприставочному глагол у при ставки, которая не имеет конкретного лексического значения или значения какого-либо иного способа действия, помимо общерезультативного; приставка является специальным показателем результативности (ср. чахнуть — зачахнут). Во втором

случае общерезультативный способ действия не имеет специального морфемного выражения.

Из сказанного выше следует, что приставка никогда не выполняет перфективирующую функцию как функцию изолированную, единственную. В тех случаях, когда в результате префиксации возникает видовая пара, при­ставка привносит не только значение совершенного вида (т. е. значение неделимой целостности действия), но и значение зафиксированного, специально обозначенного общерезультативного способа действия как значение ре­ального достижения результата. Именно тем обстоятельством, что «чистовидовые» при­ставки являются носителями не только значения совершен­ного вида (заключающегося прежде всего в признаке неделимой целостности действия), но и значения общере­зультативного способа действия, можно объяснить обра­зование в части случаев «троек» типа читать — прочи­тать — прочитывать, плавить — выплавить — выплавлять. Сопоставление читать с прочитывать говорит о той ха­рактеризованной результативности, которая налицо в про­читывать (Такие книги он прочитывал за два часа), но которой нет в читать. Это еще раз свидетельствует о на­личии зафиксированной результативности, специально обозначенной приставкой, не только в прочитывать, но и в прочесть. Если бы у таких глаголов приставка действи­тельно была «пустой», то было бы непонятно, для чего об­разуется вторичный имперфектив типа прочитывать. Та­кие образования хорошо выявляют тот факт, что «чисто­видовые» приставки являются вместе с тем «чисторезультативными». Следовательно, «чистовидовые» приставки не существуют «в чистом виде». Существуют приставки, ко­торые могут создавать видовую пару, привнося значение совершенного вида вместе со значением результативного способ

Вся сложность вопроса заключается в том, что резуль­тативность не отделена резкой гранью от значения совер­шенного вида, а взаимодействует с ним. При общерезуль­тативном способе действия (вырастить, выточить, завя­нуть, заглохнуть, испортить, измерить, накормить, на­греть, одичать, онеметь, отредактировать, отпечатать и т. п.; переплатить, загладить, подбить, приставить, обмазать; встретить, одолеть; взять, сказать и т. д.) значение це­лостности выступает прежде всего как полнота проявления глагольного признака, что связывается с полнотой ре­зультативности—достижением результата. Возникает се­мантический комплекс, в котором элементы целостности и результативности оказываются спаянными друг с дру­гом. Однако значение совершенного вида контактирует не только с результативностью, но и с другими способами действия. При одноактном способе действия (мелькнуть ж т. п.) в значении целостности активизируется прежде всего та сторона, которая связана с компактностью, сомк­нутостью действия. В  глаголах начинательного способа действия   (запеть и т. п.) целостность относится именно к началу действия – к той фазе, которая получает специальное словообразовательное выражение.

В том факте, что значение совершенного вида может образовывать семантические комплексы не только с резуль­тативностью, но и со значениями ряда других способов действия, еще раз проявляется нетождественность семан­тики совершенного вида и результативности. В самом факте взаимодействия выявляется различие взаимодейст­вующих элементов. Постоянным для совершенного вида \ является элемент целостности, а те дополнительные оттенки, которые целостность приобретает, проходя сквозь призму разных способов действия, в том числе общерезультативного, — это именно семантика способов дейст­вия — то, что принадлежит отдельным лексико-грамматическим разрядам глаголов и не должно смешиваться со зна­чением граммемы совершенного вида.

Результативность представляет собой семантический элемент, характеризующий не  только общерезультатив­ный способ действия, но и ряд других способов действия. Результативность является общим элементом значений группировки так называемых специально-результативных способов действия, ср., например, глаголы финитивного способа действия (отгреметь, отцвести —отцветать ж т. п.), комплетивного (допить — допивать), интенсивного (за­ждаться, зачитаться — зачитываться; " наголодаться, на­куриться — накуриваться; убегаться, укачаться — укачи­ваться; добудиться, докопаться — докапываться; изголо­даться, измотаться — изматываться и т. п.), кумулятив­ного (набраковать, навешать, нагородить и т. п.), дистри­бутивного (переломать, переколоть, покусать, понастроить и т. п.). Результативность присутствует в глаголах инхоативного способа действия (вянуть, дряхлеть, каменеть и т. п.): такие действия направлены на достижение ре­зультата — ср. соотносительные глаголы совершенного вида, у которых значение перехода в состояние связыва­ется со значением достигнутого результата: завянуть, од­ряхлеть, окаменеть. Элемент результативности заключен в семантике усилительного способа действия (разго­реться—разгораться, разыграться—разыгрываться и т. п.), а также аттенуативиого (привстать — привставать, приглу­шить — приглушать, приоткрыть — приоткрывать и т. п.). Таким образом, результативность свойственна чрезвы­чайно широкому кругу глаголов. Можно говорить о своего рода^поле результативности. В этом поле общерезульта­тивный способ действия, и прежде всего его морфемно характеризованное ядро, образует центр, к которому при­мыкают периферийные образования разных типов. На наш взгляд, результативность следует рассматривать как особое явление в области способов действия: лишь обще­результативное значение представляет собой собственно способ действия, в других же случаях мы имеем дело с семантическим элементом, который сочетается с дру­гими, более частными и специфическими элементами, лежащими в основе ряда способов действия. Таким образом, результ ативность в известном смысле занимает промежуточнoe положение между собственно способом действия и наиболее общими и абстрактными .группировками сп особов действия, какими являются предельность и  непредельность. Современное учение о способах действия выделяет в этой области две «высшие абстракции» — предельность и непредельность. Предельность — это наличие внутрен­него предела, которого достигает или к которому стремится действие. Этот предел предполагается самой при­родой действия. Предельность охватывает все способы действия, выступающие в обоих видах или только совершенном (ср. такие глаголы, как за бл естеть, разы­граться — разыгрываться, приободрить — приободрять, от­звучать, договорить — договаривать, захлопотаться, доко­паться — докапываться, изголодаться, насажать, перело­вить, повыгонять, вырастить — выращивать). Предельное. значение могут иметь и однонаправленные глаголы движения—способ действия, связанный лишь ей / видом (идти, везти, нести, лезть и т. д.). По отношению к гла­голам ограничительного (погрустить и т. п.) и длительно-ограничительного (проболеть ж т. п.) способов действия при­ходится говорить об особом, временном характере предела. Непредельность — это отсутствие у действия какого-либо предела. Действие по самой своей природе таково, что оно не предполагает никакого ограничения, заверше­ния, предела. Непред ельность — общее свойство ряда спосо­бов действия, связанных лищь с несо вершен ным видом: статального (сидеть и т. п.), реляционного (иметь и т. п.), прерывисто-смягчительного (позвякивать и т. п.), дли­тельно-смягчительного (накрапывать и т. п.), сопроводи­тельного (приговаривать и т. п.), многократного (хажи­вать и т. п.), многоактного (мигать и т. п.), ненаправлен­ного (ходить и т. п.).                                    ,

Один и тот же глагол может употребляться то в пре- / дельном, то"1в""непредельном значении. Таковы эволютивные глаголы, которые могут сближаться то с результативными (предельными) глаголами, то с непредельными ч глаголами состояния.

Предельность / непредельность действия — абстрактная по своей семантике категория. Она носит характер дву­членного противопоставления, охватывающего всю гла­гольную лексику. Поэтому предельность / непредельность определяется как оппозиция, представляющая собой как бы переходное звено между «низшими»способами действия и грамматической категорией вида.

Значение совершенного вида следует отличать не только от результативности, но и от предельности.          

Сначала поясним соотношение предельности и результативности. Первое понятие — более широкое, чём вто­рое. Предельность не предполагает обязательного выра­жения цели, результата действия. Всякий результативный 1 глагол__(глагол общерезультативного и специально-ре­зультативных способов действия) является предель ным, но не всякий предельный глагол является результатив­ным. Так, глаголы начинательного способа деиста ляются результативными (мы не можем сказать «блестеть, чтобы заблестеть», «заблестеть в результате действия бле­стеть»), но они предельны. Предельность, но не результа­тивность представлена и в глаголах одноактного способа действия (мелькнуть), а также в глаголах ограничитель­ного (поговорить) и длительно-ограничительного (прого­ворить целый час) способов действия. В двух последних случаях речь идет об особом, временном характере пре­дела.

Значение целостности не совпадает с предельностью, но взаимодействует с нею: целостность включает в себя I элемент ограниченности действия пределом. Монолитное, целостное действие как бы ограничено со всех сторон, замкнуто, исчерпано в отведенном ему пределе. Нетождественность целостности и предельности определяется, во-первых, тем, что у целостности есть и другие сторон о которых шла речь выше, а во-вторых, тем, что предельность как возможность предела распространяется и^н довершенный вид (