Andantara-stha-paramanu-cayntara-stham

govindam adi-purusam tam aham bhatjami  

" Он есть неделимая сущность, в которой нет различия между энергией и ее обладателем. Он создает миллионы миров, но могущество Его неотъемлемо от Него. Все Вселенные существуют в Нем, Он всеобъемлющ и одновременно существует во всех атомах, рассеянных во Вселенной.

Таков Изначальный Господь, которому я поклоняюсь ".  

Характеристика свойств Кришны напоминает свойства непрерывной линии, о которой мы говорили выше. Но есть и существенные отличия. Единство линии и ее частей обусловлено внешней силой растяжения- то есть, существует только в мыслях наблюдателя (впрочем, как и само абстрактное понятие линии). Единство же Кришны и составляющих его частей внутренне присуще Ему и, следовательно, Его единство естественно и совершенно. Мы, разумеется, не в силах пояснить это Его свойство математическими примерами, однако можем получить некое представление об этом свойстве, рассмотрев концепцию вселенского сознания.

Отметим особо различие между вселенским и индивидуальным сознанием. В ведической литературе говорится, что точно также как капля соленой воды в качественном смысле эквивалентна океану, сознание индивидуальной личности качественно не отличается от вселенского сознания Кришны. Тем не менее, между этими понятиями имеется колоссальное количественное различие, поскольку отдельно взятый человек едва ли может утверждать, что его сознание способно охватить Вселенную и все, что лежит за ее пределами.

Тем не менее, многие философы и ученые утверждали, будто бы индивидуальное и вселенское сознание суть одно и то же. Среди наиболее известных приверженцев такой точки зрения можно упомянуть Эрвина Шредингера, который утверждал, что "Я” - "Я" в широком смысле этого слова ... есть та самая личность, что управляет "движением атомов" в согласии с Законом Природы, если такая личность вообще может существовать/15/". Шредингер был уверен в том, что материя движется в строгом соответствии с "Законами Природы", и согласовывал это с восприятием себя как активного мыслящего существа путем идентификации себя со вселенским сознанием, лежащим в основе всех явлений природы. Свое утверждение он подкреплял выдержкой из "Упанишад": "Индивидуальное "я" едино с вездесущим всезнающим вечным "Я"/16/. Заметим, однако, что в "Упанишадах" и другой ведической литературе утверждается качественное единство Высшего Разумного Существа и индивидуального сознающего "я", но отнюдь не их идентичность/17/.

Основным источником затруднений Шредингер, как, впрочем, и многие другие, считал взаимоотношения между Высшей Личностью и законами природы, и мы рассмотрим эти взаимоотношения более подробно. Как уже говорилось, философская система Bhagavad-gita построена на утверждении о том, что высшей причиной, обуславливающей все возможные явления, является Высшая Личность, или Кришна. В согласии с Bhagavad-gita, материя и энергия, изучаемые современной физикой, изначально исходят от Кришны, а их движение и преобразование всецело подчинены Его воле. Все без исключения явления природы непосредственно управляются сознанием, а поскольку сознание Кришны безгранично, управлению материальной вселенной Он уделяет лишь бесконечно малую долю своего внимания.

На первый взгляд, данное утверждение несовместимо с нашими знаниями из области физики. Некоторые явления природы, по-видимому, действительно подчиняются строго установленным, детерминистским законам, что, на первый взгляд, исключает возможность сознательного управления ими. Тем не менее, в этом нет никакого противоречия. С механистической точки зрения, деятельность сознательного существа проявляется в виде созданной им модели в природе. Человек способен создавать архитектурные сооружения в виде несложных моделей, и точно так же Высшая Личность способна создавать простые "модели" поведения материи.

Исходя из наших знаний физики, мы не можем отрицать факта существования сложнейших явлений, в которых просматриваются целенаправленные действия высшего разума и закономерности высшего порядка, либо проявление уникальной, изменчивой свободной воли. Как мы отмечали в главах 3 и 5, ученые знают о законах природы очень немногое, а пытаясь применить известные им законы к сложным явлениям сталкиваются с серьезными трудностями. Накопленные человечеством знания ни в коем случае не противоречат точке зрения, в согласии с которой природа управляется высшим интеллектом.

Можно задать вопрос: если все явления природы возникают по воле высшего разума, то почему столь многие из них выглядят бессмысленными, хаотическими? Отчасти на этот вопрос можно ответить, вспомнив о том, что упорядоченные модели могут выглядеть хаотическими, если они содержат информацию высокой плотности. Мы уже видели, что такого рода сложные явления подчиняются статистическим законам уже вследствие своей высокой информативности. Поэтому, сложные и кажущиеся случайными явления природы могут в действительности обладать смыслом, даже если мы его и не усматриваем. К тому же, в ходе трансформации явлений обладающих смыслом могут появляться совершенно бессмысленные. Так, если в комнате находится множество одновременно говорящих людей, то произносимые ими фразы, смешиваясь, порождают бессмысленный шум. Такого рода явления наследуют статистические свойства своих обладающих смыслом источников и выглядят "случайным шумом".

Эти примеры дают нам возможность понять, каким образом в природе возникает видимый хаос и бессмысленность, однако не говорят нам ничего о значении самого понятия "смысл". До сих пор никому не удавалось дать удовлетворительное определение смысла и цели на основе механистических концепций. Такого рода определение содержится в Bhagavad-gita. Как мы увидим позже, высший смысл всего сущего можно понять, осознав сначала саму природу индивидуальных сознательных существ, а затем- природу их взаимодействия как с материальным миром, так и с Высшей Личностью. В последующих главах мы приступим к планомерному изучению этих вопросов. 

 

Примечания

 2. Отметим, что при больших значениях n количество возможных субпоследовательностей, 2**n, существенно превышает длину основной последовательности и, следовательно, большинство субпоследовательностей вообще не возникают. Это значит, что, когда мы имеем дело с ограниченными объемами данных, как это обычно бывает на практике, у нас нет оснований с полной определенностью утверждать, подчиняется ли данная последовательность статистическому закону.

Известно много способов формулирования статистических законов, и мы рассмотрели в настоящей главе наиболее распространенный метод, называемый методом относительной частоты. Читатель, интересующийся наиболее важными методами определения вероятности и статистических законов может обратиться к книге Файна "Theories of Probability". В результате исчерпывающего анализа Файн делает вывод о том, что ни одна из существующих методик не является удовлетворительной, и утверждает: "совершенно очевидно, вероятность просто невозможна (стр. 248)".

6. Данная последовательность была зашифрована при помощи метода Хаффмана, описанного в книге "Методы создания кодов максимальной компрессии" (стр. 1098). Последовательность эта обладает высокой степенью разупорядоченности, однако ввиду многократного повторения некоторых слов, например, "эволюция", ее компрессия отнюдь не полна. Таким образом, последовательность может быть подвержена дополнительному сжатию и дальнейшей хаотизации.

8. Заметим, что в этой статье Добжанский не дает ясного определения своей концепции изначальных принципов, лежащих в основе явлений, происходящих во вселенной. Добжанский утверждает, что эволюция не беспричинна и что она происходит отнюдь не по воле чистого случая, а ввиду множественных пересекающихся причинных цепей. В то же самое время он считает, что процесс эволюции не является строго предопределенным. Добжанский полагает, что изначальная Вселенная не содержала кода или программы для процесса эволюции, но изначальная материя обладала способностью порождать всевозможные формы жизни, включая и бесчисленные так и не появившиеся формы. Он говорит о процессе эволюции на языке вероятности и утверждает, что вероятность зарождения жизни равна нулю.

Создается впечатление, будто бы Добжанский в своих рассуждениях опирается на понятие причинных взаимодействий, в котором каким-то образом учитывается и такая мистическая концепция, как абсолютная случайность. Мы лишь можем сделать вывод о запутанности линии его рассуждений. Причина этого состоит в том, что для формулировки своего эволюционного мировоззрения он вынужден привлекать концепцию абсолютной случайности, и в то же самое время признает нелогичность данного понятия и стремится его избежать, то есть, он сталкивается с дилеммой.

10. Предположим, что диаметр шаров составляет 1/4 дюйма. Если в промежутках между столкновениями шар проходит в среднем путь в 2 дюйма, то слабое отклонение в направлении увеличивается при каждом столкновении по меньшей мере в 16 раз. Таким образом, ошибка в n-м десятичном знаке числа, определяющего первоначальное направление движение шара начнет сказываться на точности определения первой цифры после запятой уже после 0.83n столкновений.

11. Заметим, что непредсказуемость поведения сталкивающихся шаров есть общая черта многих нелинейных динамических моделей. (см., например, Ruelle, "Strange Attractors", p. 126-137).

12. Соотношение между функционированием вычислительной машины и самосознанием можно выяснить, предприняв следующий мысленный эксперимент. Допустим, имеется компьютер, способный моделировать сознание некоего Джо Смита, наблюдающего летним солнечным днем расстилающийся перед его глазами пейзаж. Представим себе, что компьютер выполняет данную задачу путем быстрого повторения циклов, в которых представлен процесс самоосознания Джо. Возникает вопрос: что произойдет, если замедлить работу компьютера или даже запустить выполнение его программы в пошаговом режиме, когда программист выполняет операции программы по одной, причем очень медленно? Последовательность выполняемых компьютером действий остается прежней. Однако остается ли прежним содержимое его "разума", растянутое во времени? Что произойдет, если программу выполнять по одному шагу в год? Абсурдность ситуации указывает на то, что сознание невозможно представить в виде компьютерной программы.

17. Этот момент подробно исследуется в работе Kaviraja "Sri Caitanya-caritamrita, Adi-lila", vol. 2 chap. 7. Там же приводятся многочисленные сведения из истории индийской философии.

Глава 7 О вдохновении

 

 В настоящей главе мы рассмотрим каким образом человек получает знания в естественных науках, математике и искусстве. Основной интерес для нас будет представлять процесс формирования идей и гипотез в естественных науках и математике, поскольку именно они представляют интересующие нас вопросы наиболее четко и ясно. Мы покажем, что в развитии науки и творчества (например, музыки), очень важную роль играет так называемое вдохновение. Мы утверждаем, что феномен вдохновения невозможно объяснить в рамках механистических моделей природы, основанных на современных представлениях физики и химии.

В качестве альтернативы такого рода моделям мы продолжим краткое описание немеханистической, теоретической системы Бхагавад-гиты. Мы уже рассматривали концепцию дживатмы, или отдельного от материальной оболочки живого существа, а также понятие параматмы или всепроникающего существа, обладающего сверхсознанием (см. гл.1 и 2). Бхагавад-гита указывает, каким образом концепция параматма обьясняет модель взаимодействия сознающего " Я" и материального тела. Как мы увидим в дальнейшем, эта модель дает непосредственное и весьма убедительное объяснение феномена вдохновения.

В настоящее время ученые получают знание, по крайней мере в принципе, с помощью так называемого гипотетико-дедуктивного метода. В рамках этого метода они выдвигают гипотеы, а затем проверяют их с помощью эксперимента. Гипотеза считается истинной лишь в том случае, если она согласуется с данными, полученными в результате наблюдения, но, если этого не происходит ученый обязан ее отвергнуть. Как правило, основное внимание обращается на дедуктивную сторону метода, в то время как ничуть не менее важный процесс формирования гипотезы почему-то игнорируется. Итак, зададим себе вопрос: откуда берутся гипотезы?

Совершенно очевидно, что ученые не могут выдвигать гипотезы на основе одних лишь получаемых в ходе наблюдения данных. Чтобы анализировать эти данные исследователь должен уже иметь некую рабочую гипотезу, поскольку сами по себе экспериментальные данные есть не более чем загадочный массив символов (изображений, звуков), столь же бессмысленный, как и таблица случайных чисел. Альберт Эйнштейн сказал по этому поводу следующее: "С эвристической точки зрения экспериментальные данные представляют определенный интерес, однако строить теорию на одних лишь результатах наблюдения было бы ошибкой. На практике происходит нечто обратное. Именно теория определяет то, что мы наблюдаем в эксперименте/1/".

Фундаментальные разделы математики располагают методом, который эквивалентен гипотетико-дедуктивному. Роль гипотез здесь играют системы математической логики и доказательств, целью которых является ответ на конкретные вопросы. А вместо эксперементальной проверки гипотез в ней есть последовательный процесс проверки правильности каждого отдельного доказательства или логического построения. Этод процесс проверки является прямым и в принципе может быть выполнен компьютером. Однако, математика не располагает систематическими методами разработки доказательств таких, например, как теория групп или теория интегрирования Лебеска.

Но если наука и математика не располагают систематическими методами создания гипотез или логических построений, то окуда они берутся? Внимательно исследовав этот вопрос, мы увидим, что они почти всегда возникают в уме исследователя при внезапном озарении. Классический пример- открытие Архимедом принципа удельного веса. Греческому математику было поручено определить, сделана ли корона из чистого золота, или в ней содержатся примеси. После долгих и бесплодных попыток ученый нашел решение задачи. Оэарение низошло на него во время купания.

Как правило, вдохновение приходит к человеку, который уже потратил на решение стоящей перед ним задачи немало сил и времени. Обычно вдохновение появляется в тот момент, когда человек даже не думает о стоящей перед ним проблеме, и ему открываются такие пути и подходы к решению, о которых он и не подозревал. Вдохновение проявляется в виде неожиданного осознания решения задачи и уверенности в его правильности и окончательности. Человек мнгновенно видит решение во всей его целостности, хотя при записывании оно может оказаться достаточно длинным и сложным.

Вдохновение играет важную и поразительную роль в решении трудных проблем в естественных науках и математике. Как правило, путем осознанных усилий исследователь может успешно решать только рядовые, повседневные задачи. Имеется достаточно фактов из жизни великих ученых и математиков, свидетельствующих о том, что значительные продвижения в науке почти всегда вызваны внезапным вдохновением. Типичным примером является опыт известного математика девятнадцатого столетия Карла Гаусса. После безуспешных попыток в течение ряда лет доказать некую теорему целых чисел, Гаусс внезапно нашел решение. Он описывает это так: "Наконец два дня назад я достиг цели ... Решение промелькнуло в моем мозгу как внезапная вспышка молнии. Я не могу сказать, каким образом связано то, что я знал до сих пор с мыслью, которая натолкнула меня на верное решение /2/".

 Мы могли бы привести немало подобных примеров внезапного озарения. Именно это случилось с Ж.А. Пуанкаре, знаменитым французским математиком конца девятнадцатого века. Проработав некоторое время над проблемами теории функций, Пуанкаре отправился в геологическую экспедицию, отложив на время свои математические изыскания. Во время путешествия он получил неожиданное вдохновение, касающееся его математического исследования. Впоследствии Пуанкаре писал об этом: " В тот момент, когда я ставил ногу на ступеньку у меня мелькнула мысль, которая никак не была связана с моими прошлыми мыслями и опытом. Я подумал, что преобразования, которые я использовал эквивалентны преобразованиям неэвклидовой геометрии/3/". Спустя некоторое время после неудачных попыток разрешить совершенно не wотносящуюся к делу задачу, на него "также внезапно и с той же краткосрочностью и совершенной ясностью /4/" снизошло новое озарение, и Пуанкаре вдруг понял, что нынешняя его  работа вкупе с предыдущим полученным по наитию результатом является серьезным продвижением вперед в его исследованиях в области теории функций. Затем, уже в третий раз, вдохновение помогло ему обрести недостающее звено для окончательного завершения работы.

 Вдохновение чаще всего приходит после долгих и безуспешных попыток решить проблему с помощью осознанных усилий, но это не всегда так. Приведем пример из иной области творчества. Вот как Вольфганг Моцарт описал как он создает свои произведения: "Когда я хорошо себя чувствую, когда я в добром расположении духа или когда я прогуливаюсь, или еду в коляске ... мысли толпяться вмоей голове, входя в нее с величайшей легкостью. Как и откуда они берутся, я не знаю и никак не причастен к этому. Стоит только возникнуть теме, как появляется другая мелодия, и сама связывает себя с первой в соответствии с требованием композиции ... Композиция приходит ко мне не последовательно, не по частям, разработанными в деталях, какими они станут позднее, но во всей своей полноте, так что мое воображение позволяет мне услышать ее целиком."

В этих примерах мы усматриваем два важных свойства феномена вдохновения: во-первых, его источник находиться вне сферы субъективного восприятия индивидуума, а во-вторых, оно является источником информации, которую невозможно получить напряжением мысли. Именно эти свойства феномена вдохновения побудили Пуанкаре и его последователя Адамара принимать вдохновение деятельности сущности, которую он назвал "подсознательным "я". Он сравнивал ее с понятиями подсознания или бессознательной деятельности, используемыми в психоанализе. Пуанкаре принадлежит следующее интересное наблюдение: "Подсознательное "я" обладает проницательностью, тактом, и деликатностью; оно знает, как выбирать, и может предугадывать. Что тут сказать? В сущности, оно предвидит куда лучше, чем сознательное "я", ибо добивается успеха там, где сознательное "я" терпит поражение. Словом, разве подсознательное "я" не превосходит по всем статьям сознательное "я"? (6). Задавшись этим вопросом, Пуанкаре тут же от него отступает: "Не возникает ли вследствие изложенных мной фактов положительный ответ? Я должен признаться, что сам я никак не могу смириться с этой мыслью"(7). Затем Пуанкаре предлагает механистическое объяснение в котором подсознание _ это автомат, создающий вдохновение.

Механистическое толкование

Рассмотрим внимательно это механистическое объяснение феномена вдохновения. Этот вопрос имеет особую важность поскольку в современной науке преобладает материалистическая философия, согласно которой есть всего лишь машина, а все ментальные явления, включая и сознание,- лишь продукт механических взаимодействий. Считается, что роль машины выполняет мозг, а основными ее функциональными элементами являются нейроны и, возможно, определенные системы взаимодействующих внутри этих клеток макромолекул. Большинство современных ученых полагает, что деятельность мозга полностью обусловлена взаимодействием этих элементов, в соответствии с известными законами физики.

Однако ни одному ученому не удалось ясно сформулировать различие между "разумной" и "неразумной" машинами, или хотя бы указать, как вообще машина может быть разумной. В сущности, попытки описать личность на  механистическом языке сводятся исключительно к копированию особенностей внешнего поведения человека. С помощью технических средств. При этом субъективный опыт сознания личности полностью игнорируется (см. гл. 2). Именно такой подход к рассмотрению личности характерен для современной поведенческой психологии. Формальные основания этого подхода были разработаны британским математиком Аланом Тьюрингом, считавшим, что, поскольку компьютер способен имитировать любые действия человека, то человек является всего лишь машиной.

Попробуем последовать этому поведеньческому подходу, и представим себе, каким образом машина имитирует процесс вдохновения. Пуанкаре предполагал, что подсознание случайным образом перебирает множество комбинаций математических символов до тех пор пока, наконец, не найдет комбинацию, отвечающую желанию сознательного "я"стремящегося получить именно такой математический результат. Он полагал, что разум не осознает массу бессмысленных и нелогичных комбинаций, возникающих в подсознании, однако немедленно распознает искомый результат. Таким образом, его точка зрения состояла в том, что подсознание способно в самое короткое время обрабатывать невероятное количество различных комбинаций, которые по мере своего формирования оцениваются по критериям заданным сознающим умом.

Мы начнем исследование этой модели с определения количества комбинаций символов, которые могут возникать в мозгу в течение разумно выбранного периода времени. Это количество ограничено сверху числом 3.2 10 ^46, и это явно завышенная оценка, основанная на предположении о том, что в течение ста лет в каждом кубическом ангстреме вещества мозга за каждую миллиардную долю секунды возникает и оценивается одна из возможных комбинаций. Хотя это число является огромной переоценкой того, что мог бы сделать мозг в рамках нашего понимания законов природы, оно все же является бесконечно малым в сравнении с общим числом комбинаций, которые надо перебрать, чтобы иметь какой-то шанс случайного обнаружения доказательства, скажем, математической теоремы средней сложности.

При попытке разработать математическую систему логики мы обнаружим, что на каждом этапе ее построения может быть создано огромное количество комбинаций символов. Таким образом, мы можем рассматривать определенное математическое доказательство в виде пути по дереву возможностей, которое имеет множество различных уровней ветвей. Этот процесс показан на рис. 1. Количество ветвей на таком дереве растет экспоненциально с увеличением числа возможностей, которое в свою очередь приблизительно пропорционально сложности математической операции. Таким образом, с ростом сложности операций количество ветвей очень быстро выходит за пределы 10 46 и даже 10 100.  Так, если мы записываем выражения на каком-либо языке символов, грамматические правила которого определяют для каждой последующей буквы в среднем две возможности, то мы получили приблизительно 10^100 выражений с длиной 333 символа.

Запись даже самой  короткой математической операции при изложении ее в развернутом виде значительно расширяется, а очень многие математические доказательства занимают целые страницы убористого текста, даже если в них опущены многие существенные моменты, оставляемые для самостоятельной работы читателя. Таким образом, вероятность того, что в ходе случайного поиска среди определяемых моделью Пуанкаре комбинаций будет получено нужное выражение чрезвычайно мала. Совершенно очевидно, что в момент вдохновения происходит прямой выбор правильного решения, которое является не в результате перебора колоссального количества вариантов, а мгновенно.

7.2 Несколько наглядных примеров

Необходимость наличия такого рода механизма мгновенного выбора можно весьма наглядно продемонстировать при помощи следующих примеров вдохновения из области математики. Нередко случается так, что разрешение определенной математической задачи происходит в результате открытия новых фундаментальных принципов и систем математических соотношений. Только тогда, когда эти причины и системы осмысленны, решаемая задача приобретает ясную и понятную форму. Очень многие трудные математические проблемы оставались неразрешенными в течение многих лет до тех пор, пока ученые не добивались успеха в разработке сложных идей и методов доказательства, которые делали возможным решение поставленной задачи. Однако, интересно заметить, что в некоторых случаях решение приходило не в результате постепенного развития идей и методов, а сразу- по воле внезапного вдохновения. Известно много случаев, когда великие математики без всяких доказательств формулировали важные результаты, которые затем находили свое подтверждение лишь после долгих и упорных поисков лежащих в их основе соотношений.

Первый пример - дзета-функция немецкого математика Бернхарда Римана. После своей смерти Риман оставил заметки, в которых описываются некоторые свойства этой функции, относящиеся к теории простых чисел. Ученый   не привел никаких подтверждений существования этих свойств, и лишь через несколько лет математики сумели доказать их все кроме одного. Последнее не удалось доказать и по сей день, хотя этому вопросу в течение последних семидесяти пяти лет уделялось весьма серьезное внимание. Вот что сказал по поводу доказанных свойств дзета-функции математик Жак Адамар: "Все дополнения к работе Римана были сделаны на основе фактов, о которых в его время даже не подозревали; что же касается одного из указанных им свойств, то вообще неясно, как он сумел его обнаружить, не имея ни малейшего понятия об этих общих принципах; во всяком случае, в своей статье Риман о них не упоминает/8/".

Подобный случай произошел и с французским математиком Эваристом Галуа, который обязан своей известностью статье, черновик которой был написан поспешно, в краткой форме накануне смерти ученого. Статья содержит результаты, совершившие революционный переворот в алгебре, однако нас интересует теорема, которую Галуа привел без доказательства в письме к своему другу. По словам Адамара, при существовавшем во времена Галуа уровне развития математики эта теорема вообще не могла быть понята; это произошло лишь годы спустя, после открытия некоторых фундаментальных принципов. Адамар отмечает, что "во-первых, Галуа, должно быть, каким-то образом знал об этих принципах и, во-вторых, это знание было подсознательным, поскольку он даже не намекнул о них, хотя уже само их открытие представляло  бы собой выдающийся результат/9/".

По всей видимости, лежащий в основе математического вдохновения процесс отбора способен обращаться к сложнейшим понятиям и принципам, о которых сознательный разум человека ничего не знает. Доказательства свойств дзета-функции Римана основаны на математических результатах, многие из которых весьма непросты и требуют для своей записи множества страниц (а порой даже томов) математических выражений, изложенных в сжатой форме. Совершенно очевидно, что описанный Пуанкаре метод проб и ошибок вряд ли мог бы привести к открытию такого рода принципов. Может быть, существуют и более простые решения, не требующие обращения к таким сложным принципам, но они не найдены вплоть до сегодняшнего дня, несмотря на то, что в этом направлении предпринимались значительные усилия.

Помимо этого, процесс отбора должен содержать в себе определенные критерии, весьма тонкие и трудные в описании. Сложные математические результаты нельзя оценивать на основе одних лишь логических правил. Здесь требуются определенный эмоциональный настрой, чувство красоты, гармонии и другие эстетические качества. По поводу такого рода критериев Пуанкаре говорил: "Их трудно выразить точно и ясно; их можно ощутить, но не сформулировать/10/". То же самое можно сказать о критериях оценки художественного творчества, например, музыки. Такие критерии вполне реальны, но точному описанию не поддаются. И все же очевидно, что они являются неотъмлемой частью того удивительного процесса, который дарил Моцарта сложными музыкальными композициями без каких либо усилий с его стороны и даже без осознания того как это происходит.

Если процесс лежащий в основе феномена вдохновения, не является методом проб и ошибок, как полагал Пуанкаре, а зависит от прямого выбора, то в рамках механистического мировоззрения это явление можно объяснить лишь существованием некого чрезвычайно мощного алгоритма (системы правил вычисления), действующего в нейронной сети мозга. Тем не менее, совершенно неясно, каким образом вдохновение можно объяснить с помощью такого алгоритма. Обратимся к краткому обсуждению двух основных проблем, связанных с данной гипотезой.

(1) Проблема возникновения. Если вдохновение ученого, музыканта или математика обязано своим появлением действию некоего нейронного алгоритма, то каким образом возникает схема нервных связей, ответственная за этот алгоритм? Рассматривая сложнейшие алгоритмы автоматического доказательства теорем, разработанные специалистами в области науки об искусственном интеллекте/11/, мы убеждаемся в том, что алгоритм вдохновения не может быть простым. А ведь алгоритмы автоматического доказательства в искусственном интеллекте даже и не приближаются по сложности к возможностям развитого человеческого мышления. Но если наш гипотетический алгоритм вдохновения еще сложнее, то откуда он берется? Едва ли можно объяснить его возникновение случайной генетической мутацией либо рекомбинацией в пределах одного поколения, поскольку в таком случае вновь возникла бы проблема случайного выбора среди громадного числа возможных комбинаций. Таким образом, мы вынуждены согласиться с тем, что генотипы Моцарта и его родителей (которые были людьми талантливыми, но не обладали музыкальными способностями, сравнимыми с гением своего отпрыска) отличались лишь несколькими более или менее вероятными трансформациями.

Однако, всякий, кто имеет дело с алгоритмами, вряд ли согласится с тем, что неколько перестановок или рекомбинаций символов могут существенно повысить эффективность алгоритма либо придать ему совершенно новые возможности, которые можно было бы счесть выдающимися. И если бы такое все же случилось, мы скорее всего решили бы, что перед нами- дефектная версия некоего алгоритма, который первоначально всеми этими возможностями обладал. Это означало бы, что алгоритм уникальных музыкальных способностей Моцарта содержался в скрытом виде в генах его предков.

Таким образом, мы приходим к общей проблеме возникновения человеческих свойств и качеств. В согласии с общепринятой ныне теорией, эти черты возникают в ходе отбора по признаку репродуктивного преимущества, которым обладают их носители и предки. Так как этигипотетические скрытые алгоритмы отличаются высокой сложностью, и должны были передоваться в скрытой форме, большая часть отбора для этих алгаритмов, вероятно, произошла еще в самые ранние времена. В настоящее время принято считать, что человек на протяжении большей части истории своего существования оставался на уровне в лучшем случае охотника или собирателя. Трудно представить, что гений, такой, как Моцарт или Гаусс, мог бы иметь возможность полностью проявить свои невероятные способности в такого рода обществе. Но если это так, то процесс селекции, являющийся основой теории эволюции врядли мог бы сколь-нибудь эффективно влиять на отбор таких способностей.

Итак, перед нами встает дилемма: оказывается, что объяснить возникновение гипотетического алгоритма, порождающего вдохновение, ничуть не проще, чем объяснить само вдохновение.

(2) Субъективный опыт. Если феномен вдохновения вызван действием нейронного алгоритма, то почему вдох-новение, как правило, приходит как внезапное осознание завершенного решения задачи без осознания человеком промежуточных этапов? Примеры Римана и Галуа свидетельствуют о том, что оба они достигли решения напрямую, в то время как другие ученые сумели подтвердить их результаты лишь в ходе деятельности, включавшей в себя множество промежуточных этапов. Как правило, относительно простые задачи решаются постепенно, путем размышлений. Каким же образом вдохновенный исследователь, математик или художник приходит к окончательному решению сложной проблемы или созданию шедевра искусства путем мгновенного озарения, минуя важнейшие промежуточные этапы созидания?

Это означает, что феномен вдохновения невозможно объяснить на основе механистических моделей жизни, согласующихся с современными теориями физики и химии. Оставшуюся часть главы мы посвящаем обзору немеханистического подхода Бхагавад-гиты.

Взаимодействие сознания

И материи

В первой части книги мы обсудили понятие сознания и, следуя Бхагавад-гите, ввели концепцию сознающего "я" как нефизической сущности. Во второй части мы исследовали биологические формы и проблему поиска единого описания природы. В результате мы пришли к выводу о невозможности построения единой количественной теории, которая давала бы удовлетворительное объяснение возникновению таких сложных форм, как материальные структуры живых организмов. И лишь вновь обратившись к Бхагавад-гите, мы сумели показать, каким образом можно создать единую, органичную и непротиворечивую картину мира, основываясь на неколичественном   понятии Всеобщего Сознания.

До сих пор мы не задавались вопросом о воздействии на материальное тело сознающего"я" (дживатмы). Как отмечалось в гл. 2, философы вплоть до нынешнего времени так и не смогли решить эту задачу, и многие из них предпочли либо отрицать существование сознания, либо считать его побочным продуктом деятельности мозга. Тем не менее простое решение действительно существует. Бхагавад-гита утверждает, что связь сознания и тела носит косвенный характер и зависит от взаимодействия между индивидуальным "Я" и Всеобщим Сознанием. Данное объяснение взаимоотношений дживатмы и материи разрешает значительную часть проблем, ставивших в тупик философов, объясняет феномен вдохновения и, что самое главное, дает нам прямой метод обретения поддающегося проверке знания как об индивидуальном, так и о Всеобщем сознании.

Приведенное в первой части Бхагавад-гиты описание взаимодействия дживатмы и материального тела несколько озадачивает: "Душа, введенная в заблуждение влиянием ложного эго, считает себя совершающей действия, которые в действительности выполняются тремя гунами материальной природы"/12/. Там же читаем: "Дух, заключенный в теле, хозяин города-тела, не совершает действий, не побуждает людей действовать и не создает плодов действий. Все это выполняется гунами материальной природы/13/". На первый взгляд, эти утверждения свидетельствуют о том, что природа действует в согласии с определенными законами и что сознающее "я"- это в лучшем случае лишь вторичное явление, обусловливаемое действиями материального тела и неспособное в свою очередь воздействовать на него.

Бхагавад-гита действительно утверждает, что природа действует в согласии с определенными законами. Однако ключ к решению проблемы взаимодействия ума и тела заключается в осознании характера этих законов. Как правило, физики склонны представлять законы природы в виде замкнутой системы незыблемых правил, которые можно описать несколькими простыми уравнениями. Однако, в соответствии с Бхагавад-гитой законы природы подобны законам человеческого общества, установленным главой государства. Они, как и физические законы, могут быть описаны при помощи символов, но в отличие от последних чрезвычайно сложны. И поскольку законами природы, в действительности, управляет Личность, они всегда подвержены изменени