Архаические формы религии и тэнгрианство в этнокультурогенезе народов Внутренней Азии

Отв. редактор Н.И. Атанов

Улан-Удэ – 2014 г.

 

Абаев Н.В. Архаические формы религии и тэнгрианство в этнокультурогенезе народов Внутренней Азии. Отв. редактор Н.И. Атанов. Улан-Удэ: Изд-во БГУ.2014. - 275 с.

 

 

В  книге рассматриваются процессы влияния архаических форм религии и тэнгрианства на этнокультурогенез тюрко-монгольских народов Внутренней и Центральной Азии, на их этноконфессиональные традиции, верования и культы, бытовую обрядность, а также формы социальной организации и самоорганизации. Монография предназначена для студентов и преподавателей, изучающих курсы религиоведения, культурологии, краеведения и др., а также всех, кто интересуется историей культуры и религии.

 

Рецензенты:

Тугужекова В.Н., докт. ист.н., профессор Хакасского государственного университета, директор. ХакНИИЯЛИ

Скуратов Ю.И., доктор юридических наук, профессор, директор Центра по исследованию государственных и правовых систем стран АТР Бурятского государственного университета,

     Коновалов П.Б., д-р ист. наук, проф.

 

©   Бурятский государственный университет, 2014 г.

Содержание Предисловие…………………………………………………………………….4-9

Введение……………………………………………..………………….........10-18

Глава 1. Ранние формы религии и тэнгрианство в кочевнической цивилизации тюрко-монгольских народов…………………………………19-85

§ 1. Роль тэнгрианской религии в самоорганизации и этнокультурогенезе тюрко-монгольских народов………………………………………………19-44

§ 2. Архаические верования и «шаманские» культы в историческом развитии и этногенезе народов Центральной Азии и Саяно-Алтая…………………………………………………………………………45-66

§ 3. Религиозно-философские и синергетические основы тэнгрианской цивилизации…………………………………………………………………66-85

Глава 2. Взаимодействие тюрко-монгольских и скифо-арийских этноконфессиональных традиций………………………………………...86-186

§ 1. Религиозно-мифологические представления и этнонимия тюрко-монгольских народов Центральной Азии и Саяно-Алтая……………………………………………………………………..….86-113

§ 2. Мифология и религиозные представления скифо-ариев и тюрко-монголов……………………………………………………………….…113-148

§ 3. Тэнгрианские воинские культы и боевое искусство скифо-ариев и тюрко-монголов…………………………………………………………………....148-186

Глава 3. Тэнгрианская цивилизация тюрко-монгольских народов в геополитическом пространстве Центральной Азии и Евразии

 §1. Этногенетические связи скифо-ариев и туранских народов Внутренней Азии………………………………………………………………………..187-227

 §2.Этнокультурные связи и цивилизационная геополитика народов Центральной Азии и Алтае-Байкальского региона………………….…227-252

Заключение……………………………………………………………….253-256

Список использованных источников и литературы………………..…257-261

Избранная библиография…………………………………………………262-275

Предисловие

 Данная работа представляет собой комплексное историко-философское, культурологическое, этноисторическое, социально-психологическое исследования в русле сравнительно нового направления в социально-гуманитарном блоке научных дисциплин – креативной прикладной культурологии и этнопсихологии культуры. Основоположником этого направления социально-гуманитарных наук мы считаем своего учителя выдающегося бурятского эпосоведаи филолога Чагдурова Сергея Шагжиевича (см., напр.: 8).

Особенно важное значение для развития нашей концепции креативной культурологии и творческой этнопсихологии имеют фундаментальные исследования Чагдурова С.Ш. в области изучения героического эпоса народов Центральной Азии, в частности и в особенности – Гэсэриады, которые подтолкнули нас и к идее создания проекта этнокультурного кластера «Бурятия - Земля Гэсэра» (наподобие саха-якутской инновационной программы «Земля Олонхо»). Принципиально важной философско-методологической  установкой для нашего проекта является идея С.Ш. Чагдурова о тесной, неразрывной связи героического эпоса тюрко-монгольских народов Внутренней Азии с тэнгрианской духовно-культурной традицией, которая, в свою очередь, заложила фундаментальные основы этнокультурной и цивилизационно-культурной традиции всей «кочевнической» (номадической) цивилизации (подробнее см.: сайт «Международного Фонда по изучению Тенгри»; сайт татарского народа «Татаркам»).

Другая идея Чагдурова С.Ш., имеющая необычайную эвристическую ценность для наших исследований, - идея об общей Прародине «всехмонголов» – «Эргунэ-Хун», которую мы соединили с мифологемой Прародины тюрков – «Эргенекон», которая является, на наш взгляд, «колыбелью» всей Евразийской Мегацивилизации. Интересно, что этногеографически почти совпадает ареал, в котором покойный профессор Чагдуров С.Ш. располагал свой Эргунэ-Хун – западная часть Горной Бурятии, прилегающая к Восточной Туве, и местоположения нашего Эргенекон – Тоджа, северо-западная часть этнографической Бурятии и южная часть Якутии (т.е. Ангаро-Ленский ареал).

При этом мы учитываем и то, что не могло быть в достаточно полной мере обосновано в работах С.Ш. Чагдурова – тэнгрианско-буддийский синтез позднего средневековья, в котором «шаманские» элементы не играли решающей роли, т.е. то, что позднейшая номадическая цивилизация Внутренней Азии представляла собой буддийско-тэнгрианскую цивилизацию, а тунгусо-маньчжурское шаманство здесь вообще было не причем (религия бурят-монгольских «боо», как и тюркских «камов», есть лишь национально-региональные варианты общеевразийского и мирового тэнгрианства).

Впрочем, Чагдуров С.Ш. и не ставил перед собой задачи разделить в стадиально-типологическом и этнокультурном отношениях столь разные религиозные традиции; самое главное – он показал глубокое единство различных локально-региональных вариантов тэнгрианской религии тюрков и монголов, а также их духовное, этнокультурное, этноконфессиональное родство, которое первобытное шаманство как раз и раздробляло на фрагменты родо-племенных культовых традиций. Именно героический эпос, а не архаические родо-племенные верования, в которых неизбежно проявлялась энтропийная сущность первобытного тунгусского шаманства, отражал извечные стремления и чаяния пастушеских и охотничьих народов к единству.

При этом великий бурятский ученый убедительно показал общеевразийское значение бурятского героического эпоса, его многообразные связи с эпическим наследием других народов Евразии, а это имело очень важное методологическое значение для нашего изучения роли архаических форм религии тюрко-монгольских народов и евразийского тэнгрианства как мировой религии  в этнокультурогенезе, их цивилизационной геополитике и в становлении всей Евразийской цивилизации как весьма специфического духовно-культурного феномена.

В связи с этим необходимо особо отметить, что современная Россия на историческую перспективу твердо сориентирована на путь реализации евразийского проекта. Однако на начальных этапах этого пути пока еще нет четко определенных культурно-цивилизационных критериев евразийства в мировоззренческом плане.

Следует также отметить, что планируемое создание Евразийского Союза соответствует, прежде всего, коренным экономическим, социально-политическим и геополитическим интересам самого многонационального, полиэтнического народа России, но в такой же степени отражает чаяния братских народов центральной части Евразии – стран бывшего СНГ. Цивилизационная и духовно-культурная евразийская общность формировалась веками, и ее фундаментальной основой изначально была так называемая «кочевая» (номадическая), по самой своей сути тэнгрианская пастушеская цивилизация тюрко-монголов и скифо-ариев Внутренней Азии, сформировавшаяся в пространстве от Урала до Байкала при переходе лесных охотников, рыболовов, собирателей (а затем и ранних земледельцев), и распространившаяся сначала по всей Центральной Азии, а затем и всей Евразии.

Идеология «тэнгризма» оказала определяющее влияние не только на национальную и государственную религию древних тюрко-монголов, но и на их политическую культуру, в том числе и на идеологию зарождающейся номадической государственности, которая изначально строилась на основополагающих принципах тэнгрианства как открытого мировоззрения и народной религии [Абаев, Аюпов, 2009]. До формирования в Центральной Азии сложных этнополитических структур (государственных, конфедеративных образований) какой-либо необходимости в существовании и функционировании политических доктрин, связанных с религией, не было. В наиболее древних пластах религиозных верований в тюрко-монгольских обществах они не обнаруживаются.

Ситуация кардинально меняется в связи с возникновением кочевнических цивилизационных структур в Центральной Азии. Традиционное общество номадов с самого начала имело весь набор цивилизационных признаков (признаков критериального характера) [Абаев, 2012]. К ним относились: формы государственности; тяготеющая к высокоразвитому монотеизму религия – тэнгрианство; дипломатическая традиция с идеологическими компонентами в своем содержании; рунические письменные системы; монументальная архитектура и скульптура; частная собственность на скот как главное богатство в обществе кочевников-скотоводов; система властеотношений (отношения господства и подчинения как один из характерных признаков цивилизации); постепенно самоусложняющаяся стратификация общества; многоукладное натуральное хозяйство, включавшее в себя и использование монет во внешнеторговых отношениях; города земледельческих стран, интегрированных в результате завоеваний в кочевнические общества и др.

Одним из фундаментальных условий становления и развития древних цивилизаций, являлось, как известно, формирование монотеистических религий, или же тяготеющих к монотеизму религиозно-мифологических систем. В общетеоретическом плане их роль представляется как существенно значимая в самоорганизации общества, приобретавшего новые гораздо более сложные количественные и качественные характеристики. Это общество императивно требовало создания и функционирования не только материальных, но и достаточно эффективных духовных механизмов интеграции, стабилизации, обеспечения условий социально-экономического и культурного развития.

Примерно такие же процессы закономерно развивались и в Центральной Азии, когда интенсивно формировались «кочевые» цивилизации тюркоязычных и монголоязычных народов. Здесь исключительно важную роль в становлении цивилизационных форм социального бытия сыграло тэнгрианство, которое не только выполняло функцию сохранения в устойчивом состоянии этнокультурных традиций тюрко-монгольских народов, но и выполняло важные идеологические функции поддержки официального статуса правителей имперских государственных образований, их социально-интегрирующей и геополитической роли.

Появление в Центральной Азии имперских государственных образований с соответствующими институтами высшей власти и формирование тэнгрианства, тяготеющего к монотеизму, мы рассматриваем как кооперативный, синергетического типа процесс, вызванный к жизни не столько ролью внешних факторов, сколько обусловленный существенными изменениями в культурно-историческом бытии традиционных обществ.

Важнейшим критерием цивилизации вообще, в том числе и «кочевнической», является наличие качественно определенной специфической духовности, выходящей за пределы своей первобытности (а затем и этничности), приобретая в процессе развития институционально оформленный интерэтнический, надплеменной или наднациональный характер, присущий тэнгрианству, которое еще в глубокой древности, в период возникновения древней арийско-туранской «кочевой» цивилизации в начале III тысячелетия до н.э. получило распространение по всей Евразии.

Тэнгрианство как системообразующий элемент не только религиозной, но и политической формы общественного сознания (их мы определили в качестве духовно-культурных социальных механизмов самоорганизации) стало тем фактором интеграции этносов в геополитическое государственное образование имперского типа, который реально обеспечил духовное единение, а, следовательно, и образование таких могущественных государств, как Империя Хунну, Империя Сяньби, Тоба-Вэй, тюркские каганаты, Великая Монгольская империя и т.д.

 

Введение

 

  Изучение тэнгрианства и тэнгрианской цивилизации тюрко-монгольских народов требует, прежде всего, всестороннего и углубленного изучения всего духовно-культурного наследия кочевнической (номадической) цивилизации Центральной и Внутренней Азии. Приоритетное значение в таком исследовании, безусловно, принадлежит анализу духовно-религиозных оснований традиционной культуры древнетюркских и монгольских народов, а также сибирских скифо-саков, которые и создали феномен Евразийского кочевничества.

Поскольку цивилизационным фундаментом всей номадической цивилизации стало тэнгрианство, с самого начало своего формирования представлявшее собой, по определению Н.Г. Аюпова открытое мировоззрение, но, вместе с тем, являвшееся синкретической религиозной системой, то тэнгрианскую цивилизацию необходимо изучать и как народную религию тюрков и монголов, которая с формированием первых имперских государственных образовании в Центральной Азии становится их национально-государственной религией, а затем и мировой религией.  

    Монголоязычные народы сумели соединить арийско-туранскую тэнгрианскую цивилизацию, созданную древними скифо-ариями вместе с прототюрками, прамонголами и предками финно-угорских народов,  с высшими достижениями духовной культуры буддийской цивилизации, представленной в культурно-историческом регионе Внутренней Азии тибето-монгольским буддизмом махаяны, исключительно важную роль в становлении и развитии которого сыграли уйгуры – древнейший народ Центральной Азии, оказавший огромное влияние и на этнокультурогенез как тюрков, так и монголов. Поэтому кочевническую цивилизацию тюрко-монгольских народов самой центральной части Евразии (т.е. Внутренней Азии и Саяно-Алтая) в эпоху Средневековья можно считать тэнгрианско-буддийской цивилизацией, созданной совместными усилиями всех народов Евразии (уйгуры, тувинцы, монголы, буряты, калмыки и др.).

    Продолжая исследование этнокультурных и религиозных традиций тюрко-монгольских народов (см.: Абаев, Кызыл, 2005; Абаев, Аюпов, Абакан, 2009; Абаев, Аюпов, Алматы, 2010), мы считаем необходимым уделить особое внимание более углубленному рассмотрению философско-методологических вопросов изучения духовно-культурных основ древнетюркской цивилизации в тесной связи с процессами энокультурогенеза монгольских народов, используя методологические и фактологические наработки таких крупных бурятских учёных, как С.Ш. Чагдуров, П.Б. Коновалов, Л.Л. Абаева и др.

При этом мы используем методологические принципы социальной синергетики в сочетании с диалектикой, общий системный подход и теорию креативной культрологии, разработанную совместно с тувинскими, хакасскими и саха-якутскими тэнгриведами (Фельдман В.Р., Федорова Л.В., Котожеков А.И.). Важное методологическое и эвристическое значение в наших исследованиях имеют также работы известного казахского учёного Ж.Байжумина, который очень удачно, на наш взгляд, использует диалектический метод при изучении этногенеза тюркских народов (Байжумин, Алматы, 2009, кн.1-2; Байжумин, Алматы, 2012, тетрадь 1-4). 

Как в свое время  отметил великий тэнгрианский учёный Н.Г. Аюпов, изучение традиционной культуры древних тюрков необходимо осуществлять на принципах научного объективизма, преодолевая пережитки европоцентризма, заложившего весьма вредные стереотипы в западной и российской тюркологии. Прежде всего, требуют нового философского осмысления памятники древнетюркской письменности, творчество мыслителей древности и средневековья, которые заложили основы духовной культуры тюркоязычных народов (Аюпов, 2004).

Научного анализа требуют также истоки и условия становления и развертывания тэнгрианства, его взаимодействия с другими мировоззренческими и религиозными системами. Это, в конечном счете, позволит определить место тюркской культуры в мировой культуре, что даст возможность научно-обоснованной реализации идеи культурного единства тюркских народов Центральной Азии, их консолидации в условиях становления многополюсного мира, разрешения проблем и противоречий без излишней идеологизации и политизации. Особого внимания требует и проблема общности и этнокультурных связей между тюрками и монголами, тоже обросшая многими зловредными пропагандистскими мифами и стереотипами как в духе гипертрофированного панмонголизма, так и неправильно трактуемого пантюркизма (Абаев, Аюпов, 2009, 2010).

Современный мир находится в мучительных поисках своего дальнейшего развития. Процессы глобализации, а также идеи необходимости культурного и цивилизационного многообразия, сопровождаются концепциями культурных и цивилизационных «разломов», культурной и цивилизационной идентификации, диалога культур и цивилизаций, как условия дальнейшего более адекватного понимания процессов равноправного взаимодействия и развития человеческого сообщества. ООН, стремясь реализовать свою роль в культурном и мировоззренческом обустройстве мира, выдвигает идею Нового мирового порядка, основанного на взаимоуважении народов и государств. Такая политика требует искренности, честности, причем не только у политиков и государственных деятелей, но, и, прежде всего, у научной общественности. Политика в сфере мировоззрения, культуры, цивилизационных процессов сегодня как никогда нуждается в научном, объективном, историко-культурологически и философски выверенном обосновании (Аюпов,2004).

Исследование тэнгрианства как открытого мировоззрения, его анализ и реконструкция, раскрытие его проявлений в сознании современного человека - носителя глубинных архетипов древнетюркского мировоззрения, позволят сделать сознательный культурный выбор в палитре современных мировоззренческих идей. Без прошлого нет настоящего, без настоящего - будущего. Настоящее аккумулирует в себе прошлое, чтобы могло наступить желаемое будущее. С таких методологических позиций рассмотрение тэнгрианства – это своего рода возвращение исторической памяти тюрко-монгольских народов, возрождение их духовно-культурного наследия (Абаев, Аюпов, 2009, 2010).

Научно-объективное определение тэнгрианства - проблема, имеющая и четко очерченную практическую направленность, т. к. она отчасти затрагивает вопросы этнической и национальной самоидентификации тюркоязычных народов и проведения   соответствующей культурной политики в деле укрепления межнационального согласия как в обширном евразийском суперрегионе и прежде всего – в геополитическом и культурно-историческом пространстве России-Евразии, так и в самом Казахстане, который в настоящее время все больше и больше становится центром притяжения многих тюркоязычных народов всей Центральной Азии. А это, в свою очередь, должно помочь и самим тюркоязычным народам в их культурной и цивилизационной идентификации (Абаев, Аюпов, 2009, 2010).

Как было убедительно показано на 2-ой Международной конференции, посвященной тэнгрианскому духовно-культурному наследию (февраль 2009 года, г. Улан-Батор) в условиях цивилизационного транзита России-Евразии и дрейфа традиционных обществ тюрко-монгольских народов к пока еще не определенному будущему, который неизбежно приводит к некоторым цивилизационным изломам, необходимо отказаться от европоцентристских догм, стереотипов и установок в оценке роли этноконфессиональных традиций в формировании экологической культуры евразийского кочевничества.

В связи с этим на современном этапе развития российско-евразийской цивилизации, в значительной мере сформированной на духовно-религиозных традициях кочевнической цивилизации, происходит серьезный пересмотр устоявшихся теоретических положений, выводов и оценок в анализе особенностей общественного развития тюрко-монгольских народов и их этноконфессиональных и экокультурных традиций. В этом контексте актуальность исследования влияния этноконфессиональных традиций тюрко-монгольских народов, в частности тэнгрианства, на этнокультурогенез и формирование этноэкологических традиций и экологическую культуру народов Саяно-Алтая, Южной Сибири и всей северной части Внутренней Азии  обуславливается рядом обстоятельств:

Во-первых, экстремальные, резко континентальные климатические условия Алтай-Байкалии, Транс-Саянии и Южной Сибири обусловили хрупкий, ранимый экологи­ческий баланс между человеком, обществом и природой. Ввиду этого объек­тивного обстоятельства человек вынужден был изначально искать более сба­лансированный равновесный подход к природе, нежели в других регионах, где господствовал оседлый образ жизни. Здесь формировался подход не на поко­рение природы, а гармоничное взаимодействие с ней, как с равноправным партнером.

Во-вторых, Внутренняя Азия в целом и Саяно-Алтай - в частности, по своему геостратегическому положению — это перекресток потоков миграции разных этнокультурных субстратов. На формирование экологической культуры народов Саяно-Алтая оказали влияние самые разнообразные этнокультурные и этноконфессиональные субстраты — тюркские, монгольские, финно-угорские, эвенкийские, па­леоазиатские. На ранних этапах культурогенеза решающую роль сыграли ар­хаические, дошаманистские и шаманистские верования, а также тэнгрианство и «бурханизм» (или, точнее, «Ак-Чаяан» - «Белая Вера»).

В нашем культурно-историческом регионе, т.е. в Алтай-Байкалии и Саяно-Алтае, тэнгрианская цивилизационная культура наложилась на своеобразную «кочевую» цивилизацию, отличающуюся особым хозяйственно-культурным типом (кочевое и полукочевое скотоводство, совмещаемое с охотой, рыболовством и земледелием, а также собирательством). При этом переход к цивилизации вообще и к «кочевой» цивилизации – в частности, в данном регионе совпал с переходом прототюрков и протомонголов от ранних, архаических форм религии (тотемизм, анимизм, магия, «шаманизм» и др.), служивших духовно-культурной основой первобытно-общинного, родоплеменного общества, к более развитой национально-государственной религии – тэнгрианству, сформировавшемуся гораздо раньше пресловутого «осевого времени», как и сам феномен кочевничества и «кочевой» государственности, сочетавшей в себе имперские формы централизации власти с конфедеративными формами самоуправления и самоорганизации полиэтнических союзов различных родов, племен и этнических групп.

При этом, как особо подчеркивал Н.Г. Аюпов, на разных этапах своего становления тюркская религиозная духовная культура принимала различные формы. Сквозь все трансформации религиозных идей проходит идея Тэнгри как идея обезличенного, трансцендентального и неопределяемого Небесного Единого Бога (но не «бога» в семитской религиозной традиции). Тэнгрианство само выступает как открытое мировоззрение, которое является своего рода пра-мета-религией монотеистического характера, направленной на веру не только в Бога, но и в Жизнь, Жизненную Силу (являющихся опять же энтелехией Тэнгри). Поэтому тюрки естественно воспринимали как зороастризм с его божественным началом в лице Ахура Мазды, индийскую религиозную традицию с ее божественным Космосом и Брахманом, порождающими богов, манихейство и буддизм с их божественно нравственным началом, так и христианство, и ислам с их монотеизмом (Аюпов, 2004).

До недавнего времени считалось, что тюрко-монгольское тэнгрианство сформировалось под определяющим влиянием древне-иранского зороастризма, поскольку в его основе лежит культ верховного небесного божества Курбусту (бур.-монг. Хормуст-Тэнгри), название которого, якобы, происходит от древне-иранского Ахура-Мазда – « Господь Всеблагой, Милосердный и Всемудрый». Однако наши исследования показали, что правильнее было бы говорить о многовековом взаимодействии двух генетически связанных, родственных этноконфессиональных традициях, из которых саяно-алтайские культурно-исторические вариации являются более древними, поскольку они уходят своими корнями в «неолитическую религию» автохтонных этносов Урало-Алтая и Сибири, где средневековые персидские и арабские авторы располагали страну «Ибир-Шибир». При этом необходимо особо отметить, что выводы, сделанные в  наших работах, совпадают с результатами исследований Ж.Байжумина как в целом, так и во многих существенных деталях.

   Особо подчеркивая «открытость» тэнгрианского мировоззрения, его универсальный космизм, сочетающийся с системной целостностью, мы уже отмечали, что тэнгрианская религия и политическая теория «тэнгризма» оказала мощное влияние на формирование государственности древних гуннов, тюрков и монголов [Абаев, 2005]. Н.Г. Аюпов в свое время тоже отмечал неразрывную слитность тэнгрианского мировоззрения, вытекающих из тэнгризма политических теорий, основанных на тэнгрианской религии этнокультурных традиций и религиозно-философского учения, подчеркивая при этом глубинную связь тюрко-монгольского тэнгрианства с даосизмом и буддизмом [Аюпов, 2013; см. также:Абаев, Аюпов, 2009].

В целом результаты наших исследований подтверждаются и в работах других российских и зарубежных тэнгриведов. Так, на последней  IV Международной тэнгрианской конференции, состоявшаяся в Улан-Баторе (Монголия, 9-10 октября 2013 г.), которая стала самой впечатляющей по охвату практически всего Евразийского цивилизационного пространства от Болгарии на Западе, до Сибири – на Севере, Тибета, Индии и Памира – на Юге, Внутренней Монголии и Маньчжурии – на Востоке,  во многих доклах подчеркивалось внутреннее духовно-культурное единство Евразийской цивилизации, обусловленное целостностью и органичным единством тэнгрианского мировоззрения, определившем общность культурно-религиозных традиций всех тюрко-монгольских и финно-угорских народов.

В докладе У.П. Бичелдей, например, была наглядно показана целостность тэнгрианско-буддийской цивилизации, ставшей ядром этнокультурной традиции современных тувинцев, бурят-монголов, калмыков, алтайцев и других тюрко-монгольских этносов Внутренней Азии, сохранивших преемственность культурно-религиозных традиций от сибирских скифо-ариев, уйгуров, гуннов-хунну, монголов Чингис-Хана. При этом было выявлено и родство этнокультурных традиций древних ариев, создавших зороастризм, митраизм, буддизм и другие этнокультурные вариации тэнгрианства как мировой религии [Бичелдей, 2013].

Л. В. Федорова в своем докладе отметила: «В целом на огромном евразийском пространстве обнаруживается три источника, близких по времени создания, но далеких культурных традиций, обнаруживающих схождение в одном сюжете. Это верования четырех евразийских народов – тюрков и монголов Центральной Азии, гуннов Кавказа и дунайских болгар… Памятники Мадара, крупнейшего культового центра праболгар, как бы связывают воедино культуры раннесредневековых кочевников долины Дуная, Северного Кавказа и Центральной Азии. Само святилище, величественный рельеф, Мадарского всадника, эпиграфические тексты из Мадара позволяют очертить контуры религиозной идеологии и литургических действ праболгарских племен, чьей далекой прародиной были степи и горы Центральной Азии. Одна из надписей Мадарского святилища упоминает имя верховного бога праболгар Тангра, которая связывает их сакральный мир с миром центральноазиатских кочевников, нашедшего свое отражение в орхонских надписях – древнетюркских камнеписных текстах первой половины 8 в.» [Федорова, 2013, с. 229].