На посещение домика, в коем родился прославленный Роберт Бернс. Писано осенью 1799 года

 

 

Обветренный, убогий дом!..

Но в нем великий наш поэт,

Шотландский гений, в первый раз

Открыл глаза, увидел свет!

Кудесник Бернс! Впервые здесь

К тебе наитие сошло;

И получил ты свыше, бард,

Непогрешимое стило.

Слетает наземь желтый лист,

Царит осенний хмурый дух.

Но лавр, тебе врученный встарь

Шотландской Музой – не пожух.

Поэт гляделся в светлый Дун,

В широкий ток журчащих вод,

И пел: «Беднягу зришь ли ты,

Что вдаль бредет и слезы льет?»[4]

И у хрустальных этих волн

Досель растет невдалеке

Ольха – любили Роб и Джин

Сидеть под ней, щека к щеке.

В июльский зной среди холмов

Бродил поэт, любивший тишь;

А после пел на берегу

Про маргаритку и про мышь.

Бессмертен стих его литой!

А сердце замерло в груди,

И над могильною плитой

Шумят осенние дожди…

Ушел поэт, ушел навек

В иной, непостижимый мир…

Сама Природа слезы льет:

«Шотландия, где твой Шекспир?»

 

 

Прощание с Айрширом

 

 

Край печальный, край счастливый,

Незабвенный тихий край!

Край печальный, край счастливый,

Говорю тебе: прощай!

 

Славный Дун в лучах заката

Вдаль стремится – светел, тих…

Подле струй твоих когда‑то

Сочинил я первый стих.

 

О, прощай, приют влюбленных

Средь густых плакучих ив!

О, прощай, простор зеленых,

Радостных лугов и нив!

 

Други! В памяти храните

Расставанья горький час.

О, как больно резать нити,

Что давно связали нас!

 

Други! Не могу иначе –

Ухожу… Скажу всерьез:

Много ль толку в вашем плаче?

Я не стою ваших слез.

 

Край печальный, край счастливый,

Незабвенный тихий край!

Край печальный, край счастливый,

Говорю тебе: прощай!

 

Томас Кэмпбелл

(1777–1844)

 

Ода памяти Бернса

(Писана в 1815‑м)

 

 

Ты вознеслась, душа поэта –

Чредой бессмертных песнопений

Заоблачную полнить высь!

Но днесь покинь обитель света

И к нам спустись, крылатый гений, –

И здесь на торжестве явись!

 

Любые ссоры да раздоры,

Как демоны от слов молитвы,

От песен Бернса мчатся вон!

Восславил он леса и горы,

И восхвалил былые битвы,

И пиршественных кубков звон!

 

Любовь он пел – резвясь, играя:

Смятение души и тела,

Нежнейший, благодатный жар!

Дитя утраченного Рая –

Любовь! – о, как ты уцелела,

Неотнятый небесный дар?

 

А кто не помнит строк щемящих

О милой – и умершей! – Мэри?

Как пусто без нее в глуши

Лесной, – как неприютно в чащах!..

Рыдайте, если вы не звери,

У коих нет людской души!

 

Он пылко утверждал, и гордо:

«Никто не должен быть унижен

Вовеки, молния и гром!

Ужель сельчанин хуже лорда?»

И благородной бедность хижин

Казалась под его пером!

 

Не у его ли колыбели

Стояла невидимкой лира, –

И заводила Муза речь

О духах ливня иль метели,

О голосах иного мира,

И о героях древних сеч?

 

Пространным Баннокбернским лугом^{*}

Проходит юноша‑оратай

И шепчет Бернсовы слова,

Взрывая почву тяжким плугом…

Трудись! А будет нужно – ратуй!

Честь предков доблестных жива!

 

Изгой шотландский, на чужбине

Творенья Бернсовы читая

От Каледонии вдали,

Не забывает и поныне

О прелести родного края,

О радостях родной земли.

 

И даже в джунглях на привале

Твердит его стихи служивый!

Шотландский воин вспомнить рад,

Как ливни дома бушевали,

Как ветерок витал над нивой,

Как низвергался водопад.

 

Зовет Поэзию презренной,

Шипит: «Зачем забава эта?»

Философ‑материалист.

Но жизнь покрыта грязной пеной –

И лишь старанием поэта

Поток житейский станет чист.

 

Сколь часто песни говорят нам:

Священные родные стяги

Пора вздымать – зовет война!

И в сухопутном поле ратном,

И средь морской соленой влаги

Так песня храброму нужна!

 

Вот над геройскою могилой

Слова и залпы отзвучали,

А дальше – недосуг и лень

Скорбить… Но с вящей, вещей силой

Поэт, исполненный печали,

Восславит доблестную тень!

 

Пал Эдвард^{*} мой, храбрейший воин!

О Бернс! Не гневайся, не сетуй

На то, что в песне о тебе

Мой друг помянут! Он достоин

Хвалы. В строфе, любовно спетой,

Он жив наперекор судьбе!

 

Великий Бернс! Равно ты дорог

И селянину, и солдату,

И мудрецу, и простаку –

Лишь негодяю вечный ворог…

Прими бессмертие, как плату

За каждую свою строку!

 

Ты жив, пока щебечет птица,

Пока ручьи журчат по чащам,

Пока гроза гремит в горах…

И кто посмеет не склониться

Перед надгробием, хранящим

Бессмертного поэта прах?

 

Гью Эйнсли

(1792–1878)

 

Сбирайся живее!

 

 

Ты ль не любишь, милашка,

Холмистых земель,

Где поет на просторе

Пастушья свирель?

Солнце светит вовсю,

Воздух чист и горяч.

Сбирайся живее –

И на‑конь, и вскачь!

 

Ты ль не слышишь, милашка,

Щегла и дрозда?

Не тебя ли зарянка

Зовет из гнезда?

Не к тебе ль ковыляет

Напыщенный грач?

Сбирайся живее –

И на‑конь, и вскачь!

 

Ты ль не помнишь, милашка? –

Над светлым ручьем,

Одинок и уютен,

Возвышается дом…

Нет, не скроешь румянца –

И взора не прячь!

Сбирайся живее –

И на‑конь, и вскачь!

 

 

Домашний очаг

 

 

Идем пылающий рассвет

Встречать на берегу;

Благоухающий букет

Сбираем на лугу;

На сеновале спим подчас,

А иногда в стогу, –

И тем сильнее тянет нас

К родному очагу!

 

Люблю глядеть на облака

И радугу‑дугу…

Травинку, пташку и зверька

Люблю и берегу!

А вечером всего милей

В приятельском кругу –

Пора вернуться из полей

К родному очагу!

 

 

Шальные дни^{*}

 

 

«– Ребятки, вот уж полночь бьет,

И честной повсеместно храпит народ!

Говорю вам опять:

По домам – да и спать!»

Не внемлют ребятки – ватага пьет:

«– Утихни, пустомеля Кэт!

 

– Налей‑ка нам сызнова эля, Кэт!

Да неужто же нам

Разбрестись по домам?

Наступила шальная неделя, Кэт!

Ужель не вдоволь припаса, Кэт?

 

– Нынче пьем до рассветного часа, Кэт!

Нынче наша пора!

Мы гульнем до утра!

Эй, пива живее! И мяса, Кэт!

 

– Что ни день – забота: работа, Кэт;

До седьмого трудимся пота, Кэт.

Ох, пора отдохнуть

Хоть зимой, хоть чуть‑чуть! –

И нынче нам клюкнуть охота, Кэт.

 

– Наполни кружки снова, Кэт!

Неси на закуску мясного, Кэт!

Ай да радостный пир!

Покинуть трактир

Грешно было б – честное слово, Кэт!»

 

 

Прощание со страной Бернса

 

 

Я опять говорю «прощай»,

И гляжу, не скрывая слез,

На любезнейший сердцу край!

Не шутя повторю, всерьез:

Я душой в эту землю врос…

Грустный голос холмов и рек,

И ветров, и рассветных рос

Нынче внемлю: «Прощай навек!»

 

Час прощания столь тяжел!

Понимаю, надежды нет:

Не вернуться в шотландский дол,

Чтобы алый встречать рассвет!

Здесь роскошен весенний цвет,

Здесь веселый журчит ручей…

Нынче будет последний спет

Гимн отраде моих очей!

 

Ты прекрасней всех прочих стран,

Расставаться с тобой – беда!

Знаю: тает в горах туман,

Иссякает в ручьях вода,

Гибнут замки и города…

Но возлюбленный окоем

Не изменится никогда –

Он бессмертен в сердце моем!