Сословно-классовый характер северокавказских тамг

Длительное противоречивое отношение между Крымом и адыгами обуславливалось экспансионистской политикой этого государства по отношению к народам Северного Кавказа, с одной стороны, и наличием влиятельной политиче­ской группы, династий и прокрымской ориентации — с дру­гой.

Частые политические конфликты внутри Крыма заставля­ли ханов «еще в XVI в. создать из адыгов специальное военное поселение» [253, с. 114]. Использование ханами горского обычая аталычества в своих целях привело к тому, что часть адыгских феодалов «считала своим монопольным правом воспитание детей крымских ханов» [253, с. 114].

Широко практиковались и династические браки. Так, например, в 1616 г. «бесланеевский князь Хакегя назван шурином крымского хана» [285, с. 150], в 1725 г. «Росланбек Кайтукин отдал свою дочь за крымского хана Бахта-Гирея» [285, с. 151], первая жена хана Давлет-Гирея была дочерью «черкасского князя Тарзатыко» [287, с. 151]. Мать крымско­го хана Джанбек-Гирея была дочерью «бесланеевского князя Кануко» [285, с. 151].

Помимо сказанного, нередко тот или иной район адыгской земли становится «местом некоторых неудачных претенден­тов на крымский престол» [253, с. 114].

Так, например, в конце XVII — начале XVIII в. из-за конфликта «с правительницей Крымского ханства крымский царевич Султан Ислам-Гирей переселился в Адыгею» [130, с. 32].

Конечным итогом этого активного политико-династиче­ского контактирования Крыма с адыгами, «игравшими немаловажную роль в жизни этого государственного образо­вания» [253, с. 114], явилось появление в адыгской среде особого сословного компонента — «султанов, гираев или ханов» [130, с. 18].

Поскольку адыги долго находились «в формальном подчинении у татар, территория Кабарды составляла татарскую область» [87, с. 85], то вряд ли частичную тюркизацию миновали определенные части горцев разных сословий. Но в данной работе мы имеем в виду лишь так называемое «впоследствии очеркесившееся» [9 с 22] «верху­шечное переселение» [44]. Для роста удельного веса эле­ментов крымского культурного слоя в среде адыгов важным фактором явился увод в 1641 г. «верховными князьями Кабарды Алигуко Шогенцуковичем, Хатокишуко Казиевичем... на Кубань свое удельно зависимое население т е всю Большую Кабарду без Татлостанея» [288, с. 51]. Рассмотреть во взаимосвязи графических основ тамг фамилии знатных сословий, письменных источников, архивных данных эпиграфических памятников, фольклора — важная исследователь­ская задача.

В краеведческой литературе господствующей является гипотеза, согласно которой пришлость части адыгских феодалов является всего лишь идеологической уловкой правящих классов. В решении этого вопроса фамильные тамги адыгов могут послужить немалым подспорьем.

Графической основой фамильной тамги крымских ханов является прямоугольный трезубец, который, в зависимости от того, вверху или внизу находится средний отросток, легко превращается в двузубец.

Еще в 1907 г. Н. А. Караулов, изучавший балкарские тамги, заметил, что лирообразный знак острием вверх и разделенный симметрично продольной линией (см. третью тамгу на рисунке) является «составляющим тамгу династии Гиреев» [98, с. 69]. Кабардинский фольклор упрямо приписывает высшим кабардинским дворянам Куденетовым, Тамбиевым пришлое: крымское, ногайское происхождение. Тамга ханской графической основы при положении - трезубец — имеет три основных варианта и столько же и в положении — двузубец. Такие тамги сразу заметны в наших каталогах.

Не отвергая мнения профессора Л. И. Лаврова о грузинском [130, с. 124] происхождении фамилии Анзоровых, мы же склонны предположить крымско-тюркское происхождение всех указанных фамилий. Известно, например, что тамга, абсолютно сходная с тамгой Анзоровых, но венчиком вниз, была «у одной из древней фамилии Крыма... у ширинского бея» [289, с. 402]. Мало того, один из ведущих ордынских родов Батбай тоже имел «тамгу в виде круга с крестиком» [165, с. 115]. К этимологической нехарактерности для адыгского языка антропонимов: Тамби Куденет, (от тюрк.: Худайнад), Анзор — следует добавить, что имя «Бек-Султан сын Худайнада» зафиксирован исследователями «мавзолеем на левом берегу Сунжи 1405—1406 года» [42, с. 48]. Принадлежал он известному феодалу из тюркоязычного племени борган. Л. И. Лавров посчитал их кумыками, «которые ранее конца XVI века переселились в центральную часть Северного Кавказа, в течение длительного времени жили по соседству с кабардинцами, частично смешавшись с ними» [42, с. 48].

Интересным дополнением к этой взаимосвязи является то, что об этой сословно-политической связи в прошлом знали и исследователи прошлого, и сами представители сословия кабардинских дворян: Ш. Б. Ногмов называл их «пересе­лившимися иностранными дворянами» [185, с. 107]. Весьма своеобразно эту связь интерпретировал В. Н. Кудашев: «Во время нашествия монголов фамилии эти (Тамбиев, Куденетов Анзоров.— X. Я.) были подчинены власти ордынских ханов» [117, с. 152]. По сообщению Л. Я. Люлье, в среде адыгских тлекотлешей некогда бытовала своеобразная поэма, на которую те ссылались как на документ, «доказыва­ющий древность их происхождения, и оспаривают право дворянства» [138, с. 14]. Наконец, изречение из этой поэмы «хон-я-бюн терь яй» так буквально и переводится: «мы принадлежим к ханскому роду» [117, с. 14].

Аналогичное фольклорное предание никак не могло игнорироваться в адыгском, феодальном обществе, где «генеалогическое предание выполняло функцию действенного социально-политического и идеологического фактора» [49, с. 26].

В плане изучения адыго-крымских сословных взаимосвязей через призму тамг интересным является работа исследователя М. Я. Чореф, выявившего на стенах средневекового укрепления в Крыму несколько тамг, которые автор считает адыгскими [253, с. 120].

Инфильтрация представителей соседских феодальных кругов в структуре горской знати происходила и на остальных ступенях феодальной иерархии. Так, например, в документе 1616 г. значится «князь Большого Ногая Иштерек» [89, с. 192], а в 1640 г. Ещеречка (адыгизированная форма ногайского имени Иштерек, от которого, на наш взгляд, произошла кабардинская фамилия Ещтрэч — Ештрековы) упоминается уже как «дворовый уздень» [89, с. 192] своих кабардинских соседей, князя Муцала Сунчалеевича Черкасского [89, с. 192]. Аналогичными очеркесившимися ногаями [9, с. 30] являются «фамилии Едиге... Цей» [138, с. 14,18].

Подобные сословные интеграции в кабардинскую среду происходили вплоть до XIX в. Таковы, например, данные переписи 1825 г. Кабарды, где сказано: «...уздень Аслан Мирза Тутуков из ногайцев», «второй степени уздень барагунского князя Асланбека Темезова Сабаний Кайдаов», «родом из тарковских узденей эфенди Махты Амирханов», «уздень Далоткирей Матов... из кумык», «родом из барагун Салатгери Дыдымов»; из балкарских старшин «Аитек Мшаков» (Мисаков.— X. Я.); «родом из дигорских узденей Долотуко Алиев», из абазин «первостепенный уздень Калмык Трамов», уздень Ажгери Билятов; из бесланеевцев «3-й степени уздень Хажи Магомат Балкаров» [288, с. 195, 275; 155, с. 187; 67, с. 261, 19, 113].

Еще Г. А. Кокиев, описывая участие ногайцев в формировании феодальной знати осетин-дигорцев, объяснял это как «физическими чертами дигорцев» [165, с. 93], так и «тюркскими фамилиями дигорских баделят» [165, с. 93].

Поскольку долгое время Малые Ногаи находились «в зависимости Крыма и Турции» [289, с. 288], а сами ногайские султаны, как правило, являлись «потомками крымских ханов» [113, с. 138], то фактически носителями тамги крымских ханов Гирей являлись и представители ногайской феодальной знати, нередко пополнявшие сословия своих соседей.

Количество представителей ханских семей—султанов» в адыгейской среде — не исчерпывается, как это может показаться сегодня, редкими единицами. По сообщению очевидца первой четверти XVIII в., «в черкасской земле считается 52 султана, способных носить оружие; самым бедный имеет при себе 50 конных и хорошо вооруженных слуг» [50, с. 161].

Генетическая связь между упомянутыми династиями хорошо видна при сравнении графической основы тамги династии Крым Гирей с тамгами у их очеркесившихся потомков (см. с. 50):