От диктатуры пролетариата к диктатуре бюрократии.

Наибольшую опасность для реализации диктатуры пролетариата (или власти трудящихся) представляет бюрократия. Эту опасность видели классики марксизма задолго до победы социалистической революции в России. И не только они. Так Р.Михельс пишет: «Партия, как внешнее образование, механизм, машина вовсе не тождественна с партийными массами и уж тем более классом. Партия – это только средство достижения цели. Если же партия становится самоцелью, с собственными особыми целями и интересами, то она целенаправленно отделяется от класса, который представляет. Неизменный социальный закон состоит в том, что в любом органе, возникшем под влиянием разделения труда, возникает, по мере его консолидации, собственный интерес. Интерес сам по себе и для себя.

Но существование собственного интереса в общем союзе включает в себя существование трений и противоположность интересов по отношению к общему интересу. Более того, в результате выполняемых ими общественных функций различные социальные слои объединяются и образуют органы, представляющие их интересы. Так надолго они превращаются в явные классы.». Михельс сформулировал свой «железный закон олигархии», согласно которому организация рабочего класса в случае победы революции неизбежно порождает новую олигархию вместо свергнутой старой: «Социалисты могут победить, но не социализм….».

Видя эту опасность, классики марксизма предполагали, что диктатура пролетариата будет реализовываться как полная демократия большинством трудящихся, «вооруженным пролетариатом». Так Ленин в «Государстве и революции» писал: «Всё народное хозяйство, образованное как почта, с тем, чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалование не выше «заработной платы рабочего», под контролем и руководством вооружённого пролетариата – вот наша ближайшая цель» [1 тЗЗ,50].

Однако практика разбила эти иллюзии. Возникла необходимость строить пролетарское государство по схеме буржуазного, т. е. на основе профессиональной деятельности чиновников, служащих, как стали их называть, поскольку слово «чиновник» превратилось в оскорбление. А контроль «вооружённого пролетариата» над управленцами оказался утопией.

Естественно стала происходить бюрократизация управления. Ленин видел опасность бюрократизации и неоднократно намечал меры по борьбе с ней. Однако из-за острой нехватки одновременно политически и хозяйственно грамотных кадров проблему не удавалось решить. И в письме Г.Я. Сокольникову Ленин написал: «Вся работа всех хозорганов страдает у нас больше всего бюрократизмом. Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это» [1 т 54, 180].

Обосновывая выше необходимость руководящей роли революционной организации трудящихся, мы говорили, что она необходима потому, что неимущий класс не может непосредственно обеспечить контроль того, чтобы государство действовало в его интересах, т. е. стабильность общественного строя. Революционная партия также является организацией, т. е. для обеспечения ее стабильности также нужен властный центр. Однако партию было принято формировать на основе внутрипартийной демократии (т. е. на выборной основе). Выше мы видели, что для устойчивости организации, основанной на выборной основе необходима политическая сознательность и активность большинства ее членов. Если этого нет, т. е. масса политически пассивна, демократия неустойчива. Это положение полностью реализовалось в Российской революционной партии (РСДРП….). Несмотря на то, что вроде бы партия является организацией единомышленников большинство ее членов оказались недостаточно политически грамотными и поэтому пассивными в области партийного строительства. Это объясняется как общим низким образовательным уровнем в Российской Империи, так и уважением «начальства», свойственного людям в классовых обществах. В этих условиях демократия привела к острой фракционной борьбе в руководстве партии при отстраненности от нее основной массы членов партии. При жизни Ленина стабильность и боеспособность партии сохранялась благодаря громадному его авторитету. Т. е. Ленин с объединившимся вокруг него большинством ЦК и играл роль властного центра, стабилизирующего партию как организацию. Центра довольно демократического, но эта демократичность доставалась очень трудно. Например, во время заключения Брестского мира революция оказалась на грани поражения из-за острой борьбы вокруг его заключения.

После смерти Ленина фракционная борьба резко обострилась, поскольку появились два примерно равных по авторитету лидера: Сталин и Троцкий. Между ними развернулась ожесточенная фракционная борьба, в которой победил Сталин, опиравшийся на партийный аппарат. Образовалась, как и при Ленине, та же устойчивая структура партии: «партия – правящая верхушка – вождь». Но на сей раз гораздо менее демократичная: все решал вождь, все остальные исполняли его решения.

Однако Сталин всегда принимал решение после детального обсуждения поставленного вопроса, поддакивания он не любил, он понимал, что для выработки правильного решения нужно выслушать все возможные предложения. Так И. А. Бенедиктов, сталинский министр сельского хозяйства дал корреспонденту Гостелерадио В. Литову интервью: «Вопреки распространенному мнению, все вопросы в те годы (конец 30-х гг. – Прудникова), в том числе и относящиеся к смещению видных партийных, государственных и военных деятелей, решались в Политбюро коллегиально. На самих заседаниях Политбюро часто разгорались споры, дискуссии, высказывались различные, зачастую противоположные мнения в рамках, естественно, краеугольных партийных установок. Безгласного и безропотного единодушия не было – Сталин и его соратники этого терпеть не могли. Говорю это с полным основанием, поскольку присутствовал на заседаниях Политбюро много раз…»

«Сталин, ставивший на первое место интересы дела, принимал решения, как правило, выслушав мнения наиболее авторитетных специалистов, включая противоречащие точке зрения, к которой склонялся он сам. Если «диссиденты» выступали аргументированно и убедительно, Сталин обычно либо изменял свою позицию, либо вносил в неё существенные коррективы, хотя, правда, были и случаи, когда с его стороны проявлялось неоправданное упрямство». Неоправданное с точки зрения тов. Бенедиктова: может он иногда что-то недопонимал?

Ленинское и Сталинское руководство компартии обозначили два полюса устойчивой структуры партии по модели, которую можно назвать авторитарной, поскольку она основана на стабилизации партии вождем.

Ленинская модель является авторитарно-демократической, поскольку она предусматривает широкую демократию, учет различных интересов и, прежде всего, интересов пролетариата, диктатуру которого и призвана была реализовать партия. Т. е. власть партии, стабилизированной авторитарно-демократическим руководством, можно считать реализацией диктатуры пролетариата.

Сталинскую модель можно назвать авторитарно-бюрократической, поскольку опорой Сталина был, прежде всего, партийный и государственный аппарат, т. е. бюрократия. Бюрократия стала наиболее привилегированным социальным слоем в СССР. Привилегии бюрократии (особенно высшей) были необходимы для создания социального слоя, поддерживающего вождя: ни диктатура, ни любая другая власть вообще не может существовать без опоры на какие-то социальные силы в обществе. Кроме разрешенных привилегий бесконтрольность её власти снизу давала ей возможность получать и дополнительные, незаконные. Разумеется, по сравнению с доходами соответствующих слоев на Западе (директоров, управляющих….) доходы бюрократии были малы, но, тем не менее, социальное размежевание на трудящихся и «начальство» произошло, как в восприятии трудящихся, так и высших бюрократов. В восприятии трудящихся бюрократия заняла место бывших эксплуататоров. А высшая бюрократия воспринимала себя как элиту, руководителя общества, которому последнее обязано всеми своими успехами.

Видимое отстранение пролетариата от власти бюрократией Троцкий характеризовал как Советский Термидор, первый этап контрреволюции:

«СССР представляет промежуточное между капитализмом и социализмом противоречивое общество, в котором: а) производительные силы еще далеко недостаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер; б) порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства; в) нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества; г) экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя; д) эксплуатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту; е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контрреволюция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию. В последнем счете вопрос решится борьбой живых социальных сил, как на национальной, так и на мировой арене»

В приведённой характеристике п. «а» и «е» противоречат друг другу: «е» утверждает, что «социальный переворот» (к социализму, наверное) «живёт ещё в отношениях собственности», а п. «а» это опровергает.

Несмотря на жёсткую критику бюрократии Троцкий в отличие от многих авторов не считал её эксплуататорским классом: «Попытка представить советскую бюрократию как класс «государственных капиталистов» заведомо не выдерживает критики. У бюрократии нет ни акций, ни облигаций. Она вербуется, пополняется, обновляется в порядке административной иерархии, вне зависимости от каких-либо особых, ей присущих отношений собственности. Своих прав на эксплуатацию государственного аппарата отдельный чиновник не может передать по наследству. Бюрократия пользуется привилегиями в порядке злоупотребления. Она скрывает свои доходы. Она делает вид, будто в качестве особой социальной группы она вообще не существует. Присвоение ею огромной доли народного дохода имеет характер социального паразитизма. Все это делает положение командующего советского слоев высшей степени противоречивым, двусмысленным и недостойным, несмотря на полноту власти и дымовую завесу лести».

Может быть привилегии, которыми пользовалась бюрократия, и не были такими уж неразумными, как их представляет Троцкий, говоря об «огромной доле народного дохода», и находились в рамках общества социальной справедливости, предусматривающего оплату труда в соответствие с его количеством и качеством. Неразумными были формы предоставления этих привилегий.

Чересчур резкая оценка СССР Троцким объясняется частично его нахождением в оппозиции к Сталину. Кстати, при Сталине над бюрократией был жёсткий контроль, чтобы она работала на страну, а не на себя. После его смерти контроль ослаб, что стало одной из причин контрреволюции по пункту «з» сценария Троцкого.

Этапы перерождения

Как же случилось, что государство диктатуры пролетариата переродилось в командно- административное?

Для этого следует более внимательно рассмотреть практические действия партийного руководства, начиная с первых лет Советской России.

А) Партийные льготы.

Вот как описываются первые шаги РСДРП(б) после Октября: «Большевики пытались реализовать идею государства-коммуны...Были отменены чины, сословия, награды...В июле 1918 г. была принята первая советская Конституция, провозгласившая «уничтожение всякой эксплуатации человека человеком» и «полное устранение деления общества на классы». Однако в то же время – при обострении проблем с продовольствием – снабжение горожан осуществлялось по карточной системе на основе классового принципа, т. е. высшую норму получали рабочие, а меньше всего –иждивенцы, что соответствовало принципу социализма: «Каждому – по труду!». Детские карточки были едиными вне зависимости от места работы родителей. Но постепенно стало расти число спецпайков: красноармейский, совнаркомовский (для партийно- административных работников), академический (для ограниченного числа ученых) и т. д. И жильем, нехватка которого была одной из проблем первых лет Советской власти, партийное руководство обеспечивалось в первую очередь: им выделялись отдельные квартиры в особых домах, – и это в те годы, когда другие горожане теснились в коммуналках! Это вело к массовым злоупотреблениям. Неслучайно проблема «верхов» и «низов» проявилась уже в 1920-м: на партконференциях выдвигались лозунги: «Долой обуржуазившихся лжекоммунистов, шкурников! Долой привилегированную касту коммунистической верхушки!» В феврале 1921 г. начались волнения рабочих в Петрограде и Москве, требовавших: «Долой привилегированные пайки!» Эти идеи поддерживала группа «рабочей оппозиции», представлявшая в основном видных работников профсоюзов (Шляпников, Коллонтай и др.). Ленин на московской губ. Конференции в1920 г. также поднимал этот вопрос: «… бюрократизм возродился и нужна систематическая борьба против него». 22. 12.10.1923 г. Оргбюро ЦК впервые ввело номенклатуру должностей в госаппарате и общественных организациях, куда люди назначались уже только по решению или с согласия партийных органов. Свою номенклатуру имели также парткомы на местах – ЦК республик, губкомы, уездные (районные) комитеты, – т. е. партийное руководство присвоило себе право единолично определять, на кого именно будут данные льготы распространяться! Развивалось оформление привилегий для партийных работников, упорядочение их зарплаты. Первоначально, правда, многие партийные руководители старались быть «поближе к народу». Вот как писал А.П.Спундэ, один из первых советских чиновников: «Атмосфера хорошая. Совершенно нет привилегий. Был у ряда «совбуров» (сов. бюрократов) – живут весьма и весьма скромно, пайки тугие... одеты скромно, ни одного кожаного костюма, кроме своего, еще не видел; едят по-монашески... Но зато их никогда не гонят с собраний рабочие, даже когда недовольны».

 

Небольшое отступление. Отметили слова «Но зато их никогда не гонят с собраний рабочие, даже когда недовольны»?

Вот какая была рабочая демократия. И можно ли представить, чтобы в более позднем СССР, народ прогнал какого-нибудь первого секретаря? Конечно нет! В Новочеркасске хотели, закончилось расстрелом митингующих.

Дополнительно к этому в нач. 20-х членам партии было запрещено заниматься хозяйством («хозобрастание»), иметь большое количество вещей (онэпивание»), – все это расценивалось как «мелкобуржуазное перерождение». Однако уже к сер. 20-х г.г. партийные руководители высшего и среднего звена жили весьма прилично. Постепенно в сознании народа именно вступление в правящую партию становилось первым шагом в стремлении получить работу и не потерять ее, сделать карьеру. В 1922 г. на XII партконференции было решено присвоить постоянную зарплату 15 325 кадровым работникам – от 12 до 17 разряда (20-й – высший). В 1924 г. ЦК приняло решение о максимуме зарплаты для членов партии в 360 руб., хотя тут же допускались «единичные исключения». А помимо зарплаты имелись и скрытые надбавки: пособия на лечение, продпайки, гонорары за публикации, доступ к дефицитным товарам. Т.е. ленинское «правило борьбы с бюрократом» – о доходе не больше 0 зарплаты среднего рабочего – было благополучно забыто. Уже в 1928 г. известный деятель международного социалистического движения Х.Г.Раковский, размышляя об изменениях партийной власти, писал, что партийный аппарат обюрократился, изменяясь под воздействием привилегий, преимуществ и поблажек, присущих власти.

Б) От партийной демократии – к авторитаризму!

В марте 1918 г. центр страны оказался в тяжелейшем экономическом кризисе. Останавливались предприятия. Города не получали продовольствия. Рос «черный рынок». Падало доверие к большевикам. Росли настроения местного сепаратизма и страна начала распадаться. Выход из кризиса Ленин видел в ужесточении дисциплины, продовольственной диктатуре, переходе реальной власти и ответственности к большевистской партии. Идея «государства-коммуны» сменилась идеей единоначалия и персональной ответственности. Однако с таким положением дел многие были не согласны, поэтому в феврале 1921 г. рабочие в Москве и Питере требовали: «Власть Советам, а не партиям!» Фактически «диктатура партии» установилась с 1919 г. Руководящие партийные органы все меньше зависели от рядовых коммунистов, т. к. в состоянии войны она постепенно превращалась в военизированную организацию, что прославлялось многими партийными руководителями и – надо признать – позволяло быстро и эффективно решать проблемы военного времени. Итак, чтобы партия удерживала страну в рамках определенной политики и идеологии, нужно было беспрекословное подчинение партийных масс, требовавшее создания разветвленного партийного аппарата, контролирующего подбора и назначения кадров во всех сферах и прежде всего в самой партии. Это вело к свертыванию демократии и укреплению авторитаризма, что не могло не вызывать сопротивления в партийной среде, мыслившей о «всеобщем равенстве». Итогом стала резолюция Х съезда партии (1921 г.) о курсе «на рабочую демократию», предписывавшая «всем членам партии... активное участие в жизни партии..,а равно и активное участие в партийном строительстве. Форма рабочей демократии исключает всякое «назначенчество» как систему, а находит свое выражение в широкой выборности всех учреждений снизу доверху, в их подотчетности, подконтрольности и т.д.». (Правда, на том же съезде были приняты и решения, означавшие поворот от ограниченной демократии к партийному единомыслию, последствия которых проявятся позже...). Однако уже в октябре 1923 г. Оргбюро ЦК, а также все парткомы на местах, впервые ввели номенклатуру должностей в госаппарате и общественных организациях, куда люди назначались уже только по решению или с согласия высших партийных органов – вне зависимости от мнения партийных и гражданских коллективов, т.е. именно ЦК стал определять, кто именно достоин выдвигаться на руководящие должности! Это стало серьезным ударом по системе партийной демократии. Уже через год на XII съезде (1923 г.) член партии с 1998 г. В.П.Ногин предсказывал: «В настоящей своей постановке партийный центр будет развиваться в сторону партийного бюрократизма, когда важнейшие вопросы фактически решаются лицами, не избранными съездом и перед ним не ответственными». На XII съезде партии бывший секретарь ЦК Е.А.Преображенский пытался противостоять этому: «... у нас приблизительно 30 % всех секретарей наших губкомов являются... рекомендованными ЦК... Это входит в систему!» – но безуспешно: % «назначенцев» в будущем только рос. Для сокрытия органов партии как верховной власти применялось так называемое засекречивание партийных решений. В постановлении Секретариата ЦК 1923 г. было, например, сказано: «...постановления ЦК оформляются в советском порядке в виде законодательных актов или распоряжений. Поэтому сами вопросы не являются секретными... Секретным является порядок прохождения вопросов через партийную организацию, постановления которой являются директивой партии тому или другому члену. Поэтому каждый член партии, получив директиву партийного органа, проводит таковую в жизнь от своего имени по занимаемой должности».

Диктатура партийного руководства не только скрывалась от народа, которому партия должна была служить; в случае неудачных проектов и распоряжений всю вину можно было свалить на исполнителя, действовавшего «от своего имени»! В годы борьбы с инакомыслящими это будет использоваться очень широко: любую неудачу в планировании, аварию и т.п. начнут характеризовать как «происки врагов Советской власти» и жестоко наказывать исполнителей, т.е. «крайних», оставляя «вне подозрений» главных виновников. К середине 1920-х гг. партия полностью контролировала государственные и общественные структуры: армию, ОГПУ, суд и прокуратуру, хозяйственные органы, профсоюзы и т.д. Помимо этого такое «секретное» назначенчество наносило ущерб экономике, т. к. партийный орган, назначая хозруководителей, не нес никакой ответственности за качество их работы. Сказывалось стремление во что бы то ни стало заменить беспартийных руководителей членами партии, иногда совершенно неподготовленными к таким должностям. Из письма И.В.Косиора Дзержинскому: «Нас хотят во что бы то ни стало коммунизировать... Я не верю в тех кандидатов из партийных, которых мне дают... Как работать с теми партийцами, которые не справляются с делом?..»

При такой системе власти конечные решения важнейших – и политических, и хозяйственных – вопросов все больше зависели, по сути, от нескольких членов Политбюро ЦК. (Стоит ли удивляться, как в годы перестройки Горбачеву и Ко удалось развернуть нас к капитализму, – предпосылки этого в виде жестко централизованного авторитарного аппарата были созданы уже в первые годы СССР!) После гражданской войны проблемы не прекратились: необходимость строить «самое справедливое государство в мире» ставила перед большевиками все новые и новые задачи. При запаздывании «пролетарской революции в Европе» это делало самой актуальной задачей проблему простого выживания СССР в окружении капиталистических государств. А многие слои населения еще мечтали о возврате старых порядков... Понимая все это, большинство партийных руководителей были едины. На пленуме ЦК в 1924 г. Бухарин в ответ на требование демократизации партии от сторонников Троцкого заявил: «Наша задача – видеть 2 опасности: во- первых, опасность, которая исходит от централизации нашего аппарата. Во-вторых, опасность политической демократии, которая может получиться, если демократия пойдет через край. А оппозиция видит одну опасность в бюрократизации. За бюрократической опасностью они не видят политической демократической опасности... Чтобы поддержать диктатуру пролетариата, надо поддержать диктатуру партии».

Вот так – ловко и убедительно – совершалась подмена лозунгов, противоречившая принципам коммунизма! Возможно, в тот момент это было необходимо, однако никто – ни тогда, ни после – не заявил о том, что это – временная мера и что позже, когда основные проблемы укрепления социализма будут решены, диктатура пролетариата, – а с ней и партийная демократия – будет возрождена. (Небольшое теоретическое отступление: сегодняшним сторонникам построения социализма через диктатуру пролетариата следует задуматься над этими фактами! Диктатура пролетариата фактически просуществовала всего лишь 1,5 – 2 года, не успев оформиться в серьезную систему, способную решать проблемы государственного масштаба, не создав структуры для своего сохранения и почти безболезненно уступив свое место структурам партийным! Без конкретного плана осуществления подобной диктатуры данный лозунг превращается в популистский. Называть «диктатурой пролетариата» систему, руководство которой откровенно называло ее «диктатурой партии», грешить против истины, выдавая желаемое за действительное! Не будем рассуждать о том, можно ли было поступить иначе в те годы! Скорее всего, тогда любая политическая сила склонилась бы к авторитаризму! Для нас важнее иное: большинство коммунистов до сих пор считают, что авторитаризм, необходимый в экстренных ситуациях (война, разруха), – это вообще единственно возможный при социализме способ осуществления власти! Неслучайно почти во всех нынешних российских компартиях он сохраняется и поддерживается не только руководством, но и – что самое удивительное! – рядовыми коммунистами! Для сравнения приведем иной пример: в годы реакции после 1-й революции 1905-1907 г.г. полиция г. Петербурга более 30 раз «громила» местную организацию РСДРП(б), отправляя в тюрьмы и ссылки «верхушку», – и каждый раз организация снова и снова восстанавливались и росла «снизу», продолжая начатое дело! Это было возможно именно потому, что принципы партийной демократии были святы для тех, кто мечтал о коммунистическом будущем, что и позволило сохранить и существование, и боеспособность нелегальных организаций. В случае авторитарного построения организаций прекращение деятельности руководства является подлинным крахом для нее.

Приведу пример, возможно, не особо корректный, но, по-моему, вполне уместный: банды времен гражданской войны, созданные на авторитете вождя, после его гибели обычно распадались сами собой! Почти то же самое произошло и с КПСС, погрязшей в авторитаризме, в 1991 г.: после вскрывшегося факта предательства «верхушки» и запрета КПСС многомиллионная партия просто распалась, не оказав никакого влияния на политику ельцинской России!) Еще в нач. 20-х партийное руководство стало вмешиваться в работу правоохранительных органов. Например, 19.10.1923 г. бюро Псковского губкома выпустило резолюцию: «Так как до сего времени наблюдается передача суду членов РКП(б) без согласования с партийными органами, предложить всем судебным органам все следственные дела на членов РКП(б)... согласовать с соответствующими партийными органами...». Так даже для советских судов партийные органы указывали, кто именно «ровнее» среди равных, что также являлось нарушением принципа равенства и социалистической законности. Перемена демократии на авторитаризм была далеко не всем по душе. В ноябре 1923 г. ЦК постановил начать внутрипартийную дискуссию. В декабре Троцкий выступил в газете «Правда» со статьей «Новый курс», где выдвинул лозунг: «Партия должна подчинить себе свой аппарат». Это нашло понимание и поддержку прежде всего среди наиболее опытных коммунистов, – появилось «Заявление 46-ти» – 46 весьма авторитетных в РКП(б) деятелей выступили в поддержку. Например, 14.12.1923 г. на собрании штаба политуправления военных сообщений Московского военного округа было заявлено: упразднить «назначенчество» как систему, ввести выборность партийных органов и ответственность работников аппарата, обеспечить своевременную, полную и правдивую информацию о важнейших партийных решениях; упразднить «с целью ликвидации казенщины и рабской психологии внутри партии» «институт всяких почетных членов, почетных председателей»; прекратить присвоение имен здравствующих партийных работников любым объектам (городам, улицам и др.); прекратить принятие трафаретных приветствий на каждом собрании; не проводить многочисленные юбилеи, «выродившиеся в чуждые идеям пролетарской революции казенные торжества и к тому же влекущие громадные расходы народных средств» и т. д. За эти требования проголосовало более 70 % студентов-коммунистов Москвы.

Согласитесь: требования вполне разумные, соответствующие принципам коммунизма, но… XIII партконференция (январь 1924 г.) почти единогласно приняла резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии», где было сказано: «…в лице нынешней оппозиции мы имеем перед собою не только попытку ревизии большевизма, не только прямой отход от ленинизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон».

Почему так произошло?

1) Более 60 % коммунистов были политически неграмотны и мало интересовались теорией и идеологией, что позволило вновь подменить понятия. Например, М.И.Калинин еще в декабре 1923 г. сказал, что сущность споров «не в демократии, а в удержании революционных завоеваний»…

2) Многие, агитировавшие за демократию, сами грешили авторитаризмом (Л.Д.Троцкий, Ю.Л.Пятаков, Е.А.Преображенский, В.В.Осинский и др.), что позволило увидеть в их действиях просто стремление пробраться «повыше». Однако уже в 1924 г. было расширено число лиц, имевших избирательные права, подчеркивалась необходимость строгого соблюдения законов, – и это при том, что «верхи» все чаще стали нарушать законы сами... Т.е. партийное руководство само признавало необходимость демократизации отношений, иное дело, что при укреплении власти «верхов» это превращалось в совершенно безрезультатные новшества. (Небольшое теоретическое отступление: а как все это освещалось в официальной истории СССР? Почему мы в 70-80-е ничего не знали об этом? Вот передо мной «История КПСС» 1985 г. – последнее пред-горбачевское издание. Что там говорится о борьбе за демократию в РКП(б)? Практически никаких цитат, – а готовые установки в виде ничем не обоснованных оценок: «Вскоре после письма Троцкого в ЦК поступило заявление 46-ти, подписанное троцкистами, «децистами», остатками групп «левых коммунистов» и «рабочей оппозиции»… Оппозиционеры клеветнически заявляли, будто партийный аппарат подменил партию, пытались натравить на него коммунистов. Троцкисты и другие оппортунисты снова требовали свободы фракций и группировок. Они хотели добиться отмены решения Х съезда партии о запрещении фракций и выражали чаяния меньшевиков, эсеров, новой буржуазии на раскол партии…Пленум осудил выступление Троцкого и 46-ти как политически ошибочное, принявшее «характер фракционного выступления, грозящего нанести удар единству партии и создающего кризис в партии»… Вот так и т.д. – в том же духе! Борьбу против авторитаризма и за сохранение партийной демократии авторы «Истории КПСС» называют «борьбой троцкистов против партии»! Следует признать, что наша официальная советская история, находившаяся также под жесткой диктатурой партии, просто замалчивала данный вопрос, и чтобы избежать прежних ошибок, чтобы разобраться во всем, нам следует очень многое рассмотреть заново – детально, объективно и непредвзято!) Представители оппозиции выводились из руководящих органов, заменялись сторонниками Сталина, – при номенклатурном назначенчествепартруководства это было совсем несложно!

Оппозиционные материалы не печатались как фракционные, собрания сторонников им было нельзя проводить по той же самой причине, – вот вам и «свободное выражение мнения»! От руководителей оппозиции требовали публичных «покаяний», заверений в осознании ошибочности своих действий; многие сторонники оппозиции просто выходили из партии. Уже в 1927 г. ОГПУ получило право во внесудебном порядке расстреливать по обвинению в «белогвардейской деятельности». Скоро это станут применять на практике. В этой обстановке уже любые выступления против политики руководства назывались не иначе как «оживление контрреволюционных элементов». Официальная история СССР представляла все это именно как борьбу троцкистов со сталинской линией, но это было далеко не так: опасность авторитаризма и антидемократизма увидели, прежде всего, более опытные коммунисты и пытались этому противостоять. В мае 1927 г. появилось «Заявление 83-х» с критикой курса «большинства», к которому присоединилось около 1.500 членов партии с дореволюционным стажем, но ни распространить, ни разъяснить свои требования они уже не могли из-за многочисленных запретов. Дело закончилось отдельными выступлениями, послужившими поводом для «оргвыводов» и исключения несогласных из партии. Согласие со всем, спущенным «сверху», становилось едва ли не главным условием членства в партии! Это было мощнейшим ударом по низовой инициативе, по партийной демократии, по соблюдению Программы и Устава, по контролю за деятельностью руководства, который фактически сводился к нулю! Именно поэтому многие уже не решались высказываться в объявленной всего за месяц до XV съезда дискуссии о своей позиции открыто и просто выходили из партии: в 1926 г. таковых было ок. 80 тыс. человек, причем, 80 % из них были «рабочими от станка», 50 % участвовали в гражданской войне. Большинство же коммунистов просто воспринимали данную дискуссию как противостояние двух лидеров – Сталина, олицетворявшего «генеральную линию», и Троцкого, уже имевшего ярлык «контрреволюционера», «оппортуниста» и т.п., а в суть проблем вникнуть просто не могли по причине низкого политического уровня или вообще не считали нужным.

 

Горькие последствия утраты компартией основ партийной демократии проявятся уже позже… Таким образом, уже к сер. 1920-х г.г. из-за военизированного характера, жесткой дисциплины, перехода реальной власти к партийному аппарату, привилегированности «верхов» и т.д. коммунистическая партия фактически утратила демократический потенциал, особенно на средних и верхних этажах! Она стала мощным инструментом в руках партийной бюрократии. Весь партийный аппарат должен был выполнять приказы, отдававшиеся узким кругом партийной элиты.

В)Вождизм.

За годы Гражданской войны в партию вступили около 800 тыс. человек, а выбыло по разным причинам примерно 400 тыс. К 1921 г. в РКП(б) оставалось лишь 70 тыс. вступивших в нее до 5 революции (менее 12 %), а после «ленинского призыва» вообще уменьшилась до 1,7 %, что привело к общему снижению ее политического и интеллектуального уровня. Многие из вновь вступивших не особо разбирались в сущности марксизма и были склонны больше прислушиваться к мнению более опытных большевиков. Все это в сумме создавало основы для распространения вождистской психологии, создавало атмосферу прославления руководителей. Партийное же руководство, обладая всей полнотой военизированной власти, частенько формировало команды по принципу личной преданности, что вело к постепенному распространению протекционизма и компанейщины. Входило в привычку встречать руководство овациями, говорить пространные приветствия и благодарности руководству, – в годы Брежнева это дойдет до карикатурных форм, вызывавших вполне объяснимое чувство отвращения в народе, – но начало превращаться в систему это именно при Сталине. На 14 съезде (декабрь 1925 г.) К.Ворошилов назвал Сталина «главным членом Политбюро», что было явным нарушением принципа демократического централизма и принципа равенства, но полностью соответствовало настроениям партийного большинства. Когда на XVII съезде ВКП(б) восстановленному в партии Зиновьеву дали возможность «покаяться», он, всячески ругая себя за «ошибки и заблуждения», назвал доклад Сталина «шедевром», а съезд – «триумфом партии». Т.е. попутно входили в привычку также похвалы и в адрес партии, – т.е. самих себя, – и это ни у кого не вызывало протеста! Славословия в адрес партии плавно превращались в приукрашивание собственных достижений, что войдет в норму несколько позже – в годы Хрущева и Брежнева. К сожалению, это процветает и по сей день в российских компартиях, – особенно – в КПРФ: люди не понимают, что главная похвала для коммуниста – это не слово с трибуны, а признание нашей деятельности народом! Понижавшийся политический уровень коммунистов приводил обычно к тому, что рядовые больше ориентировались не на способность самостоятельно найти истину, а на позиции вождей. При столкновении различных точек зрения не столько пытались разобраться, сколько ограничивались поддержкой тех, кто им больше нравился или имел больший авторитет. Так спор о демократизации партийных отношений свелся в итоге к противостоянию Сталина, представленного в партийной печати «непогрешимым вождем партии», и Троцкого, которому припомнили все грехи, а многие вполне разумные требования «оппозиции» (где были не только троцкисты!) оказались просто незамеченными. Кстати, слепое доверие вождю и неспособность верно оценить предложенные им планы и идеи весьма распространены и по сей день, что позволяет по много лет находиться у власти генсекам и неизбежно ведет к застою!

Всем коммунистам надо бы осознать, что это – не столько образец «преданности» (как, например, Родине, «которую не выбирают»), а феодализма, когда человеку просто необходим вождь – царь(или генсек)-батюшка, – который и будет «направлять и управлять», а человек – только выполнять приказы! С идеей коммунизма, когда не станет ни государства, на партии, ни вождей, а управлять и решать всё будут сами люди, это никак не совместимо! А вот в большевистской партии, сумевшей совершить революцию, была совсем другое отношение к лидерам: там даже Ленину не всегда доверяли, не стеснялись спорить с ним и не всегда соглашались (например, с «Апрельскими тезисами» и с НЭПом), – а Ленин и