Тема 8. Глобализация и «размывание этничности»

Национализм в условиях глобализации

Миграционные процессы.

Миграция населения (лат. migratio — переселение) — перемещение людей из одного региона (страны, мира) в другой, в ряде случаев большими группами и на большие расстояния. Как считает О.Д. Воробьева, миграция населения – это «любое территориальное перемещение населения, связанное с пересечением как внешних, так и внутренних границ административно-территориальных образований с целью смены постоянного места жительства или временного пребывания на территории для осуществления учебы или трудовой деятельности независимо от того, под превалирующим воздействием каких факторов оно происходит – притягивающих или выталкивающих.

Люди, совершающие миграцию, называются мигрантами. Различаются внешние миграции (межконтинентальные, межгосударственные) и внутренние (внутри страны — между регионами, городами, сельской местностью и т.д.). Лица, переселившиеся за пределы страны — эмигранты, переселившиеся в данную страну — иммигранты. Разница между численностью первых и вторых — миграционное сальдо, непосредственно влияющее на численность населения страны.

Миграция обеспечиваетсоединение территориально распределенных (по континентам, странам, регионам внутри стран) природных ресурсов и средств производства с рабочей силой, содействуетудовлетворению потребностей населения в получении работы, жилья, средств к существованию, социально-профессиональной мобильности, изменении социального статуса, других характеристик жизненного положения населения и т. д. Согласно отчету Международной организации по миграции, число международных мигрантов в 2010 году составило 214 млн. человек или 3,1 % населения мира. Если рост этого показателя продолжится с прежней скоростью, то к 2050 году он достигнет значения 405 млн.

Основной причиной международной миграции является экономическая: разница в уровне заработной платы, которая может быть получена за одинаковую работу в разных странах мира. Нехватка специалистов той или иной профессии в определенном регионе повышает заработную плату для этой профессии и, соответственно, стимулируют приток мигрантов. Для внешних миграций рабочей силы характерным является увеличивающийся удельный вес в ее составе высококвалифицированных специалистов. Начало данной форме миграции было положено в 30-х годов XX века, когда США получили возможность отбора ученых-беженцев из нацистской Германии. На современном этапе главные направления миграции высококвалифицированных специалистов — из стран Восточной Европы в США, Канаду, ряд стран Западной Европы. Отчасти миграция обусловлена такими причинами как, политические конфликты и природные катастрофы.

Вынужденная миграция может служить средством социального контроля авторитарных режимов, тогда как добровольная миграция является средством социальной адаптации и причиной роста городского населения.

Современные тенденции международной миграции:

Ø рост нелегальной миграции (ярко выраженный трудовой характер; государству тоже выгодно: налоги платят, а соц. пособия и льгот не получают);

Ø рост вынужденной миграции (больше всего из Африки; из-за увеличения вооруженных конфликтов в мире, обострения межнациональных отношений; 80 % беженцев бегут в развивающиеся страны; женщины и дети создают дополнительную экономическую нагрузку на принимающие страны, которая требует денежных затрат);

Ø увеличение демографической значимости международной миграции (в России международная миграция играет ведущую роль в демографическом развитии страны; в развитых странах та же самая тенденция);

Ø глобализация мировых миграционных потоков (почти все страны вовлечены; определились страны с преобладанием иммиграции и страны с преобладанием эмиграции);

Ø качественные изменения в потоке миграции (увеличение доли лиц с высоким уровнем образования, многие страны имеют специальные программы, чтобы человек оставался там как можно дольше — США, Франция, Канада, Швеция);

Ø двойственный характер миграционной политики (ужесточение и регламентация миграционной политики против интеграции; в то же время определяющая составляющая миграционной политики — иммиграция).

Большое количество мигрантов принимают страны-экспортеры нефти на Ближнем Востоке, в которых 70 % рабочей силы составляют иностранцы. Также высокий показатель миграционного сальдо у стран Латинской Америки (Аргентина, Бразилия, Венесуэла), Юго-Восточной Азии (Сингапур, Гонконг, Япония), Африки (ЮАР), а также Израиль имеет хороший миграционный поток из России. Поставщиками рабочей силы на мировом рынке в настоящее время являются Индия, Пакистан, Вьетнам, Алжир, Мексика, Ирландия, Турция, СНГ.

Девальвация суверенитета.

Экономическая глобализация ведет к серьезным изменениям в политической и культурной сфере. Эти изменения непосред­ственно затрагивают, хотя и в разной степени, все национальные государства.

Вовлечение национальных государств в глобальную эконо­мику повсеместно порождает явление, которое эксперты опи­сывают в терминах сужения, ослабления, девальвации сувере­нитета. Нации-государства не располагают ресурсами, доста­точными для того, чтобы строить свою политику безотносительно к ситуации на мировом финансовом рынке. Стоимость сделок, совершаемых на этом рынке за один день, превышает, за ред­кими исключениями, годовой бюджет любого государства. Те­оретически биржевые спекулянты могут обрушить курс той или иной национальной валюты за несколько часов.

В той мере, в какой государства заинтересованы в разви­тии своей экономики, они заинтересованы в иностранных капи­таловложениях. Это значит, что государствам приходится брать курс на создание «благоприятного инвестиционного климата», что редко согласуется с курсом на повышение уровня жизни их собственных граждан.

С увеличением глобальной взаимозависимости претер­певает девальвацию как экономический, так и политический суверенитет, хотя разные субъекты затронуты этим процес­сом в разной мере. Не нужно долго думать над тем, у кого больше суверенитета в политической сфере — у Гватемалы или у Китая.

Размежевание между приверженцами национализма и их оппонентами начинается с интерпретации понятия «национальные интересы». Для либерально-консервативных политиков нацио­нальные интересы суть государственные интересы, а не интере­сы (этно)нации. Преследовать интересы государства они стре­мятся посредством встраивания последнего в международные экономические и политические структуры, тогда как для нацио­налистов национальные интересы a priori несовместимы с гло­бализацией. Преследовать национальные интересы в этом слу­чае означает противостоять глобализации. В экономической сфере это значит — не допускать ущерба «экономической» (а также «продовольственной», «энергетической») безопасно­сти, в политической сфере — максимально наращивать военную мощь.

В рамках националистического дискурса родилось в пос­ледние годы такое понятие как «духовная безопасность», а так­же его корреляты: «конфессиональная» и «этнокультурная» безопасность. Несмотря на то, что определить содержание этих понятий затруднительно, их общий вектор более или менее оче­виден. Это установка на изоляционизм.

Однако было бы непростительной наивностью думать, буд­то включение в глобализационные процессы несет с собой про­гресс и процветание, а цепляние за государственные перего­родки в экономическом пространстве - националистический анахронизм. Существует объективное противоречие между ин­тересами различных агентов социального действия. В частности, между интересами руководства транснациональных компаний и большой части населения той страны, где они работают, или между предпринимателями в определенной отрасли производ­ства и рядовыми работниками. Иными словами, противоречие между трудом и капиталом никуда не исчезло. Оно лишь переместилось с национального на глобальный уровень. Государство же оказывается разорванным между полюсами этого противо­речия.

Таким образом, глобализация ведет к тому, что соблюде­ние императива национализма — безусловного приоритета прин­ципа нации во всех областях государственно-общественной жиз­ни — становится роскошью, которую могут позволить себе лишь очень могущественные государства.

Культурная унификация.

Глобализация ведет как к стиранию различий (культурной уни­фикации), так и к появлению новых. Появление новых различий происходит в двух формах:

Ø форсирование субкультурных особенностей, подведение жизненно-стилевых характеристик групп под фундамен­тальные различия «культур»;

Ø углубление уже существующих национальных различий, связанных с религиозной принадлежностью. Линии политического размежевания предстают в качестве ли­ний «межцивилизационного» размежевания. Например, как размежевание «христианской» и «исламской» циви­лизаций.

Государства, становясь вместилищами для более чем од­ной культуры, не в силах остановить процесс культурной дивер­сификации на собственной территории. Политика нациостроительства, нацеленная на формирование однородного культур­ного сообщества, оказывается слишком дорогостоящим и не приносящим желаемых результатов предприятием.

Национальное государство как институт утрачивает конт­роль над самоидентификацией индивидов. Нация постепенно перестает быть тем «воображаемым сообществом», член­ство в котором переживается как личностное средоточие, как нечто конститутивное для индивидуальной идентичности. Место национального сообщества могут занимать воображаемые сообщества, основанные на идеологии, религии или знании. Для (пост)современных индивидов принадлежность к такому сооб­ществу — субнациональному или наднациональному — может быть важнее их принадлежности нации-государству. Настолько важнее, что они более не считают своим долгом ни службу в армии, ни другие проявления традиционных патриотических доб­родетелей.

В конце 1990-х гг. среди французов был проведен опрос, в котором предлагалось ответить, «что для вас важнее»:

• государственно-национальная принадлежность;

• социальная принадлежность;

• собственная идентичность.

В пользу первого ответа высказалось лишь 6 % тех, кто яв­ляется практикующими католиками, 4 % тех, кто отнес себя к католикам, не исполняющим обряды, и 1 % тех, кто считает себя агностиками. Очень немного оказалось и тех, кто выбрал вто­рой ответ — от 7 до 10 %. Подавляющее большинство — от 78 до 84 % выбрали третий ответ. Согласно другим опросам, на во­прос о готовности защищать государство с оружием в руках в случае угрозы национальной безопасности отрицательный от­вет дали 41 % немцев, 46% французов, 46% японцев, 49% бель­гийцев и 54 % итальянцев.

Среди сообществ идентичности, основанных на религии, наиболее мощными на сегодняшний день являются группы исламистов. Не следует, впрочем, представлять себе исла­мизм в качестве однородного целого. Исламизм, или поли­тический ислам, состоит из огромного количества различных группировок с различными политическими и религиозными взглядами. Менее заметны на политическом поле, но не менее значимы для людей, в них входящих, организации религиозных фундаменталистов — мусульманских (не только шиитских), хри­стианских (не только протестантских), а также группы привер­женцев НРД (новых религиозных движений).

Из сообществ идентичности, основанных на идеологии, сле­дует выделить экологизм и феминизм.

Наконец, на современную политическую и культурную си­туацию оказывают все большее влияние сообщества идентич­ности, основанные на знании. Это, прежде всего, международ­ные экспертные объединения, а также международные ассо­циации ученых.

Литература

Ачкасов В.А. Этнополитология: Учебник. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 222-273.

Малахов В.С. Национализм как политическая идеология: Учебное пособие. М.: КДУ, 2005. С.304-312.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. С.153-154.

Политология: Лексикон / Под ред. А.И.Соловьева. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. С.771-773.

 

К оглавлению курса

На первую страницу

u="u1088.80.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=1; bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random();z="p="+p+"&rn="+rn;y=""; y+=""; y+=""; y+=""; d.write(y);if(!n) { d.write("

Тема 8. Глобализация и «размывание этничности»

1.Содержание процесса глобализации и перспективы национально­го государства

Термин «глобализация» впервые появился в 1983 г. в статье Т. Левита в «Гарвард бизнес ревью» и обозначал феномен слияния рынков отдельных продуктов, производимых отдельными корпораци­ями. Вплоть до 1987 г. база данных Библиотеки Конгресса США в Вашингтоне не содержала книг, в названии которых использовалось бы понятие «глобализация». С началом 90-х годов XX в. количество книг и статей на эту тему стало увеличиваться лавинообразно. С этого времени термин получил всеобщее распространение, однако одновре­менно стал наполняться все более широким набором значений.

Поэтому содержание, генезис и особенно дальнейшие пути разви­тия процессов глобализации являются сегодня предметом острой по­литической и научной дискуссии. Темой оживленных дебатов служит буквально все — что такое глобализация, когда она началась, как она соотносится с другими процессами в общественной жизни, каковы ее ближайшие и отдаленные последствия и т. д.

Одни исследователи понимают глобализацию достаточно узко — как объектив­ный процесс «формирования финансово-информационного простран­ства на базе новых, преимущественно компьютерных, технологий» - и связывают ее начало с 90-ми годами XX в.

Многие акцентируют экономическое содержание этого понятия (например, трактовка глобализации М.Г. Делягиным — как переход от преобладания товаро­обмена к активизации обмена информацией и знаниями и появление на этой базе «экономики знания»).

Другие исследователи считают, что «введение в оборот термина «глобализация» было пропагандистским ответом элит на протесты против неолиберализма» ( Б.Ю. Кагарлицкий, Н. Хомский и др.), т.е. концепция «глобализации» рассматривается как новое идеологическое обоснование власти транснациональных корпораций, прежде всего американ­ских. Скажем, само название книги Бенджамина Барбера Djihad versus McWorld (см.: Barber В. R. Djihad versus McWorld: Mondialisation et integrisme contre la democratie. Paris, 1996) призвано раскрыть при­роду процесса глобализации и реакцию на нее, поскольку выраже­ние McWorld подчеркивает сочетание двух символов глобализации: McDonald's и Macintosh, а слово Djihad сжато определяет реакцию на глобализацию в странах мировой периферии.

Третьи видят в глобализации современную стадию процесса ин­теграции мира, формирования целостной человеческой цивилизации, предвестие глобального гражданского общества и начало новой эры мира и демократизации. Как отмечал Н.Н. Моисеев, «интеграционные и дезинтеграционные тенденции непрерывно взаимодействуют в исто­рии человечества, и их противоречивость непрерывно рождает новые формы организации государственной и национальной жизни. И нет однозначного решения, как и нет единственной «научной» и к тому же «правильной» идеологии».

Существует множество попыток дать краткое, но емкое определе­ние глобализации, и пока прийти к общему знаменателю не удается. Однако для многих приемлемо понимание современного этапа глоба­лизации, предложенное Энтони Гидденсом, который определяет его как «интенсификацию всемирных отношений, связывающих отдален­ные друг от друга места таким образом, что локальные события фор­мируются событиями, происходящими за многие мили отсюда, и на­оборот».

Сегодня мы живем в глобальном взаи­мосвязанном и взаимозависимом мире, где, с одной стороны, говорят о «кризисе» или даже «конце» национального государства, а с другой стороны, существует миро­вое сообщество и признанные всеми су­веренными государствами нормы меж­дународного права, в том числе — право этнических общностей на политическое самоопределение, поэтому неизбежно в этнополитологии появляется тема — глобализация и перспективы национально­го государства.

Существует широко рас­пространенное мнение, что глобализа­ция ведет к утрате политической власти и влияния национальными государства­ми, которые, согласно формуле Д. Белла, «...становится слишком маленьким для больших житейских проблем и слишком большим — для маленьких». Наиболее радикальные адепты глобализации даже называют нации-государства «ностальгическими фикциями» (Кен Омаэ) и утверждают, что «сама эпоха национальных государств близка к своему концу». «Вполне вероятно, что возникающий постнациональный порядок окажется не системой гомогенных единиц (как со­временная система национальных госу­дарств), а системой, основанной на отно­шениях между гетерогенными единица­ми (такими, как некоторые социальные движения, некоторые группы интересов, некоторые профессиональные объеди­нения, некоторые неправительственные организации, некоторые вооруженные образования, некоторые юридические структуры)». Надо сказать, что для та­ких умозаключений есть вполне объек­тивные основания.

Однако современная действитель­ность дает не меньше поводов для проти­воположного вывода: «...для того, чтобы отпевать государственные формы орга­низации общества, оснований пока нет. Одно из важнейших последствий глоба­лизации — не ослабление функций го­сударства, а их корректировка. Необхо­димо своевременное приспособление этих форм к меняющимся условиям» (А.А. Галкин). Тем более что государства Азии и Африки и, прежде всего, мусуль­манские, переживают процесс модерни­зации и этнизации одновременно. Более того, в большинстве мусульманских стран модернизация оказалась направленной и против секуляризации и против глобали­зации, что, в частности, породило фено­мен исламского фундаментализма.

Невозможно, тем не менее, отрицать неизбежность радикальных перемен ми­рового масштаба в не столь отдаленном будущем. Многие аналитики согласны с тем, что 11 сентября 2001 г. закончил­ся некий этап развития процессов гло­бализации, в терминах концепции Валлерстайна произошел надлом в процессе американской гегемонии. Начался ис­торический период, который, используя терминологию синергетиков, можно на­звать «точкой бифуркации» — когда сис­тема подходит к кризису и у нее появля­ется максимум вариантов выбора в некоем широком коридоре возможностей. Не случайно Р. Робертсон еще в начале 1990-х гг. отмечал, что мир с 1969 г. всту­пил в фазу глобальной неопределенности.

Непосредственно с исследованием перспектив национального государства в эпоху глобализации связаны проблемы реализации прав этнических общностей на самоопределение и мультикультурализма и этнической толерантности. Нынешний интерес к этим проблемам, как пред­ставляется, связан с тем, что культурные различия в обществах организованных в национальные государства, не только не исчезают или сглаживаются, но, напро­тив, имеют явную тенденцию к нарас­танию.

Одна из наиболее веских причин этого — массовая иммиграция, ставшая в конце XX в. для стран Запада централь­ной социальной проблемой. В результа­те массовой послевоенной иммиграции, прежде всего, из стран «третьего мира» в Соединенных Штатах и в Западной Ев­ропе все в большей степени формируют­ся полиэтнические и мультикультурные общества.

Можно также уверенно утверждать, что еще долго не исчезнет и не потеряет актуальность проблема движений за са­моопределение, как и проблема поиска органичного сочетания прав суверенных государств, этнических групп и прав че­ловека. Однако одновременно встает во­прос о «стоимости» процесса самоопре­деления для мирового сообщества и, глав­ное, для человека. С трагическим опытом растет понимание того, что практическая реализация принципа политического са­моопределения этнических общностей в массе своей порождает чудовищный потенциал конфликтов. «В современ­ном мире движения, слепо преследую­щие цель самоопределения любой ценой, подрывают потенциал демократического развития в новых независимых странах и подвергают опасности основания наро­доправства в демократических государ­ствах. Наступило время лишить мораль­ного одобрения большинство из них и увидеть в них то, чем они, собственно и являются — деструктивную силу... Чтобы мировое сообщество не ринулось в пучи­ну национального остервенения, следует поставить права личности, гражданина выше прав склонной к фанатизму груп­пы, клана, тейпа, рода» (В.П.Лукин, А.И.Уткин).

В государствах, уважающих права человека, признание которых становится сегодня действитель­но глобальной идеологией, этническая принадлежность должна иметь культур­ную, а не политическую значимость, по­скольку субъектом политического суве­ренитетаявляется не какой-либо один «этнос», а «демос» в целом — люди, при­надлежащие к различным этническим группам, которые живут в составляющем территориальную целостность государст­ве. Поэтому органическое сочетание кол­лективных прав этнических общностей и меньшинств в мультиэтническом, поли­культурном обществе с гарантированны­ми и охраняемыми государством правами индивидов является, вероятно, наименее конфликтогенным способом артикуля­ции демократической политики, не наце­ленной на создание новых этнических наций и государств.

Наконец, то обстоятельство, что мы живем в мультиэтническом государстве, где не сформировалась «российская» по­литическая нация, поскольку переход от имперского типа государственности у нас еще далеко не завершен, а ряд этнических общностей «горят желанием» стать на­циями, т. е. обрести свою национальную государственность, делает неизбежным и важным для этнополитологии рассмот­рение этнополитических проблем совре­менной России. Однако приходится кон­статировать, что сегодня, когда в нашей стране сохраняется негативный общест­венный консенсус вокруг ценности по­рядка, выстраивается «вертикаль власти», замкнутая на главу государства, а демо­кратия в массовом и элитарном сознании превращается в формальную ценность, с «повестки дня» снимаются и проблемы завершения демократических трансфор­маций, и задача формирования россий­ской нации-согражданства, постепенно уступающая место традиционной импер­ской форме существования российского социума.