Глава 1. Идентичности: свои и чужие

 

       На протяжении всей своей истории, которая была медленным продвижением, или кочевкой, на запад, калмыки встречались со многими народами. В рассказах моих интервьюеров этническое многообразие мира сводится, как правило, к нескольким группам. Во-первых, это русские. Под ними подразумеваются дети эмигрантов первой волны, беженцы второй волны и их дети. Они воспринимаются как подобные калмыкам люди. Им пришлось немало здесь пережить, начать жизнь с нуля и надеяться только на себя. Большинство русских, с которыми общаются американские калмыки, относят себя к казакам. Это общее казацкое самосознание объединяет значительную часть калмыков с русскими. Именно русские эмигранты помогли калмыкам переехать в США, после того как 17 стран отказали им, и получить гражданство. Толстовский фонд во главе с дочерью писателя Александрой Львовной инициировал переезд калмыков и добился этого несмотря на множество преград. Одной из них был запрет на получение гражданства выходцам из Азии, обусловленный тогдашней войной в Корее. Только при поддержке русских соотечественников, развернувших кампанию в прессе в защиту калмыков, удалось доказать, что калмыки только исторически связаны с Азией, они уже более 300 лет живут в Европе и в этом отношении сопоставимы с финнами и венграми, чье происхождение локализуют на Урале. Многие хорошо помнят имена русских врачей, которые вылечили или помогли в трудную минуту. Теплые слова я слышала о русском докторе Резнике из мюнхенской больницы, докторе Доброхотове из Софии, докторе Жукове.

 Когда брат заболел, родители поехали к доктору Жукову, это был хороший врач, богатые болгары к нему всегда ходили. Он мне назначил кварцевую лампу в течение месяца. Тогда отец говорит: у меня нет такой возможности, нет денег. – «А это ты не беспокойся, за это я не буду брать денег». Он осмотрел обоих нас, а деньги взял как за одного. Так я выздоровела и брат выздоровел тоже.[383]

 И совершенно другое отношение к русским эмигрантам последних лет:

Когда мы были в Нью-Йорке, мы взяли такси, там сидел белый водитель, и он нас вез на вокзал гораздо дольше, чем черный водитель, привезший нас с вокзала, и запросил денег значительно больше за то же расстояние. Мы не дали ему на чай, и он остался очень недоволен. Потом нам сказали, что к белым таксистам лучше не садиться, это бывшие советские граждане, которые не нашли лучшей работы, и к пассажирам они относятся так же грубо, как это принято было в СССР.[384]

       Другая группа – это евреи. Считается, что они умнее, хитрее, образованней, что еврейская община гораздо более дружная и богатая, поэтому у еврейских эмигрантов нет проблем, они “только приезжают и сразу же получают пенсию”.

В тренинг-классе нашей компании 205 человек, из всех американцев – один еврей и один калмык. Я с удовольствием всем объясняю, кто я, и особенно еврею, который очень удивляется, что я достиг того же, что и он.

Я работала одно время в телефонной компании. Как-то разговаривала с абонентом, который оказался бывшим соотечественником. Он был уверен, что я, как и он, еврейка, раз мы здесь оба, и спросил, откуда я. – «Из Калмыкии». – «Что, и там евреи живут? - удивился он.

Считается, что евреи очень богаты. На поминках в Филадельфии мы сидели за одним столом с супружеской парой еврейского происхождения. “Ты заметила, сколькозолота было на ней?”– спросила потом моя спутница. Проявления бытового антисемитизма часто встречаются у представителей народов-изгоев, которым переключение внимания на другой народ-изгой облегчает самочувствие.

Наконец – харчуд (черные). Их считают людьми ленивыми, не умеющими работать, не желающими учиться или работать. При этом именно леность калмыки считают своим недостатком. Однажды мы ехали в Филадельфию и разглядывали мелькающие мимо дома, обсаженные красивыми цветами. Как-то всем стало ясно, что здесь живут белые американцы, и один из моих спутников сказал: «А вот у калмыков и у черных никогда ничего не растет». –«Даже трава», – поддержал это наблюдение другой. Между белыми и черными калмыки занимают промежуточное положение: во многом принимают позицию белого большинства, но чутко чувствуют возможные проявления расизма. Я не раз сама наблюдала, и мне рассказывали знакомые о симпатии, которую водители автобусов – негры проявляют к калмыкам, не пробивая их проездной в знак солидарности: мы, мол, цветные.

Здесь впервые я услышала выражение борчуд (серые), которое появилось у калмыков диаспоры только в 50-х годах. Так называют латиноамериканское население страны, точнее пуэрториканцев и мексиканцев. Считается, что они уже не черные, но еще не белые: плохие работники, к тому же агрессивно настроены по отношению к азиатам, поскольку китайцы и японцы исполнительнее, часто образованнее и даже в первом поколении эмиграции добиваются успеха. Чувствуя это, борчуд часто недоброжелательно относятся к калмыкам как азиатам, и к молодому поколению и, что удивляло моих респондентов, к старшему. Эта конкуренция была особенно сильна в первой половине 50-х годов, когда и те и другие не были адаптированы и социальная агрессия выливалась в конфликты между молодежью. Не случайно в первые годы эмиграции молодым калмыкам не раз приходилось драться в пуэрториканских районах – не только чтобы потешить молодую кровь, но и дать выход маргинальной агрессивности. Это был пример, по выражению Л.Шейнбаум, этнорасового резонанса социальной напряженности.[385] По отзывам самих борчуд, живущих в Филадельфии, они отличают калмыков от остальных азиатов по двум признакам: калмыки крупные и говорят по-английски без акцента.

Если продолжить традиционную монгольскую цветовую классификацию сторон света и живущих по ним народов, но уже по-другому, без символики цвета, а исходя из американского контекста (белые, черные, серые), то нельзя не упомянуть о «бежевых», как иногда называют людей смешанного европеоидно-монголоидного происхождения.

Особое отношение у калмыцкой общины к тибетцам. В первую очередь эти два народа объединяет вера, причем Тибет не только колыбель северной ветви буддизма, долгое время духовный оплот всех ламаистов, это и страна, давшая миру все перерождения высшего духовного авторитета буддистов Его святейшества далай-ламы. Трагические события конца 50-х, изгнание Далай-ламы, разрушение монастырей в Тибете живо напоминали калмыкам их собственную историю, в которой было и изгнание из родных мест и разрушение храмов. Думаю, что и Китай, агрессор в тибетском конфликте, адекватно воспринимается калмыками и как агрессор и противник ойратов-калмыков в историческом прошлом. Во всяком случае тибетские беженцы в Америке искали себе невест среди калмыцких девушек и порой находили.

Флаг и герб Тибета я видела в хурулах, как в помещениях для служб, так и в залах для общих собраний культурного характера. На фронтоне хурула Ниицян красуется тибетский герб. У многих калмыков я видела украшения тибетского производства: кольца и браслеты с буддийской мантрой, кулоны с изображением Поталы – главного храма Лхасы. Практически все старшее поколение смотрело фильмы “Семь лет в Тибете” и “Кундун”. Как рассказывал мне Ючир Мошкин, в своей жизни он участвовал всего в трех политических демонстрациях и все они были связаны с тибетскими событиями. На номере принадлежащей калмыку машины я увидела тибетский флаг и надпись “свободу Тибету”. 1 июля 1998 г. мне сказала бабушка, проведать которую я пришла:

Сегодня я смотрю все новости, потому что Клинтон сейчас в Китае и он говорил с китайским ахлачи (руководителем) о Тибете. Вчера передали по радио, что Его святейшество звонил Клинтону по телефону; вдруг Китай даст Тибету свободу?

Близость исторических судеб и единство веры вызвали к жизни «Обращение калмыцкой общины к Объединенным нациям и всем свободным народам» от 19 марта 1959 г., где выражалась «глубокая озабоченность сообщениями от наших единоверцев в Тибете, ставших объектом интервенции и грубых репрессий со стороны коммунистического режима в Китае, похожего на интервенцию Советской Армии против борцов за венгерскую свободу. Мы, калмыки, совершаем этот шаг, адресуя это обращение от имени наших тибетских единоверцев к общине свободных наций, поскольку тибетская община, которая имела бы возможность выступать за свой порабощенный народ, в США отсутствует».[386] В этой петиции предлагалось государствам, имеющим дипломатические отношения с коммунистическим Китаем, во имя человечности просить немедленного прекращения кровавого террора, проводимого китайскими коммунистами против народа Тибета, и прежде всего требовать, чтобы китайские коммунисты уважали иммунитет и святость фигуры далай-ламы как духовного лидера нации и ламаистов всего мира.[387] От имени калмыцкой буддийской общины эту петицию подписали гевше Вангьял, бакша Мучаринов, бакша Бурульдинов, бакша Кусинов, бакша Меньков, гелюнги Переборов и Игнатов[388].

Остальные народы упоминаются у калмыков изредка:

Болгары и сербы - это почти что русские, и по языку близки, и по культуре, и такие же бедные были. Армяне – мы с ними жили по соседству в Болгарии и во Франции, они учили нас турецкому языку.[389]

Шотландцы – почти такие же как и калмыки, потому что очень гостеприимны и добры, а также любят драться между собой.[390]

       Большинство калмыков старшего возраста называют себя калмыки, делая ударение на последнем слоге, аналогично слову казаки. Возможно, это связано и с тем, что в калмыцком языке ударение всегда стоит на последнем слоге. Хотя все старшее поколение русский язык знает прекрасно, такое произношение калмыки – казаки режет слух, как и непривычное ударение в слове Калмыкия – на третьем слоге. Оно появилось в русском языке в советское время, и не было принято как родное эмигрантами.           

Внутреннее деление на своих и других у калмыков дробно. Хотя они говорят: “Зачем нам делиться между собой, нас и так мало”, – но выясняется, что не делиться никак нельзя. Возможно, это связано с кочевым наследием и дробной родо-племенной структурой общества. Так или иначе, выехавшие из России калмыки сразу же разделились на донских калмыков – бузава, которых было подавляющее большинство, торгутов и дербетов. Это деление сохраняется и в республике, но в повседневности оно более значимо для стариков, а также актуализируется во время политических выборов, когда претенденты пытаются поставить себе на службу родовые идентичности. Здесь в разговорах пожилых людей, особенно педантов и чаще у мужчин, нередко после имени человека следует его атрибуция по племенной принадлежности, что, видимо, отражает все еще прочные стереотипы мышления. Многие вспоминали, что «вСербии, Болгарии мы особенно не различали, кто какого аймака, лишь бы калмык, а когда уже выросли, стали замуж выходить, тогда впервые узнали, кто откуда».[391] Но и в наши дни этнотерриториальная принадлежность калмыка в сознании фиксируется.

Когда моей будущей свекрови сказали обо мне: она же торгутка (то есть - не наша, не бузава), она ответила: она - калмычка (то есть - наша).[392]

Когда я приехал сюда, поехал в Хауэлл на какой-то праздник. Один мужчина радостно подошел ко мне как к родному, расспрашивал меня, пока не понял, что я дербет. Как только он это понял, то сразу же охладел и потерял всяческий интерес... [393]

Вначале я приехал в Филадельфию. Там мне сказали, езжай в Хауэлл, там ваших [ дербетов ] много...[394]

Две последние группы, общим числом около 40 семей, иногда объединялись как небузавское меньшинство.

Как-то мы сидели кампанией, и С.Степанов пошутил: вот Нарон – он единственный среди нас дербет, он теперь в наших руках. Я ему ответил: скажите, а где сейчас живут донские калмыки? Все рассмеялись. [395]

Тут надо пояснить, что калмыки до сих пор определяют себя по этнотерриториальному разделению калмыков дореволюционной России; границы Калмыкии в наши дни совершенно другие: уже не входят в республику после депортации народа и ликвидации его государственности Калмыцкий район Области Войска донского, малая историческая родина для калмыков - бузава. Эти тринадцать станиц, которые до сих пор живы в сознании и преданиях бузава, были переименованы, стали русскими селами или перестали существовать. Кроме того, остались отрезанными два самых богатых приволжских района, которые сейчас входят в Астраханскую область. Принципиально изменилось и административное деление: современное районирование не связано так четко с улусной аффилиацией, как раньше. Поэтому вопрос, заданный Н.Адьяновым, вызвал смех, он как бы призывал вспомнить всех присутствовавших, что они оперируют реалиями прошлого, предпочитая не замечать действительное положение дел, а именно, что в наши дни донские калмыки живут большей частью на территориях бывших дербетских и торгутских улусов.

Калмыки- бузава подразделялись на аймаки или станицы. Многие бузава были казаками Войска Донского и подчеркивали свою казацкую принадлежность. Даже их дети порой досадовали в шутку, что “наши старики – слишком большие казаки!” Кто сам не состоял в казачестве, очевидно, не разделяли до конца преданность калмыков-казаков своему воинству, полагая, что для донских калмыков их принадлежность к казачеству была не столько символической, означающей сословную принадлежность, сколько желанием принадлежать более сильной и многочисленной группе – донским казакам. Тем более, что солидарность с казаками не раз помогала калмыкам в трудных условиях эмиграции: когда получить работу, когда поступить в кадетский корпус. Казаков обвиняли в том, что “дома они были калмыки, а с казаками – казаки. Даже мой отец смеялся: что вы за казаки с узкими глазами? Что за казаки с калмыцкими лицами? Разве просто принадлежать к калмыкам недостаточно?”[396] Тем не менее, казацкая идентичность была одной из существенных составляющих самосознания эмигрантов первой волны, сражавшихся плечом к плечу в казацких полках и перенесших вместе тяготы первых лет эмиграции. На многих надгробиях калмыцкой части кладбища в Хауэлле после имени усопшего написано по-русски “калмык-казак”.

 Оказавшись в 1945 г. в лагерях для перемещенных лиц, калмыки быстро разделились на сербских, болгарских и французских, но приоритет калмыцкой идентичности всегда сохранялся. Внутри же калмыцкого общества продолжали быть существенными различия. У “французов” сохранялся французский акцент в калмыцком языке, зато они танцевали лучше. Калмыки, рожденные во Франции, не знали русского языка, первым их языком был французский, затем калмыцкий. Женщины, рожденные или выросшие там, отличаются истинно французским изысканным вкусом. Калмыки Франции порой держались высокомерно, потому что считали себя более культурными. Языками общения молодежи, рожденной в европейских странах, были калмыцкий и сербский. ”Мы играли в футбол: сербские калмыки и сборная всех остальных – так много было сербов”.[397]

В июне 1998 г. проходил чемпионат мира по футболу, и разом взыграли прежние идентичности: «Я тороплюсь, скоро Сербия будет играть» – это спешит домой сербская калмычка Долма; «А Франция вчера выиграла!» – делится радостью выросшая в Париже Лиза Адьянова.

       Калмыцкая колония в конце Второй мировой войны пополнилась группой калмыков так называемой второй волны эмиграции. Их было больше 700 человек (часть калмыков вернулась на родину после войны), которые избежали репатриации, среди них около 30 семей из состава цивильной группы Корпуса, или оказались в Германии как остарбайтеры. Прибывших из оккупированной республики сразу прозвали “советчиками”, “безбожниками”, “колхозниками”. Среди них были разные люди: больше двадцати священников, бежавших от советской власти, немало бывших корпусников, которые предпочитали не вспоминать военные годы. Были среди новых эмигрантов и женщины, которые должны были эвакуировать скот в Казахстан, но их напугали слухами, что казахи их украдут, как в XVIII веке они отбивали женщин у обозов, шедших в Джунгарию, и бедняжки с полпути вернулись домой. Когда же советские войска перешли в наступление, женщин снова стали пугать, что придут коммунисты и тогда им придется отвечать за то, что они вернулись в свои семьи, бросив государственный скот, а разговор короткий: тюрьма. Вот и ушли с немцами, думали – ненадолго и недалеко, а оказалось далеко и навсегда.

Дробность эмигрантского калмыцкого общества осложнилась делением на “новых эмигрантов”, их так и называли шинчуд (новые), и хуучн (старые).

Когда они появились в Германии, мне было жалко этих стариков, одиноких, без семьи. Я думала: какие они политические беженцы, какие они враги народа и Советской власти?[398]

Старые эмигранты long time оторваны тер юнас (оттуда). Они шин эмигрант -муд (новых эмирантов) несколько как коммунистов считали, что коммунисты все. Потом все это улеглось – все же хальмгуд, хальмгуд (калмыки, калмыки). Позже привыкли. Они считали себя более-менее цивилизованными, а шин һарч ирсн әмтн – юм меддго (вновь пришедших людей – неотесанными), грубыми. А они западная сторона -д удан бәәчксн (долго жившие на западе), имели preference по сравнении с нами. Потом все улеглось.[399]

Как вспоминают калмыки США теперь, “советчики” примкнули в лагерях к “болгарам”, а “сербы” всегда держались отдельно. Отличия (реальные?) все же всегда находились. Например, будто бы“сербы” называли своих родителей на “ты”, а мы же [“болгары”] – никогда, только «Та» (Вы), и страшно матовались (матерились), даже девочки. Это они у сербов научились”.[400] Новых эмигрантов позже стали обвинять в том, что они способны бить своих жен, а старые, дескать, - никогда. Те, в свою очередь, говорили, что донские девушки, только что вышедшие замуж, не умеют даже калмыцкий чай варить. Этот упрек возмущал старых эмигрантов: «Когда же было девушке учиться варить чай, если дома чай варит мама?» «Зато мы в школу ходили». Им в ответ другой упрек: старые эмигрантки умеют только губы красить... Вспоминая это противостояние первого и второго исходов, С.Цагадинов сказал, что старые эмигранты смотрели на новых с высоты белградского Мокрого Луга, а эти на тех – с вершин колхоза «Напрасный труд». Однако со временем, когда переженились дети, лучше узнали друг друга, эти различия стали забываться.

       В Германии, появилось поколение “калмыцких немцев”, детей, чья социализация прошла в Германии.

                Для нас Германия – наш дом. Мы там жили, выросли, школу окончили, все там знаем. Каждый год мы едем туда в отпуск, и каждый год приезжают к нам в гости наши немецкие друзья. В Германии мы различались на старых эмигрантов и новых, а сейчас уже забыли. По праздникам мы, калмыки, собираемся вместе и порой садимся за разные столы: “болгары” за свой стол и разговаривают между собой по-болгарски, “сербы” за свой, “немцы” отдельно. Теперь появляются русские столы, и с каждым годом все больше.[401]

Несмотря на многоуровневость самосознания, главной идентичностью является калмыцкая. Калмыки США осознают себя как калмыцкую общность, и одним из показателей этого служит телефонный справочник, где собраны номера калмыков, живущих в США.

              В 1957 г. в Австрии проходил международный фестиваль молодежи и студентов. Я, в то время студент, тоже подал заявку, потому что знал много языков, и это поощрялось. Когда мы приехали, я расспрашивал всех из советской делегации, есть ли промеж них калмыки. Есть, – сказали мне буряты. Действительно, каким-то образом стало известно, что в американской делегации есть калмык, и поэтому руководители советской делегации срочно разыскали советского калмыка, в то время секретаря обкома ВЛКСМ. Когда я увидел Владимира Дорджиева, он мне первым делом сказал: ” Мадн шинк ə н ирцх ə видн ” (Мы только что вернулись), и я от радости забыл про свой антикоммунизм, мы обнялись и о политике не говорили.[402]

       Несмотря на дробность самосознания, часто приходилось слышать от калмыков: мадн цуһарнь нег омгас һарсн (мы же все из одного лона вышли). Тем более это верно о донских калмыках.

Дядька Гадя мне рассказывал: если назад считать, то мы все родня – братья, потому что когда-то у одного человека по имени Богширга (отсюда и название рода Богширганкна) было девять сыновей и одна сестра, от сыновей пошли: от Мангата – Мангатовы, Ванчуга – Иванчуковы, Тавана – Тавуновы, Николая – Николаевы, Петра – Петровы, Калача – Калачиновы. Потом все разъехались и основали свои колена.[403]

В Калмыкии для многих приехавших в гости представилась возможность самоидентификации с калмыками России.

Когда я сказала в Элисте, что хочу поехать на Черные земли, мне ответили: Там много песка. Я ответила, что не боюсь. Тут моя тетя обрадовалась и говорит: ну, конечно, торгуты не должны бояться песка! Мне сказали в Элисте, что торгут гергчүд – азд (торгутские женщины – своенравные), я подумала про себя: да, мы такие![404]

 Часто эти идентичности настолько важны для человека, что становятся частью его имиджа. Из Синцзяна приехала одна дама, дочь нойона, над номером ее машины было написано “ torgout ”. Так же в свое время, в 1992 г., элистинцев растрогал парижанин Игорь Шаргинов, на чьей куртке на спине красовалась надпись Би – хальмг (Я – калмык). У одной из машин, прибывших на Цагана-данс, был такой номер: “1-калмык”. Готовясь к свадьбам, часто жених с невестой шьют калмыцкие костюмы, а для невесты шьются два платья, девичье и женское, во второе она переодевается в середине обряда.

У нас с мужем есть калмыцкие костюмы. Мы были на свадьбе в них и сейчас прямо не знаем, куда бы их надеть. Я даже хотела бы заказать витрину, чтобы их вывесить. Это наша семейная реликвия. У меня к тебе просьба: дай мне книги по калмыцкой истории. Я совсем мало знаю, но хочу знать больше.[405]

       Большинство калмыков США считают себя одновременно и монголами. Конечно, так было проще представляться, монголов знают в мире лучше; объяснять, кто такие калмыки, довольно сложно, и большой натяжки здесь нет: калмыцкий язык относится к монгольской ветви алтайской языковой семьи. Например, адвокат Дава Урубжуров объясняет своим детям, что они монголы в первую очередь, потому что, на его взгляд, калмыков слишком мало. У моего товарища такой логин электронной почты: “МОНГОЛ СД”, что значит «монгол Сари Дакугинов». Даже монография Полы Рубел называется “Калмыцкие монголы”. На мой вопрос, почему так названа ее монография, она мне ответила, что так называли себя сами респонденты. Во многих семейных альбомах я видела наряду с другими значимыми для семьи фотографиями также снимки монгольских костюмов, которые экспонировались на выставке “Шелковый путь”. Когда в Нью-Йорк приехал монгольский цирк, активисты общины наняли  автобус для коллективной поездки на представление. Артисты из Бурятии – группа “Яра” – специально были приглашены в Хауэлл для концерта, потому что они тоже представители монгольского мира. По моему впечатлению, калмыки республики, несмотря на понимание своего родства с монголами МНР, всегда помнят о некоей дистанции между двумя народами, возможно из-за комплекса «малых различий» (В.Тишков) между сорока восточными (халха) и четырьмя западными (ойраты) племенами. Если же вспоминаются давние идентичности, то для калмыков России это в первую очередь историческое самоназвание ойраты. За океаном место ойратов в сознании было вытеснено монголами. Так, один мальчик, родившийся в Элисте, показывал мне свою компьютерную игру и нашел там Монголию. «Это страна, в которой я родился», – заявил он мне гордо. Оказалось, что мать рассказывала своему шестилетнему сыну о происхождении калмыцкого народа, но мальчик понял именно так: если это (пра)родина, значит, я там родился.

       Есть и один деликатный признак, по которому калмыки отличают «своих» от «других», – это запах, которого как будто калмыки, в отличие от других народов, не имеют. Как рассказывали респонденты,

в Турции поначалу никакой работы для мужчин не было, но нужны были прачки. Мама стиркой зарабатывала нам на еду, и за это хорошо платили. Но инородные запахи были ей в невмоготу и в конце концов она утратила обоняние.[406]

Одна из важных идентичностей, о которых калмыки сами не говорят специально, но постоянно демонстрируют, это соотнесение себя с Азией, с восточной культурой. Некоторые парни за недостатком калмыцких невест женились на японках, китаянках, кореянках. Накануне зимних Олимпийских игр в Нагано американское ТВ развернуло кампанию вокруг соперничества в фигурном катании двух американок – Тары Липински и Мишель Кван. Все мои знакомые представители калмыцкой общины почтенных лет однозначно болели за Мишель именно в силу ее восточного облика, солидаризуясь с девушкой, которой, на их взгляд, пробиваться наверх было труднее чем белой. Один мой знакомый калмык просто отказался от подписки на газету, в которой была опубликована статья о поражении Мишель Кван, написанная, как ему показалось, в неуважительном тоне, потому что она – азиатского происхождения. Оказалось, что случай Мишель Кван возмутил не только калмыков, но и многих других американцев восточного происхождения. Об этом говорилось даже в докладе на ежегодном фестивале и расценивалось как расовая дискриминация: дело в том, что комментаторы ТВ называли Липински американкой, а Кван китаянкой, хотя обе родились в США.

Здесь очень сильное расовое деление. Никак к этому не привыкну, уже 47 лет как... Даже когда китайцы выигрывают, нам приятно.[407]

Лидия Мошкина при мне купилакуклу для дочери со словами: я давно должна была купить куклу восточного облика, а то моя дочка играет с Барби и Синди, все они голубоглазые блондинки. Эта кукла Мулан, повторяющая героиню диснеевского мультфильма по мотивам корейской сказки, стала любимицеймногих калмыцких девочек. «Мама, правда, я на нее похожа?» – спрашивала одна из них.

Значимость расовой идентичности среди остальных проявляется также в том, что женщины, решившие усыновить ребенка, выбирали малыша из Монголии или Китая.

Несмотря на успешную адаптацию калмыцкой общины в американском обществе, расовый вопрос продолжает оставаться чувствительным для многих ее представителей. Как отметил один из моих информантов, « даже впотьмах можно заметить, что мы – желтые среди этого англосаксонского мира». Принадлежность американских калмыков к восточному миру наглядно видна в их домашнем интерьере. Их комнаты уставлены предметами японского и китайского происхождения, это гравюры, веера, посуда, декоративные вазы, ширмы, куклы, статуэтки. Еще в 60-е годы в калмыцких домах можно было увидеть и русские самовары, модные в предвоенной Европе тяжелые настенные гобелены, между тем кроме картин или фотографий лошадей или всадников никаких других напоминаний о кочевом прошлом наблюдатель не нашел бы.[408] Спустя тридцать лет, после визитов к родственникам в Калмыкию и ответных поездок с калмыцкими сувенирами в подарок, внутреннее убранство обогатилось этнически окрашенными предметами – калмыцкими музыкальными инструментами и деревянной посудой, буддийскими иконами.

Нельзя в этой связи не отметить, что многие из моих респондентов (или их родственники) работали в Японии, Вьетнаме, Бирме, Китае, то есть каждый раз, когда им предстояла длительная командировка, они старались выбрать восточную страну, по возможности с буддийской культурой. Как писал в своем curriculum vitae А. Иванчуков, «из-за моих корней мне хотелось пожить в восточной стране, чтобы научиться другому восточному языку и культуре. В 1969 г. я вместе с семьей поехал в Японию на пять лет. Я изучал японский язык и культуру… Эти годы проживания в Японии дополнили восточный опыт к моей биографии».[409] Как правило, туристические маршруты многих калмыков диаспоры  проходили по тем же восточным маршрутам: Китай, Япония, Монголия, Тайвань. Это касается и представителей второго и уже третьего поколения эмигрантов.

Называя себя калмыками, представители диаспоры четко понимают, что относятся к “волжским калмыкам”, то есть калмыкам, поселившимся на Волге, в пределах России. Это наглядно видно по текстам надгробий. Там, где указано место рождения, можно встретить по-русски: Ст. Ново-Алксеевская; село Мишкова; село Абганерово малы Дербет; гор. Элиста Калмик - А.С.С.Р., ст-ца Ново Алексеевская Донская; Б.-Туктуновской волости Б-Дербет улуса Калм. А.С.С.Р.; кетченер малодербет; Эркетиновский улус Астраханского войска; село Шарнут, Калмыкия; урочище Улан-Зуха Джедженкиновского аймака Маныческого улуса Калмыцкого область; Село Хоншук Больше Дербетов улус; Эрдниевский, Юстинский р-н. Есть надпись и по-украински: ст.Уласовской В.В.Д. (Власовской), по-английски: Donskoi oblast Russia; born in Russia. Нередко родственники нашли нужным указать специальность, чин, титул или родовую принадлежность усопшего: Инженер-архитектор Содмон Леджинович Далантинов-Мангатов; Семен Семенович Собруков, вахмистр 3-го Донского калмыцкого полка ст. Ново-Алексеевской; Халъмг тангчин багш Дорджин Молм (священник из Калмыкии Дорджиев Молм); Дорджа Нурдович Улюков, народный учитель ст. Батлаевский, В.В.Д.; Басан Урусов, калмык; цорос Дорджа Шовгуров; хошуда Нами Шовгуров. (См. приложение 4)

Таким образом, отношение к России как большой родине – непременная составляющая калмыцкой идентичности. Так, в 1957 г. в Нью-Йорке калмыки участвовали в бале народов России, приуроченном к запуску спутника в СССР; на всех праздниках здесь звучит русская, украинская музыка, песни советских композиторов.

       Молодежь, прибывшая недавно, воспринимается той частью общины, что родилась в США, как русские. Наверняка под этим подразумевается гражданская идентичность – россияне, но звучит это как Russians, или по-калмыцки орсмуд, что тоже означает русские. Новые эмигранты порой вспоминают, что когда-то их тоже так называли – русскими.

       Трудности адаптационного периода смягчала община как специфическая форма социальной организации. Подобные институты у мигрантов США более характерны для этнических анклавов городского населения и по своему адаптационному значению превосходят даже институт семьи.[410] Если большинство общин складывались еще в странах выхода, то формирование калмыцкой общины началось в первых странах иммиграции. Иммигрантская община калмыков в США ориентировалась на этнотерриториальные параметры и географию эмиграции, но центральным в жизни общины был религиозный фактор. Строительство хурула, обеспечение его работы, культурная жизнь вокруг него, а затем и создание общественных организаций, ставивших целью поддержку и сохранение религиозно-этнической идентичности и культуры калмыков в Америке, – главные задачи четырех калмыцких общин, оформленных в виде разных культурных обществ, но составляющих единую калмыцкую общину. Для нее характерна высокая плотность всех социальных связей, по возможности эндогамия как стабилизатор этнической группы и общий базис идентификации.

       Большинство американских иммигрантов долгое время сохраняют тесные связи со своей родиной, но калмыцкой общине в Соединенных Штатах надеяться на связь с родиной не приходилось, эта связь несколько десятилетий была чисто символической.

В идентичности калмыков Америки значительное место занимает гражданская идентичность, гордость за американские ценности и международный авторитет США. Почти всех гостей из России, если они оказываются в Вашингтоне, калмыки ведут к Национальному мемориалу, где среди имен тех, кто погиб во Вьетнамскую войну, значится имя Бадмы Хулхачинова, погибшего в декабре 1967.

Сложную структуру идентичностей в калмыцкой общине США концентрированно выразил в своем curriculum vitae Алексей Иванчуков:

«Термин, который наиболее полно описывает мое прошлое, – многокультурность. Мои корни происходят из Центральной Азии (Синьцзян, Китай). Мои предки, калмыки-монголы, кочевой народ, который в семнадцатом веке мигрировал в степи Каспия и Волги и вошел в состав России. Таким образом, во-первых, я – азиат. Во время революции большевиков (1917-18 гг.) мои родители покинули Россию и поселились в Болгарии, где я родился. Во время Второй мировой войны моя семья и я находились в Германии. После войны мы жили в лагерях для перемещенных лиц в Германии среди беженцев из разных стран. Вот почему, во-вторых, я – европеец. В конце 1951 г. я приехал в США как иммигрант. Я стал гражданином США. Я служил в армии и работал на правительство принявшей меня страны и я соотношу себя со всеми американцами. Поэтому, в-третьих, я – американец».[411]

Мой друг, знакомясь с российскими гражданами, обычно называет свое имя, которое звучит вполне по-российски с уточнением: «я родился в Болгарии», чтобы дистанцироваться от калмыков России – из-за их советского прошлого, которое иногда сказывается и сегодня, но также от гордости за судьбу, за то, что несмотря на трудности он всего, чего хотел, добился в жизни.

Однако если мы говорим о калмыцкой диаспоре в США в наши дни, то возникает вопрос, существует ли четкая граница у группы,  состоящей из современных американцев-калмыков, и что является показателем принадлежности к этой группе? Калмыцкое происхождение, знание калмыцкого языка или потребность в посещении буддийского храма? Или как минимум два из указанных признаков?

 

 

              Глава 2. Welcome моя фамилия [†††]

Как и во многих других диаспорных общинах, у калмыков роль семьи определяется двумя ее важнейшими функциями: биологическим воспроизводством этнической общности и передачей этнической культуры. В условиях диаспоры – при отсутствии своей государственности – семья наряду с церковью и школой выступает как одно из немногих средств этнической социализации и становится этнозащитным средством культуры.[412] Поэтому калмыки и в изгнании старались сохранить внутриэтнические ориентации в выборе брачных партнеров. Разумеется, право выбора оставалось за мужчинами – женихами, отцами женихов и невест. Эти установки хорошо помнятся и теперь.

Мама всегда ориентировала на брак с калмыком: ты калмычка и должна выйти замуж за калмыка. Мужчинам не хватало девушек, но не было случая, чтобы калмыцкая девушка [в эмиграции] вышла замуж не за калмыка. [413]

Прочная установка на внутриэтническую эндогамию звучит и в сложном по содержанию признании человека, который по рациональному решению перебрался в американскую оккупационную зону, но сохранил сознание причастности к народу-победителю: «Жениться на немке в послевоенной Германии не было проблем, но я не хотел. Я хотел жениться только на калмычке».[414]

Многие браки в эмиграции были повторными из-за узости брачного выбора.

Конечно, мои родители в России не женились. Во время революции, когда вышли сюда, своих потеряли. Мамы нашей муж погиб, папины тоже где-то потерялись.[415]

Чтобы создать полноценную калмыцкую семью, порой приходилось пересматривать, казалось бы, незыблемые правила выбора брачного партнера, а именно – запрет на женитьбу на родственнице по отцовской линии до седьмого колена. Как вспоминает эмигрант второго исхода,

моя жена мне родственница в пятом поколении. Но за границей уже нельзя было считать, понимаешь. Мы уже начали жениться … нег яста болувчин (хотя и относились к одной кости), значит, чтобы не раствориться, чтобы семья калмыцкая осталась. Борьба у нас была. И потом у нас было вот такое недоразумение: в одном поколении было очень мало мальчиков, в другом было очень мало девочек. И вот наши девочки стали выходить замуж за иностранцев [в Америке].[416]

Традиционная калмыцкая семья и в зарубежье сохранила свои основные признаки: моногамность, мужское доминирование, традиционные полоролевые стереотипы. Жена продолжала оставаться хранительницей очага, в ее обязанности входили домашние дела: приготовление еды на всех членов семьи, шитье, стирка и глажка одежды, уборка жилья, уход за детьми и стариками, поддержание родственных отношений со всей разветвленной родней. Муж должен был кормить семью, заниматься делами «внешнег