Глава 5: Что случилось с Хэнком Томпсоном

Кейша: Мы столкнулись с неведомым в круглосуточной забегаловке “Denny’s”. Это вышло случайно. Случайно с нашей стороны, по крайней мере. Подозреваю, что хоть мы сами его не искали, оно искало нас.

Тем вечером мы проголодались, вот и всё. Как гласит рекламный слоган “Denny’s”, “Невкусно, зато по пути”. Люминесцентные лампы и жир фритюрницы кажутся такими привлекательными, когда выезжаешь из мрака автострады.

Элис: Мы вошли и почувствовали этот запах. Запах “Denny’s”. Почти еда, но не совсем. Никто не встретил нас, чтобы проводить к столику, официантов не наблюдалось. Но в кафе было несколько посетителей, так что мы решили, что они открыты. Мы сами взяли меню со стойки и прошли в глубь зала.

Оказалось, это намного дальше, чем должно быть. Мы шли и шли мимо столиков, за которыми сидели тихие люди, смотрящие прямо перед собой. Вид у них был нездоровый, будто от качки; казалось, они ждут, пока то, что пошло не так, исправится само по себе.

Кейша: Мы прошли пару сотен невозможных футов по “Denny’s” и в дальнем углу увидели Оракула. Он сидел за круглым столиком на большом диване и, казалось, образовал вокруг себя гравитационный колодец. Его метафизический вес растянул забегаловку, и мы скатились к самому центру притяжения.

Оракул жестом подозвал нас ближе.

«Присаживайтесь, - сказал он. Его голос звучал приветливо, но отдалённо — как будничное “здравствуй”, выкрикнутое над Гранд-Каньоном. — Я заказал картошку-фри с приправами, но официант, вероятно, не скоро до нас доберётся».

Что было делать? Мы сели.

Обожаю картошку с приправами.

Кейша: Картошку так и не принесли. Он соврал. По крайней мере, у нас был шанс побеседовать с Оракулом. Уже что-то. Не картошка, конечно, но что-то.

«Хорошо побеседовали, — сказал Оракул. — Я так редко разговариваю с людьми».

«Мы только начали, — ответила я. — Ещё неизвестно, как побеседуем».

«Точно, — согласился Оракул. — Только начали».

«У нас много вопросов, на которые нам очень хочется получить ответ, — сказала Элис. — Например, кто такие Чертополохи, м? Откуда взялись эти чудовища?»

«Вы получите ответы на все свои вопросы, — сказал Оракул. — Или уже получили. Или не получите. Всего три варианта».

«Вы видите будущее», — сказала я, игнорируя его шутку, если это, конечно, была шутка.

«У меня особые отношения со временем, — объяснил Оракул. — Для меня всё происходит всегда, одновременно. Я не вижу будущее, а живу в нём точно так же, как живу в настоящем моменте и как живу в прошлом. Мне всё время приходится подкреплять то, что я уже сделал, чтобы оно продолжало совершаться. Это выматывает. Вы не собирались спрашивать, как я себя чувствую, но вот ответ».

«Так что Чертополохи?» — напомнила Элис.

«Ах да, Чертополохи…» — вздохнул Оракул.

Элис: Хэнка Томпсона никто не учил ненавидеть, у него это получалось само собой. Когда он был подростком, большинство его одноклассников выглядели, как он; так и должно было быть, по его мнению. Тогда он не мог объяснить, почему (хотя позже он выработал собственную логику на основе сплава лженауки и сомнительной теологии). Тогда он знал только, что те одноклассники, которые отличались от него, вызывали у него ярость. Он делал всё возможное, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Остальные дети в его классе не были так открыто жестоки, но они не мешали Хэнку, и это было по-своему жестоко.

После школы Хэнк иногда преследовал тех одноклассников, которые были на него непохожи; он шёл за ними до дома, выкрикивая оскорбления и швыряя камни. Он хотел, чтобы они боялись. Не только дома или на улице — всегда и везде. Он ненавидел их и хотел, чтобы они жили в страхе.

Однажды он бросил камень в Теодора, мальчика двумя классами младше. Теодор тут же упал, и струйка его крови потекла по асфальту в сторону Хэнка, как обвиняющий перст. Хэнк ушёл, оставив его лежать. Он так и не узнал, что именно случилось с Теодором — ему было всё равно. Но в школу Теодор больше не пришёл, и Хэнк гордился своим достижением.

Когда Хэнку было шестнадцать, он брился, глядя в старое зеркало во дворе дома, и заметил что-то на щеке. Кусочек кожи. Хэнк потрогал его, но боли не было. Просто кожа шелушится. Он решил не обращать внимания и понадеялся, что само пройдёт.

Кейша: Однажды, когда мы с Элис уже несколько лет были вместе, нас пригласили на свадьбу в северной части штата Нью-Йорк. Городок Лейк-Плэсид. Мы летели через Чикаго в Олбани, а оттуда несколько часов ехали на машине.

В некоторых областях Америки всегда идёт снег. Например, я ещё ни разу не пересекала границу с Канадой в Мичигане, не попав в лёгкий снегопад. Один раз я была там поздней весной, и даже тогда была метель. На севере штата Нью-Йорк всё не так критично, но чем ближе подъезжаешь к Канаде, тем ниже падает температура. Север Америки в моём представлении такое холодное место, что я с удивлением осознаю, что все канадские города расположены ещё севернее. Для них юг то, что для нас север. Жуть, я бы так не смогла. Предпочитаю мягкий климат. Есть что-то одновременно экзотическое и унылое в посыпанных солью дорогах и гуле снегоуборочных машин.

Проезжая через горы по дороге в Лейк-Плэсид, мы видели замёрзшие водопады, усеянные точками скалолазов в костюмах пастельного цвета. Будто диковинные цветы, распустившиеся на ледяной стене.

«Было бы проще считать Чертополохов монстрами», — сказал Оракул.

«Если они не монстры, то кто?» — спросила я.

Оракул кивнул в ответ на мой вопрос, будто соглашаясь с утверждением.

«Чувство во плоти», — сказал он.

«Почему нельзя нормально объяснить?» — возмутилась я.

Оракул, сложив руки на столе, наклонился ближе.

«Я говорю так ясно, как могу, — сказал он. — Человеческий язык создан для проживающих время линейно. Секунду за секундой, которые не повернуть вспять. Мне сложно приспособить ваш язык к моему существованию. Я не помню, что уже рассказал вам, а что расскажу дальше. С моей точки зрения вы уже узнали всё то, что когда-либо узнаете. Я просто не различаю, что именно вы должны узнать сейчас, а что потом».

«Кто вы? — спросила Элис. — Кто такие Оракулы?»

Оракул взглянул на неё из теней, скрывающих его лицо под капюшоном. Казалось, он раздумывает над ответом.

«Вы заказывали картошку? — спросил официант, подошедший к нашему столу с тарелкой картошки-фри с приправами. — Простите, что так долго, я, э-э, не знал, что эта часть ресторана существует. Это странно?»

«Немного, — сказала я, забирая у него тарелку. — Но вы не переживайте. Думаю, всё само собой образуется».

Он кивнул с отсутствующим видом и побрёл прочь по тошнотворно растянувшемуся “Danny’s”. Я попробовала картошку. Она совсем остыла, пока он нас искал.

Элис: Годы шли, кожа Хэнка продолжала слоиться, как на щеке. Под глазами пролегли тени, кожа припухла и всё больше отвисала, обнажая розовую изнанку век. Белки постепенно желтели. К врачу он не пошёл — не доверял врачам, считая, что большинство из них на самом деле евреи. По его мнению, многие люди были евреями под прикрытием, его это страшно бесило.

Одна сторона лица обвисла вниз, другая подтягивалась наверх. Хэнк смотрел в зеркало и не узнавал чудище в отражении. Он попытался назвать его своим именем.

«Снэрф, — сказал он. — Флем-мм. — Он постарался напрячь язык и задействовать зубы, чтобы выговорить имя как следует. — Мэрм», — сказал он. После этого зеркал он избегал.

Прошли десятки лет. Хэнк не старел, хотя его тело принимало всё более странные формы. Он отдавал все силы ненависти, чужой страх давал ему чувство могущества. Однажды ночью он пошёл ещё дальше и убил человека за супермаркетом.

Убивать показалось естественным. Хэнка это разозлило. Он впился в плоть убитого зубами, сам этому ужаснулся и убежал домой.

Окна нашего отеля в ту поездку выходили на озеро Плэсид. Зимой оно полностью замерзает. Кейша была поражена. [Посмеивается] Она настояла на прогулке по льду — почему бы нет? Она никогда раньше не видела такого плотного льда, что он выдержал бы и машину.

Но даже если знаешь, что лёд прочный, всё равно жутковато. Всегда может оказаться, что он не так прочен, как кажется.

Мы покатались по озеру на собачьей упряжке. Остальные зимние виды спорта Кейше не нравятся, другое дело — сидеть в санях, глядя на собачек. [Усмехается] Могу понять. Собакосмотрение — прекрасный вид спорта.

Она сидела позади, обхватив меня руками. Я берегу это воспоминание. Как было там, как было мне.

Кейша: Элис хотела покататься на лыжах, я хотела попробовать. Может, мне бы понравилось. Кто знает, чудеса случаются. Я нашла тренера, храбро отправилась за снаряжением. Но как только нам начали выдавать костюмы, когда я ещё даже не взяла лыжи в руки, я уже поняла, что будет ужасно. Весь этот инвентарь, крики с вопросами о размере, раздражение в ответ на мой жест “я не знаю, простите уж, не знаю”.

Потом я надела ботинки и поняла, что катание на лыжах подразумевает ношение пыточной обуви, в которой трудно ходить и вообще больно иметь ноги. Но я старалась. Следовала указаниям инструктора. После урока Элис пошла покататься по склонам, а я осталась у базы, карабкаясь на небольшую возвышенность и обильно потея под комбинезоном, чтобы потом съехать вниз, снова и снова. Если уж я беру в голову что-то сделать, то делаю.

«Так значит, Чертополохи — чувство во плоти?» — спросила я, возвращая Оракула к разговору.

«Дурных людей проще считать нелюдьми. Мы зовём их животными. Чудовищами. — Оракул пожал плечами. — Это утешительная ложь. Если чудовищные зверства совершает какой-то другой вид, а не люди, то люди непричастны. Избавлены от дурных импульсов. Но ведь это не так. Зло не менее присуще человеку, чем добро».

«К чему вы ведёте?» — спросила Элис.

«То, что бурлит внутри, проявляется снаружи. Можно так глубоко уверовать в идею, что сам изменишься. Чертополохи, — Оракул разразился тревожно звенящим смехом. — Ха-ха-ха. В конце концов, они просто люди».

Элис: Хэнк снова посмотрел на себя в зеркало, уже другое, в другом доме. Прошло много лет. Он уже не казался человеком, так отличался от себя прежнего. На зубах были пятна крови, под ними проглядывала грязно-жёлтая эмаль. Он завыл на своё отражение. Его голос тоже не был прежним — он звучал гулко, важно. Он внушал страх.

«Хах, — проговорил Хэнк. — Пэп».

Он больше не пытался сложить эти звуки в слова, они точно отражали его мысли.

Хэнк вышел из дома, оставив дверь нараспашку. Домой он не вернулся. Его исчезновение заметили недели спустя.

Он стал чудищем, волочащим бескостные ноги по автострадам. Когда энергия кончалась, он убивал, неважно кого. Этого хватало, чтобы бродить ещё неделю-две. Он не задумывался о том, что делает, кем стал. Чертополох, Вектор-8. И всё ещё Хэнк Томпсон.

Наконец, месяцы спустя, инстинкт неодолимо потянул его к авиабазе в южной Калифорнии, к обнесённому стеной объекту внутри неё. В стене открылись ворота, и он увидел подобных себе существ. Так, спустя десятилетия после своего рождения, Хэнк забыл своё прежнее имя и вошёл, шатаясь и что-то выкрикивая, в новый дом, где его всегда ждали.

Кейша: Мы выбрались из “Denny’s”, и спустя два часа езды по ночной автостраде я получила е-мэйл. От Тамары Левиттс из ЛА Таймс. Её статью опубликуют через несколько часов.

Наконец-то всё позади. Скоро все узнают правду.

[Вздыхает] Господи.

Это конец истории.

 

Сегодняшняя цитата:

«Характер человека тоже находится в процессе изменений и становления».

Из романа «Миддлмарч» Джордж Элиот.

Спасибо за прослушивание.

КОГЛАВЛЕНИЮ

Глава 6: Это ещё не конец
Элис: Не знаю, что сказать. Кажется, это конец истории.

Кейша: Конец? Может, и так.

Элис: Статья для ЛА Таймс, над которой мы работали с Тамарой Левиттс, разоблачающая «Залив и Ручей» и Чертополохов, наконец опубликована. Исчерпывающее расследование. Вскрылись связующие ниточки и хроника событий, о которых даже я понятия не имела, а ведь я годами работала на «Заливе и Ручье».

Кейша: Мы всей стране ввели в вены то, что знали сами. Это конец истории. Неужели действительно конец? [Вздыхает] Может, и так.

Элис: Не знаю, что сказать. Кажется, это конец истории.

Элис: Кейша с улюлюканьем стукнула в потолок кабины. Она посигналила, но гудок грузовика был скорее похож на мычание потерявшего маму телёнка-переростка, чем на радостный клич. Горестный звук, предвестие будущих событий. Но в ту минуту нас будто подхватило и понесло безумное чувство радости.

Кейша не знала, куда деть руки — страшновато, учитывая, что она была за рулём. Грузовик резко качнуло в сторону от её триумфального дёргания. «Осторожно!» — крикнула я, хотя и сама подпрыгивала на сиденье. Мы были слишком счастливы, чтобы быть осторожными.

Кейша: Мы свободны. Вот о чём я думала, что ощущала привкусом на языке, что невольно произносила, даже когда не могла связать двух слов от радостного возбуждения. Мы свободны! И можем отправиться домой. Нас ждёт новая жизнь. Конечно, проблемы не исчезнут вот так, сразу. Даже в минуты опьянения счастьем я не верила в магию бородатых волшебников. Но я верю в настоящее волшебство: в ловкость рук, в человеческую выдумку и целеустремлённость. Фокусник пялится в зеркало усталыми глазами, третий час отрабатывая трюк с монеткой. Я верю в волшебство упорного труда и необходимых жертв, и разве мы не трудились без устали? Разве не пожертвовали очень многим?

Элис: Я включила радио в надежде услышать о последствиях нашего разоблачения. Кто-то пел по-испански под переливы гитары — песня была про лес, но это была метафора брака. Я поискала другую станцию. Наконец, новостная программа. На бирже подъём, а может, наоборот, спад, это сейчас совершенно не важно. «Почему они не обсуждают статью?» — спросила Кейша; я не знала ответа на этот вопрос и продолжила искать. Ага, ещё новости. Последние известия о напряжённых выборах мэра в Филадельфии.

Как такое возможно? Прежний мир раскололся на части, а жизнь продолжалась как ни в чём не бывало.

Кейша: Я съехала с автострады на парковку у забегаловки. Мне нужно было увидеть реакцию людей. Она ведь должна была быть. Реакция.

Мы зашли внутрь, и официантка с улыбкой предложила нам занять любой свободный столик. Телевизоры были включены. По одному передавали свадьбу двух кинозвёзд в прямом эфире. На другом канале президент летел в Феникс на конференцию о рабочих местах.

Ничего про «Залив и Ручей», ничего про Чертополохов. Совершенно ничего про сопричастность правительства и череду убийств.

«Здравствуйте», — обратилась я к мужчине за стойкой. Он поднял на меня взгляд с дежурным выражением “какого чёрта ко мне пристаёт эта незнакомка”.
«Ага», — сказал он.

«Что скажете об информации, которая всплыла? — спросила я. — Про секретную программу на деньги государства? Про серийных убийц на военных базах?»

Его брови беспокойно дрогнули. Он поднял руки, будто оправдываясь.

«Я- Я не особо интересуюсь политикой», — сказал он.

Я не знала, что на это можно ответить.

Элис: У меня изначально было меньше надежды, чем у Кейши. Мой опыт работы в этой области поневоле готовит к худшему. Но даже я ушам своим не верила.

«Эй! — крикнула я. — Вы что, новости не смотрели? Правительство в заговоре против вас!»

Нас настойчиво попросили покинуть заведение. Возможно, я схватила мужика за грудки и встряхнула, уже не помню. В течение следующего часа я вела себя, как персонаж второсортного фантастического фильма — подбегала к прохожим на улице с требованиями признать тот ужас, что передали в новостях. Они не реагировали. Избегали взгляда, смотрели вперёд, шли дальше.

«Да что с вами не так? — кричала я. — Что со всеми вами не так?!»

Судя по внешней невозмутимости, с ними было всё в порядке. И это они спрашивали у нас, что с нами не так.

Кейша: Я сидела в грузовике. В душе угнездилось отчаяние. Я думала, что им стоило всего лишь узнать правду. «Если бы они знали!» Но нет. В ту минуту, сидя в грузовике, я поняла, что правда была уже всем известна.

Конечно, не конкретные имена и детали, но общая суть дела. Ох, они давным-давно прекрасно понимали общую суть дела. Можно знать что-то, а потом осознанно выбрать этого не знать. И мы все, все вместе знали, а потом выбрали не знать. Так что дать людям информацию значило лишь подтвердить их выбор в пользу незнания.

Мы стали думать. Какие варианты оставались? Это был весь наш план. Запасного не было. Я не видела пути вперёд. Так что мы просто стали двигаться дальше. Двигались месяцами. Разъезжали туда-сюда по стране, понятия не имея, что делаем, почему мы до сих пор в дороге.

Что нам оставалось? Что оставалось тем, кто хотел что-то исправить в этой стране?

Прошёл месяц. Мы в пустыне у Слэб Сити, где что-то страшное дремлет под песком, грузовые поезда с воем рассекают тишину, а среди пустошей виднеются дорожки для гольфа. Здесь алчный гигант Лос-Анджелесского департамента энерго- и водоснабжения расставил свои электростанции и протянул километры проводов, снабжая Голливуд светом, а Малибу — кондиционированным воздухом.

Мы гуляем по пешеходной тропе в землях коренных американцев у Палм-Спрингс. Спустя пару километров вверх по склону замечаем мужчину, присевшего у тропы.

«Здесь так красиво», — говорит он, когда мы проходим.

«Да, очень», — соглашается Элис.

«Этого они отнять не смогут, правда же?» — говорит он и невесело смеётся.

Я думаю о судьбах тех, кому принадлежала эта земля. Но всё равно киваю — а что ещё я могу сделать?

Элис: Два месяца спустя. Восточнее, в Северной Каролине. Не побережье, но и не «Парк исследовательского треугольника». Здесь в основном фермы и пустынные улицы городков, но признаки жизни всё равно есть. Огромный рисунок птицы на стене старого кирпичного здания. Поза и пропорции подкачали, но размер внушительный. Псевдо-ретро мотель с пастельными оконными рамами, памятник цвету среди бесконечной грязи ферм.

Мы остановились пообедать у дороги и наблюдали за одиноким фермером, который при помощи необыкновенного приспособления вспахивал акр за акром земли в поле. Он в наушниках. Интересно, какой подкаст о нераскрытых убийствах он слушает.

Мы впервые заговорили о жизни “после”. Не после нашей победы, а после признания поражения. Мы могли просто сдаться. Найти тихое место и прожить там всю жизнь, подальше от войны, которую невозможно выиграть. Вместе мы бы выбрали незнание о том ужасе, который оставили за плечами. Возможно, сдавшись, мы зажили бы спокойно.

Кейша: Три месяца спустя мы проезжали через Луисвилль, где я не попробовала бурбон и не посмотрела на лошадей, зато отведала прекрасной эфиопской кухни в местечке с белыми пластиковыми столиками в центре города. Нам принесли обёрнутое лепёшкой жаркóе в пенопластовой упаковке навынос. Здесь самый север американского юга — на самом деле, только называется югом, потому что граничит с Индианой, совсем не южным штатом. Луисвилль ближе к Детройту, чем к Алтанте.

Повар выходит перекурить, вежливо кивает нам, пока мы едим приготовленную им еду.

«Очень вкусно», — говорю я.

Он улыбается.

«Семейный рецепт. Три поколения, — он кивает в сторону этого северного города, одетого как южный. — Двадцать лет назад никто здесь не стал бы есть нашу еду. А теперь требуют максимальной “аутентичности”». — Он пожимает плечами.

Элис: Четыре месяца спустя, в Чикаго. Чикаго похож на прибрежный город, неплохой фокус для Среднего Запада.

Но это озеро! Я выросла, считая “озером” лужу, в которой бултыхалась в летнем лагере, а здесь настоящий простор. Даже с небоскрёба на Великолепной миле не видно другого берега. Глубоко внутри озеро морозное, так что даже в липкий летний зной подойти к нему — всё равно что тронуть лёд. С двадцати футов чувствуешь, как от поверхности поднимается холод.

Женщина резко сворачивает с тропы для пробежки и бросается прямо в ледяную воду.

«Ах-х!» — восклицает она.

«Охренеть», — говорю я.

«Чувство дивное», — сообщает она.

«Правда?» — спрашиваю я.

«Или ужасное, — говорит она. — Но настолько ужасное, что дивное». — Она снова издаёт радостный возглас и бьёт по воде ладонью.

Кейша: Мы едем. Мы едем, и вдруг я понимаю. Мы не одиноки. Все эти люди, которых мы встретили по пути, они ждут шанса стать лучше. Они ждут, чтобы мир стал лучше. Им нужно указать дорогу вперёд.

Дело не в том, что они выбирают не знать. Они просто не знают, что делать со своим знанием. Я думала, им нужна информация, но на самом деле им нужна организация. Нужен Праксис.

Я подумала о женщине, бьющей ладонью по поверхности озера Мичиган, и о мужчине, готовящем эфиопские блюда в городке Бурбон, «ржавый пояс» Америки. О людях, которые переезжают в калифорнийскую пустыню потому, что у них ничего нет, и о тех, кто едет в пустыню, потому что у них есть всё; и о тех, кто едет туда, зная, что в пустыне за автострадами можно творить страшные вещи. Я думала о тех, кто выращивает еду в Северной Каролине, погружая руки в почву, а потом садится за стол с запахом земли на ладонях.

Нашу страну определяет скорее расстояние, чем культура. Но расстояние определено людьми, которые его населяют. Благодаря нам километры обретают контекст. Мы крошечные винтики огромного механизма, толкающего мир вперёд.

Я думала о руках. О тысячах, миллионах ладоней. Они берут кухонную лопатку в гриль-забегаловке, шарят в унитазе в полночь на заправке, тянутся вверх, чтобы поставить банку консервированной фасоли на верхнюю полку в супермаркете, тянутся вниз, чтобы помочь ребёнку перейти дорогу.

Я думала о миллионах ладоней и о том, что они могут сделать, если одновременно протянутся в одном направлении и сожмут кулаки. И тогда я поняла. Всё стало понятным, как воспоминание, естественным и необходимым, как дыхание. Мы организуем движение. Мы начнём с нас самих.

Наша страна состоит из расстояния, состоящего из людей, и их не изменишь срочными новостями. Их надо организовать, одного за другим и за третьим. 

Возможно, какая-то часть меня последний год надеялась, что Праксис нас спасёт. Я больше не надеюсь. Теперь я знаю, что Праксис — это мы.

Что же, вот и всё. Вот и всё.

Сегодняшняя цитата:

«Известный нам Рубикон на вид — река очень незначительная. Всё его значение заключалось в некоторых незримых обстоятельствах».

Из романа «Миддлмарч» Джордж Элиот.

Спасибо за прослушивание.

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

Глава 7: Динамики

Кейша: В Сент-Луисе напротив отеля с вращающейся луной на крыше все стоит заброшенная забегаловка для автомобилистов. Не знаю, как давно ее забросили, но окна там заделаны под витраж – может, хозяин закрасил или какой-нибудь художник. Такая церквушка религии фастфуда – красиво и странно. Мы с Элис как-то бродили неподалеку, ну и влезли внутрь ради интереса.

Элис: Там, в общем, все, как и было, хотя меню нет и некоторых деталей тоже. Динамик все еще кренится к проезжей полосе, где когда-то ждали голодные наркоши.

Мы там стоим, и я решаюсь ее поцеловать, а она решается мне это позволить. Отношения у нас идут в гору – мы пережили горькое поражение и нашли новые силы в задании, так что были силы зализать старые раны.

И как только мы целуемся – динамик оживает. И за белым шумом возникают голоса и веселый смех, как будто это сообщение с другой планеты или из мира мертвых.

Я говорю:

«Здесь же никого?» – а динамик все бормочет.

«Я прихожу к мысли, что не бывает таких мест, где бы никого не было,» - отвечает она.

Кейша: Мы решили создать организацию. Страну чертовски трудно объединить, но можно начать с людей рядом, так что мы набрали кого могли из сети безопасных домов и из анархистов, с которыми нас связала Сильвия на случай, если нам понадобится передать ей весточку.

Мы всем сказали: если вы побывали в чересчур странном месте, если вы встретили монстров или что-то необычное, будь то на тихой улочке одного города или на шоссе, свяжитесь с нами. Мы назначили время и место – следующий месяц, парк под Нью-Йорком. Почти там же, где я в последний раз видела Сильвию.

Может, я надеялась, что так она заглянет на огонек, но я не разрешала себе об этом думать. Мы постарались ничего не загадывать наперед. Кто бы ни пришел – с ними и надо было работать.

Пришло человек тридцать, в основном местные, но кто-то и с другого конца страны. Там была женщина из офиса шерифа в Покипси, которая отдала нам с Сильвией запись той ночи, когда умерла мать Сильвии. Я улыбнулась этой женщине, она мне тоже, потом отвернулась.

Казалось, нам всем должно быть стыдно, что мы вообще здесь оказались. Что никакие наши усилия не могли дать существенного результата. Это были не сборы ополчения, а детишки в стащенных у родителей тряпках.

Последним пришел низенький мужчина в бейсболке, уверенный такой. Он нам обеим пожал руки:

«Привет, я Таня, мы как-то встречались, когда я передавал словечко от Сильвии. Черт, ну хоть кто-то нас собрал! Я в восторге!» И я наконец тоже позволила себе восторг.

Сильвия так и не появилась.

Элис: В рыбном ресторане около Бэтон Руж мы как-то наткнулись на компанию – цветные волосы, странные шмотки. Они выглядели такими же “дорожными”, как и мы. Театральная труппа. Они сказали, что хотят поехать на юг, потому что там зрители в мелких городках действительно в них нуждаются. Они говорили о том, как важно артисту быть полезным, иначе какой смысл в искусстве?

Кейша: Мы рассказали им про Сент-Луис, и они слушали, затаив дыхание.

«Так вы наткнулись на динамик?» – сказал кто-то высокий, представившийся как Лиан, и больше особо не говорил.

«Динамик?» – говорю я.

«Если это давно заброшенное кафе, – сказал кто-то еще, – и если там оставили систему связи, она-де может связаться с другими мирами».

«Ага, с инопланетянами».

Честно, не думала, что Элис после событий последних лет могла позволить себе такой скепсис.

«Неа, – сказал Лиан, – это больше по Стивену Кингу. Знаете «Темную башню»? Есть другие версии нашего мира, и динамики передают информацию оттуда».

«Художественный свист», – сказала одна девушка, посмеиваясь сквозь длинные волосы, но звучала она не очень-то уверенно.

«Мы их слышали, – это Лиан. – Остановились у заброшенного Бургер Кинга поесть, и там включились динамики. Я подошёл ближе и слушал».

«И что ты услышал?»

Ответа не было, и вся труппа через несколько минут отправилась по делам.

«Что ж», – сказала Элис.

«И это даже не самое странное», - отозвалась я.

Элис: Кейша была за рулем, и я спросила у нее о наболевшем.

Оракулы точно на нашей стороне? Чего они вообще хотят? И если они нам помогают – то какая им с того выгода? Кейша сказала, что могла – а именно «я не знаю». Знать мы и не могли, только верить. А верить не всегда удобно, хотя человеческому мозгу это и естественно.

Я верю. Я верю в Оракулов, я верю, что они хотят нам добра, и я могу ошибаться.

 

Кейша: К востоку от Лаббока мы наткнулись на Тако Белл с разваливающейся вывеской. Было заметно, что они давно не подают блюд первой свежести. Я посмотрела на Элис и, как только она кивнула, повернула руль.

В пустых окошках висели листки с предложением снять здесь сто сорок квадратных метров площади и вымаранным номером для связи. Мы припарковались около стойки выдачи на вынос и присели на обочину. Мы ждали – не знаю, чего.

Элис: Через несколько минут динамик в киоске прямиком из девяностых замурлыкал сквозь белый шум. Мы наклонились поближе. Послышались голоса, потом опять белый шум. Но когда мы подошли к нему, он будто среагировал на наше приближение, так что сигнал стал четче. Я различила голос – и прижала руки ко рту. Потому что это был мой голос.

«Хочешь, поужинаем сегодня пиццей?» – спросила я из динамика.

«Давай. Сейчас набросаем список покупок», – ответила Кейша оттуда же.

Мы посмотрели друг на друга, не зная, что сказать.

Кейша: Это был разговор, домашний, совершенно обычный. Но там упоминались недавние события, новости, так что можно было понять, что происходит вокруг.

Я поняла, что мы слушали себя из того мира, где Элис никуда не сбегала. А значит, мне не нужно было ее искать, и в нашей жизни не было никакого Чертополоха.

В том мире у нас был совсем другой опыт за плечами, и мы слушали его с обочины в Северном Техасе.

Элис: На третьей встрече народу было раза в два больше. Мы просто предложили людям с первого раза рассказать о нас своим знакомым, и вот результат. Мы встретились на парковке офисного здания на Среднем Западе, народ еще подтягивался спустя час после начала, и мы всех пускали. Наши гости явно приезжали из все более дальних краев.

Кейша: Сильвии все еще не было, но я узнавала некоторые лица. Кое-кто всерьез меня озадачил, пришлось подумать, прежде чем я вспомнила, кто это. Кассир из магазинчика в Суонси, Южная Каролина, которого встретили мы с Сильвией, когда искали обещавшего помочь ей полицейского.

Этому кассиру явно довелось повстречаться с Чертополохами, и он до сих пор не отошел. Мы поздоровались.

«Ты спрашивала, хочу ли я жить в мире, где возможно то, что я видел, – пробормотал он. – Я долго об этом думал и – нет. Не хочу».

Он наклонил голову, что было больше похоже на утверждение, чем согласие со мной, и растворился в толпе.

Еще одно знакомое лицо: Лорел, сотрудница береговой охраны в устье Каролины. Ее брат и племянник пропали без вести, когда отправились взглянуть на загадочный черный корабль у берега, поглотивший прежде того его исследователей. Лорел обняла меня, как только увидела. Я сказала, что рада ее видеть.

Она посмотрела на Элис.

«Может, в другой жизни, в лучшем мире... – она сжала мою руку. – Я так рада, что ты этим занимаешься».

Элис: И кто это был?

Кейша: Когда бы мы ни наткнулись на заброшенную забегаловку – а в экономической ситуации последних десяти лет это бывало частенько, – мы тормозили, чтобы послушать.

Это были мы, мы с Элис – в лучшем мире, как выразилась Лорел. В их мире они избежали известной нам участи.

Я каждый раз плакала, Элис надолго притихала. В дождь и в засуху, днем и ночью мы слушали и впитывали происходящее. Наше задание, работа с группой уходили на второй план, а настоящая жизнь ждала меня по ту сторону динамика, в наших голосах, едва различимых через белый шум отключенных от сети колонок под меню с позапрошлогодними ценами.

Элис: Меня это пугало. Как страшилка с привидениями, но эти привидения и были мы. По ту сторону динамика мы жили, а по эту почему-то нет.

Мы покинули свою прежнюю жизнь и теперь гонялись сами за собой. Один раз, это было в Юте, на юге, мы остановились в городе – одно слово, что город – и слушали себя с другой стороны, как они обсуждают кулинарное шоу. Я тогда подумала, что это не взаправду.

И я имела в виду нас. Нас по эту сторону.

Кейша: Элис была за рулем, и я задала ей главный вопрос нашей жизни.

«Что или кто такие эти Оракулы? Откуда они взялись?»

Безликие путешественники во времени, присутствие которых делало нездешней обычную автобусную остановку. Кому они служат?

Элис рассмеялась и ответила, как могла.

«Хрена с два я знаю».

Элис: В конце концов мы бросили постоянные разъезды. Конечно, на встречи мы еще ездили, но по большей части стояли у заброшенного кафе, да и чем нам еще было заниматься? Мы ели, спали, слушали, и все. Почти не говорили сами. Те, другие, говорили за нас.

Кейша: Только вот как-то вечером... Элис задремала, а я слушала, как мы идем домой со свидания, заигрываем – ничего такого... Когда вы уже несколько лет вместе, вы сами решаете, "искрить” сегодня или нет.

Те мы сели в машину и уехали, но сигнал остался. Звуки парковки, приезжающие и отъезжающие автомобили, пьяные голоса. Сигнал никогда не отставал от нас. Он всегда шёл за нами. Но я продолжала слушать и здорово нервничала – потому что понимала, что мне показывают часть истории, которую я не очень хотела бы знать.

Я разбудила Элис.

Элис: Я понятия не имела, что именно слушаю, Кейше пришлось объяснять. Ничего необычного, но мы сидели и ждали. А потом кто-то закричал, взмолился о помощи. «Посмотри на них, – сказал другой голос, как будто говорящий стоял прямо за нами. Мы аж подпрыгнули. Потому что говорил это Чертополох, которого встретила Кейша. – Рассмотри их хорошенько. Они сидят там в тепле и безопасности, и им невдомек, что ты сейчас умрешь».

Кто-то вскрикнул.

«Тебе никто не поможет», – сказал он и оказался прав. Несколько ужасных минут мы слушали подтверждения его правоте, а потом сигнал оборвался.

Кейша: Я не думала о таком. Или думала, но решила, будто в том мире все славно и безоблачно. Будто там мы жили, не ведая горя, потому что там все лучше. Но в тот момент я все поняла. В мире по ту сторону динамика тоже жили чудовища, с той единственной разницей, что мы обе ничегошеньки не имели против – закрывали глаза на происходящее вокруг, чтобы жить в своей уютной скорлупке. И там мы были ничуть не лучше чудовищ.

Больше мы не слушали, что доносится из динамиков в заброшенных придорожных кафе. Мы живем в этом мире, и значит, этот мир мы должны менять.

Элис: На десятой встрече мы поняли, что не справляемся с таким количеством народа. Люди изголодались, им до смерти хотелось поделиться пережитым и понять, что они не одни, а еще они стремились как-то повлиять на ситуацию. Мы не знали, можем ли предложить что-то конкретное, но говорили себе: если будем работать вместе, что-нибудь придумаем. Для встреч приходилось арендовать усилители звука. Только что воздух не искрил от нашей энергии!

Кейша: Мы начинали с обращения к толпе – просили поделиться увиденным, будь то чужаки с опавшими лицами, или потусторонние существа в скрывающих лица капюшонах, или участок дороги, который не вписывался в окружающий ландшафт. Рассказывая о себе, находишь силы в собственных историях. Даже если казалось, что никто не поверит, мы знали, что нам говорят правду.

Я не понимала еще, что происходит, но оно точно происходило и дышало жизнью. Я чувствовала: это что-то вело нас к концу, каким бы он ни был.

Сегодняшняя цитата:

«Разве пылинка перед нашим зрачком не заслоняет от нас все великолепие мира, так что оно становится лишь ободком темного пятна? А более мучительной пылинки, чем собственная личность, я не знаю».

Из романа «Миддлмарч» Джордж Элиот.

Спасибо за прослушивание.

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

Глава 8: Простить

Элис: Тем утром горы в Теннесси были подобны тропическим. Туман над кронами деревьев, озера с низенькими мостами. Не знаю, что я воображала, представляя себе это место, но определенно не это. Полагаю, раньше я и не представляла его. Оно никогда не беспокоило меня.

Кейша: Мы прибыли в Нэшвилл. В панораме любого города есть здание, позволяющее понять, какой город перед вами, ведь иначе любой небоскреб - это всего лишь небоскреб. В Нью-Йорке - это ЭмпайрСтейт. В Лос-Анджелесе есть такая круглая постройка. Не знаю, как она называется, и, думаю, никто не знает. Она... ну знаете, круглая. И наконец, Нэшвилл со зданием Бэтмена. Конечно, это не его настоящее название. Уверена, есть некая архитектурная причина в его дизайне, но его вид… это здание в форме головы Бэтмена.

Элис: Пока мы спали, кто-то тихо постучался в дверь грузовика. Я сразу же проснулась и напряглась. Множество тренировок и еще больше обоснованных волнений за все время борьбы с этими тварями, давали осознание, что даже едва различимый звук, подобный этому, мог обозначать все, что угодно. Вот к чему я должна была быть готовой.

В ответ на мой подъем проснулась Кейша. Я приложила палец к губам, подкралась к двери и открыла ее. Где-то кричали дети. Перед нами была