Бонусные эпизоды и лайвы: между частями 1 и 2

Норт-Рим, Аризона

Я люблю свою страну. Это значит, что я рада находиться в долгу у всех тех людей, которые всю ее историю боролись с правительством, чтобы все исправить. Мы – хитрые сыны и дочери праматерей и праотцов, что с песней прошли сквозь бойню, прошли сквозь огонь и медные трубы, чтобы мы могли стоять здесь и смотреть, затаив дыхание. Смотреть, как бушующие реки слез прорезают Большой Каньон света.

Это слова песни Ани ДиФранко.

Я в Большом Каньоне. Здесь холоднее, чем я ожидала. Возможно, потому что я думала, что здесь пустыня, но сейчас я на севере Каньона. Высоко в горах. Здесь растут деревья – вечнозеленые пихты и ели, - множество деревьев. Здесь ужасно холодно, а воздух разряжен. Дышать немного больно, и каждый раз, когда я выдыхаю, изо рта вырывается пар.

Сейчас не сезон, наверное. Или, может, мало кто заходит в эту часть Каньона. Вокруг ничего на многие мили, лишь воздух, и все. Раз уж мы страна, в которой больше пространства, чем культуры, не удивительно, что это место все знают. Приходишь увидеть трепещущее сердце Америки – а оно лишь трещина в земле. А потом все фотографируют ее, чтобы забрать с собой кусочек пространства. Потому что только этого и хотят.

Знаю, что в Сиэтле ушла в радиомолчание, и извиняюсь за это. Просто теперь я знаю, что они слушают, хотя должна была узнать раньше, всегда должна была знать. Но я думала, что прошлое меня не тронет. Вообще никакое прошлое не тронет. Но в один момент оно настигает всех.

Я мало что говорила в эфир. Но все еще говорила. Звук собственного голоса… успокаивает. Но я отключила радио, больше не записывала свои слова, позволила им рассеиваться, едва они срывались с губ. Как облачко пара в голодном закатном воздухе Большого Каньона.

Я с Монтаны чувствовала, что что-то меня преследует. Что-то более опасное, чем Чертополох – более разумная, более хитрая опасность. Но о ней я говорить не буду.

Я просто хотела вернуться в эфир и рассказать тебе про этот вид. Он прекрасен, и я… хотела поделиться им с тобой, как могу. Я люблю тебя, Элис. Я не простила тебя, но люблю.

Каждый раз, когда я выдыхаю, в облачке пара – часть этой любви. След гормонов, химии тела, сигналов любви. Распространяющиеся вокруг морозными облачками пара с моих губ. Если бы я прожила достаточно долго, я бы могла заполнить весь этот каньон, выдох за выдохом. Но я не проживу столько.

Как и никто, на самом деле.

Хмм. Чтобы мы могли стоять здесь и смотреть, затаив дыхание. Смотреть, как бушующие реки слез прорезают Большой Каньон света.

КОГЛАВЛЕНИЮ

Фримонт, Вашингтон

Бородатый великан сжимает небольшую машинку. Один его глаз – колпак, другой спрятан под бетонными волосами. Он выглядывает из-под автомобильного моста. И он… весьма милый. Когда я проезжаю мимо днем, вокруг толпятся туристы, но ночью, когда я возвращаюсь, я могу постоять и помолчать рядом.

Мне нужно это молчание. Еще с Монтаны я чувствовала, что что-то не так. Кажется, кто-то меня преследует.

Я знаю, что перестала с тобой говорить, но у меня есть история, и когда-нибудь мне придется ее рассказать. А раз уж я собираюсь рассказывать ее кому-то, то лучше тебе, Элис.

Этого тролля поставили здесь, чтобы привести в порядок территорию под мостом. Избавиться от подонков и наркоторговцев, привлечь туристов. Старая история. Но не все так мирно у этой статуи. Меньше чем через десять лет после ее постройки на мосту убили водителя движущегося автобуса, и весь автобус, полный пассажиров, вылетел с моста и разбился рядом с троллем. Через несколько лет неподалеку от него нашли двенадцать овечьих черепов. Никто не знает, что они там делали, и, может, это была просто шутка.

Может.

Начну потихоньку с обнадеживающих вещей. Сильвия в безопасности. Она вовремя сбежала. Это было шестое чувство, инстинкт, приобретенный на дороге. Еще до того, как я позвонила, она ушла из номера мотеля. Она следила за ним с противоположной стороны улицы, следила за сутулой дергающейся фигуркой человека, то появляющегося, то исчезающего из поля зрения в слабом освещении мотельного коридора. Она заперла дверь, но человек повернул ручку и зашел внутрь. Может, ему дали ключ. Может, замки не срабатывали на Чертополоха. Не знаю.

Я ни намеком не выдам, где сейчас Сильвия, но она в безопасности. Это точно скажу.

Элис, кто-то… в тени тролля кто-то стоит. На нем толстовка с низко натянутым на голову капюшоном. Не могу разглядеть лица, но думаю, что он за мной наблюдает. Я чувствую… силу, исходящую от человека. Не обязательно опасность, но… затаенную силу, которая может перерасти в опасность.

А теперь он пропал. Я прекрасно вижу обочину в обе стороны. Никто не смог бы скрыться, и все же человек в капюшоне пропал.

Покрытый граффити глаз-колпак, рука, сжимающая машину, овечьи черепа… здесь поклоняются, Элис. И кто бы ни был человек в толстовке… Чем бы он ни был… Может, здесь есть что-то, чему стоит поклоняться.

Выйду на связь еще раз, когда смогу.

Я люблю тебя, Элис. Держись подальше от Фримонтского тролля. Здесь живет что-то древнее.

КОГЛАВЛЕНИЮ

Хоуган, Монтана

Привет. Кажется, мы не встречались. Это бы запомнилось. Ненадолго, конечно, но запомнилось бы.

Итак, вот мы и добрались до границы Монтаны и Айдахо. Можно подумать, что место типично для Монтаны, и оказаться правым. Это потому что все всегда правы насчет Монтаны, или потому что жители знают, что другие о них думают, и пытаются нажиться на этом?

История этих людей – это история тех, кто наживался на сваливающихся на них лишениях, потому что надо было как-то выживать, тех, кого за это бранили и демонизировали.

Видишь, не мы это начали. Ты давно уже делаешь с собой то же.

Я проследила Кейшу до сюда. Она, конечно, не знает.

Город знаменит тем, что у них в стенах вмуровано 50000 долларов серебром. Правда, все говорят, что уже на самом деле больше. Даже то, чем они знамениты – запутано и неточно. [Смешок] Обожаю! Обожаю путаницу. Путаница – моя жизнь и моя работа.

Самый большой сувенирный магазин в Монтане. Можно купить нож за пять долларов. Я купила десять. Ножей никогда много не бывает, особенно если знаешь, как ими пользоваться. Они дешевые, конечно, но и дешевая сталь может порезать.

Ловцы снов с нарисованными на них волками, розовые ковбойские шляпы, прошитые серебряной нитью, игрушечные лошадиные головы на палках, чтобы притворяться, что скажешь на лошади или притворяться, что несешь на шесте отрубленную голову лошади. Забавные и вдохновляющие таблички с надписями вроде «В закрытый рот муха не влетит», «Может, всего у всех нет, но вместе у нас есть все». Мило. На этой написано «Что бы ни произошло в «У Бабушки» - этого не было». Хм, интересно. Что там произошло? Думаю, что все же стоить кому-то сказать.

Движущиеся статуэтки, ангелы, хлопающие крыльями, волки с открывающимися и закрывающимися пастями – ужасные. Чудесно. От них у детей будут кошмары. Меньше работы мне.

Когда люди говорят, что все возможно, они обычно подразумевают хорошее, но только потому, что не задумываются о своих словах. Подумай, если все возможно, то сколько по-настоящему жутких вещей возможны? Как говорила моя девочка: «Свобода – это не плохо и не хорошо. Свобода может быть ужасной».

Я не прячусь. Кейша прошла прямо рядом со мной. Она не узнала меня, да и откуда? Если бы Элис была здесь, может, Элис смогла бы предупредить.

Но, конечно же, Элис здесь нет. А я – есть.

КОГЛАВЛЕНИЮ

Окно и Зеркало (бонус с Патреона)

Это было сном, но и не было сном. Я бодрствовала, я знал это. Но это было не по-настоящему. Я не могу этого объяснить, я могу только рассказать.

Я на набережной. Я не знаю, на какой именно. Множество элитных магазинов - Луи Виттон и ему подобные - но они есть повсюду. Подобно Старбакс, они не раскрывают своего расположения. Пальмы. Но и они тоже могут быть где угодно.

По ту сторону воды...Реки? Залива? В ряд стоят три небоскреба и расположившееся на вершинах всех трех нечто, кажущееся круизным лайнером. Целый корабль расположился на вершинах трех небоскребов. Но это не сон. Я не сплю.

Я начинаю идти. Я выбираю направление и иду. Кажется, на мне одежда и удобная обувь - ну хоть так. Проходит не так много времени, прежде чем я наконец осознаю, проходя в тени высоких зданий, - я в Сингапуре. Я никогда не была в Сингапуре. Я не помню, чтобы летела сюда, но вот я здесь.

Пока я иду все кажется совершенно реальным. Жара и толпы людей, так непохожие на одинокую трассу, на грузовик с кондиционером. Обычно я вижу мир изнутри капсулы. А сейчас я в городе высоких стеклянных капсул, теперь я - та, кто снаружи.

Я иду по дороге и вижу ряды деревьев. Но вместо листьев на них растут разноцветные зонты. Но это не сон.

Со временем я захожу очень далеко. Думаю, дальше, чем я физически могла бы пройти. Я не помню, как попала сюда.

Я на тихой дороге в окружении густой листвы. Но я могу разглядеть самолеты, идущие на посадку у меня над головой. Желтый знак с красными буквами указывает мне путь к чему-то, названному “Храмом немецкой девушки”. Я следую указанию знака и обнаруживаю, что он верен своим словам. Девочка-подросток из Германии погибла в Первой мировой войне и сейчас почитается как даосское божество. [смешок] Ну, полагаю, мы все оставляем наследие.

Я иду мимо храма, вниз, к воде. Плавучие дома тихонько покачиваются на волнах. Я чувствую запах земли, отсыревшей в местах, где она встречается с мягким прибоем. Вдали, над водой, я вижу не привязанное ни к какому зданию окно с красной занавеской. Но я не сплю.

 

Я в коридоре. Кажется, он растянулся на мили, но я думаю, что это обман зрения. Думаю, коридор становится уже и уже, отчего кажется, будто он простирается намного дальше, чем есть на самом деле. Здесь окна во всю стену, и я ловлю себя на том, что смотрю на зеленые холмы. Это могла бы быть Миннесота, наверное. А может, Мичиган. Я не уверена.

Я отворачиваюсь и вижу, что нахожусь в пристройке, выступающей из дома. Похоже, у этого коридора над обрывом нет никаких опор, и потому я пробираюсь в здание. Здесь пусто, но здание выглядит как известная туристическая достопримечательность. Я здесь до или после часов посещения, точно не знаю, потому что не помню, как пришла сюда.

Каждая комната преподносит новый сюрприз. Карусель в натуральную величину, безмолвная и тёмная. Прохожу мимо – как вдруг вспыхивают все её огни. Включается навязчивая карнавальная мелодия, ритм которой я бы описала как весьма агрессивный. Я вскрикиваю. Поблизости, однако, никого нет. Лошадки скачут вверх-вниз в скрипучем марше, а я ухожу.

Другая комната. Лестница, что ведёт вниз, выложена замысловатыми религиозными витражами. Агнцы, кресты и всё такое. Религия переливается на ступеньках пёстрыми пятнами.

Одна из комнат целиком являет собой старинную главную улицу с витринами магазинов и фонарями, но нежилую и покрытую пылью. Внезапно я понимаю, что вот этот дом мне знаком. Как-то раз я прочла о нём в одном романе, но вот в каком именно – не помню. Роман мне понравился – это я припоминаю. Рассказывалось в нём о чём-то жутком, о чём-то, что связано с поездками и странной Америкой. Однако я не могу сказать точное название.

Наконец, выход найден. Там, снаружи, прямо над головой светит солнце, но вокруг – ни души. Наверняка это сон, но я знаю, что это не так.

Через дорогу, прямо перед домом в воздухе повисло не закрепленное ни на каком здании окно с красными шторами. Я шагаю к нему, но мне заведомо понятно, что добраться до него в этот раз не выйдет. Может быть, в другой.

 

Я стою на краю долины, уходящей вниз, к воде. Солнце светит, но не греет. Цвет у листвы деревьев насыщенно-зелёный – насыщенный или частыми дождями, или талыми снегами, или и тем, и другим сразу. Облака льнут к горам. Они так делают в силу определенных причин, о которых я никогда не удосужилась разузнать.

Я прохожу мимо желтой постройки –отеля, судя по всему, – хоть он и, похоже, уже довольно долгое время не использовался по назначению. Есть в заброшенном здании, где в своё время ночевали люди, что-то особо не дающее покоя. Конечно, заброшенные офисы и склады могут вызвать странные чувства, но вот заброшки, где всё ещё стоят кровати, в которых люди засыпали и просыпались, – их из головы не выбросить. Я вижу, как из окна третьего этажа выглядывает женщина в белом платье. Незаконная поселенка, быть может. Я приветствую её поднятой рукой, и она отвечает мне тем же, при этом грустно улыбаясь. И я иду себе мимо.

Не нужно много времени, чтобы понять, что я в Сегуэй, штате Аляска. Так говорят указатели. Пока иду, пытаюсь размышлять о том, что мне известно об этом месте. Как выяснилось, я знаю об одном странном чуде здесь неподалёку, прямо за границей. Пустыня Каркосс, самая маленькая пустыня в мире. Она расположена на засушливом, что несвойственно Юкону, клочке земли, в дождевой тени близлежащих гор. Опять же, все эти удивительные вещи происходят потому, что горы по-своему влияют на облака. Тот вопрос, по которому я никогда не удосуживалась ничего разузнать.

Я направляюсь в порт, куда причалил круизный лайнер размером с несколько жилмассивов и возвышающийся над редко застроенным городком. Я никогда не видела в этих громадинах рекреационной привлекательности. От их размеров меня слегка тошнит. Приглядевшись, я с замиранием сердца понимаю, что в этом круизном лайнере есть что-то странное и что с этим чем-то я вот-вот познакомлюсь.

Один из иллюминаторов в нижней части судна не похож на остальные. На нём старомодная деревянная рама в форме арки и задернутые красные шторы. Я гляжу на них – и шторы шевелятся, словно кто-то задевает их с той стороны

 

Я стою под аркой, сделанной из костей. Я не сплю. Огромное существо когда-то жило и умерло, а затем мы воздвигли постройку из его скелета. Какие мы странные создания. Я чувствую, как меня кусает океанский бриз, и осматриваюсь. Я на холме над городом. Довольно тихо. Наверное, Ирландия или Британия. Уютно устроились в устье реки. Я совсем не помню, как сюда добралась, но я здесь. Я вытягиваю руку и дотрагиваюсь до арки. На ощупь это камень. Но это не камень.

На другом конце города, на противоположном холме, есть другой скелет. Похож на разваленную церковь. Готический и зловещий. Я направляюсь туда, не сумев найти другого пути. Довольно скоро я прохожу мимо скамейки с табличкой, которая сообщает мне, что вид этого города вдохновил Брэма Стокера поместить часть его романа “Дракула” сюда. Оно и понятно. Прекрасный гостеприимный городок, на который сверху смотрит пустоглазая церковь, и контраст между ними просто поразителен.

Спускаясь с холма и перейдя реку, я сворачиваю налево, на Черч-Стрит, - это узкая мощеная улица с пабами и магазинами с названиями вроде Белая Лошадь, Грифон или Пастушья Сумка. Напротив Белой Лошади место под названием Черная Лошадь. Интересно, много ли вокруг них споров. Черч-Стрит заканчивается крутым набором ступенек, огибающих холм, и я по ним иду. Они поднимаются всё выше и выше и заканчиваются на кладбище более современной церкви. Я говорю “более современная”, потому что она ещё стоит и в ней хотя бы есть все двери. Ей, наверное, уже сотни лет.

Современность относительна.

За кладбищем, судя по вывеске, находится аббатство Уитби - одна шелуха. То, что когда-то было полом, теперь - газон. В зависимости от того, какого тона падающий свет, это может быть и красиво, и ужасающе. Прямо сейчас - и то, и то. Конечно, я уже знаю что оно лишилось не всех своих окон. Я смотрю вверх, на высокую стену, и вижу единственную деревянную арку, вделанную в камень. Её прикрывает красная занавеска. Занавеска двинулась. И на мгновение я увидела, как промелькнула рука.

КОГЛАВЛЕНИЮ

Часть 2