Командир 27-й стрелковой дивизии –

генерал-майор Александр Михайлович Степанов (48 лет)

Так уж получилось, что в самый ответственный момент меня скрутил жесточайший приступ язвы желудка. Добро бы это было какое-нибудь достойное ранение – так нет, из строя меня вывела до безобразия мирная, гражданская болезнь. Самое досадное было то, что в условиях окружения и беспрерывного отступления от этой болезни было невозможно найти каких-нибудь лекарств, а о соблюдении надлежащей диеты не могло быть и речи.

Потом с небес прозвучал трубный глас, и мы сподобились узреть второе пришествие марсиан. Это если за первый раз считать вымышленное нашествие, описанное британским сочинителем Уэллсом. Мол, землю спасут добрые бациллы, к которым мы привычны, а для чужаков они чистый яд. Три раза «Ха», господин Уэллс! В бациллах чужаки разбираются значительно лучше нас, обычных землян, и такой мелочью их не остановишь. Да и не хочется мне их останавливать; пусть об этом голова болит у немцев, которым они уже изрядно намяли бока. Да и не чужаки они нам вовсе, а вполне приличные, хоть и странные люди, при этом разговаривающие на русском языке. Все они мне симпатичны, хоть иногда и приходилось щипать себя за руку.

Первым моим сильным впечатлением должен был стать полет туда, но я его почти не помню, потому что вчера вечером, перед погрузкой на транспортный летательный аппарат, у меня как раз начался очередной приступ, и для того, чтобы его купировать, мне вкололи сильное болеутоляющее. От этого укола я перестал чувствовать свое тело и ощутил состояние беспричинной радости, бодрости и оптимизма, после чего долгое время находился в радужной эйфории, наподобие детского волшебного сна. Помню только, что со мной «наверх» летело несколько высокопоставленных раненых, которые, в отличие от меня, пострадали не от мирной болезни, а от вражеских пуль и осколков снарядов. Им вроде тоже делали уколы болеутоляющего, но не такие сильные, и они даже могли переговариваться между собой и шутить в то время, как у меня в ушах звенели колокольчики. Зато хоть желудок болеть перестал, и это уже было большим плюсом. Когда исчезает длительная ноющая боль, время от времени переходящая в острые приступы, этот факт сам по себе может вызвать головокружительную эйфорию.

Но главное головокружение у нас у всех было еще впереди. Там, «наверху», то есть в ангаре для транспортных аппаратов на борту космического крейсера, меня, то есть всех нас, ждало еще одно потрясение. На стене, прямо перед открывшимся для выгрузки люком, во всю высоту в три человеческих роста под надписью «РУССКАЯ ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ИМПЕРИЯ» был изображен герб, который заставил меня и моих товарищей на какое-то время застыть в недоумении с мыслью: «Куда мы попали?!» Представьте себе – на ярко-алом фоне огромный двуглавый орел золотого цвета, а между головами орла (там, где на гербе Российской империи была изображена большая корона), большая темно-красная пятиконечная звезда в золотой же окантовке, с расходящимися от нее золотистыми лучами. Более дикого сочетания несочетаемого представить себе было трудно.

Но, как ни странно, после некоторого внутреннего сопротивления я отнесся к этому гербу относительно спокойно, тем более что там одновременно присутствовали и дореволюционные, и советские символы, а над орлиными головами не имелось корон. Уже потом я узнал, что император вообще не носит короны, и на гербе его символизирует именно пятиконечная звезда с лучами.

Итак, после того как у нас у всех прошло первое потрясение, моих раненых товарищей местный медперсонал повез к месту будущего лечения на носилках (точнее, леталках). Но я отказался от подобной помощи и сам пошел за немногословной миниатюрной женщиной по имени Ана (чистокровная сибха) в коротеньком серо-голубом комбинезоне в обтяжку, которая указывала мне путь. Удивительно, но размеры тела у Аны были как у ребенка десяти-двенадцати лет, а формы почти как у взрослой женщины. И посмотрела она на меня при встрече совсем не с детским интересом. Потом я понял, почему неудивительно, что она так на меня смотрела. Дело в том, что девять из десяти встретившихся мне на борту людей были женского пола. У нас обычно в таких местах женщину не встретишь вообще, а тут только они и есть. Получается еще одна загадка.

Еще меня несказанно поразили местные лифты. Это просто пустые трубы с нулевой гравитацией, в которой можно парить до бесконечности, не ощущая ни верха, ни низа. Но это в них не самое главное. Достаточно пожелать, куда тебе надо отправиться – вверх или вниз, и с какой скоростью – и такой лифт начинает перемещать тебя в выбранном направлении. Ощущения как во время полета в детском сне. Правда, прокатиться на таком лифте нам с сопровождающей меня Аной довелось всего один раз. Как она мне объяснила, мы двигались с нижнего яруса, на котором расположены ангары, на два яруса вверх, туда, где находился медицинский блок.

Доктора, которая занималась моим лечением, звали товарищ Иртаз Далер, и одета она была в почти такой же наряд, как и у малышки Аны. Несмотря на свое нерусское имя, она отлично, без всякого акцента, говорила по-русски. Смуглая, чуть горбоносая, темноволосая, с головой, оплетенной множеством косичек, товарищ Далер походила бы на обычную женщину одного из южных народов, если бы не слишком высокий рост и заостренные уши. Но на эти мелочи можно было не обращать внимания, потому что эта доктор повела себя совсем не так, как наши врачи. Первым делом, сморщив нос, она попросила меня пройти в расположенную тут же душевую кабинку и принять душ, не жалея мыла и мочалки. И выходить на осмотр, не надевая формы… Потом, бросив на меня оценивающий взгляд (в смысле размера), вытащила из шкафа запечатанный пакет одноразового белья и отдала его мне, попросив при этом поторопиться.

Я же только вяло кивнул. И в самом деле, после недели пребывания в военно-полевых условиях начинаешь благоухать отнюдь не розами и жасмином, а крепким застарелым потом пополам с запахом земли и пороховой гари. Сказать честно, смыв с себя все это, я почувствовал себя если не заново родившимся, то достаточно близко к этому, и потому без особого смущения вышел к товарищу Далер в одних обтягивающих трусах. Она же, критически осмотрев мою фигуру, сказала, что для своего возраста я неплохо сложен. Разве что еще немного подтянуть живот и нарастить мышц на груди и плечах, после чего с моим телосложением все будет нормально. На самом деле с ним и сейчас все нормально, просто из-за приступов я часто почти ничего не мог есть, поэтому и похудел. Но, впрочем, на этом разговор о моей фигуре закончился и начался сам осмотр, который свелся к просвечиванию на нескольких аппаратах, вроде рентгеновского. Товарищ Далер только говорила мне, какую позу следует принять, как повернуться, поднять или опустить руки, когда дышать, а когда нет…

Потом, когда осмотр закончился, доктор сказала, что у меня типичнейший случай язвы желудка на нервной почве, но дело это поправимое. Достаточно проглотить «автодоктора» – да, кажется, именно так она произнесла это слово, не совсем понятное мне. И достала из шкафа нечто извивающееся, членистое и белесое, толщиной с указательный палец, сантиметров пятнадцати в длину. Еще это создание имело две головы – спереди и сзади – и множество прижатых к брюху ножек, как у сороконожки, и множество злых, поблескивающих глазок по обеим сторонам тела.

– Э-э-э… прошу прощения, товарищ Далер… Это что еще такое?! – попятившись, возмутился я. – И это ужасное насекомое я должен… это самое… глотать!? – Наверное, я выглядел нелепо, от изумления и отвращения не умея подобрать слов и произнося все, что навернулось на язык. С ужасом, вытаращив глаза, я смотрел на омерзительную тварь, которую доктор любовно держала своими изящными пальчиками – так, словно это был миленький птенчик.

Иртаз Далер сначала не поняла меня, потом засмеялась. Она выглядела так очаровательно при этом, что мне даже стало немного стыдно перед этой красивой женщиной. Тем не менее на сороконожку в ее руках я по-прежнему смотрел с опасением.

– О, честно признаться, я даже не подозревала о том, что там, «внизу» еще есть люди, которые могут подумать, что дипломированный и высокопрофессиональный врач может прописать им глотание сороконожек… – сказала она ласковым голосом, глядя на меня с лучистой улыбкой. – На самом деле это никакая не сороконожка… – она положила блестящую тварь на ладонь и сделала шаг ко мне, вытянув руку перед собой, – а такая медицинская машина, специально предназначенная для контроля процессов в желудке пациента… Вот, посмотрите внимательно. – При этих ее словах я заставил себя хорошенько присмотреться к этой «машинке», которая при ближайшем рассмотрении и вправду оказалась совсем не насекомым. То есть на сороконожку эта машинка была просто похожей, и не больше того. Удивительное изделие рук человеческих из жесткого материала, похожего на целлулоид. Я с облегчением выдохнул. А доктор продолжила: – Стоит вам один раз проглотить эту штуку, как вы позабудете о своей язве до конца жизни. Это называется «автодоктор» – он, собственно, сам будет штопать эту язву, сам будет выделять в желудочный сок лекарства, необходимые для предотвращения развития рецидивов болезни. Стоит вам один раз решиться и проглотить эту штуку – и до конца ваших дней вы сможете вести жизнь абсолютно здорового человека…

Я подумал, махнул рукой и… решился. Правда, глотать эту «сороконожку» было немного неудобно, но зато потом, когда я вышел из реабилитационного аппарата, в котором проспал почти сутки, от этой штуки вообще не было никаких неприятных ощущений. И присутствие язвы я тоже не ощущал. То есть совсем. Теперь меня ждет еще она беседа с чудо-доктором Иртаз Далер, а потом я отправлюсь домой, вниз, воевать с фашистскими захватчиками.

* * *

Июня 1941 года, вечер

 Брестская область, ж.д. станция Ивацевичи