Ныне командующий автобронетанковыми частями зафронтовой группы войск

– генерал-майор Семен Васильевич Борзилов (48 лет)

Едва на востоке заалела утренняя заря, сводный мотоброневой отряд под командованием генерала Борзилова сосредоточился на исходных позициях на восточной опушке лесного массива, находящегося в прямой видимости к западу от Слонима. На той стороне – в самом Слониме и по восточному берегу реки Щары оборону перевернутым фронтом заняла свежая 29-я моторизованная дивизия вермахта под командованием генерал-майора Вальтера фон Больтерштерна. Считая, что окруженные большевистские войска всей массой будут прорываться через Щару, чтобы далее отступить в восточном направлении через Барановичи–Минск, [74] немецкий генерал сосредоточил в районе Слонима основные силы своей дивизии. Сводной группировке генерала Болдина противостояли два моторизованных пехотных полка (из трех, имеющихся в дивизии), моторизованный саперный батальон, разведывательный батальон, мотоциклетный батальон, моторизованный противотанковый батальон и моторизованный артиллерийский полк.

В течение суток к Дешковичам дополнительно подошли еще несколько танков, а еще два взвода огневой поддержки прибыли с орбиты перед самым началом операции. Прибыла и обещанная Ватилой Бе сводная инженерно-ремонтная бригада с «Полярного Лиса», состоящая да двух серых эйджел среднего ранга, четырех горхинь и двух сибх, которые использовались преимущественно для того, чтобы подавать работающим инструменты. При этом одна из горхинь с некоторой натугой тащила за собой тяжеленный кофр на антигравитационной платформе, битком набитый инструментами и расходными материалами, необходимыми для ремонтно-восстановительных работ.

Когда генерал Борзилов и его подчиненные увидели эту команду в синих спецовках-комбинезонах инженерной службы, то попросту потеряли дар речи. Кроме странного внешнего вида, серые употребляли в своем разговоре загадочные термины – такие, как «молекулярный клей», «монополотно», «атомарное напыление», «атомарная сварка» и т.д., – и для генерала и для его мехводов слова звучали как полная абракадабра. Но, как сказал товарищ Маркс, практика – критерий истины, поэтому, как и в случае с Ватилой Бе, первоначальное недоверие быстро сменилось трудовым энтузиазмом. Тщательно осмотрев ходовую часть танков «Т-34» и особенно «КВ» (для первых серий это была самая слабая часть техники), старшая из серых по имени Аэла Си вынесла вердикт, что «на коленке», да еще и меньше чем за сутки, тут мало что можно сделать. В первую очередь следует заказать в автоматических мастерских рейдера изготовление нормальных воздушных фильтров со сроком готовности «будущая ночь». А то товарищ Кошкин ударял танкопробегом по бездорожью зимой, притом, что снежная пыль, попавшая в цилиндры двигателей, не наносит им такого вреда, как пыль обыкновенная, песчано-глинистая, состоящая из алюмосиликатов с небольшой примесью известняка. [75]

Вторым, не менее важным вопросом, были быстроизнашивающиеся коробки передач «тридцатьчетверок» и «КВ», ибо металл, из которого изготовляли их шестерни, не соответствовал динамическим характеристикам новых советских машин. Проще говоря, если гонять «тридцатьчетверки» без ограничений на полных скоростях, то шестерни в первоначально новенькой коробке выкрошатся чуть ли не раньше, чем кончится солярка в баках. А если учесть, что мехводы новых танков, как правило, начинали на легких «БТ» и «Т-26», и по привычке на «КВ» с массой в пятьдесят тонн обычно стартовали с места на третьей передаче – так же, как и на восьмитонном «Т-26». И под хруст выкрашивающихся зубьев получалось: «вот тебе, бабушка, и новые танки». А без коробки передач танк – не танк, а железный гроб с пушкой и пулеметом. Сколько их таких, почти исправных, танкисты генерала Борзилова бросили на смертном пути своей дивизии от Белостока до Слонима»! Изучив конструкцию коробки передач, Аэла Си сделала вывод, что заказывать в мастерских «Полярного Лиса» потребуется только наборы шестерен с вечным, неубиваемым покрытием, а остальные детали коробок передач можно использовать и в том виде, в каком они есть сейчас.

Таким образом, пересборка коробок передач с новыми шестернями тоже ушла на будущую ночь, а команда Аэлы Си, подтянув и подшаманив в ходовой части техники все, что можно было сделать «на коленке», приступила к работам, которые помогут танкам и их экипажам дожить до этой самой будущей ночи. В основном это было усиление бронезащиты в самых уязвимых местах при помощи того самого монополотна, которое предполагалось крепить к броне на молекулярный клей, а также металлокерамических плиток высшей защиты из ЗИПов штурмовых шаттлов.

Сначала генерал Борзилов и прочие советские танкисты пришли в недоумение от идеи оклеить танк «тряпками», но когда убедились, что монополотно режется только специальным молекулярным резаком, не горит и даже в один слой в упор не пробивается из винтовки Мосина, сменили гнев на некоторый интерес. Вреда, мол, от этой затеи точно не будет. Если башни и корпуса «КВ-1» серые просто обклеили монополотном, поверх которого провели напыление красителя цвета хаки, то над «тридцатьчетверками» инженеры с «Полярного Лиса» поиздевались куда серьезней. В самых уязвимых (и обстреливаемых) местах поверх слоя монополотна клеились металлокерамические плитки высшей защиты, потом поверх плиток в обтяжку клеился еще один слой монополотна и производилось напыление красителя.

– Ну все, – сказала Аэла Си, оглядывая бугристую, точно у крокодилов, броню преображенных «тридцатьчетверок», – конечно, по уму стоило бы поставить генераторы защитного поля, но с этим слишком много возни, а против местных дейчей сойдет и так.

Таким образом, к утру 29 июня сводный мотоброневой отряд генерала Борзилова состоял из тяжелого танкового батальона (три «КВ-1» и шесть «Т-34» с усиленным бронированием), легкого танкового батальона (пять «БТ-5» и восемь «Т-26»), трех мобильных взводов тяжелого оружия штурмовой пехоты, а также роты егерей вечно веселящегося капитана Вуйкозара Пекоца. Группировка по батальонам была обусловлена не только стойкостью бронезащиты, но и тем, что танки в тяжелом батальоне потребляли в качестве топлива соляр и требовали снарядов к 76-мм пушкам, а танки в легком батальоне потребляли бензин и были вооружены пушками калибра 45-мм. Что касается наземных подразделений, высадившихся с «Полярного Лиса», то они уж точно ни в чем не нуждались и ничего не требовали, и при этом именно они обеспечивали всей группировке необходимые для прорыва огневую мощь и противовоздушную защиту.

И вот настал решающий момент, когда рассвет вступил в свои права – стало достаточно светло, но в то же время встающее солнце еще не показалось над горизонтом и не начало слепить глаза атакующим. Перед боем разведка доложила, что передовая линия обороны противника, включающая большую часть его противотанковой артиллерии, располагается вдоль линии железнодорожной насыпи у поселка Чемеры на западной окраине Слонима. Правда, надо сказать, что еще вечером позиции немецкого мотоциклетного батальона были выдвинуты на девять километров дальше к западу от Чемер, и передовая линия немецкой обороны пролегала через населенный пункт Козловичи и несколько близлежащих деревень, расположенных ровно на полпути между Дешковичами и Слонимом. Но ночью к этим немцам случился неожиданный визит егерей капитана Пекоца, отчего они все умерли, даже не успев толком оказать своим харонам сопротивление и поднять тревогу.

Тут надо сказать, что генералу Борзилову егеря капитана Пекоца чем-то напомнили его земляков, кубанских пластунов, наводивших ужас на германцев и австрийцев. Хотя Бог его знает, почему у него возникла такая ассоциация. В этой сборной команде головорезов только земляки ее командира и собственно новороссы имели с кубанцами хоть что-то общее по генам. Кстати, капитан Пекоц представил командиру пятерых хмурых коренастых бритоголовых бойцов и сказал, что это и есть настоящие истинные арийцы с Тардана, а те, кого этим именем называют дейчи, являются наглыми и бессовестными самозванцами.

Именно благодаря егерям ударный отряд смог скрытно занять исходные позиции на опушке, а вслед за ним в меру скорости пешего марша стала подтягиваться и пехота и, самое главное, артиллерия. Вся артиллерия, которую удалось собрать, сохранить и снабдить боеприпасами, слилась в отдельный артиллерийский полк, находящийся под непосредственным командованием генерала Болдина. Первый дивизион – одна батарея особого могущества (две гаубицы «Б-4» с тягачами «Коминтерн»), а также две четырехорудийные батареи пушек-гаубиц «МЛ-20» тоже с тягачами. Второй дивизион – три четырехорудийные батареи гаубиц «М-30» на конной тяге. Третий дивизион – три шестиорудиные батареи 76-мм пушек «Ф-22/УСВ». В принципе, уже 1-го и 2-го дивизионов этого сводного артполка вполне хватало для того, чтобы при надлежащей корректировке и отсутствии таковой у противника, покрыть немецкий 29-й артиллерийский полк, как Одиссей Пенелопу.

Атака Слонима началась прозаически, без предварительных ласк и воинственных танцев. Просто десяток советских танков, которые выглядели, будто их, раненых, перебинтовали светло-зелеными бинтами, выехали по дороге из леса и, не развертываясь в боевой порядок, колонной направились в сторону железнодорожного переезда. От такого зрелища у немецких часовых, зевающих в предутренней тишине от желания поспать, челюсти упали до самой груди. Не узнать грозные силуэты новейших и весьма грозных большевистских танков было невозможно. При этом немецких наблюдателей сбивал с толку их непривычный вид и то, что они продолжали двигаться походной колонной, не пытаясь развернуться в боевой порядок. Но даже самый хороший ступор не может длиться вечно. К тому моменту, когда советские танки проехали около половины того километра, что отделял их от позиций немецкой противотанковой артиллерии вдоль железнодорожной насыпи, там уже приблизительно разобрались, что к чему, и истошными голосами завопили «Аларм! Аларм! Аларм!». Русские, которых тут ждали последние четыре дня, наконец-то пришли.

Сначала спросонья, в белый свет как в копеечку, бухнула одна «колотушка» – трасса снаряда растаяла в светлеющем небе. За ней вторая, третья… Даже не высекая искр, снаряды бессильно рикошетили от лобовых листов, бортов и башен, но немецкие противотанкисты увеличивали и увеличивали темп своей стрельбы. И тут сверкнула ослепительная вспышка; от опушки леса к одной из «колотушек» на мгновение протянулась бело-голубая черта, брызнули во все стороны искры – и на месте орудийной позиции остался только оплывший слиток, что совсем недавно был 37-мм германской противотанковой пушкой «Рак-36». За первым тяжелым лазерным ружьем выстрелило второе, третье, четвертое… С той же беспощадной, стопроцентной эффективностью. Один выстрел – одна уничтоженная противотанковая пушка.

Что касается ответного огня «колотушек» по своим губителям, то прямое попадание из Рак-36 с километра в точечную цель «замаскированный расчет тяжелого лазерного ружья» является ненаучной фантастикой. Даже снайпер с винтовкой Маузера образца 98 года по ростовой мишени уверенно работает не дальше, чем на восьмистах метрах, а «колотушка» – это далеко не снайперская винтовка. А вот само тяжелое лазерное ружье эффективно на любых дистанциях в пределах прямой видимости, если, конечно, это позволяет прозрачность атмосферы. А сегодня она позволяла – видимость утром была «миллион на миллион».

Одним словом, схватку за рубеж железнодорожной насыпи немецкий противотанковый батальон проигрывал начисто. Несмотря на зубодробительную канонаду, ни один советский танк так и не был подбит, а больше половины противотанковых орудий было уже уничтожено. Досталось и расчетам ручных пулеметов, которые должны были сдерживать натиск советских стрелков, идущих вслед за танками. Этот счет смерти рос с каждым ударом сердца, пока нервы у солдат немецкого противотанкового батальона не выдержали и они не принялись откатывать уцелевшие пушки за насыпь, убирая их из прямой видимости расчетов тяжелых лазерных ружей. Потом, вслед за артиллеристами, засобирались прочь и пулеметчики, которым совсем не хотелось оставаться единственными мальчиками для битья. Это была еще не победа в схватке за первый рубеж вражеской обороны, но уже хорошая заявка на нее.

Исчезновение с гребня железнодорожного полотна немецких пулеметов означало, что скрывающаяся на опушке леса советская пехота могла переходить в атаку без риска попасть под шквальный пулеметный огонь. В одном только противотанковом батальоне имелось восемнадцать единых пулеметов «МГ-34», записанных как ручные, и их свинцовый ливень мог остановить наступательный порыв целого стрелкового полка. Но сегодня был не их день. Как только немецкие противотанкисты и пулеметчики отступили за гребень железнодорожной насыпи, водительницы парящих аппаратов подогнали их к позициям, а стрелки и вторые номера расчетов тяжелых лазерных ружей заученно перенесли свои девайсы на турели в колясках. И дальше сели – полетели. На высоте около метра над головами атакующей советской пехоты и чуть-чуть выше линии железнодорожной насыпи. Это уже не парение – это свободный полет, а еще дополнительный обзор. Если подняться еще чуть выше (лишь бы у пилота-водителя не закружилась голова), то стрелкам становится отчетливо видно нездоровое шевеление за железнодорожной насыпью. Там немецкая пехота изготовилась к штыковой контратаке, [76] а противотанкисты спешно разворачивают свои орудия, чтобы с короткой дистанции обстрелять советские танки в борт в тот момент, когда те будут форсировать переезд. А еще там, возле самого переезда, копошатся какие-то типы с большими баллонами [77] на спине. А вот это уже есть серьезный непорядок!

Атакующая советская пехота, уставив вперед штыки, увидела парящие прямо над их головами аппараты огневой поддержки, что испускали беззвучные лазерные лучи рассекающие бледно-голубое небо, узрела яркие вспышки попаданий где-то за насыпью и вздымающиеся в небо языки огня, услышала доносящиеся оттуда иноязыкие яростные вопли боли, ярости и отчаянья – и вдруг, охваченная общим воодушевлением, сама с яростным ревом бросилась вперед, в атаку. Советских бойцов и командиров обуяло яростное желание сойтись с врагом в яростной рукопашной схватки и отплатить боль, страх, бессильную ярость все то, что пережили они за последнюю неделю, с момента вероломного и внезапного нападения гитлеровской Германии на СССР.

Вырвавшаяся вперед танковая колонна вышла на переезд, где все-таки подверглась обстрелу со стороны нескольких уцелевших противотанковых пушек, стрелков и противотанковых ружей и даже одного огнеметчика – тот, до того как был срезан пулеметной очередью, успел плюнуть огнесмесью в башню головного танка «КВ-1». Не удерживаясь на монополотне, огненные капли покатились вниз как с гуся вода, в пыль и на брусчатку, под звенящие по рельсам гусеницы… Конечно, в боевом отделении стало смертельно жарко и душно, воздух переполнился химических угаром, от которого першило в горле. Но экипаж не поддался панике и, свернув машину с дороги, пулеметным огнем, гусеницами и шрапнельными выстрелами, поставленными на картечь, принялся зачищать от немецких солдат пространство за железнодорожной насыпью.

За первым танком переезд пересек второй, третий, четвертый и, кроме того, там же на землю опустились парящие аппараты, с которых на землю спрыгнули егеря капитана Вуйкозара Пекоца в полной боевой экипировке. К трассам пулеметных очередей добавились сверкающие росчерки лазерных выстрелов. Не выдержав натиска, вражеская пехота откатилась в лесополосу за насыпью и тут же через железнодорожное полотно стала переваливать основная масса советской пехоты, настроенная устроить захватчикам хорошую кровавую баню. Потом над полем схватки, где кипела страшная рукопашная, стали зависать парящие аппараты, из которых в самую гущу схватки спрыгивали широкоплечие крепышки из числа вторых номеров расчетов (не нужных, когда ружье установлено на аппарате), чтобы показать советским бойцам, как умеют биться врукопашную и рвать врага на части голыми руками истинные Девы Войны. На устах у них было два восклицания. Первое – «Что вы так там долго возитесь с этими плюгавыми дейчами?». Второе – «Дайте и мне поразвлечься!».

В результате к тому времени, когда проснувшееся командование немецкого артиллерийского полка, разобравшись в происходящем, было готово дать команду открыть огонь, оно не могло этого сделать, потому что за позицию уже кипел ожесточенный рукопашный бой. В схватке за небольшой кусок земли смешались все со всеми, и немецкие артиллеристы не могли открыть огонь без опасения задеть своих же солдат. Редкий артиллерийский огонь, открытый немцами с целью «пресечь подход резервов», не привел ни к чему, кроме того, что координаты огневых позиций немецкого артполка засекли околоземные орбитальные сканеры, рассеянные «Полярным Лисом», и передали на специально настроенный ручной тактический планшет, торжественно врученный капитаном Пекоцем командиру сводного артиллерийского полка майору Соловьеву. Типа – внимай тому, что посоветует тебе эта штука, и будет тебе счастье. Забавная игрушка, размером с настоящий планшет, который каждый командир таскает у себя на боку. На экране мелкие мультипликационные человечки в серой форме, размером с муравьев, суетятся возле игрушечных пушечек, подтаскивают снаряды и заряды, поднимают стволы, наводят и стреляют. Рядом, в отдельном квадратике – данные для стрельбы каждой батареей. Пока позиции вражеского моторизованного артполка возможно достать только тяжелыми батареями 1-го дивизиона, для остальных не хватает дальности стрельбы. Изображение можно увеличивать и уменьшать, переходить на общую карту и возвращаться обратно. Но сейчас важно не это. Считав данные для стрельбы 2-й и 3-й батареи, командир полка с некоторым недоверием передал их на огневые. Одиночный выстрел одним орудием, снаряд, чертящий в пространстве свою траекторию – и вот на экране, автоматически уменьшившем масштаб, неподалеку от мультяшных человечков – такой же мультяшный разрыв снаряда, от которого человечки пригнулись и начали потешно оглядываться по сторонам. Еще не накрытие, но уже почти. Быстренько внести поправки и дать еще один выстрел… На этот раз рвануло прямо между орудиями, да так, что некоторые человечки упали, чтобы больше не подняться.

Ну что ж, раз прицел точен, значит, всем восьми орудиям 2-й и 3-й батареи – беглый огонь по указанной цели по десять снарядов на ствол. Уши рвал грохот бьющих беглым огнем шестидюймовых гаубиц «МЛ-20», весь экран планшета закрыли сплошные пятна разрывов, а мультяшные человечки больше не суетились возле своих разбитых пушек, а медленно истаивали, лежа на земле, ибо сканеры совсем не воспринимают мертвую протоплазму. Потом на экране полыхнула засветка мощнейшего взрыва, и одновременно нечто похожее – сильная вспышка и тяжкий грохот – произошли в реальном мире, где-то в Слониме, прямо за Щарой.

«Ну нифига ж себе грохнуло! – подумал майор Соловьев при виде вздымающегося в небо грязно-бурого облака дыма, – в штабель со снарядами, что ли, угодили?»

Чуть позже майор узнал, что попадание снаряда в самодельный артиллерийский погреб нанесло вражескому артполку такие потери, что во время прорыва под Слонимом он больше никого не беспокоил, и вообще потом его пришлось формировать заново – такие потери в живой силе и технике понесли в том бою немецкие артиллеристы.

* * *

Июня 1941 года, полдень

Город Слоним