Национальный вопрос. Миграционная политика

Воеводский Александр, Воеводский_Проблемы современной этнополитологии.pdf:

Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991.

Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. СПб., Алетейа, 1998.

Смит Энтони Д. Национализм и модернизм: Критический обзор. современных теорий наций и национализма / Пер с англ. М.: Праксис, 2004.

Тишков В. А. Реквием по этносу. М.: Наука, 2003.

Семенов Ю. И. Этнос, нация, диаспора // 2000. № 2. URL: http://scepsis.ru/library/id_160.html#2

Козлов В. И. О классификации этнических общностей (состояние вопроса) // Исследования по общей этнографии. М., 1979. URL: http://tutorski.narod.ru/stati/kozlov- 1.html

Верховский А. Программа по «национальному вопросу» первая реакция // http://www.polit.ru/article/2012/01/23/putinnat/

ВЦИОМ. Опрос «Что думают россияне по поводу беспорядков на Манежной площади в Москве?». 24 декабря 2010. Режим доступа: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=111221

Дугин А. Слова и дела // http://www.lgz.ru/article/18224/

Малашенко А. Северный Кавказ: зарубежный субъект Российской Федерации? // http://carnegieendowment.org/files/MalashenkoBriefing_November2011_Rus.pdf

Перегудов С. П. Этнонациональные отношения в России как фактор политического риска // Полития. 2011. № 3.

Петров Н. Путинские тупики: Кавказ // http://slon.ru/russia/putinskie_tupiki_kavkaz- 729743.xhtml

Путин В.В. Россия: национальный вопрос // http://www.ng.ru/politics/2012-01-23/1_national.html

Халидов Д. Россия как государство – цивилизация и Кавказ. // http://rcnc.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=5068&Itemid=9

Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. – М.: КДУ, 2005.С. 182– 199.

Шнирельман В. А. Очерки современного расизма. Петрозаводск: Скандинавия, 2006. 64 с. URL: http://right.karelia.ru/rus/index.php?razdel=articles&page=2007012050

Шнирельман В. А. Мифы современного расизма в РФ URL: http://www.antirasizm.ru/doc/publ_028.doc

Критика расизма в современной России и научный взгляд на проблему этнокультурного многообразия. М.: Academia, 2008. 124 с. URL: http://www.antirasizm.ru/lv/publ_097.doc

Давидсон А. Б. Антирасистский расизм // Новая и новейшая история. 2002. № 2. URL: http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/HISTORY/ANTIRAS.HTM#77

Белл М. «Раса», этническая принадлежность и расизм в Европе // Расизм: современные западные подходы: сборник статей. М.: Информационно-аналитический центр «Сова», 2010.

Левин З. И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). М.: ИВ РАН, «КРАФТ+», 2001.

Деминцева Е. Быть «арабом» во Франции. М.: Центр цивилизационных и религиознвх исследований РАН, 2008.

Ислам в Европе и в России. М.: Издательский дом Марджани, 2009.

Деминцева Е. Б. Миграционная политика Великобритании и Франции: разные подходы – один итог? // Азия и Африка сегодня. 2009. №12.

Иванова Л. В. Сомалийская диаспора в Великобритании // Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя. М.: Издательский дом ГУ–ВШЭ, 2009.

Мкртчян Н.В. Миграционная стратегия для России и политика толерантности // Толерантность как фактор противодействия ксенофобии: управление рисками ксенофобии в обществе риска. Москва: Наука, 2011. http://www.hse.ru/data/2012/03/06/1264304519/tempo001q.pdf

Интеграция экономических мигрантов в регионах России. Формальные и неформальные практики. Иркутск, 2009. http://demoscope.ru/weekly/knigi/integracija/integracija.pdf

Переведенцев В. Миграция в ритме времени. М., 2010. (прежде всего главы, посвященные миграционной политике России и Москвы, в частности) http://demoscope.ru/weekly/knigi/perevedencev/perevedencev2.pdf

Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. Россия перед лицом демографических вызовов. М., 2009. Главы 4 и 5. http://demoscope.ru/weekly/knigi/undp2008rus/undp2008rus.pdf

Коленеко В.А. Французская Канада в прошлом и настоящем. М.: Наука, 2006.

Анохина В. С. Англо-французское двуязычие в соременной Канаде // США – Канада. Экономика, политика, культура, № 12 2002, C. 111-120.

Головкина О. В. Мультикультурализм и проблема национальной идентичности в Канаде // США – Канада. Экономика, политика, культура. № 6, Июнь 2009, C. 117- 127.

Кожемякина В. А. Многоязычная Канада: социолингвистический портрет // Вопросы филологии, № 2, Том 035, 2010, C. 23-31.

Соколов В. И. Глобализация и аборигенное население Канады // США – Канада. Экономика, политика, культура, № 5 2005, C. 47-59.

Соколов В. И. Северные территории в Канаде: управление и хозяйство // США – Канада. Экономика, политика, культура, № 8, Август 2008, C. 45-62.

Черкасов А. И. Шесть регионов Канады: Квебек // США – Канада. Экономика, политика, культура, № 4, Апрель 2008, C. 71-82.

Конструирование нации

Вишленкова Елена, Vishlenkova_Fakulqtativ.doc:

Желание представить Россию как хорошо организованное европейское государство и рационализировать управление империей побуждало верховную власть XVIII века заказывать ученым и художникам её описания. Другим стимулом для появления этнографических текстов и рисунков служила любознательность современников. То и другое породило эскизы, рисунки, гравюры с изображением народов и племен, населяющих Россию. В них главным отличительным признаком одного человеческого сообщества от другого служил костюм. Примечательно, что в этих визуальных описаниях нет «русских» как самостоятельного народа. На факультативе студенты узнают, почему.

«Русских» как культурную общность обнаружили художники жанровых гравюр и показали их в церковных ритуалах и фольклорных развлечениях. При этом в изданиях о России одни и те же сюжеты стали использоваться в разных оценочных контекстах: и как средство утверждения культурной значимости русских, и как свидетельство их низкого уровня развития. Желание отечественных интеллектуалов создать «свою нацию» реализовалось в проектах показа русского народа как «культурной нации» (по немецкому образцу) или как «гражданской нации» (по французскому образцу»). Эта двойственность проявилась в карикатурах 12-го года, где русские народные герои представлены в виде образцов гражданственности («русские Курции, Сцеволы, Гераклы») и в фольклорных образах (Василисы). Распространяемые среди элит и социальных низов, сатирические листы виделись своего рода посланием, обращением, призывом к национальной мобилизации.

Анализ послевоенной лубочной продукции и предметов кустарных промыслов показал, что в низовой культуре были «увидены» только фольклорные знаки. Причем помещенные в народную смеховую культуру они трансформировались в неоднозначные сказочные образы «герой-злодей», «защитник-разбойник». В этой связи актуальной задачей художественной элиты 1820-х годов было привести народную героику к более однозначному позитивному прочтению. В творчестве Венецианова и его учеников русская нация старательно освобождалась от признаков агрессии.

Литература:

• Визуализация нации. Сер. Границы: Альманах центра этнических и национальных исследований ИвГУ. Вып.2. Иваново, 2008..
• Живов В. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996
• Ширле И. Учение о духе и характере народов в русской культуре XVIII века// «Вводя нравы и обычаи Европейские в Европейском народе». М., 2008. С.119-137
• Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе/ Ред.М.В.Дмитриев. М., 2008.
• Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М., 2001
• Кириченко Е.И. Русский стиль. Поиски выражения национальной самобытности. Народность и национальность. Традиции древнерусского и народного искусства в русском искусстве XVIII – начала XX века. М., 1997
• Проскурина В.Ю. Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II. М., 2006
• Hosking G. Russia: People and Empire. Cambridge: Harvard University Press, 1997
• Tolz V. Russia: Inventing the Nation. London, 2001
• Picturing Russia: Explorations in Visual Culture// Ed. By V.A. Kivelson and J. Neuberger. New Haven: Yale University Press, 2008.

Top of Form

Bottom of Form

Материалы

Vadim Novikov. «Нарративная терапия» Майкла Уайта (https://en.wikipedia.org/wi…/Michael_White_(psychotherapist)) совсем не про политику, а то, где она оказывается рядом с политикой («борьба с доминирующими нарративами», что на Западе включает и «капиталистический»). Однако родители у этого течения те же, что у либерализма: проблема человеческого разнообразия и решение его сохранить (в противоположность достижению единства). В общем, те идейные основы, о которых пишет Чандран Кукатас (http://www.libertarium.ru/4526). Однако здесь они выливаются не в политическую философию, а в метод психотерапии и социальной работы.

«Чувства надо оскорблять». Почему провокации в искусстве полезны для зрителя. M.LENTA.RU

Владислав Иноземцев: Пять причин, почему в России не будет демократии. Исторические испытания, выпадавшие на долю нашей страны и ее народа, всегда требовали сплочения и пренебрежения индивидуальными ценностями. SNOB.RU

Владислав Иноземцев: Конец порядка Государство – не обязательная форма существования общества и не все территории «по определению» являются государствами. SNOB.RU

Предотвращение гражданской войны. Политолог Екатерина Шульман объясняет, за что вручили Нобелевскую премию мира. VEDOMOSTI.RU

Андрей Курпатов: Божественное плацебо. Пора уже нам научиться говорить себе правду – не «смысл жизни» нас волнует, а сможем ли мы еще быть счастливы. SNOB.RU

Топор Канта. Может ли ложь быть морально оправданной? Кант считал что нет. Пример про убийцу с топором объясняет его точку зрения. Оригинал видео: https://youtu.be/x_uUEa. YOUTUBE.COM

Французская революция XVIII века (http://postnauka.ru/courses/53962). Курс лекций историка Дмитрия Бовыкина о революционном десятилетии, основных хронологических сюжетах и культурных изменениях той эпохи. POSTNAUKA.RU

Зачем человечеству нужна война? Мигель Сентено о причинах вооруженного насилия, исчезновении «классической войны» и странном конфликте на востоке Украины. GOLOS-AMERIKI.RU|BY НАТАША МОЗГОВАЯ:

Главный, на мой взгляд, вопрос: достигнем ли мы когда-нибудь той степени сплоченности, которая ассоциируется с цивилизацией, с коллективным поведением – без этого организованного насилия? Многие свидетельства указывают на связь между войной и сплоченностью общества, которое достигается перед лицом внешней угрозы извне: «я становлюсь частью деревни, если ей что-то угрожает»... «Исламское государство» – показательный пример. Я не могу найти аналог ИГИЛ в истории Ближнего Востока или Европы на протяжении последних 300-400 лет. Негосударственный игрок, который обладает возможностями захвата городов, управления городами, продажи нефти, с собственным флагом… Другой пример: израильская оккупация Газы и Западного берега реки Иордан. Получилось, что Израиль, который критикуют за это, расплачивается за собственный военный успех, потому что по правилам, введенным после 1945 года, подобный военный успех уже не считается легитимным. Больше нет правил, согласно которым одно государство воюет с другим, и мы можем встретиться и договориться о том, как будет выглядеть новая карта мира. Сейчас есть много игроков, их отношения далеко не столь однозначны, и не очевидно, что именно происходит – потому что правила не разрешают делать того, что они хотят сделать. Классические правила дипломатии в стиле Венского Конгресса эпохи Меттерниха уже не эффективны.

Ссылка на формализм процедуры – проигрышная позиция (http://politconservatism.ru/forecasts/ssylka-na-formalizm-protsedury-proigryshnaya-pozitsiya/). POLITCONSERVATISM.RU:

После наполеоновских войн нужно было как-то заново устраивать Европу. Встал вопрос – на каких основаниях. Аргумент в пользу легитимной власти, а не какой-то другой, имел вполне определенное историческое содержание, исторический смысл. Франция была побежденной страной, с нарушенной системой передачи власти, которая существовала там веками и была, в общем, типичной для большинства стран старой Европы. Во время Великой французской революции в оборот вошла фундаментальная идея, что источником власти является только народ, что народ – высшая учредительная власть, а те, кто претендуют на репрезентацию народной власти (короли, князья) – как говорил в «Общественном договоре» Руссо, узурпаторы. Этим определяется достоинство революций и законность власти, которая на самом деле возникла благодаря разрушению существовавших отношений... К сер. XIX века окончательно стало ясно, как писал Карл Шмитт в 20-е годы ХХ века: принцип демократический власти, то есть власти законной, если она исходит от народа, становится универсальным. С тех проблема состоит в том, какую власть считать народной, а значит, легитимной, а какую – нет... Слово «легитимность» происходит от латинского «lex» – закон. От этого же слова происходит слово «легальность». Но посмотрим на такой пример. Некий узурпатор захватывает власть путем государственного переворота, после чего начинает выпускать законы. Жизнь теперь идет в соответствии с этими законами. Скажем, нет выборов. Это легитимно и легально? Почему нет выборов? Потому что был издан закон, который приостанавливает процедуру выборов, объявляет чрезвычайное положение... Путаница, о которой я говорил, то есть неразличение легитимности и легальности, ведет к тому, что в официальной государственной риторике всякую действующую власть в суверенной стране мы объявляем легитимной. Я не против этого, если бы это было эффективно. Но это не эффективно. Я не эксперт по международным делам и не эксперт по ситуации в конкретных странах, вроде Сирии или Украины. Но в ситуации с Сирией, как до этого – с Украиной, наш официальный аргумент сам по себе был безупречен: есть легитимная власть, не троньте. Но власть Януковича, как и власть Асада – это, прежде всего, легальная власть, которая остается легальной даже тогда, когда перестает быть легитимной. Вот легальная она или нет, – очевидно. А вопрос о легитимности приходится обсуждать отдельно, он куда более спорный, особенно во времена революций и гражданских войн... В соответствии с законами данной страны, эта власть является законной. Она законна по законам этой страны, но дело не только в этом. Дело еще и во внешнем признании. Недаром так часто после революций и переворотов, после всякого рода путчей и тому подобного, вопрос о признании стоит довольно остро. Дело не только в том, как произошла смена власти, но и на каком принципе будет основана новая власть. Можно предполагать, что, условно говоря, свергающий демократически избранное правительство диктатор, который не просто устанавливает террор, но и открыто ссылается на свою способность «всех убить» как единственный источник своего могущества, будет иметь во внешнем мире больше проблем, чем тот, кто постоянно апеллирует к воле народа как источнику своих решений, обещает и проводит выборы и т.п. Десятки правительств в мире пришли к власти в результате революций. Дело в режиме самооправдания новой власти и надежности аргументов. Большевикам вменяли нарушение основополагающего принципа легитимности, считалось, что они осуществляют насилие над народом, а не выражают его волю, я уже не говорю о том, что они начинали с идеи мировой революции, то есть, говоря по-другому, позиционировали себя как всемирный агрессор и подстрекатель. Но когда выяснилось, что власть держится не на штыках, точнее, не на одних штыках, СССР был признан, хотя у этого политического решения были и другие, может быть, более приземленные и более веские в тот момент основания. Возвращаясь к сегодняшнему дню. Те аргументы о легитимности, которые использует наше руководство, и аргументы о легитимности, которые используют, скажем так, наши оппоненты, это аргументы от совершенно разных легитимностей. У нас акцентируют внимание на том, что государство–член ООН суверенно. Это справедливо. А одни суверенные государства не вмешиваются в дела других суверенных государств. И это тоже справедливо. А вот дальше – очень тонкий момент. Он вне нашей публичной риторики, что приносит нам некоторые неприятности... Когда говорится, что есть страна, у нее есть внутреннее законодательство, и вы не имеете право вмешиваться в ее дела, чтобы там не творилось, то тем самым утверждается, что не существует никакого ценностного базиса под признанием легитимности. В том числе - международно-согласованного, международно-разделяемого представления о гуманности, о достоинстве, о справедливости, о ценностях, о правах человека. Но это на самом деле не так. Такой консенсус есть, он есть в документах, в том числе документах ООН, он включен в конституции многих государств, есть явные и неявные отсылки к нему и в нашей конституции. Но в нашей публичной риторике недостаточно акцентирован тезис о том, что этот консенсус может выступить в качестве аргументативного базиса при обсуждении вопросов легитимности той или иной власти. В итоге, мы не говорим, что этот правитель на самом деле выражает волю народа, он на самом деле гуманный, а то, что про него говорят – это неправда, и те, кто ему противостоят – еще хуже. Мы берем на вооружение легалистский, процедурный аргумент. Когда-то на территории этой страны были приняты законы, они действуют, страна – член ООН, поэтому отстаньте от нее. Но, к сожалению, этот аргумент не работает. И если сейчас посмотреть под этим углом зрения на англоязычные ресурсы, где дискутируется вопрос о режиме Асада, то там эти акценты, по-моему, расставлены более точно. Есть источники, в которых говорится, что Асад – легитимный президент, потому что он выражает волю народа Сирии. Есть другие, где говорится, что волю народа он более не выражает, что выборы ничего не значат и так далее. И хотя это противоречащие друг другу аргументы, но они строятся на одном базисе: в легитимности важна воля народа, процедура – дело менее важное. И, в общем, свидетельства в пользу (той или иной) воли народа будут иметь больший вес, чем все ссылки на процедуру. А когда речь заходит о ценностях, легальности становится совсем плохо... Мы могли бы напомнить, что гитлеровская Германия – до того, как она стала международно-признанным агрессором, – была международно-признанным партнером, в то время как внутри этой страны творились уже известно какие вещи. Мало того, ей сопутствовал международный успех. И аргументация такого рода – оставьте в покое суверенное государство – хороша до тех пор, пока существует некий базовый консенсус. Этот консенсус был в мире в 1937–38 гг. – пусть немцы делают, что хотят, это суверенное государство. Это суверенное государство настояло на том, что оккупировать его больше не надо, разорять репарациями не надо, противодействовать восстановлению военной промышленности не надо, замечать репрессии против социал-демократов и коммунистов не надо, реагировать на установление однопартийной диктатуры не надо. При этом немцы комбинировали процедурную изощренность (все по закону), ссылки на волю народа (легитимность) и международно-правовую состоятельность (суверенитет). Известно, чем это кончилось. Так что рассчитывать, что можно изолировать аргумент от легальности и выйти с ним на арену дискуссий, было бы не совсем правильно. Любой диктаторский режим, любой правитель, который через 10 лет будет проклят всеми, наслаждается на вершине могущества и легитимностью, и легальностью, и, чаще всего, международным признанием. Если у вас остается аргумент от легальности, дело плохо. Сам по себе в современном мире он не работает. Да он никогда и не работал... Мы должны понять, что является действительным источником легитимности. В широком смысле этого слова. Если, условно говоря, речь идет о каких-нибудь пресловутых гуманитарных интервенциях, то сильный аргумент не в том, что нельзя бомбить эту территорию, потому что там законная власть. А в том, что от наших гуманитарных интервенций народу погибает больше, чем в случае отсутствия интервенции. Упрощая: легитимной является власть, которая сохраняет больше жизней, которая лучше и больше заботится о людях, которая соответствует представлениям большинства людей о том, что является для них лучшим... Легальным президентом он оставался и тогда, когда разгорались страсти, и тогда, когда он бежал, и даже много позже, находясь в России. Вообще, легальность – сильный аргумент, недаром существует такой феномен, как правительство в изгнании. Легальность – наверное, к этому еще придется вернуться, – это не противоположность легитимности, а одна из ее форм или, чаще, одна из ее важных составляющих. Но не тогда, когда есть противоположным образом направленная внятно оформленная воля большинства. Так что ничего странного нет в том, что в результате мы признаем нового президента. Можно что угодно говорить о нем в прессе, на уровне государства он признан, он – и легальный, и легитимный партнер. Почему? Да потому что базой легитимности является народное волеизъявление, поддержка большинства народа. Выборы сообщают ей легальность. От этого никуда не денешься. И приходится идти на контакты с тем, кто еще недавно был для вас узурпатором. И так будет всегда. Поэтому аргумент от законной процедуры – это не основной аргумент, а вспомогательный. А аргумент от воли народа, сохранения его благосостояния и прочих так называемых общечеловеческих ценностей – не единственный, но более значимый в современной риторике. Его удельный вес в нашей внешнеполитической риторике должен быть больше, чем у аргумента от легальности. У нас оба эти аргумента есть, но их удельный вес распределен неправильно... Базовое представление о гуманности зафиксировано во Всеобщей декларации прав человека ООН 1948 года. Если бы мы жили несколькими веками ранее, можно было бы говорить о христианских ценностях, которые точно также задавали этот базис. Но сейчас ничего другого нет... В чем была сила Советского Союза? Он ведь не говорил на весь мир – у меня есть определенные интересы, и я буду их преследовать, невзирая ни на какие моральные аргументы. СССР говорил о мире, прогрессе, царстве гуманности. Естественно, с собой в качестве лидера этого мира. Аргумент о своем интересе плохой. У нас он не преобладает, хотя иногда и встречается. Но что делать, когда диктатором, выступающим от имени общечеловеческих ценностей, выступаем не мы, а кто-то другой? Вопрос не в том, признаем ли мы общечеловеческие ценности. Вопрос в том, кто их интерпретирует. Самая главная проблема не в том, что у кого-то ожни ценности, а у кого-то – другие. Сейчас ни у одной страны нет шанса выступить с риторикой, которая ставила бы под сомнение общечеловеческие ценности, зафиксированные, в частности, в ооновских документах. Проблема начинается в области интерпретации. Кто имеет право интерпретировать в той или иной ситуации ту или иную ценность? Основным интерпретатором выступает – не люблю это слово, но в данном случае оно адекватно – западный мир. Вопрос о том, кто интерпретирует, как интерпретирует, кому дано право интерпретировать, и по какому праву это право монополизируется, есть ли здесь пространство для дискуссии, выходит на передний план. Самая проигрышная позиция – это в какой-то сложной дискуссионной ситуации упереться в букву закона, в формализм процедуры. Конечно, для юридического мышления это важные составляющие, но в дискуссиях о легитимности это ведет к проигрышу. (Вы отметили, что при Обаме США стали активно апеллировать к международному праву. Но именно при Обаме произошла интервенция в Ливию, где международное право было очевидным образом нарушено. Можно найти и другие примеры. Можно ли утверждать, что риторическое обращение к ценностям служит прикрытием для более последовательного и жесткого проведения политики собственных интересов, и что в этом смысле ценностная риторика еще более губительна?) Когда-то Шмитт писал о терроре автоматического исполнения ценностей. Мое предположение состоит в том, что все риторические козыри превратились в место борьбы... Что делать, если вам показывают очередное количество сообщений про творимые очередным диктатором ужасы и говорят – как же так, неужели вы согласны, чтобы такое чудовище и дальше сидело в своем кресле? То, что чудовище сидит в кресле по законам своей страны и, если его из кресла вынуть, то погибнет еще больше людей – этот аргумент не работает. Можно негодовать по этому поводу. Но нужны дополнительные аргументы. При нынешнем раскладе чудовище все равно выглядит как чудовище. И все его законы не имеют никакой ценности в глазах внешнего наблюдателя... Считается, что если всё идет вроде бы по закону, то все должны быть уверены, что всё правильно и хорошо. То есть выборы проходят в свои сроки, ничего не отменяется, все довольны, все наслаждаются законом и порядком. А если кто-то считает, что выборы, например, прошли не по закону, то на это следует ответ – обращайтесь в суд. Это ведь споры о легитимности внутри общей конструкции легальности. Идет спор о легальности, который всегда выигрывает действующая власть. Суд принимает единственно правильное решение – всё прошло по закону. Именно об этом писал Шмитт: действующая власть получает «премию за легальность». Все схвачено, везде расставлены правильные люди, все позиции зафиксированы, на первый взгляд, все формальные требования соблюдены, а если даже не соблюдены, то нет инстанции, которая позволила бы их оспорить. Это было написано в июле 1932 года, но свежо звучит и сейчас в разных странах. Если дела идут неплохо, то легальность такого рода – хорошее дополнение к общей уверенности в справедливости, законности, благом устройстве политического мира, то есть в легитимности. Но бывает так, что представление о достоинстве и ценностях уже не совпадает с представлением о том, как реально обстоят дела. Это приводит к расхождениям между стихийно формирующимся представлениями о легитимности власти и ее уверенности в том, что путем легальных процедур «все схвачено». В этой ситуации нужны особые усилия, чтобы в легальности видели гарантию легитимности, то есть того, что дела будут идти не только по закону, но и по справедливости.

(Но средневековые чудовищные сцены (и сценарии) публичных казней, ограничиваясь «малой кровью», позволяли поддерживать «порядок».)

Достоинство как политическая категория. Ректор ЕУСПб О. Хархордин о том, что нельзя поднять с колен страну, граждане которой продолжают стоять на коленях. VEDOMOSTI.RU:

Книга Авишая Маргалита (The Decent Society, 1995) занялась проблемой достоинства как центральной политической проблемой, хотя американские и европейские коллеги этого философа традиционно пишут о свободе или справедливости как основных проблемах их политических систем. Маргалит же исходил из специфики политической ситуации в Израиле, а не в Западной Европе или Северной Америке и хотел сказать своим согражданам: пока мы унижаем достоинство палестинцев (например, мы смотрим как бы сквозь них, когда они приезжают работать к нам, – не замечая их, как если бы они были прозрачны), интифаду никогда будет не остановить... После философии Канта мы знаем, что достоинство отдельного человека опирается на признание за ним права на самостоятельное действие, на способность управлять собой, т. е. на автономию зрелого рационального индивида.

10 вещей, которые вы не знали об арабо-израильском конфликте. IL24.RU:

Многие известные люди критикуют Израиль. Лауреат Нобелевской премии Сарамаго, лидер Пинк Флойд Роджер Уотерс и другие известные люди сравнивают действия Израиля с действиями нацистов. Вот некоторые факты, доказывающие противное. Средняя продолжительность жизни на Западном берегу и в секторе Газа в 1967 году (когда Израиль занял Западный берег и сектор Газа) составляла 48 лет. Сегодня это более 75 лет – больше, чем во всех арабских странах вокруг Израиля. В 1967 году показатель младенческой смертности был выше, чем 150 на 1000 родившихся. Сегодня он меньше 19. Палестинцы – самые образованные арабы на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В 1967 году на Западном берегу не было ни одного университета. На сегодняшний день существует 11 университетов и 13 колледжей. В 1967 году только в 4 арабских селениях была проточная вода. На сегодняшний день их существует более 640. (В Аммане, столице Иордании, находящейся всего в десятках километров, водопровод работает только один день в неделю). По данным Всемирного банка, палестинцы получили в четыре раза больше помощи, чем Европа по плану Маршалла после Второй мировой войны. Все участники моих экскурсий знают, что Соединенные Штаты поддерживают Израиль. Но ни один из них не знал, что палестинцы получают больше помощи от Соединенных Штатов, Европейского Союза, Японии, арабских стран и Организации Объединенных Наций, чем любой другой народ в мире.

Yuri Vasilenko. Сидя на конференции, насчитал шесть политико-идеологических подходов к борьбе с коррупцией. Выбирайте:

1. Традиционалисты апеллируют к христианским ценностям вообще и заповедям, в частности. Беда: мы живём в постхристианскую эпоху.

2. (Либеральные) консерваторы предлагают делать ставку на институты, доказавшие в истории свою эффективность. Беда: в России все институты дискредитированы.

3. Либералы работают в логике утилитаризма: что выгодно, то и хорошо. Беда: выгода – понятие противоречивое и, с этнической точки зрения, релятивистское. Вас легко могут убить, если это выгодно и приносит доход.

4. Социал-демократы привели в политику народное большинство. Беда: голос бомжа равен голосу академика, бомжей много – академиков мало, академики пролетают.

5. Коммунисты предлагают расстрелять неправильный класс.

6. Фашисты предлагают расстрелять неправильный народ.

Соблазн геополитики. Вот уже несколько лет, как я с неизменным удовольствием читаю тексты профессора Оксфорда Владимира Пастухова и делюсь ими в Сети. NOVAYAGAZETA.RU:

Сто лет назад, во времена Рудольфа Челлена и Фридриха Ратцеля, геополитика обладала определенной интеллектуальной свежестью, но в последние полвека изрядно заплесневела и была отправлена западной политической наукой в дальний угол чулана как один из изводов теории политического реализма, удел ветеранов холодной войны типа Збигнева Бжезинского или Джона Миршаймера, статья которого в июльском номере Foreign Affairs про то, как Запад «упустил» Россию, была с восторгом принята отечественными экспертами. В постсоветской России с ее девственной политической мыслью геополитика, напротив, стала царицей наук, прибежищем провинциальных преподавателей марксизма, философов от инфантерии и просто шарлатанов, прикрывающих дефицит гуманитарного знания обманчиво стройной теорией, похожей на милую российскому сердцу конспирологию, и красивыми словами «Евразия», «хартленд», «Хаусхофер», «атлантическая цивилизация». Геополитика в России заменила правящему классу критический взгляд на внешний мир, предлагая мессианские мифы и симулякры типа «национальных интересов» и «борьбы за ресурсы». Геополитика в российском исполнении предполагает, что мир состоит из унитарных государств, обладающих «интересами» и политической волей и живущих в дарвиновской борьбе за ресурсы. Это мировоззрение хорошо описал Владимир Набоков в «Даре» на примере эмигрантского «пикейного жилета» полковника Щеголева. Не существует никакого «Запада», никакой «России» и «Америки» и никаких абстрактных «национальных интересов», а есть интересы Путина, Сечина и «Роснефти», Ковальчуков и Ротенбергов, Бортникова и ФСБ, СВР, Кэмерона, Обамы, Ротшильдов, Пентагона, НАТО, Порошенко, Ахметова, «Сименса», «Шелл», отдельно взятых еврокомиссаров – т.е. сложная конфигурация разнонаправленных стратегий, институтов, бюрократий, корыстных умыслов и фатальных ошибок, и нету таких точек, в которых происходит агрегация интересов.

Дело в том, что никакого «исторического вызова Запада», о котором говорит Пастухов, нет. Есть вызов глобализации и постиндустриального общества, перед которым одновременно стоят и Запад, и Россия. России предлагалось играть по общим правилам после 1991 года, пусть не в качестве лидера глобального мира, но в качестве регионального игрока. За 20 с лишним лет была отстроена уникальная архитектура взаимовыгодного сотрудничества, в которой российские ресурсы обменивались на западные инвестиции, технологии и институты, в России было создано вестернизованное потребительское общество, она, по слову Дэна Тризмана, превратилась в «нормальную страну». К нулевым годам, забросив идею демократического транзита, Запад дал Путину лицензию на поддержание внутренней стабильности. При этом никто не обещал России места в решении глобальных вопросов только на основании ее былых заслуг и побед: сегодня такое место гарантируется только глубокими структурными преобразованиями и построением конкурентоспособной экономики и ответственной внешней политики – как в Китае.

Ян-Вернер Мюллер рассказывает историю политических идеологий XX века. В 1982 году Горц опубликовал спорную работу «Прощание с рабочим классом: эссе о постиндустриальном социализме». В ней он призывал «будущих левых» отказаться от веры в пролетариат как революционный субъект и вместо этого подумать над «освобождением времени», а также над «отменой работы», то есть над уничтожением труда за деньги. В практическом плане Горц выступал за базовый доход для всех граждан, независимо от рода занятий, что стало бы последним шагом в преодолении «рабочизма» (workerism), иначе говоря, акцента исключительно на пролетариате, и одержимости трудом как главным условием человеческой реализации. Требование покончить с трудом, доказывал Горц, вовсе не утопично, а полностью соответствует тенденциям, наблюдаемым в западных обществах. Кейнс, писал он, «мертв. В контексте нынешнего кризиса и технической революции абсолютно невозможно обеспечить полную занятость с помощью количественного экономического роста. Альтернативой является совершенно другой путь, а именно отмена работы: вместо общества, основанного на массовой безработице, можно построить общество, в котором освобождено время». С точки зрения Горца, носителями радикальных перемен, в противовес традиционному промышленному рабочему классу, а также низкооплачиваемым лицам и безработным, является новый «не-класс не-рабочих» – мужчины и женщины, занятые в непромышленных, «интеллектуализированных» секторах... Общественные движения расцветали пышным цветом на всем протяжении 1980-х годов, но их программы носили по большей части негативный, если не прямо апокалиптический характер. Хабермас разделял ощущение новой интеллектуальной пустыни. В 1985 году он заявил о «новом смятении» – или neue Unübersichlichtkeit – и об «истощении утопических энергий». В частности, окончательно потеряли свою привлекательность утопии, ориентирующиеся на труд. Дарендорф уже объявил несколькими годами ранее о конце «социал-демократического столетия». Но что это означало, ведь социал-демократические партии никуда не исчезли с политического ландшафта? Речь, конечно, шла не об электоральных результатах, а о доверии и неявных предпочтениях. Была подорвана, не исключено, что навсегда, вера в возможность широкомасштабных коллективных самопреобразований общества, часто, но не обязательно, облекаемая в язык технократии.

Max Trudolubov. Тимур Куран: В авторитарных режимах, как российская электоральная автократия, выражать свои взгляды, если они враждебны действующему правительству, рискованно. Соответственно, когда речь идет о чувствительных политических темах, многие люди скрывают, фальсифицируют свои реальные взгляды. Некоторые критики правительства держат свое недовольство при себе. Они даже могут публично хвалить правительство в надежде на карьерный рост. Однако публичные высказывания этих людей не отражают того, во что они действительно верят, что знают и чувствуют http://imrussia.org/ru/мнения/2461-тимур-куран: «репрессивная-атмосфера-приводит-к-фальсификации-предпочтений-среди-лидеров-общественного-мнения».

Германия и беженцы: мифы, предрассудки и реальность. Удивляясь российским СМИ, освещающим события в Германии, мы решили разобраться, действительно ли ждет Германию «падение» и «исламизация». MIGREAT.DE|BY FARIDA:

Население Германии сокращается. Уже через 15 лет на пенсию будет выходить в два раза больше человек относительно количества молодого населения, вступающего в рабочий возраст. Ожидается, что примерно через 35 лет смертность превысит рождаемость на полмиллиона, и эта тенденция будет иметь ежегодное продолжение. Согласно статистике, уже в 2030 году на рынке Германии нехватка рабочей силы составит семь миллионов – одна шестая трудоспособного нас