ЭПСЧ художественные фильмы, основанные на исторических событиях, должны объективно отражать исторические факты

Художественный фильм – произведение искусства. Произведение строится по своим законам. Драма или трагедия всегда содержат в себе сквозные образы (героев, монстров, правителей, советчиков и др.) и сквозные (парадигмальные) сюжеты (путешествия героя, испытания, борьбы со злым правителем и др.), материал архетипов и мифов. «Список Шиндлера» структурно не очень далёк от «Аватара». А «Столпы земли» или «Тюдоры» – от «Игры престолов» или «Ходячих мертвецов». Подлинная трагедия содержит в себе «память» о всех трагедиях. Одной трагедии достаточно, чтобы понять суть трагического.

Может ли раб быть творцом? Даже если и так, то в самом моменте творения он уже не будет рабом. (Любой акт творчества исходной предпосылкой имеет акт Творения, акт Сотворения Мира) Творчество требует свободы. Сама природа свободы противна тотальному подчинению догмам. Фраза «должны объективно отражать исторические факты» есть догмат. Творчество создаёт, отражает – зеркало.

Конъюнктура в искусстве – Архив программы Гордона (gordon 0030. narod. ru / archive /1968/ index. html):

Показательна история с «Герникой» (1937 г.) Пикассо. В Париже, во время обыска у художника немецкий генерал спросил про эту картину: «Это вы сделали?». Пикассо ответил: «Нет, это сделали вы». Опять смешение искусства и политики. Политике не подняться до высокого искусства, следовательно, это искусство опускается до политики? Неужели «Герника» не самодостаточна как произведение? Неужели ей нужно сомнительное «соавторство»?

Предисловие. «Разговоры с зеркалом и Зазеркальем... (litresp.ru/chitat/ru/ С /savkina-irina-leonardovna/...s-zerkalom-i.../2):

М. Бахтин в одной из своих ранних работ заметил, что «видение себя в зеркале – это всегда взгляд на себя глазами другого (ведь наша собственная наружность не имеет для нас цены)», и, смотря в зеркало, мы придаем лицу то выражение, которое кажется нам желательным или «нормальным» с точки зрения значимых для нас других. «Стоя на касательной к миру, я вижу себя [в зеркале] целиком находящимся в мире, таким, каким я являюсь только для других», – отмечает Бахтин в другой своей заметке. То есть, смотрясь в зеркало, мы видим скорее не себя для себя, а себя для другого: для того, кто смотрит на нас.

Мария Рон: «Увидеть себя мы можем лишь глазами другого (www.psychologies.ru › Интервью › Разговор с экспертом):

Психоаналитик Франсуаза Дольто (Françoise Dolto) писала, что матери часто допускают ошибку, показывая ребенку на зеркало и говоря: «Смотри, это ты». В то время как было бы правильно сказать: «Ты видишь, это твое отражение в зеркале, точно такое же, как мое отражение с ним рядом».

Зеркало зеркалу – рознь. Что, если изучать исторические события по их отражениям в медном тазу? Смешно полагать отражение события самим этим событием. Это даже не слепок с события. И Персей это знал, ловя отражение Медузы.

Фильм, посвящённый событию, уже имеет дело с событием, как с Целым. Нельзя (невозможно) заставить себя «не знать и не помнить» о событии, как о совершённом и завершённом.

Анна Ахматова:

Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.

Шиллер Фридрих: Философия культуры – Философия... (www.countries.ru/library/sophia/shiller.htm):

Идеал этического сообщества людей стал отправной точкой разработки философии культуры Фридрихом Шиллером (1759–1805). Он исходил из кантовского противопоставления «природы» и «свободы», но не принял предложенного Кантом решения проблемы. Шиллер обратил внимание на то, что, стремясь к достижению идеального морального состояния общества (сама возможность которого проблематична), мы рискуем пожертвовать действительно существующим «физическим человеком», пренебречь им ради его воображаемой моральной сущности в перспективе. В отличие от Канта (это различие наиболее существенно), он полагал, что есть реальный способ утверждения свободы человека в действительной жизни. Путь этот неразрывно связан с красотой, с формированием эстетической реальности, так как красота, воплощенная в свободном оформлении материала как свобода формы в материи, – единственный объект, в котором свобода проявляется, обнаруживается и существует в явлениях, в чувственном мире. «Одна из важнейших задач культуры, – писал Шиллер, – состоит в том, чтобы подчинить человека форме уже в чисто физической жизни и сделать его эстетическим»... Человеческий род и индивиды, в представлении Шиллера, проходят три ступени: физическое состояние, когда они подчинены природе собственной и внешней; эстетическое состояние и нравственное состояние, в котором происходит освобождение от оков времени, прорыв из мира телесности и чувственности к идеальному. Центральным понятием эстетической и культурологической теории Шиллера стало понятие «игра». Игра предполагает освобождение от нужд реальности, от физического и нравственного принуждения, от гнета собственных потребностей и принуждения; она есть свободная незаинтересованная деятельность, свободное применение душевных сил человека.

Факт есть уже результат интерпретации неких данных и их структурирования. В хаосе нет фактов. Факт предполагает логическую конструкцию.

Книга Зорина «Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России конца ХVIII – начала XIX вв.» посвящена изучению того, как литература кон. 18 – нач. 19 вв. влияла на последовательно сменившие друг друга идеологические конструкции (модели): «греческий проект» Екатерины – Потемкина, концепцию «святой Руси», замысел Священного союза монархов, доктрину«православие-самодержавие-народность». (См. История и идеология)

Мифологизация истории – Архив программы Гордона (gordon0030.narod.ru/archive/10391/index.html):

Изюминка истории в Европе (по крайней мере, в постримской Европе) состояла всегда в том, что она была знанием не просто описательным, но сотерическим. История показывала обществу дорогу к спасению. Не надо доказывать, что без обещания грядущего спасения вся священная история превращается в унылое перечисление патриархов, царей и пророков. Но ведь без идеи выполнения в будущем некоей предуготованной и наверняка спасительной, причем, наверное, даже и для всего человечества миссии своего народа, и классическая «национальная» история в духе XIX в. также, утрачивая смысл, рассыпается на «фактологические» осколки. Без образа так или иначе понятого справедливого общества, избавляющего от нравственного несовершенства и всяких несправедливостей сегодняшнего дня, и ждущего уже за следующим поворотом, утрачивают смысл отчасти и гегелевское самопознание духа, и уж наверняка марксовы социально-экономические формации.

Бородинскую битву обе стороны (и Франция, и Россия) считают скорее своей победой, чем поражением. Важны контексты и стратегии интерпретации.

Гурвич Владимир Александрович. Джон Харрингтон (samlib. ru / g / gurwich _ w _ a / harrington. shtml):

Мятеж не может кончится удачей,

В противном случае его зовут иначе.

(перевод С. Маршака)

Его же (к вопросу о том, кто является целевым субъектом нашего действия):

Я рад, коль гости хвалят мой обед,

Что скажут повара, мне дела нет.

Действия самого героя исторического события могут иметь причиной различные заблуждения и верования, страхи и суеверия, выявить которые далеко не всегда возможно. Неизбежно возникает «приписывание» им нашей собственной логики.

Фильм (и его автор) может двигаться к пониманию события по ходу своего разворачивания. Фильм как событие понимания. Что было бы, если бы Толстой приступил к написанию «Войны и мира» уже совершенно точно понимая, что он думает обо всём произошедшем, зная всё то, что он напишет? Фильм должен выявлять смысл, а не предъявлять его.

Зачастую «правдой» является не буквальность антуража, а понимание поэтики места. Которое нельзя задать соблюдением объективной (фактической) стороны дела. То, что стоит за фактами. «Атмосфера» не передаётся фактами. А порой только одна она и может быть гарантом правдивости. О. Иоселиани: «Есть фон, который каждый носит в себе. Для грузина – это соседи, сапожники, разносчики мацони, ослики...».

Любовь самоценна и «самоцельна». Мать любит не «за что-то», а просто так. Факты нужны для резюме, юбилеев и некролога. Но не для жизни.

Есть громадные пространства исторического знания («устная история», «история повседневности» и т.д.), которые либо ускользают от нашего внимания, либо только недавно были сочтены заслуживающими внимания. То есть сама история трансформируется. В ней появляются новые «агенты», субъекты действия.

Популяризация истории. История начинается с увлечения. «Пираты Карибского моря», «Салем» и т.д.