Пий XII, урожденный Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли,

Папа Римский

 

Яростное солнце раскаленным шаром укатилось за горизонт. Закончился еще один день кровавой человеческой бойни, которую позже назовут Второй Мировой войной. Лязгающие огнем и сталью фронты сделали еще один шаг на запад, приблизив крах самопровозглашенного Нового Порядка. В самом начале мировой трагедии, когда под сапог германского солдата только что покорно легли Польша, Норвегия, Голландия, Бельгия и Франция, несмешной человечек с женской интимной стрижкой под носом вместо усов истошно кричал о том, что Германия, производя территориальные изменения в Европе, никогда не будет спрашивать на это ничьего разрешения… И вот настало время, когда все поменялось с точностью до наоборот. Прошло всего два года с того момента как в зенит истории поднялось черное солнце Тысячелетнего Рейха – и вот уже выскочившие из внезапно распахнувшихся Врат веселые парни помогают большевикам в ручном режиме закатывать его обратно. При этом господин Сталин и господин Путин, названных американским журналом «Тайм» «людьми 1942 года», тоже не спрашивают ни у кого разрешения, когда по своему разумению перекраивают карту Европы и провозглашают Священную Войну во имя торжества коммунизма и установления вечного мира, который никто больше не сможет нарушить.

Да‑да, у католических функционеров в Ватикане может быть много недостатков, но вот на память они пока не жалуются – скорее, им свойственно предубеждение. Нацисты, как бы мерзко они ни выглядели, подсознательно считаются в Ватикане защитниками традиционной западной цивилизации, а вот коммунисты (и евреи) – ее злейшими врагами. И в первых рядах предубежденных – сам Римский Папа Пий XII, в миру Еугенио Пачелли. Он изо всех сил старается не замечать, что благословляет ужасающую мерзость, человекоубийство и воистину сатанинские деяния, когда миллионы людей названы недочеловеками и приговорены к смерти или рабству. Именно эта политическая близорукость привела верхушку Римской Католической церкви к такому положению, когда сила, бросившая вызов Третьему Рейху, задаст им сакраментальный вопрос: «По‑хорошему, или по‑плохому, господин Пачелли?» Пришло время сделать выбор, ибо третьего варианта не дано даже для королей и Римских Пап. Под воздействием пришельцев из‑за Врат мир, еще не закончивший переживать судорогу нацизма, теперь стремительно соскальзывает к диктатуре мирового коммунизма, и это приводит ватиканский истеблишмент в состояние глубочайшего смущения и недоумения. «Да как же такое может быть, Господи Иисусе?!» – риторически вопрошает Папа, но Небеса многозначительно молчат.

А незадолго до этого к Апостольскому нунцию в Берне Филиппо Бернардини из советского посольства доставили объемистую посылку, которую Папа в сердцах сравнил с отравленным даром данайцев. Проще всего было бы сжечь в печи письма господина Путина и господина Сталина к его Святейшеству, а также прилагавшиеся к ним книги и газеты – как еретические измышления. И многие предшественники нынешнего Папы так бы и сделали, но в середине XX века такой поступок был бы глупым и недальновидным. Сила, сокрушившая мощь Третьего Рейха, рано или поздно придет в Рим – и тогда, в случае неблагоприятного развития отношений между ней и римско‑католической церковью, существование последней будет поставлено под вопрос.

Именно по этой причине Папа Пий от полного неприятия происходящего, которое ему активно не нравилось, нехотя перешел к осознанию действительности, данной ему в ощущениях. Несмотря на свой кондовый антикоммунизм и антисемитизм, совсем уж дураком, не понимающим последствий своих поступков, Папа не был, и эти особенности его личности, скорее, зашоривали его взгляд, чем превращали в полного слепца. В свое время, за полтора века до описываемых событий, папа Пий VII ровно по тем же основаниям «прогнулся» под давлением императора французов Наполеона Бонапарта и подписал до той поры беспрецедентный конкордат [355] между Ватиканом и Французской империей, ставившей церковь в подчиненное положение по отношению к государству. Правда, господин Сталин – это не Наполеон, и хочет он гораздо большего, чем просто формальная лояльность Ватикана Советскому Союзу, и ставку делает не только на грубую военную силу. Кто не с нами, говорит он, тот против нас, и католическая церковь, если хочет продолжить свое существование в новом прекрасном мире, в первую очередь должна развернуться лицом к беднейшим слоям населения, разделяя их чаяния и заботы. Хотят этого в Ватикане или нет, но Красная Армия с боями пройдет всю Европу от края и до края, утверждая повсюду принцип главенства труда над капиталом.

Но эти требования господина Сталина – только половина беды, причем далеко не самая страшная. Гораздо страшнее открывшиеся в России Врата Ада и мир будущего, что лежит по другую их сторону. Заглядывать в него Папе и страшно, и противно. Там торжествуют ужасающие пороки и безумства, и наиболее порочными и безумными кажутся сами владыки тамошнего западного мира. Нет такого порока или психического отклонения, который эти люди, будто набранные среди пациентов Бедлама, [356] не благословили бы, используя силу данной им власти и авторитет государства. По сравнению с ними вполне нормальными кажутся и Наполеон Бонапарт, и русские императоры прошлого, и господин Путин, и даже вождь большевиков господин Сталин. Гитлер, Муссолини и присные – только одна сторона западной медали, а на другой ее стороне – Обама, Трамп, Борис Джонсон и полная безумия старуха Клинтон. Если господин Путин, подкинувший Его Святейшеству пару пудов отборной евромакулатуры, желал привести этого достаточно незаурядного человека в смятение и сомнение, то он этого добился.

И вот пришло время и Папе Пию делать свой выбор и принимать самое важное решение в своей жизни. Проявит Римская Католическая Церковь упрямство, чтобы пасть в прах вместе с державой Гитлера или выберет благоразумное и ответственное поведение, к тому же соответствующее, а не противоречащее христовым заветам? На одной чаше весов лежат гордыня и предубеждение, а на другой – разум, трезвый расчет и такая эфемерная субстанция как совесть. А она у Папы есть, хотя и местами страдает амнезией, по причине уже упомянутого предубеждения. Тут помню, что заповедовал нам Христос, а тут не помню, хоть вы меня убейте. Но если совесть подвержена амнезии, то найдутся люди, которые во всеуслышание, по радио, напомнят, в чем и как она согрешила.

В нашем прошлом людей на так называемой Мюнхенской конференции, послуживших Второй Мировой Войне повитухами и крестными родителями, вспоминать было не принято. Как‑никак англичане в войне были нам союзниками, а французы оказались одними из первых пострадавших от своей же недальновидной политики и в итоге тоже союзниками, поставившими свою табуреточку с краю общего стола. Этот мир значительно жестче. Англичане тут для русских коммунистов не союзники, а попутчики, а французы, после того как Петен (получивший власть как раз из рук Парламента довоенного формирования) благословил игрушечный французский легион СС – так и вовсе никто, если не сказать большего.

Поэтому советская пропаганда, в том числе и нацеленная на народы Европы, режет о мюнхенском сговоре правду‑матку прямо в глаза, невзирая на личности. Но, помимо англичан и французов, в Великий поход на Восток Третий рейх выталкивал еще и Еугенио Пачелли, последовательно занимавший должности папского нунция в Баварии и Германии, государственного секретаря Ватикана с совмещением должности кардинала‑камерлинга (казначея), а затем, со 2 марта 1939 года – он же Папа Пий XII. И все это время этим человеком руководили два чувства: антисемитизм и антикоммунизм – и еще неизвестно, какое из них сильнее. Вот как Еугенио Пачелли описывал свое первое столкновение с представителями европейского коммунизма, которое произошло во времена становления Баварской советской республики, когда будущий Папа служил нунцием в Мюнхене:

 

Сцена была до ужаса неописуемой: стояла абсолютно хаотичная путаница, в разгар всего этого появляются банда молодых женщин сомнительной внешности и группа евреев; все ходят туда‑сюда, громко говорят, спорят и кричат. Главой банды женщин была любовница Левина – разведенная молодая русская еврейка, и именно ей нунциатура была обязана воздать дань уважения за возможность продолжения работы. Левин – молодой человек, тоже русский и еврей. Бледный, грязный, с одурманенными глазами, вульгарный, омерзительный…

 

С одной стороны, по этому описанию становятся понятны причины и глубина последующего антисемитизма и антикоммунизма, преследовавшими Еугенио Пачелли всю оставшуюся жизнь. Но тут ничего поделать нельзя. Как и слова из песни, евреев из революции невозможно выкинуть никакими чистками. С другой стороны, совсем неудивительно, что весь это человечий птичий базар был начисто разгромлен правыми ополченцами из фрайкора, после чего идея Советской Германии приказала долго жить. Не тот класс работы и, самое главное, не тот человеческий материал, как в России в Октябре семнадцатого… Но это уже совершенно другая история.

В результате Папа Пий знает о преступлениях нацистов, говорит о них во всеуслышание, но при этом не призывает католиков Германии и других стран к сопротивлению нацистскому режиму, а значит, втайне одобряет эти зверства, по сравнению с которыми бледнеет Варфоломеевская ночь. И он такой не один – весь Ватиканский истеблишмент в едином антикоммунистическом порыве сплотился вокруг своего понтифика. Опять же, в нашем мире процесс осуждения католической верхушки за содействие нацизму спустили на тормозах, но тут тормозную жидкость и смазку католическим иерархам еще требуется заслужить…

В связи со всем вышесказанным, Радио Коминтерна на всех волнах гвоздит реакционную буржуазно‑помещичью верхушку католической церкви – продажную девку нацизма и империализма – и называет коммунизм естественным вековечным стремлением человечества к справедливости, которое жадные и беспринципные попы хотят похоронить за нагромождениями лжи. Пропаганда потустороннего «Голоса России» действует тоньше. Слушателям поименно напоминают обо всех христианских ценностях, при этом поясняя, как политическая практика Ватикана, в том числе и потакание германским нацистам, противоречит этим заветам, и несмываемо пачкают римско‑католическую церковь, в прошлом которой и так достаточно моментов, которых требуется стыдиться. А все дело в том, что в нарушение завета отдавать Богу – богово, а кесарю – кесарево Римские Папы и вся католическая церковь после краха Западной Римской Империи дерзко присвоили себе права светских государей. И ничего хорошего из этого не вышло ни в шестом веке, ни в двенадцатом, ни в двадцатом…

И вот теперь, после очередного пролета над Римом троицы гигантских «убийц городов», за четверть часа до этого потопивших на переходе из Триеста в Таранто новейший итальянский линкор «Рома», Папа наконец решил обговорить с государственным секретарем Ватикана кардиналом Мальоне то, что давно вертелось у него на языке.

– Ситуация, монсеньор Мальоне, с каждым днем становится все более угрожающей, – сказал Папа. – Армии большевиков и их чудовищных покровителей из‑за Врат все ближе и ближе. Они уже вторглись на земли, населенные людьми, которые исповедуют католическую веру, и теперь там гремят взрывы и льется кровь. Более того, их пропаганда, нацеленная на добрых католиков, больно бьет по престижу нашей Святой Матери Церкви, которая после военной победы враждебных нам сил оказывается под угрозой полного уничтожения. За истекшие столетия господства христианства в Европе мы уже стали слишком жирны и неповоротливы для того, чтобы уйти в подполье и оттуда противостоять нашим губителям. Нам уже предъявили ультиматум, требующий безоговорочного подчинения и послушания тому, что будет сказано из Москвы. В противном случае нас грозят объявить такими же врагами человечества, как и германских нацистов, и вымести римско‑католическую церковь огненной метлой во тьму внешнюю – туда, где только мрак и скрежет зубовный.

Государственный секретарь Ватикана посмотрел на аскетичное лицо папы с впалыми щеками и горящими в священном гневе глазами и глубоко вздохнул. Этот незаурядный человек будто муха в паутину попал в тенета овладевшего им предубеждения – и теперь его ум, натужно жужжа, не мог подняться над собой для того, чтобы взглянуть на мир более широким взглядом, чем это вообще возможно из Апостольского дворца. Разрушить это предубеждение и выпустить ум Папы на свободу – вот важнейшая задача в настоящий момент. Ведь Римская Католическая Церковь как раз и отличается способностью использовать к Вящей Славе Господней любые обстоятельства, а не только те, что на первый взгляд кажутся ей благоприятными.

– Я знаю об этом послании, – взвешивая каждое слово, ответил собеседник Папы немного погодя, – как и о том, что послужило основанием для столь резких суждений его авторов. Поэтому, с вашего позволения, я возьму на себя адвоката руководителей той силы, которая называет себя Второй Антигитлеровской Коалицией. Сами за себя эти люди уже высказались, и я возьму на себя обязанность повторить перед вами их доводы, если возникнет такая необходимость.

– Хорошо, монсеньор Мальоне, – кивнул Папа, – наверное, это будет наилучший выход. Меньше всего в такой ситуации нам нужны поспешные и необдуманные решения. Итак, начинайте.

– Взвешивая все «про» и «контра» в этом деле, – сказал государственный секретарь Ватикана, – я нахожу резкий тон большевистского вождя в значительной степени обоснованным, а его упреки в адрес нашей Святой Матери Церкви достаточно справедливыми. Прежде множество разных ересиархов и политиков ставили своей целью построение земного рая, и только господин Гитлер решил окунуть все человечество в кромешный ад. Некоторые думают, что для немецкой нации его Тысячелетний Рейх обещал процветание и благоденствие, но на самом деле это не так. Разве может благоденствовать человек, не испытывающий чувства милосердия, лишенный совести и даже чести? Сначала такое существо превратится в зверя, что мы уже наблюдаем в Германии почти повсеместно, а потом и в бесхвостого черта. Все эти планы господина Гитлера лежали на поверхности: этот человек и не думал их скрывать от мира, но мы в своем ужасающем ослеплении предпочли не заметить того, что само лезло нам в глаза. Мы думали, что уничтожение грозит только нашим врагам, евреям и коммунистам, а оно было уготовано всем: одним раньше, другим позже, – и немцы были бы последними, кого пожрал бы этот Молох.

– Я понимаю и принимаю справедливость ваших слов, – в запале произнес Папа, – единственно, с чем я не могу смириться – это большевизм, в союз с которым от нас требуют вступить. А где большевики, там и мировое еврейство…

– Большевизм сейчас совсем не тот, что был двадцать лет назад, – парировал Государственный секретарь Ватикана, – перейдя от идеи всеобщей мировой революции к идее построения собственного государства, большевики были вынуждены избавиться от всех деструктивных элементов в собственных рядах. Такие люди, бунтари и савонаролы, вредны любому государству. Те господа, что так вас впечатлили во времена событий девятнадцатого года в Баварии, не прожили бы в нынешней Советской России и нескольких часов. Ересь троцкизма в нынешнем коммунизме официально осуждена – и люди, исповедующие это деструктивное учение, подвергаются жестоким наказаниям и даже самой смерти. Напротив, эпицентр мирового еврейства сместился сейчас за океан, в Соединенные Штаты Америки, и вам, Ваше Святейшество, это известно ничуть не хуже, чем мне. К тому же не стоит забывать и слова Господа нашего Иисуса Христа, который заповедовал нам не делить людей по нациям и расам. Нет никакого мирового еврейства, есть мировой сионизм: деструктивное националистическое политическое учение, своего рода зеркальное отражение гитлеровского нацизма – и евреи, что лично не замешаны ни в чем порочащем, не должны подвергаться никаким преследованиям. В нашей истории уже было королевство Кастилии и Леона, которое с нашего благословения попыталось полностью избавиться от своих евреев. Это большое грязное пятно до сих пор лежит на репутации нашей Святой Матери Церкви, ибо, совершая ужасающие жестокости, наши предшественники не добились ничего хорошего. Ни один, даже самый завзятый оптимист, не назовет испанское королевство счастливым и процветающим…

Наступила тишина, в которой, казалось, было слышно даже злобное ворчание неумолимо приближающегося фронта. Но это, конечно же, была иллюзия и обман слуха, ибо на таком расстоянии грохот канонады неразличим даже самыми чуткими приборами. Наконец Папа прервал молчание.

– Господин Сталин требует от нас безоговорочного подчинения, о котором даже не заикался господин Гитлер, – сказал он. – В схватке двух одинаковых зол – нацизма и коммунизма – мы, слуги нашей Святой Матери Церкви, должны придерживаться строгого нейтралитета, не отдавая своих симпатий ни той, ни другой стороне…

– Уравнивание между собой нацизма и коммунизма – ложная идея, – твердо сказал кардинал Мальоне. – По крайней мере, той разновидности коммунизма, которую исповедует господин Сталин. Его последователи больше не стремятся разрушить до основания наш мир; вместо того, пока на них не напал германские нацисты, они были заняты строительством своей улучшенной, как они говорят, версии Российской Империи… И, кроме того, Сын Божий Иисус Христос из Галилеи, в те поры, когда еще не совершил свой подвиг, тоже подписался бы под каждой истиной, декларируемой последователями господина Сталина.

– Но в государстве, построенном большевиками, нет места для Бога! – воскликнул Папа. – А значит, оно неизбежно оказывается проклятым, что и подтвердила дальнейшая история мира по ту сторону Врат. Наша Святая Матерь Церковь почти в неизменном виде существует уже почти две тысячи лет, а коммунизм в России, как нам с вами уже известно, безвозвратно рухнул через семьдесят лет с момента своего зарождения. Даже самые верные истины и неопровержимые постулаты необходимо закреплять высшим сакральным авторитетом Творца всего сущего, в противном случае они легко могут быть подвергнуты моральной эрозии и сомнению. Сочинения господ Макса и Энгельса, как вы прекрасно знаете, использовать в качестве Священного Писания крайне сложно, потому что вместо набора неопровержимых нравственных истин они содержат в себе невразумительный набор экономических и политических измышлений, на основе которых читателю предлагается построить идеальное государство. Но нам ли не знать, что как только адепты этого экзотического учения взялись за построение своего государства по этим советам, у них стал получаться не запланированный рай на земле, а нечто ужасное и маловразумительное, после чего их вожди принялись метаться из стороны в сторону, пытаясь исправить непоправимое. То, что в итоге получилось у господина Сталина, конечно, более похоже на нормальное государство, чем первоначальный вариант их коммунизма, но все же эта форма общественного устройства весьма далека от наших представлений о прекрасном… И все это – по причине заложенного в основание этой системы патологического безбожия.

Государственный секретарь Ватикана размеренно произнес:

– Отсутствия Бога в большевистском обществе – это не его вина, а беда, причиной которой стало тяжкое наследие примитивного марксизма. Помимо этого, мы знаем, что там, в будущем, так называемые западные демократии в своей основе также отвергли идею Бога, в результате чего их засасывают, будто зловонное болото, самые ужасающие извращения. Обычные для нас нормальные люди там гонимы и унижены, а вместо них процветают чудовищные извращенцы – подобные тем, которых Господь уже один раз выжигал огнем в Содоме и Гоморре. Россия на фоне того мира выглядит как те несколько праведников, которых Лоту было разрешено спасти из уже обреченного на уничтожение города. Пока там существовала система мирового большевизма, родная для нас западная цивилизация еще держала себя в руках, но эта относительная нормальность закончилась, едва последователи Маркса‑Ленина‑Сталина пали в прах…

– Все это так, – с сомнением произнес Папа, – но я не вижу, что тут можно сделать, ибо большевизм в своем чистом виде, даже будучи смягчен влиянием пришельцев из‑за Врат, нам тоже не подходит.

Кардинал Мальоне сказал:

– Я думаю, что мы должны хотя бы вступить с господином Сталиным и его союзником из‑за Врат господином Путиным в переговоры о заключении всеобъемлющего Конкордата, [357] который создаст основу взаимодействия нашей Святой Матери Церкви и неизбежного общеевропейского Советского Государства. В ответ на их требования мы должны выставить свои и добиться между ними справедливого баланса. Иной способ действий в нашем состоянии считался бы просто преступной беспечностью, ибо при отсутствии с ними подписанных соглашений большевики сами будут решать, как жить нашим прихожанам и во что верить.

– Такой Конкордат будет означать, что мы заключим с большевиками союз, который можно будет расторгнуть только ценой существования нашей Святой Матери Церкви, – сказал Папа. – И я боюсь этого союза с большевиками, но не думайте, что мой страх связан с моим собственным будущим – нет, я боюсь за тех наших прихожан, которые, если такой союз состоится, утратят нравственные ориентиры и не сумеют отличить добра от зла…

– Нравственные ориентиры нашими прихожанами утрачены уже сейчас, потому что мы закрываем глаза или же прямо благословляем самые ужасающие мерзости, которые творят германские нацисты и наши доморощенные итальянские фашисты, – со вздохом произнес Государственный секретарь Ватикана. – Уже сейчас среди наших популяров [358] становится сильна левая фракция, ратующая за союз с коммунистами и социалистами, чтобы, когда все закончится, государственное устройство Италии оказалось образцом социальной справедливости и христианской любви к ближнему. Если мы будем медлить, то все, что надо сделать, претворится в жизнь само, без нашего участия, а римско‑католическая церковь получит смертельный удар и окажется на обочине общественного развития. По крайней мере, именно об этом господин Сталин пишет в своем письме.

– Ну хорошо, – покачал головой Папа, – будем считать, что вы меня убедили в необходимости хотя бы начать такие переговоры. Теперь я хотел бы знать, как это будет выглядеть на практике.

Немного подумав, кардинал Мальоне ответил:

– Мы можем послать дипломатические делегацию в Швейцарию, чтобы она вступила там в переговоры с представителями советского посольства. Но это опасный способ, потому что о таких переговорах тут же станет известно – в первую очередь, господину Муссолини и господину Гитлеру, и предсказать их реакцию на сам факт таких переговоров я не берусь. И тот, и другой довольно далеки от христианских идеалов, и я не исключаю даже начала массовых гонений против нашей Святой Матери Церкви. Второй путь значительно длиннее, но и настолько же безопасней. Дело в том, что женой болгарского царя Бориса, недавно ставшего союзником господина Сталина, является верная дочь Римской Католической церкви итальянская принцесса Джованна. Если мы пошлем к ней через Турцию доверенного человека с надлежащими верительными грамотами, то она сможет обеспечить ему прямой выход на советское руководство без того, чтобы предать этот факт преждевременной огласке. Тогда мы сможем добиться того же, но при этом не обеспокоим людей, которые станут нашими врагами после подписания Конкордата с Большевистской Россией.

– Хорошо, монсеньор Мальоне, – сказал Папа, устало прикрыв глаза, – действуйте по второму варианту. А сейчас, пожалуйста, оставьте меня, я буду молиться за души тех людей, которые уже погибли в этой войне и еще будут гибнуть – до тех пор, пока она окончательно не завершится…

 

 

* * *

 

Марта 2019 года, 12:05

Московская область, государственная дача «Ново‑Огарево»

Присутствуют: Президент Российской Федерации – Владимир Владимирович Путин; вице‑президент Российской академии наук, почетный президент Национального исследовательского центра «Курчатовский институт», научный руководитель ГНИЦ «Опал» – академик Евгений Павлович Велихов

 

– Итак, Евгений Павлович, – сказал президент, пожимая руку своему гостю, – насколько я понимаю, у вас уже имеются определенные успехи?

– Так и есть, – сказал академик, – определенные успехи имеются. Установка для инициации вторичных порталов собрана и готова к испытаниям. Но только, сами понимаете, без вашего разрешения и даже, более того, без разрешения властей с той стороны мы ничего подобного испытывать просто не имеем права. Ведь мы можем только открывать порталы в уже подготовленном для этого месте, но закрыть их обратно будет уже невозможно.

– Мне все ясно и я вас всемерно одобряю, – согласился президент, – лично я хотел бы, чтобы такой портал на территории Донецкой республики открылся как можно позже. Мы знаем, что такое явление тут же вызовет максимальную гальванизацию конфликта, после чего на идее по‑тихому уморить Украину в позе «ни мира, ни войны» можно будет поставить большой жирный крест.

Академик с сожалением посмотрел на президента – примерно так же, как взрослый смотрит на наивного ребенка – и со вздохом произнес:

– Я тут, Владимир Владимирович, в последнее время общался с разными людьми – с нашей стороны Врат и «оттуда» – и все сходятся во мнении, что на идее уморить Украину «по‑тихому» нужно было ставить крест с самого начала. Во‑первых, довести до смерти свою боевую моську не даст коллективный Запад, в интересах которого – как можно дольше длить существование не‑России. В таком состоянии между жизнью и смертью на инъекциях от МВФ ее можно поддерживать сколь угодно долго. Там, в Брюсселе и Вашингтоне, считают, что, гальванизируя этот полутруп, они таким образом сдерживают развитие России. И длиться это будет до тех пор, пока, с их точки зрения, не настанет время полностью разорвать отношения между Россией и западным миром. Тогда состоится короткая судорога русско‑украинской войны – и на границах Российской Федерации, как в старые добрые времена, опустится железный занавес. Во‑вторых, сама Российская Федерация – это не Советский Союз времен товарища Сталина. Среди наших деятелей – и в бизнесе, и в правительстве, и в политике – полным‑полно людей, которые за малую копеечку или из идейных прозападных соображений будут продавать этому государству‑полутрупу необходимые для войны горюче‑смазочные материалы и поставлять электричество. Шизофрения, когда правая рука в государстве не ведает, что творит левая, еще никого не доводила до хорошего. На одной чаше весов лежат участие нашего экспедиционного корпуса в войне против фашизма, гордость Великой Победой и независимая от Запада внешняя политика. На другой – такие тяжелые гири как засилье в экономике так называемых олигархов, которые с «той» стороны шахматной доски видятся расхитителями общенациональной собственности в особо крупных размерах, а также обилие разных политических сил, желающих – хоть тушкой, хоть чучелком – но слиться в экстазе с любезной Европой. И в вашей любимой Единой России такие люди отнюдь не исключение. Из‑за этого у нас существует полудохлый культ Ельцина, а также процветает свора разных жуликов и проходимцев, стремящихся сделать на политических событиях свои маленькие гешефты. Ведь кто‑то же кормит этих абсолютно никчемных людей, дает им деньги на организационные вопросы и даже на зарубежный отдых их так называемых вождей.

– Вы, Евгений Павлович, хотите мне что‑то предложить? – в удивлении приподняв одну бровь, спросил президент.

– Я – вам – предложить? – переспросил академик и покачал головой. – Да упаси меня Боже давать советы в таких делах. Просто я указал вам на абсолютно противоположные тенденции в российской политике, которые делают бессмысленными избранную вами в европейских делах выжидательную тактику. А дальше решайте сами – в зависимости от того, что вам подскажет ваша совесть. Тут я не советчик.

– Теперь понятно, – кивнул президент, – просто раньше вы у нас не были склонны к подобного рода откровениям.

– Да, это так, – согласился академик, – вы сами завели речь о политических аспектах применения нашей установки, вот я и высказался по этому вопросу. Кроме того, имейте в виду, что Ку‑поле в Донецкой зоне уже набрало примерно девяносто процентов плотности прорыва и в любой момент процесс образования портала может сорваться на самотек, и случиться это может также и на территории, контролируемой украинскими войсками или же прямо в центре Донецка, с массовыми человеческими жертвами. И что вы будете делать тогда?

Наступила тишина. Академик сказал все, что хотел, а президент должен был обдумать его слова.

– И сколько, по‑вашему, у нас еще есть времени? – наконец сухо спросил глава государства.

– Месяц, по максимуму – полтора, – ответил академик, – но, по большому счету, все может произойти уже завтра или прямо сейчас. Мы пока не научились настолько точно измерять эти процессы, чтобы выдавать прогнозы с точностью до дня или даже недели.

– Понятно, Евгений Павлович, – сказал президент, вставая, – можете считать, что мое предварительное согласие на включение установки на безопасном расстоянии от линии фронта и там, где это никому не повредит, вы получили. Окончательное добро я смогу дать вам только после того, как согласую свои действия с некоторыми людьми, в том числе и на той стороне Врат. При этом я буду помнить о вашем предупреждении, что все может случиться буквально в любую минуту и в любом месте. Никакой легкомысленности в этом вопросе, я вам гарантирую, не будет.

После того как академик Велихов попрощался и вышел, президент позвонил министрам обороны и иностранных дел, договорившись о встрече в четыре часа вечера. Премьер‑министра, в связи со сложившимися обстоятельствами доживающего в этой должности последние дни, он информировать ни о чем не стал, а вместо того снял трубку межправительственного телефона и, дождавшись сочного «Алло» с едва заметным грузинским акцентом, сказал:

– Добрый вечер, Иосиф Виссарионович…

Дело в том, что уже четыре месяца через Врата действовала линия оптоволоконной связи, обеспечивающая на базе экспедиционного корпуса в Сураже 1942 года высокоскоростной интернет, телевидение и шифрованные каналы армейской и правительственной связи. А месяц назад двадцать первый век дотянулся и до тамошней Москвы: первыми абонентами межправительственной связи стали Кремль, Лубянка и Генштаб. Вот и у товарища Сталина на столе появился экзотически выглядящий кнопочный телефон и включенный в интернет компьютер, которого лучший друг советских физкультурников еще откровенно побаивался. Плоский аппарат с трубкой, напротив, был делом почти привычным, к которому советский вождь относился без внутреннего недоверия.

– Добрый день, товарищ Путин, – сказал Верховный, услышав знакомый голос, – я вас слушаю.

– Должен поставить вас в известность, что ситуация с открытием вторых Врат в окрестностях Донецка‑Сталино угрожает в любой момент соскользнуть на самотек, – быстро произнес президент Российской Федерации. – Со своей стороны я готов дать санкцию на немедленную попытку их принудительного открытия в заранее согласованном месте в трех километрах западнее Иловайска. Теперь решение за вами.

– Насколько мы понимаем, «самотеком» – означает «в любой момент и в любом месте», – сказал Сталин, – в том числе и на территории, контролируемой петлюровско‑бандеровскими бандформированиями?

– Именно так, – подтвердил российский президент, – и такого исхода мы должны избегать любой ценой. А еще самопроизвольное открытие Врат может случиться прямо в центре города, и тогда его жертвами могут стать тысячи граждан Советского Союза и Донецкой республики.

– В этом вы правы, – согласился советский вождь, – для нас одинаково неприемлемы большие жертвы среди гражданского населения и открытие Врат на территории, контролируемой недружественными силами. Ведь, насколько я понимаю, вы связаны так называемыми Минскими соглашениями, которые у вас уже стали притчей во языцех, и не сможете сразу объявить войну государственному недоразумению под названием Украина?

– Одновременно мы связаны оборонительным договором с Советским Союзом, – сказал Путин, – и он для нас гораздо важнее любых Минских соглашений. Если мы разорвем эту, как вы сказали, притчу во языцех, то российский народ нас поймет. При этом точно можно сказать, что наши люди откажут нам в доверии, если мы не окажем помощи СССР при нападении на него Украины или какого‑либо еще государства. Просто разрыв Минских соглашений по нашей инициативе будет стоить нам серьезных репутационных и политических издержек.

– Мы рады, что вы настолько серьезно относитесь к нашим соглашениям, – сказал советский вождь, – но все же мы хотели бы знать: неужели вы думаете, что если новые Врата откроются на заранее уговоренном месте, то украинские формирования не попытаются прорваться к ним силой, невзирая ни на какие Минские соглашения? И мы не сомневаемся, что ваш Запад их при этом поддержит и закроет глаза на любые жертвы среди мирного населения, лишь бы получить контроль над одной стороной новых Врат, через которые он сможет оказывать давление на Советский Союз. Насколько мы понимаем, по их расчетам Красная Армия окажется настолько же беззащитной перед украинскими националистическими формированиями, насколько вермахт был беззащитен перед вашим экспедиционным корпусом…

– Начало активных боевых действий на Донбассе будет означать конец украинской государственности, – сказал российский президент, – и в Киеве об этом знают. При этом уже нам известно, что участие стран НАТО и прочих украинских «доброжелателей» в судьбе этой территории не выйдет за рамки воплей в прессе и дипломатических демаршей. К горячей войне за эту глубоко второстепенную территорию они не готовы, и не будут готовы никогда. Тем более это нежелание усугубляет то, что начаться такая война должна не по их собственной воле и в удобный для них момент, а по инициативе украинского руководства, которое пересечет жирную красную черту, проведенную в том числе и Советом Безопасности ООН. Одно дело – навалиться толпой на раздираемую внутренними противоречиями Югославию, и совсем другое – иметь дело с готовой к драке Россией, правительство которой полностью поддержит ее народ.

– И вы думаете, что для ваших европейских и американских политиканов будет иметь хоть какое‑то значение, кто в этой войне сделает первый выстрел? – с сомнением спросил Сталин. – Мы в этом, например, совершенно не уверены…

– Факт начала войны украинской стороной будет иметь значение для нашего собственного народа, – ответил российский президент. – Среди наших граждан абсолютное меньшинство является сторонниками немедленного вторжения на Украину и приведения ее к общероссийскому знаменателю, и в то же время подавляющее большинство поддержат ответный удар, следующий за попыткой наступления на республики Донбасса. Чтобы люди считали эту войну справедливой и освободительной, необходимо, чтобы инициатива начала боевых действий была отдана противоположной стороне. Наш народ устал от борьбы за счастье всего человечества, но все еще способен защитить «своих» в тот момент, когда им грозит уничтожение. Да и вы и сами это знаете на собственном опыте.

– Ну ладно, – немного подумав, сказал Сталин, – возможно, вы и правы. Поэтому, как бы нам ни хотелось оттянуть этот момент до окончательного разгрома Третьего Рейха, мы даем свое добро на принудительное открытие новых Врат в заранее оговоренном районе. Если вы считаете, что для вас будет наиболее выгодным разыграть эту партию, как говорится, «от оборон