Подлинная биография царевны-лягушки

 

В пятом веке до нашей эры, то есть две с половиной тысячи лет назад, Геродот записал удивительные истории о скифах. В одной из них я, не веря себе, узнал сюжет русской сказки. Но для этого пришлось найти исконную старинную ее редакцию, потому что в позднейшем пере­сказе многое утрачено и искажено.

Итак, что же записал Геродот?

Богатырь, которого историк называет Гераклом, при­ходит в далекую страну, которая позднее будет назы­ваться Скифией. После многодневного пути утомленный герой засыпает, а проснувшись, обнаруживает пропажу: нет его лошадей. Ничего не остается, как отправиться на их поиски. Вот он приходит к пещере, где живет по­луженщина-полузмея. Образ может показаться фантасти­ческим, но запись Геродота опирается на представления именно скифов. В древности часто описывали не земных героинь, а отдавали предпочтение небесным девам, боги­ням которые в те давние времена действительно явля­лись людям и нередко объединяли черты матерей-праро­дительниц еще с кроманьонской эпохи.

Геракл приглянулся деве; она согласна вернуть ему лошадей при условии, что намерения героя относительно ее самой вполне серьезны. От этого брака рождаются трое сыновей. Их имена: Агафирс, Гелон, Скиф. Уходя из страны на новые подвиги, Геракл наказывает удиви­тельной женщине дать оставленные им пояс и лук всем сыновьям поочередно, и тот из них, который опояшется поясом и сумеет натянуть его лук, пусть станет главой всей страны. Это удалось Скифу, по его имени и назва­на вся страна. (В других редакциях мифов скифского цикла под Гераклом явно подразумевается сам бог-отец Зевс. Супруга Геракла связана с водной и земной стихи­ями, она дочь бога вод, но живет на земле.)

Страбон, еще один историк античности, говорит так­же о богине, обитающей в пещере, и о Геракле, помога­ющем ей победить гигантов. Все версии так лаконичны, что невольно ловишь себя на желании собрать из отрыв­ков всю историю, наподобие мозаики.

Я был изумлен, узнав еще одну версию, которую до­несли до довольно поздних времен русские сказочники. Эта поразительная сказка называется «О лягушке и бо­гатыре»: это ее старинное название. Опубликована она впервые в восемнадцатом веке в сборнике десяти русских сказок Уже позднее возникли варианты и пересказы, в том числе и современные. В устном рассказе, дошедшем до восемнадцатого века, еще сохранились древние скиф­ские мотивы, и в героине мы узнаем деву-сирену (жен­щину-полузмею, согласно античным источникам). Понят­но что многие поколения безвестных сказочников изме­нили божественные образы и реалии извечной скифской старины упростили их, приземлили. Женщина-сирена превратилась в Царевну-лягушку. Однако сколько бы ни прошло тысячелетий, именно за два последних столетия скифская история с девой-сиреной претерпела наиболь­шие изменения и искажения, так что в поздних совре­менных пересказах истории о Царевне-лягушке детали исчезли, смысл искажен, следы скифской древности стер­ты. Под пером беллетристов древнейшее мифологическое повествование превратилось в детскую сказочку, местами даже глуповатую — по меркам обычного сказочного жанра. И если еще в книгах восемнадцатого века исто­рия с женщиной-полузмеей и богатырем сохраняла бли­зость смысла с античными источниками, то ныне, в со­временных сборниках сказок, она звучит так наивно, что вряд ли задержит внимание даже подростка. Можно об­разно выразиться так: умер величественный миф о працивилизации мудрых волшебных змей, и оставлено лишь крохотное надгробие в память о нем, которое вряд ли кто готов воспринять всерьез или вообще заметить. Не­маловажно и то, что современный пересказ А. Толстого почти втрое (!) короче варианта восемнадцатого века. Сказанное можно отнести и к редакции А. Афанасьева.

Само название сказки, судьба которой столь несчаст­лива, тоже не сохранилось. Сейчас она называется «Царе­вна-лягушка», но ведь это тавтология. Слово «лугаль» бы­ло известно еще шумерам почти пять тысяч лет назад, за­тем — вавилонянам и многим другим народам. Означает оно буквально «царь». Его варианты «регул», «лугаль» прописаны на картах звездного неба со времен Шумера и Вавилона. Название славянского племени «лужичи», то есть «царские» (вспомним о царских скифах, названных тем же Геродотом), в связи с этим вполне понятно и впи­сывается в древнюю иерархию народов. Таким образом, уже само слово «лягушка» переводится как «царевна» и происходит от древнейшего корня — через скифское по­средство. Этому слову не менее пяти тысяч лет.

Поразительно, но единственное существо, напоминаю­щее далеким потомкам о женщине-полузмее, героине ми­фа, получило свое имя от нее в память о доисториче­ских временах мудрых царственных змей и крылатых драконов, сохранившихся с тех же незапамятных дней даже в китайских мифах. Как странно было прочесть в этимологическом словаре М. Фасмера объяснение этого необыкновенного имени — оно, видите ли, сродни лягавой лошади и ляжке. И ничего другого там не найти. Это, однако, лишь народная этимология. И пришло вре­мя восстановить подлинность реалий.

Три любимицы короля (царя), родившие ему трех сыновей, героев повествования, в поздних пересказах да­же не упоминаются. А ведь уже само начало сказки в ее старинном виде переносит читателя в особый мир, в древность. В исторически обозримые времена не найти, как правило, царей без цариц, без законных наследни­ков; отклонения от этой нормы являются редкими иск­лючениями. Зато мифы сообщают нам об этом далеко не в виде исключения. Геракл, в соответствии с мифологи­ческой традицией, считается сыном Зевса, главы Олимпа. (Геродот и Тацит сообщают, что сын Атиса, царя лидов, живших в малоазийской Лидии, основал Этрурию. Сына этого звали Тиррен, и отсюда якобы второе название Этрурии — Тиррения. Ее основатель Тиррен, сын Атиса, ведет родословную от Зевса. Другой источник рассказы­вает о том, как Геракл попал в рабство к царице лидов Омфале, и у них родилось четыре сына. Один из них — Тиррен. Но обе версии ведут к Зевсу.)

Малая Азия, откуда вышли венеды и лиды, а также этруски, называвшие себя расенами, была близка к скифским владениям и одно время входила в них как составная часть — как и Закавказье.

Геракл в скифских преданиях, даже если у самих скифов он носил другое имя, — потомок Зевса, сын его. Но у Зевса как раз и были многочисленные «любимицы» и потомки от них. Пусть не вводит нас в заблуждение выражение «любимицы короля». Сказка пришла к нам из доисторического прошлого, из эпохи богов. Бог богов Зевс был неоднократно женат. Иногда говорят о восьми или девяти его женах. Намного больше было у него «любимиц» — сосчитать их всех нелегкое дело. Геракл рожден от смертной женщины Алкмены. Родная бабка Алкмены Даная также была возлюбленной Зевса. В свою очередь, прадед Данаи Бел, царь Египта, является не кем иным, как правнуком того же олимпийца по линии прекрасной Ио, которую одна из жен Зевса Гера из ре­вности превратила в корову. Это лишь одна из линий, дающих представление о небесном короле и его «люби­мицах», число которых в сказке (надо полагать, из сооб­ражений нравственности) сокращено до трех.

В поздних же пересказах следует странное на первый взгляд событие. Король или царь созывает сыновей, ве­лит взять им луки и выпустить в чистом поле по стре­ле; и куда стрела попадет, там и судьба, там и место, где живет невеста того или иного из царских сыновей.

Таким вот странным и неясным оно, это событие, ос­тается во всех пересказах, и читателю приходится ве­рить, что были такие простаки — цари с сыновьями.

Но ведь в сказке речь идет о трех сыновьях от раз­ных жен («любимиц»), и не столько о земном, сколько о небесном царе. Отсюда — все проблемы. И тут вполне уместно испытание с помощью лука. Древний миф ос­тавляет для этого оружия самое почетное место. Вот по­чему братья выходят вовсе не в чистое поле (как, на­пример, в пересказе А. Толстого), а в заповедные луга, как в старинной записи сказки. Это луга чудес, небес­ные луга, и нужно найти там свою судьбу, если ты рожден не законной царицей, а просто «любимицей». В Геракле воплощены черты самого небесного царя Зевса, и, согласно Геродоту, у него именно три сына, они дол­жны пройти испытание с помощью лука — как в сказ­ке.

Иван-царевич в сказке именуется еще богатырем. Не просто Иван-царевич, а Иван-богатырь (Геракл!). Его братья стреляют вправо и влево, он же пускает стрелу прямо. На болоте он видит шалаш из тростника.

— Лягушка-лягушка, отдай мою стрелу! — так обра­щается к лягушке Иван-царевич в пересказе А. Толсто­го. В сказке же Иван-богатырь не просит свою стрелу, а наоборот, хочет от нее отступиться, что конечно же бо­лее логично с его собственной точки зрения. Однако ля­гушка говорит ему:

— Войди в мой шалаш и возьми свою стрелу!

Поздняя перелицовка сказки все изменила. Ведь в сказке лягушка требует, чтобы герой взял стрелу! Смысл сцены полностью утрачивается. Более того, в исконном варианте, в сказке, передается испуг Ивана-богатыря. Все рассказывается в соответствии с законами психоло­гии, а не наоборот. Все всерьез, в отличие от глупова­тых вариантов пересказа.

— Ежели ты не взойдешь ко мне в шалаш, то вечно не выйдешь из этого болота! — так говорит лягушка Ивану-богатырю в сказке. Иван отвечает, что шалаш мал ему и ему в него не пройти. Тогда лягушка, не го­воря ни слова, перекувырнулась, и шалаш превратился в роскошную («раскрашенную») беседку. Иван удивился и вынужден был войти в нее. А лягушка сказала:

— Я знаю, что ты три дня ничего не ел.

И это правда: Иван три дня бродил по горам и ле­сам, по болоту, пока искал свою стрелу. Лягушка же снова перекувырнулась, и тотчас внесли стол с кушанья­ми и напитками. Когда Иван отобедал, то лягушка опять перекувырнулась, и стол вынесли. И только после этого она сказала Ивану о замужестве.

Здесь, в этих сценах, обрисованных с мифологической точностью, удивляет реализм деталей. Ведь не просто появляется и исчезает стол, не просто шалаш в беседку превращается, а сначала лягушка совершает магическое действо — она перекувырнулась. Это кувырканье, пово­рачивание через левое плечо, смена левого и правого, верха и низа — древнейшая черта магических обрядов еще хеттских времен. Они идут из глубокой древности, когда люди общались с богами. Я могу насчитать не ме­нее четырех тысяч лет таким вот магическим фокусам, которые действительно (в надлежащем исполнении) при­водят к удивительным результатам. Но все обстоит го­раздо сложнее, чем даже в старинном русском свидетель­стве.

В подлинной русской сказке лягушка отвечает Ивану-богатырю, решающему в уме сложную задачу: как отка­зать лягушке. (Подчеркнем, что он только думает об этом, не произнеся вслух ни слова.) Но по законам ма­гии лягушка читает его мысли, и теперь нам понятно, что магия — это реальность, хорошо известная нашим предкам, а мы не замечали ее до тех пор, пока не нау­чились произносить хотя бы слово «телепатия». А сколь­ко еще магических явлений, нам не известных! Мы ведь, по существу, не знаем даже, как устроены про­странство и время. Мне приходилось читать отчеты, в которых НЛО, вращаясь («перекувыркиваясь»), сворачи­вали пространство, одновременно переходя в другие из­мерения.

Да, Иван хочет обмануть лягушку. Она же говорит, угадывая это его желание, что он не найдет пути из этого болота домой. В этом можно усмотреть связь именно со способностью лягушки как бы сворачивать пространство, выпуская из него, по желанию, героя вос­вояси. И теперь персонажи меняются ролями. Иван (из сказки) хочет взять свою стрелу, а лягушка ее не отда­ет, зная о подвохе, который уже обдумывает Иван. Все это психологически соответствует ситуации. И тут же наблюдение Ивана, его умозаключение: «Конечно, эта лягушка — волшебница; нужно брать ее в жены, ничего не поделаешь!» И как только Иван подумал и произнес это, лягушка превратилась в красавицу — в «великую красавицу», как еще сильнее сказано в русском сказоч­ном источнике. И она сбросила при этом лягушачью ко­жу и сказала:

— Вот, любезный Иван-богатырь, какова я есть. Но кожу лягушачью я ношу только днем, а ночью всегда буду такой, какой меня видишь сейчас.

«Иван-богатырь, видя перед собой такую красавицу, весьма обрадовался и подтвердил ей клятвенно, что он возьмет ее за себя».

Вот как переданы оттенки сменяющихся чувств и на­строений героев в подлинной русской сказке. Теперь по­смотрим, что с ней сделал пересказчик. После просьбы Ивана отдать ему стрелу лягушка ему отвечает:

«Возьми меня замуж!

— Что ты, как я возьму себе в жены лягушку?

— Бери! Знать, судьба твоя такая.

Закручинился Иван-царевич. Делать нечего: взял ля­гушку, принес домой».

Вот и все переживания, настроения, аргументы. Вы­черкнуто слишком много, так что оставшееся уже почти не напоминает совершающегося в сказке. Удивительная вещь: в исконной сказке сам царь-король, расстроившись от всей этой истории со стрелой и болотом, которой он сам же и был зачинщиком, начинает уговаривать Ивана, чтобы тот бросил лягушку! Но Иван-богатырь просил своего отца, чтобы тот позволил ему жениться на ля­гушке — так дословно повествует сказка. В пересказе же ничего подобного не найдем. Оно и понятно. Ведь в сказке Иван уже видел красавицу царевну без лягу­шачьей кожи и знает, какова она на самом деле. В пе­ресказе же об этом и речи нет. Лягушка и лягушка. Она и не думала обернуться царевной и открыть Ивану тайну волшебства. Пересказ попросту перечеркнул весь смысл происшедшего.

Нет и намека в нем на то, как царь отреагировал на случившееся. Сразу читаем: «Царь сыграл три свадьбы». Сыграл, как будто ничего необычного, странного не про­изошло, как будто ему не раз приходилось видеть и слышать, как богатыри женятся на лягушках, так что сама мысль о женитьбе младшего сына на лягушке не вызывает у него даже минутного раздумья. А ведь цари (и в историческое время тоже) к женитьбе своих сыно­вей относились отнюдь не спустя рукава.

Логика событий, психологизм, коллизии исконной же русской сказки вытекают из того, что в ее истоке (и это еще более будет ясно из последующего) — один из осно­вополагающих мифов, свидетельство древнейшей цивили­зации о подлинных отношениях неба и земли. Поэтому каждое событие сказки — почти космическая тайна, а в финале эта тайна полностью откроется. Пока же мы дол­жны проследить уникальнейшие перипетии и похождения скифского богатыря, состоявшиеся, возможно, еще во вре­мена легендарной Атлантиды Платона. Читателя не долж­но смущать, что в записи восемнадцатого века он назван Иваном; кстати же, тайна этого имени тоже откроется в финале сказки, когда мы убедимся, что богатырь ее — не кто иной, как Лугальванда (или Лугальбанда) шумерийских мифов — в переводе «царевич Иван», — и мифы эти не только отражают космическую реальность, но и ис­торию отношений звездных цивилизаций(!). Образ царе­вны не менее важен для понимания. Лягушка — не про­сто царевна. Она вышла из некого Подсолнечного царства, как будет рассказано ниже, а это — собирательное, до­ступное древним слушателям выражение, за которым тоже стоит захватывающая дух космическая реальность.

Несколько забегая вперед, могу сказать, что образы этой сказки, даже волшебный луг, на котором Иван вы­пустил свою стрелу, даже и сама его стрела — это и многое другое еще в доисторическое время навеки оста­валось на звездном небе. Этот волшебный, до сих пор не разгаданный рисунок маршрута небесных странствий Геракла — Ивана-царевича сказки — был известен еще несколько тысяч лет назад шумерам и затем вавилоня­нам; потом его следы стираются в памяти человечества, и вот, к моему изумлению, оказывается возможным сно­ва открыть их и понять, но уже из русской сказки.

Последуем же за сказочной нитью подлинного повест­вования, восстановим исконный вариант его, в котором, может быть, отражены самые древние из дошедших до нас свидетельств о працивилизации.

Вот эпизод с рубашками, которые царь (король) за­казывает шить женам своих трех сыновей. Сначала, од­нако, ознакомимся с более поздним его пересказом:

«Вот царь позвал сыновей:

— Хочу посмотреть, которая из ваших жен лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубаш­ке.

Сыновья поклонились отцу и пошли. Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет и спрашивает его:

— Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе ка­кое?

— Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.

Лягушка отвечает:

— Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать; ут­ро вечера мудренее.

Иван-царевич лег спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушачью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.

Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:

— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшей­те мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.

Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по по­лу скачет, а уж рубашка лежит на столе, завернутая в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, по­нес к отцу. Царь в это время принимал дары от боль­ших сыновей. Старший сын развернул рубашку, царь принял ее и сказал:

— Эту рубашку в черной избе носить. Средний сын развернул рубашку; царь сказал:

— В ней только в баню ходить. Иван-царевич развернул рубашку, изукрашенную зо­лотом-серебром, хитрыми узорами. Царь только взглянул:

— Ну, вот это рубашка, — в праздник ее надевать! Пошли братья по домам — те двое — и судят меж­ду собой:

— Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь хитра (колдунья)».

Теперь обратимся к подлинной сказке.

«Старшие братья Ивана-богатыря принесли полотно к своим женам и сказали:

— Батюшка велел вам сшить из этого полотна по рубашке, и чтоб к завтрему поспели.

Жены их приняли полотно и стали кликать маму­шек, нянюшек и сенных красных девушек, чтобы по­могли им сшить по рубашке. Тотчас нянюшки и ма­мушки прибежали и начали делать: которая кроила, а которая шила. А они между тем послали к лягушке девку-чернавку посмотреть, как она будет шить рубаш­ку. И вот девка пришла к Ивану-богатырю в комнаты, а он принес полотно и, будучи весьма опечален, положил его на стол. Лягушка, видя его печальным, ска­зала:

— Что ты, Иван-богатырь, так печален? А он ей отвечал:

— Как мне быть не печальному: батюшка приказал из этого полотна сшить ему рубашку, и чтоб к завтрему поспела.

Лягушка, выслушав его, сказала:

— Не плачь, не тужи, Иван-богатырь; ложись да спи. Утро вечера мудренее. Все будет исправно.

После этого лягушка схватила ножницы и изрезала все полотно на маленькие лоскуточки, потом отворила окошко, бросила на ветер и сказала:

— Буйные ветры! Разнесите лоскуточки и сшейте свекру рубашку.

Девка-чернавка пришла к ее невесткам и сказала:

— Ах, милостивые государыни! Лягушка все полотно изрезала в маленькие лоскуточки и кинула за окошко.

Невестки же смеялись за глаза над лягушкой и гово­рили:

— Что-то муж ее завтра королю принесет?

Потом начали они шить свои рубашки; и как только день тот прошел и Иван-богатырь встал, лягушка подала ему сорочку и сказала:

— Вот, любезный Иван-богатырь, понеси сорочку своему батюшке.

Иван-богатырь взял сорочку и понес ее к своему от­цу, а вскоре после него принесли и братья свои сорочки. И как проснулся король, то и вошли все трое его детей, и сперва поднес больший брат своему отцу сорочку, и король посмотрел на нее и сказал:

— Эта сорочка сшита так, как обыкновенно шьют.

Потом посмотрел у другого сына и сказал, что и эта сшита не лучше той. А как подал ему меньший сын свою сорочку, то король не мог довольно нади­виться, ибо нельзя было найти на ней ни одного шва».

Шитье же без швов до сих пор является привилегией представителей звездных цивилизаций. Насколько мне известно, никто из контактеров не видел швов на их одежде или характерных серебристых комбинезонах, об­легающих тела инопланетян.

То, что умеют инопланетяне, известно, естественно, и представителям параллельных миров (пространств) в нашей Солнечной системе (Подсолнечного царства). Вы­сшие из этих миров соответствуют именно тому мифоло­гическому уровню, который принадлежит богам. Не об­суждая вопрос об иерархии богов, нельзя не отметить, что многие из них антропоморфны, во всем подобны че­ловеку, по крайней мере внешне. Тем не менее и ми­фы, и современные свидетельства дают ясное представле­ние о некой працивилизации крылатых змееподобных су­ществ, полусирен. И в этом ряду — данные древних американских источников, китайских, индийских, иран­ских, европейских и центральноазиатских. Появления бо­гов среди людей мне удалось засвидетельствовать и объ­яснить в книге «Встречи с Богоматерью». Биография ве­ликой богини (в последнем из своих воплощений это Дева Мария, небесная Дева) дает картину метаморфоз: сначала это Птица Мать древних славян (Птица Матерь Сва), затем — скифская богиня и крылатая сирена скифо-сарматского региона.

Эти метаморфозы вряд ли свидетельствуют только об эволюции в параллельном мире. Скорее всего, они иллю­стрируют и исключительные возможности перевоплоще­ний, что отражено в финале удивительной скифской ис­тории, ставшей позднее сказкой.

Но для мира богов одежда без швов, как у царев­ны, — не позднее достижение технологий наподобие инопланетных, а естественная начальная ступень, отвеча­ющая свободе воплощений замыслов в параллельных (в том числе тонких) мирах. Эта свобода хорошо известна оккультистам, и прежде всего тем из них, кто всерьез хочет летать, преодолевая гравитацию без технических устройств и приспособлений.

Главное здесь — волшебство. На рубашке, сшитой лягушкой, нет ни одного шва. Потому что шили ее буйные ветры. Но не мамки и няньки, как утвержда­ется в пересказе А. Толстого. Наоборот: мамки и нянь­ки шили рубашки женам старших братьев. И потому их рукоделие несравненно хуже. Все наоборот!

Читатель и сам, вероятно, заметил несообразности и извращение смысла: в подлинной сказке — и смех нянек над лягушкой; и девка-чернавка, посланная к лягушке как раз для того, чтобы этот смех вызвать; и магические действия лягушки, не понятые ни чернавкой, ни теми, кто ее послал, ни — добавим — авторами пересказов. И в подлинной сказке не оборачивается лягушка Василисой Премудрой, а обращается к ветрам, не снимая лягушачьей кожи! И все, кроме Ивана, еще уверены, что женат он на лягушке, которая, правда, сумела сшить рубашку.

Затем следует история с коврами. Находим в старин­ной сказке интереснейшие страницы, которые вытекают из предыдущего:

«Потом спустя несколько времени призвал он к себе своих сыновей и говорит им:

— Любезные дети! Я желаю знать, умеют ли ваши жены золотом и серебром шить, и для того вот вам се­ребра, золота и шелку, и чтоб из этого сделан был ко­вер и поспел бы к завтрему.

Дети приняли от него золото, серебро и шелк, и братья Ивана-богатыря отнесли к своим женам и сказа­ли, чтобы к завтрему вышили они по ковру. Жены их начали кликать мамушек и нянюшек и сенных красных девушек, чтоб пособили вышивать им ковры. Тотчас де­вушки пришли и начали вышивать ковры, кто золотом, кто серебром, а кто шелком. Между тем послали девку-чернавку посмотреть, что делает лягушка. Девка-чернав­ка по их приказанию пошла в комнаты Ивана-богатыря. В то время принес он от отца своего данное ему для ковра золото, серебро и шелк и весьма был опечален. Лягушка, сидя на стуле, спросила:

— Ква, ква, ква, Иван-богатырь, что ты так запеча­лился?

Иван-богатырь ей отвечал:

— Как мне не печалиться? Батюшка велел сделать из этого золота, серебра и шелку ковер, и чтоб к за­втрему поспел.

Лягушка сказала:

— Не плачь, не тужи, Иван-богатырь; ложись спать: утро вечера мудренее.

После этого взяла лягушка ножницы, шелк весь из­резала, серебро и золото изорвала, бросила за окошко и сказала:

— Буйны ветры! Принесите мне тот ковер, которым батюшка мой окошки закрывал.

Потом лягушка хлопнула окошком и села опять на стул.

Девка-чернавка, которая прислана была от тех двух невесток, видя, что больше ничего нет, пошла и сказала:

— Ах, милостивые государыни, я не знаю, за что ля­гушку хвалят: она ничего не умеет делать, и данное для ковра Ивану-богатырю она все изрезала, изорвала, броси­ла за окошко и при том сказала, чтобы ветры принесли ей тот ковер, которым ее отец окошки закрывал.

Невестки, выслушав все от девки-чернавки, вздумали сами так же сделать, ибо знали, что, по ее словам, вет­ры сшили ей и рубашку; они думали, что и им ветры будут так же послушны, как и лягушке, и вышьют им по ковру. Поэтому взяли золото, серебро и шелк, из­резали, изорвали и кинули в окошко и при том закри­чали:

— Буйные ветры! Принесите нам те ковры, которы­ми батюшки наши окошки закрывали.

После этого закрыли окошки, сели и дожидались ков­ров. Но так как ждали они долго, а ковры им все не несли, то принуждены они были послать в город, чтобы купить золота, серебра и шелку. И как принесли это, то сели обе невестки и кликнули девушек и начали выши­вать, которая шелком, которая серебром, а которая золо­том. И день тот прошел, а на другой день Иван-бога­тырь как только встал — лягушка подала ему ковер и сказала:

— Возьми, Иван-богатырь, и отнеси своему отцу.

Иван-богатырь взял ковер, понес во дворец и стал дожидаться своих братьев, ибо у них ковры еще не по­спели. Но когда их дошили, то принесли братья свои ковры. Король проснулся, дети вошли со своими ковра­ми, и король принял прежде всего от большего своего сына и, посмотрев, сказал:

— Этот ковер годится во время дождя коней покры­вать.

Потом посмотрел у среднего сына и сказал:

— Этот ковер надобно постилать в передней комнате, и чтоб приезжающие во дворец обтирали об него ноги.

Потом принял от меньшого сына, Ивана-богатыря, ковер и, смотря на него, весьма удивился и сказал:

— Этот ковер надобно постилать в самые торжест­венные дни ко мне на стол.

Потом приказал Ивана-богатыря ковер спрятать и бе­речь, а те ковры отдал назад братьям Ивана-богатыря и сказал:

— Отнесите свои ковры женам и скажите им, чтоб они берегли их для себя».

Напрасно будем искать златотканые ковры в более позднем пересказе. Их нет как нет. Эпизод с коврами забыт или вычеркнут. Даже слова «ковер» там не найти. Авторы пересказа-переложения сразу переходят к третье­му испытанию для жен — хлебу, который им надо ис­печь.

Снова в позднейшем изложении сказки лягушка будто бы собирает нянек и мамок, и те пекут хлеб. В по­длинной сказке ничего этого нет.

«Испекись, хлеб, чист и рыхл и бел, как снег!» Та­ково подлинное обращение лягушки (магическое, заме­тим) после того, как она опрокинула квашню с тестом в холодную печь! Так в сказке. В пересказе же лягушка якобы разломала печь сверху (?) и в разломанную печь, «прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула». Хо­чется возразить: разломанная печь, обращайся к ней или не обращайся с магическими заклинаниями, вряд ли сможет испечь хлеб. Законы магии достаточно строги, и любая деталь имеет свое значение.

Совершенно невероятно, чтобы сыновья подали царю-королю хлеб, испеченный вот так: тесто побросали пря­мо в печь и грязь эту вынули, выдавая ее именно за хлеб. Но это и происходит в позднем пересказе. В сказ­ке же ничего этого нет. Там, убедившись, что хлеб по кулинарному рецепту лягушки не получился, жены стар­ших братьев все же в спешке разводят огонь в печи и пекут обычным способом. Но они, естественно, спешат, и хлеб получается неважным. Все очень просто и умест­но, как в жизни. Таковы законы подлинных сказок. С одной стороны — волшебство, с другой — сама жизнь, неприкрашенная, но без явных несообразностей.

Трижды показывали молодые жены царских сыновей свое искусство. Это и естественно: их трое, и что-то од­но из трех могло бы удаться каждой из них. Каждая могла бы показать себя хоть раз. Правда, верх взяла Царевна-лягушка. Сказка мудра, в отличие от пересказа, где, как уже говорилось, вообще нет истории с коврами.

И вот подоспело время для пира. Царь-король созы­вает на него сыновей с женами. В сказке сказано: раз жены старались выполнить царские повеления, то и по­велитель в благодарность за это приглашает их во дво­рец. Напрасно будем искать в пересказе эту государеву благодарность: ее там нет как нет. Просто пир. Поче­му? — неизвестно.

Затем мы сочувствуем царевичу, который стесняется показать на пиру свою жену-лягушку. Она его успокаи­вает. Снова старшие жены посылают девку-чернавку подсмотреть, что и как будет делать лягушка. А та об­ращается к ветрам буйным, которые должны полететь в ее государство и сказать, чтобы для нее выслали пара­дную карету с лакеями, гайдуками, скороходами и верховыми, которые езживали и с ее батюшкой. Именно эту карету увидела девка-чернавка и о том тут же доло­жила пославшим ее. Две жены тоже стали обращаться к ветрам, но кареты не дождались и приказали запрячь собственных лошаденок. (Эта история также неизвестна читателю пересказа, поскольку пропущено и обращение к ветрам, и неофициальный визит девки-чернавки к ля­гушке, так что ей удалось прийти и уйти вроде бы не­замеченной, и эпизод с женами, в подражание лягушке вызывающими ветры буйные, увы, напрасно.)

В сказке лягушка приезжает в парадной карете. В пересказе поднимается почему-то шум да гром. Что сие означает — ведомо лишь пересказчикам.

Сцена пира дана почти адекватно. Лягушка еще до приезда во дворец обернулась чарующе прекрасной царе­вной. Иван отлучается с пиршества, возвращается домой сжигает лягушачью кожу-кожурину. Лягушка спешит вслед за ним, но уже поздно, кожи нет. Она говорит:

«Ну, Иван-богатырь, не мог ты потерпеть еще немно­го! Ищи меня теперь за тридевять земель, в тридесятом царстве, в Подсолнечном государстве. И знай, что зовут меня Василиса Премудрая».

Только теперь узнает Иван настоящее имя своей же­ны. В пересказе об этом сообщается — без надобно­сти — раньше. И искать следует Ивану свою жену (со­гласно тому же пересказу) не в царстве Подсолнечном, а у Кащея Бессмертного. Не правда ли, есть разница?

Теперь наступило время дать более полное представ­ление о поисках Иваном жены. В сказке он приходит к избушке Бабы Яги, в пересказе же встречает «старого старичка». Хочется процитировать подлинную концовку сказки:

«Иван-богатырь взошел в избушку и увидел: сидит Баба Яга и говорит сердитым голосом:

— Доселе русского духа слыхом не слыхано и видом не видано, а нынче русский дух в очах проявляется.

И спрашивала у него:

— Что ты, Иван-богатырь, волею или неволею?

Рассказал он, чего ищет. Тогда Баба Яга сказала:

— Жаль мне тебя, Иван-богатырь; изволь, я тебе ус­лужу и покажу тебе твою супругу, ибо она ко мне при­летает каждый день для отдыха. Только смотри: когда она будет отдыхать, то ты в это время старайся поймать ее за голову, и как поймаешь, то она начнет оборачи­ваться лягушкой, жабой, змеей и прочими гадами; а ты все не отпускай ее, и напоследок превратится она в стрелу, и ты возьми эту стрелу и переломи ее о колено; тогда она уже будет вечно твоя.

Иван-богатырь благодарил ее за наставление. После того Баба Яга спрятала Ивана-богатыря, и только успела его спрятать — прилетела к ней Василиса Премудрая. Иван-богатырь вышел из того места, подошел тихонько к Василисе Премудрой и ухватил ее за голову... Она нача­ла оборачиваться лягушкой, жабой, а потом и змеею. И Иван-богатырь испугался и отпустил. Тогда Василиса Премудрая в ту же минуту пропала, а Баба Яга ему:

— Коли ты не сумел ее удержать, то поди же к моей сестре, к которой она летает отдыхать.

Иван-богатырь пошел от нее и весьма сожалел, что упустил Василису Премудрую, и шел долгое время; и наконец пришел к избушке, которая стояла на курьих ножках — сама повертывалась. Иван-богатырь избушке говорит:

— Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом.

И когда избушка остановилась, Иван-богатырь взошел в нее и увидел, что в переднем углу сидела Баба Яга и говорила она сердитым голосом:

— Доселе русского духу слыхом не слыхано и видом не видано, а нынче русский дух в очах проявляется. Потом спрашивала его:

— Что ты, Иван-богатырь, волею или неволею?

Иван-богатырь отвечал:

— Сколько волею, а вдвое неволею.

И рассказал ей, зачем пришел. Баба Яга, выслушав от него все, сказала:

— Слушай, Иван-богатырь: я тебя уверяю, ты уви­дишь здесь свою супругу; только смотри не упусти ее!

Потом спрятала его Баба Яга, только успела спря­тать, как прилетела Василиса Премудрая к ней отды­хать. Иван-богатырь вышел, подошел тихонько к Васили­се Премудрой и ухватил ее за руку. Она начала обора­чиваться разными гадами. Иван-богатырь все держал, а как только Василиса Премудрая обратилась ужом — ис­пугался и отпустил ее; и как только отпустил, Василиса Премудрая пропала. Тогда Баба Яга сказала:

— Ну, Иван-богатырь, коли не сумел ты ее удер­жать, то поди ж теперь к третьей нашей сестре, потому что теперь она уже к ней будет прилетать.

Иван-богатырь пошел от нее весьма опечаленный; и шел он путем-дорогою долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Наконец пришел он к избушке, которая стояла на курьих ножках — сама повертывалась. Иван-богатырь сказал:

— Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом.

Избушка остановилась, а Иван-богатырь взошел в из­бушку и увидел в переднем углу сидящую Бабу Ягу, которая говорила весьма сердитым голосом:

— Доселе русского духу слыхом не слыхано и видом не видано, а нынче русский дух сам здесь.

Потом спрашивала:

— Что ты, Иван-богатырь, волею или неволею?

Иван-богатырь отвечал, что сколько волею, а вдвое того неволею. Потом рассказал ей, чего он ищет. Выслу­шала Баба Яга и сказала:

— Слушай, Иван-богатырь: жена твоя прилетит ко мне в нынешний день для отдыху. И ты в это время лови ее за руку, а как скоро поймаешь, держи ее креп­че и не упускай. Хоть она и будет оборачиваться разны­ми гадами, но ты держи, а как она превратится в стре­лу, то ты возьми стрелу и переломи ее надвое, и тогда она уже будет вечно твоя. Ежели ж ты, Иван-богатырь, отпустишь ее, то уже никогда не получишь.

Иван-богатырь благодарил ее за наставление, а Баба Яга спрятала его, и лишь только успела спрятать, как прилетела к ней Василиса Премудрая для отдыху. В то самое время Иван-богатырь вышел из того места, где был спрятан, подошел тихонько и ухватил Василису Премудрую за руку. А она стала оборачиваться лягуш­кою, жабою, змеею и прочими гадами, но Иван-богатырь уже не выпускал ее из рук. Василиса Премудрая, видя, что ей никак не освободиться, оборотилась наконец стре­лою, а Иван-богатырь взял стрелу и переломил ее на­двое. Тут предстала пред его очами Василиса Премудрая и говорит:

— Ну, любезный Иван-богатырь, теперь я отдаюсь в твою волю.

Иван-богатырь, видя ее, весьма обрадовался и весь день тот препроводил в великом веселии, а на другой день стал просить Василису Премудрую поехать в свое государство, а она говорила:

— Любезный Иван-богатырь, я сказала, что отдаюсь в твою волю и готова всюду ехать, куда ты пожелаешь».

Потом стали советоваться, как им ехать и на чем, ибо у них не было ни одной лошади, что видя, Баба Яга тотчас подарила им ковер-самолет и сказала, что этот ковер «отнесет вас гораздо скорее ваших лошадей, и вы не более пролетите до своего государства как за три дня».

«Иван-богатырь и Василиса Премудрая пошли в по­кои. Король услышал о возвращении своего сына и не­вестки, весьма обрадовался и встретил их сам с вели­кою радостью. И в честь их сделал король великий пир, а после того отдал правление своего королевства Ивану-богатырю и сделал его вместо себя королем. А Иван-богатырь сделал у себя во дворце великое весе­лие, и на оном были его братья и множество было министров. По окончании ж того веселия братья Ивана разъехались по домам, а он остался со своею супругою и правил королевством после отца своего благополуч­но».

Все в финале сказки говорит о близости к древнему мифу: лягушка явно обнаруживает свое родство с летаю­щими богинями-змеями и сиренами.