Загадка «сказки о рыбаке и рыбке»

В сказках бывает все, и герои их под стать сюжетам: чудовища и великаны, оборотни и феи, говорящие звери. Так я и относился некогда к известной пушкинской сказке о золотой рыбке, рыбаке и его жадной, властолю­бивой жене. Казалось бы, чего проще — поэт создал эту историю в стихах, соблюдая законы волшебного жанра, в назидание иным читателям.

В шестидесятых произошло событие, которое можно было бы и не заметить, но оно все же заставило автора этих строк изменить позицию. Болгарский археолог Т. Иванов опубликовал снимки бронзовой пластины, найденной среди других древностей в Западном Причер­номорье. На пластине — женщина с рыбой. Одета она в хитон, на голове ее корона. Все это свидетельствует о том что она богиня, пришедшая из древности. Когда я узнал об этом, меня смутило имя богини, названное Т. Ивановым, — Анахита. Ведь Анахита хорошо извест­на в древнем Иране, Средней Азии, ее портрет описан в «Авесте», древнейшем памятнике письменности ариев! Она богиня священных вод, и с ней рядом изображена, естественно, рыба, до некоторой степени ее второй образ. Разумеется, для богини вод не составляет труда обер­нуться рыбой в случае необходимости. Позднее увидели свет и отечественные находки того же рода.

Очень важна деталь: старуха заставляет своего стари­ка передать рыбке, что она хочет быть владычицей мор­ской причем сама золотая рыбка должна служить ей на посылках. После этого старуха оказалась у разбитого ко­рыта. Это не просто реакция рыбки — это ответ богини, место которой хотела занять старуха, к тому же — пре­вратив богиню в свою служанку.

Но действительно ли в сказке речь идет о владычице вод Анахите? Какими путями богиня пришла в Россию, став героиней сказки — довольно поздней по времени? Как объяснить выполнение золотой рыбкой, или, точнее, богиней Золотой рыбкой, чисто земных требований ста­рухи ставшей и столбовой дворянкой и коронованной особой? Ведь эти земные дела вроде бы вне ведения бо­гини вод. Эти вопросы до поры оставались нерешенными.

Александр Пушкин так много поведал в своих сказ­ках, что они вызвали к жизни почти нескончаемую че­реду исследований и комментариев. И все же, как сей­час представляется все яснее, за волшебством строф проступает нечто поразительное — картины и образы древнейшей славянской мифологии двухтысячелетней давности. Именно двадцать веков отделяют нас от того периода истории Боспорского царства на черноморских и азовских берегах, духовная жизнь которого — к ве­личайшему изумлению автора этих строк — оказалась отраженной, к примеру, в «Сказке о рыбаке и рыбке». Трудно было сразу в это поверить. Боспорское царст­во — почти ровесник Рима и сверстник классического периода Эллады — примерно в течение десяти веков своего развития не только наследовало античное достоя­ние в искусстве, но и развивало его в лице своих ху­дожников-мастеров.

В то же время в Приазовье и Причерноморье со­хранялись традиции местного населения провинции — скифов. К ним античные авторы причисляли множество племен. Позднее пришли сарматы. В регион проникло искусство ариев Средней Азии. Здесь почитали богиню священных вод Анахиту и вместе с ней — египетскую Изиду, фригийскую Кибелу, греческую Афродиту. Но есть универсальный ключ к многообразию божеств. В книге «Встречи с Богоматерью» мне довелось, надеюсь, показать, что имена, прозвучавшие выше, относятся к разным ипостасям одной и той же великой богини — она же и Богиня-Мать племен Малой Азии седьмо­го—первого тысячелетий до нашей эры. Ее изображения найдены в Чатал-Гююке (название современное). Этот древнейший небольшой город возник именно в седьмом тысячелетии до нашей эры — задолго до египетских пирамид, не говоря уже о памятниках античной эпохи.

Можно было полагать, что священным животным Анахиты является рыба. Точно так же священной птицей Изиды была соколица, и сама богиня в Египте нередко изображалась с крыльями, а священной птицей Зевса был орел.

Находки археологов помогли перевести высказанное предположение из разряда гипотез в разряд реальности: на боспорских землях найдены рельефы и изображения богини священных вод с рыбой в руке. Чаще она держит по рыбе в каждой руке. Но эти рыбы не про­стые, а божественные, они не просто имеют к богине непосредственное отношение, но являются как бы ее вторым образом, пришедшим из глубины веков.

Так открылась тайна золотой рыбки из сказки А. Пушкина. Излишне, вероятно, напоминать, какие вол­шебные превращения сопутствуют каждому ее появлению из глубин моря. «И невозможное возможно», — эта стро­ка из стихотворения А. Блока может быть отнесена к бо­гине и ее золотой рыбке не в переносном, а в буквальном смысле.

Осознавая, что гипотеза, выстроенная мной лишь на археологических данных, нуждается в дальнейшей про­верке, я пришел к необходимости анализа самой пуш­кинской сказки. Пушкиноведами было установлено, что наряду с русским фольклором поэт охотно использовал и поэтические традиции, сложившиеся в современной Евро­пе. В этом — одна из проблем исследователей творчест­ва поэта, далекая еще от разрешения.

Когда-то считалось, что начало «Сказке о рыбаке и рыбке» положила сказка из собрания А.Н. Афанасьева с тем же кстати, заглавием. Затем было высказано мне­ние прямо противоположное: как раз произведение поэта послужило источником сказки для сборника Афанасьева. Но заметим — в обоих случаях история золотой рыбки восходит к боспорским древностям.

Но в таком аспекте закономерно появление волшебной рыбки и в Европе после великого переселения народов в первых веках нашей эры. И действительно, рыбка-волшеб­ница известна в немецких, шведских, французских, мол­давских сказках, не говоря уже о славянских — хорват­ских и др. В сказках братьев Гримм героиней становится обычная камбала. Пушкинские черновики сохранили пер­воначальную редакцию последнего пожелания жадной ста­рухи:

Не хочу быть Римскою папою,

А хочу быть владычицей Солнца.

Соответственно, в предшествующих строках идет речь о выполнении желания старухи «стать Римскою папою». Этот эпизод сходен с гриммовским. Книга сказок братьев Гримм, изданная в Париже в 1830 году на французском языке, была в библиотеке поэта.

Однако, сколько бы ни было сказочных героев и ге­роинь, выполняющих волшебным образом желания лю­дей, аналога золотой рыбке — божественной, неповтори­мой — мне найти не удалось.

Нет прямых свидетельств того, что образ золотой рыбки навеян был рассказами Арины Родионовны. Это не исключено, хотя и встречает возражения у филологов. Ни камбала, ни другие породы рыб, известные по зарубежным сказкам, не дают представления о древнем ми­фологическом образе. Золотая рыбка выглядела иначе Как же?

Теперь можно ответить на этот вопрос. Ведь ответ дают раскопки древних городов Боспора. Один из них — Танаис, Тана, основанный в третьем веке до нашей эры в устье Дона боспорскими правителями из фракийской династии.

Рельеф из Танаиса изображает богиню священных вод Анахиту, ее руки подняты до уровня груди, в каж­дой по рыбе. Размер каждой из них примерно с челове­ческую ладонь, но одна кажется изящней, стройнее. Сходство с морскими рыбами Северного моря отсутству­ет.

Терракота из Причерноморья первого века до нашей эры дает гораздо более отчетливое представление о вос­петой поэтом обитательнице морской стихии. У террако­товой рыбки большие, почти идеально круглые глаза, прижатые к корпусу верхний и нижний плавники, пере­дающие стремительное движение, закругленный хвост. Корпус же золотой рыбки из раскопок необычный, почти ромбический. Все вместе создает впечатление энергии, силы и вместе с тем — изящества, грации. Мне не приходилось встречать таких очертании у реальных рыб. Та малая скульптура, возможно, рождена древним мастером как плод вдохновения, как мифологическое пророчество. Рельеф из Танаиса обнаружен не так давно в хранили­ще Ново-Черкасского музея краеведения (Ростовская об­ласть) А.И. Болтуновой; находка терракотовой рыбки тоже сравнительно недавняя, публикация о ней относит­ся к 1970 году.

Вместе с людьми совершали дальние вояжи не только образы и сюжеты сказок, но, естественно, и изделия ма­стеров. Переносились за тысячи километров и сами худо­жественные традиции. Древние вещи, украшения и мо­гильники свидетельствуют о переселении с Нижнего Дона на север — до поймы Оки, а затем и еще дальше вплоть до Вятки. Неближние пути ведут и на запад! Опубликованное в шестидесятых годах фото бронзовой пластины с изображением Анахиты очень точно описано в книге М.М. Кобылиной «Изображения восточных бо­жеств в Северном Причерноморье в первые века н.э.» (М., 1978. С. 26, 27):

«Изображена полуфигура женщины в подпоясанном хитоне с украшениями на руках, ее волосы распущены, пышной массой падают на плечи, на голове корона; на уровне живота изображена рыба, руки ее симметрично подняты вверх, ладонями к зрителю — в жесте обраще­ния к небу» (в этом описании я позволил себе опустить некоторые детали. — В. Щ.).

После знакомства с подобными находками приходишь к заключению, что сказка А. Пушкина о рыбаке и рыб­ке в некотором роде закономерна. Но разглядеть или угадать волшебный образ в его существенных чертах удалось лишь поэту — тогда археология еще молчала.

Размышляя об этом, нельзя не отметить некоторую вместе с тем странность созданного поэтом образа. При­вычно и естественно, когда морской царь распоряжается в своей собственной стихии — на дне морском он волен закатывать даже пиры. Но когда золотая рыбка в мгно­вение ока создает дворцы на суше, а затем целые цар­ства, то это воспринимается, говоря чисто деловым язы­ком, как некоторое превышение полномочий. Даже с учетом того немаловажного факта, что рыбка божествен­ная и представляет совершенно полномочно богиню свя­щенных вод Анахиту. Это и есть та внешняя странность «Сказки о рыбаке и рыбке», о которой надо сказать осо­бо ведь еще древние греки четко разграничивали функ­ции различных богов, и Посейдон со своим трезубцем чаше всего занимался проблемами в своих владениях.

Так что же случилось с золотой рыбкой и почему ее роль вдруг оказалась такой глобальной, всеобъемлющей?

Чтобы понять это, перенесемся, к сожалению только мысленно, в то отдаленное время, по сравнению с кото­рым даже начало летописания на Руси кажется совсем недавним. Наши предки на Дону и в Причерноморье за­нимались в основном земледелием, и ведущими культу­рами были пшеница, просо, ячмень. Зерна ржи, обнару­женные при раскопках на территории Боспорского царст­ва, всегда сопутствуют пшенице, являются явно при­месью. Рожь была сорняком на посевах пшеницы, и только позднее, и главным образом на севере, стала са­мостоятельной культурой. На монетах Боспора часто изо­бражался пшеничный колос.

Предки ловили рыбу. Осетры и вообще осетровые вы­возились в Грецию, где они ценились очень высоко. Это одна из важнейших статей экспорта. Осетр также укра­шал монеты Боспора. Ценились моллюски.

Деревянный плуг был все же главным орудием труда. Запрягали быков. Были и железные мотыги, и железные серпы. Один из древних поселков Боспора назывался Кепы, буквально «сады». Были известны слива, алыча, гру­ша, гранат. Античные авторы называют, конечно, и яб­лоню. Лучший отечественный виноград произрастает в Темрюке, как раз на территориях, которые относились к Боспорскому царству. И тогда здесь хорошо знали виног­радную лозу. Но ведущей отраслью земледелия все же оставалось зерновое хозяйство. А кто из божеств покро­вительствовал ему? Это Афродита и Деметра. Еще до Эллады Афродита была в Малой Азии Матерью богов. Историки хорошо знают, что она не эллинка, греки лишь призвали ее на Олимп, еще точнее, это сделал сам Зевс, глава греческих богов. Естественно, весь рыб­ный промысел был в ведении Анахиты. Выше уже сказа­но, что это две ипостаси одной и той же богини древно­сти.

Таким образом, золотая рыбка, представлявшая Ана­хиту, вместе с тем и сохраняла власть и великой богини во многих ее ипостасях. Вот почему внешняя странность, парадоксальность сказки А. Пушкина не только находит объяснение, но и кажется необходимой. Это не просто сочинение поэта. Это отражение древнейшей мифологии периода Эллады, в которой, как выяснено только что, негреческого, скифского или славянского, больше, чем греческого. Вопрос о скифах и славянах, разумеется, сложен и вполне самостоятелен, но вряд ли и он может быть решен без помощи мифологии.