Бессмертный Феникс и другие небожители

 

В оккультных науках и магии большое значение при­дается совпадениям имен и названий местностей. Самое удивительное совпадение — это, несомненно, сходство названия американского города, где появился Кецалькоатль в наше время, и названия древнеегипетского свя­щенного Гелиополиса, священного центра девяти богов и богинь. Следствия из повторов древнейших, к тому же священных традиций, имен и наименований в наши дни могут быть поразительными. Эта магия слов хорошо из­вестна и древним, и нынешним магам. Ее, быть может, превосходит только магия образов, повторяемых издревле — на фресках, иконах, стелах. Нельзя отрицать тот факт, что иконы плачут, говорят с людьми, и свидетель­ства этого были не раз занесены в священные и свет­ские книги очень добросовестными людьми.

И вот, может быть, в силу сказанного именно со слов жителей египетского Гелиополиса «отец истории» Геродот, живший в пятом веке до нашей эры, записал:

«Есть еще одна священная птица, под названием «феникс». Я феникса не видел живым, но только изо­бражения, так как он редко прилетает в Египет: в Ге-лиополе говорят, что только раз в 500 лет. Прилетает феникс, только когда умирает его отец. Если его изобра­жение верно, то внешний вид этой птицы и величина вот такие. Его оперение частично золотистое, а отчасти красное. Видом и величиной он более всего похож на орла. О нем рассказывают вот что (мне-то этот рассказ кажется неправдоподобным). Феникс прилетает будто бы из Аравии и несет с собой умащенное смирной тело от­ца в храм Гелиоса, где его и погребает. Несет же его вот как. Сначала приготовляет из смирны большое яйцо, какое только может унести, а потом пробует его поднять. После такой пробы феникс пробивает яйцо и кла­дет туда тело отца. Затем опять заклеивает смирной пробитое место в яйце, куда положил тело отца. Яйцо с телом отца становится теперь таким же тяжелым, как и прежде. Тогда феникс несет яйцо (с собой) в Египет, о храм Гелиоса».

Издревле образ крылатого змея соединен с образом птицы. Их и называли некогда одним и тем же сло­вом — во многих языках. Феникс — и это не услов­ность — принадлежит к цивилизации крылатых змеев его свет — лишь отражение света «огненных змей и Драконов». Множественность, многоликость Феникса - еще одно свидетельство его «осовременивания» в антич­ности. На самом же деле он восходит к птицезмеям и разумным драконам — первым на планете.

Теперь хотелось бы предоставить слово вполне совре­менному историку Ю. Богданову. Его комментарий как нельзя более кстати, и он показывает, что интерес к фениксу не ослаб, несмотря на скепсис. Итак, слово Ю.Богданову:

«Многие народы древности непостижимо одинаковым способом создали в своей мифологии (а затем в литера­туре, искусстве и даже в научных трактатах) образ «сказочного» летающего существа — птицы по имени Феникс (Феник, Фойникс, Финикс, Финист, Фэнхуан, Бенну и др.)....Откуда-то с Востока — чаще всего из Аравии или Индии — в центр тогдашнего цивилизован­ного мира, в Египет, в храм Солнца, прилетает дико­винное, похожее на птицу существо, подобного которому люди в природе не встречали. Внешним видом оно напо­минает то ли орла, то ли павлина, то ли цаплю, хотя поступки совершает" далеко не птичьи. К примеру, «пти­ца», прилетев, сжигает саму себя, а затем из пепла воз­рождается новый, молодой феникс, который, возмужав, улетает снова в Аравию, чтобы через много лет опять прилететь в храм Солнца и повторить те же чудеса... Многочисленные варианты этого сказания встречались в Египте, Шумере, Индии, Тибете, Ассирии, Вавилоне, Китае, античных Греции и Риме и в других странах. Предания о Фениксе различны как по времени возник­новения, так и по месту происхождения, отличаясь друг от друга незначительными деталями. Фантастическая птица из древности перелетела в европейское средневе­ковье, на Русь (Финист — ясный сокол), в литературу нового времени (Вольтер. «Царевна Вавилонская»).

Известный египтолог Б.Тураев указывал, что в Гелиополе был храм (Ха-бенну, что означает «храм Фе­никса»), где росло священное дерево, на котором сидел Феникс; на листьях же дерева боги записывали царские юбилеи. На этом месте Феникс рождался утром среди пламени... Отметим, что в египетских мифах Феникс не прилетает с Востока — он местный; рождается ежеднев­но с восходом солнца, и умирает ежедневно тоже в пла­мени (вечерняя заря). И только значительно позже в мифологии стала фигурировать цифра в 500 лет — ин­тервал между появлениями Феникса в Египте».

Римский историк первого века нашей эры Тацит спу­стя примерно пятьсот лет после Геродота оставил на па­мять потомкам любопытный фрагмент о том же крыла­том диве:

«В консульство Павла Фабия и Луция Вителлия, по­сле длительного круговорота веков, птица Феникс возвратилась в Египет и доставила ученым мужам из уро­женцев этой страны и грекам обильную пищу для рас­суждений о столь поразительном чуде... Что это сущест­во посвящено солнцу и отличается от других птиц голо­вой и яркостью оперения, на этом сходятся все, кто описывал его внешний вид; о возрасте же его говорят различно. Большинство определяют его в 500 лет, но есть и такие, которые утверждают, что этот Феникс жи­вет уже 1461 год, так как ранее фениксы прилетали в Гелиополь, в первый раз при владычестве Сесосиса, во второй — Амасиса и в последний — Птолемея, который царствовал третьим из македонян, причем их всегда со­провождало множество прочих птиц невиданного облика. Древность темна, но Тиберия от Птолемея отделяет ме­нее 250 лет. Поэтому некоторые считают, что последний Феникс не настоящий, что он не из восточной земли и на него не распространяется то, что говорит о Фениксе предание древности. По истечении положенных ему лет, почувствовав приближение смерти, он у себя на родине строит гнездо и изливает в него детородную силу, от ко­торой возникает птенец; и первая забота птенца, когда он достигнет зрелости, — это погребение останков отца. Все это недостоверно и приукрашено вымыслом, но не подлежит сомнению, что время от времени эту птицу видят в Египте».

Все-таки видят в Египте эту птицу... Таким образом, скепсис Геродота уступил место полной уверенности в том, что ее видели, — и неоднократно.

Что ж, Христос примерно во времена Тацита учил своих последователей быть мудрыми как змеи и кротки­ми как голуби. Это наставление, надо полагать, не слу­чайно соединяет два образа — змеи и птицы, уже сое­диненные традицией издревле. Так что когда свиде­тельствуют о волшебной птице, мы вправе предполагать и наличие у нее достоинств змеи — как минимум, муд­рости. Жаль было бы упустить случай и не воссоздать более полную картину. Это по силам, естественно, спе­циалисту-историку, тому же Ю. Богданову, которому я охотно предоставляю слово:

«Известная эпическая поэма 4 века нашей эры «Пти­ца Феникс», принадлежащая, по мнению исследователей, перу Лактанция, суммирует и обобщает мифы и сказа­ния о Фениксе, распространенные в разных странах Сре­диземноморья.

Сначала в поэме рисуется тот «райский» край Boстоке, где Феникс обитал постоянно. Читателю предо­ставляется догадываться, где этот край находится — то ли в Аравии, то ли в Индии, то ли в Двуречье, то ли на Цейлоне, то ли на Мадагаскаре или на каких-то за­гадочных южных островах (фениксы древнего мира, как помнит читатель, прилетали откуда-то с юга, из Ара­вии). Затем автор переходит непосредственно к Фениксу, говорит о его времяпрепровождении, дает ему характери­стику и утверждает, что в родной стране эта птица жи­вет в одиночестве. После этого автор повествует о при­ближении конца жизни Феникса, когда ему исполняется 1000 лет и птица начинает готовиться к смерти. Приме­чательно, что в поэме Феникс летит не сразу в Египет, а вначале в Сирию или в Финикию (в древности). Кста­ти, сирийское побережье, куда прилетела волшебная пти­ца бессмертия, еще в древности получило название «Бе­рег Феникса», Феникия или Финикия. Кроме того, имев­шая хождение в начале эры книга «Физиолог», говоря о фениксе, упоминает также «кедры ливанские». Как изве­стно, помимо Гелиополя египетского, существовал и Гелиополь сирийский, от которого сохранились знаменитые развалины храма Солнца близ Баальбека.

В следующей части поэмы дана подробная картина смерти Феникса и возрождения «новой птицы». Затем следует отлет нового Феникса в египетский Гелиополь, чтобы схоронить «останки умершего отца». После этого вновь рисуется внешний вид Феникса, но уже подробный и всесторонний».

Проиллюстрируем сказанное тремя небольшими от­рывками из поэмы:

 

 

* * *

 

                     Вид ее — диво дли глаз и внушает почтительный трепет.

                     Столько у птицы осанки, столько величия в ней.

                     Хвост распускает она, сверкающий желтым металлом,

                     В пятнах пылает на нем пламенем яркий багрец.

 

* * *

 

                     Скажешь: глаза у нее - два гиацинта огромных,

                     А в глубине их, горя, ясное пламя дрожит,

                     На голове золотистый изогнут венец лучезарный;

                     Этим почетным венцом Феб ее сам увенчал.

                     Бедра в чешуйках у ней, золотым отливают металлом;

                     На когтях у нее розы прелестнейший цвет.

                     Величиной ни одно из животных земли аравийской

                     С ней не сравнится - таких нет там ни птиц, ни зверей.

 

* * *

 

                      Но не медлителен Феникс, как птицы с телом огромным:

                     Вес их гнетет, поэтому шаг их ленив и тяжел.

                     Птица Феникс быстра и легка и по-царски прекрасна.

                     И пред людьми предстает, дивной блестя красотой.

                     Чтоб это чудо увидеть, сбегается целый Египет,

                     Редкую птицу толпа рукоплесканьями чтит.

                     В мраморе облик ее изваяют тотчас же священном

                     И отмечают на нем надписью памятный день.

 

За десять тысяч километров от мест, посещавшихся необыкновенной птицей, записаны странные на первый взгляд свидетельства, которые, надо полагать, доставили немалые трудности тем, кто пытался адекватно запечат­леть их для истории. В древней китайской книге «Дао-дэ цзин» говорится о «первоначальных деяниях сына неба Хуан-ди». Место действия — песчаная равнина. «Поста­вишь ногу — и она тонет в песке; глубину его трудно измерить. Подует сильный ветер — и песок словно ту­ман. Но в этом тумане множество чудесных драконов, рыб, черепах, и все они могут летать. Есть там камен­ная корзина — прочная, но чрезвычайно легкая; по вет­ру она свободно плывет над песками».

Это наводит на мысль о пустыне Гоби. Песок и ры­бы, упомянутые в источнике, несовместимы, но крыла­тые рыбы, умеющие летать, — это совсем другое дело. Остается согласиться с описанием, учитывая, что только словом «рыбы» и можно передать внешний облик части необыкновенных существ. Возможно, что вариант «летаю­щие змеи» был бы не хуже. Но рядом источник называ­ет чудесных драконов, и в это семейство, вероятнее все­го, включены и крылатые змеи, так что по особому раз­ряду проходят только черепахи, тоже умеющие летать. Все это множество рептилий каким-то образом подчинено Хуан-ди и выполняет непонятные древнему автору зада­чи. Непонятно ему и назначение каменной корзины, с необыкновенной легкостью плавающей над песками.

Вся эта цивилизация рептилий оказалась на Земле — во главе с «сыном неба» — после того, как в созвездии Ковша (Большой Медведицы) звезда Цзы была опоясана сиянием великой молнии. Преемник Хуан-ди Шао-Хао появился сразу после того, как одна из ярких звезд ра­дугой прилетела вниз. По другой версии, «огромная звез­да, словно ковш, опустилась на цветущий остров». Тре­тий «сын неба», Чжуань-сюй, приступил к выполнению своей миссии, как только «ослепительно сияющая звезда пересекла лунный диск наподобие радуги». Так повеству­ют фрагменты книги «Записи о поколениях владык и царей», но многое кануло в Лету, потому что этот древ­ний документ в полном виде не сохранился.

Хуан-ди летал на драконе. Это незаурядное по своим способностям существо (в отличие от девяти видов ки­тайских драконов, хорошо известных по литературной традиции: они были синие, красные, черные, белые, иногда с рогами) умело разговаривать, отвечать на воп­росы, имело крылья и усы.

У самого Хуан-ди было четыре глаза, что давало иногда повод отождествлять его с инопланетянином в скафандре. Но вряд ли четыре иллюминатора лучше сплошного прозрачного шлема: ведь времена Герберта Уэллса прошли вместе с технологией того времени, и на других планетах наверняка тоже.

Таким образом, и сам Хуан-ди остается загадкой, и можно даже предложить гипотезу о роботе под таким именем и его коллегах той же природы. В таком случае именно дракон являлся главным действующим лицом вме­сте со своими собратьями; а что касается роботов, то они выполняли функции неких уникальных приборов. Впро­чем, такая версия сразу уводит нас в инопланетные миры. Если же мы хотим остаться в рамках гипотезы параллель­ных миров на нашей Земле, то придется изрядно пораз­мыслить над тем, что же записали китайские хронисты.

«Хуан-ди, добыв медь на горе Шоушань, отлил тре­ножник близ горы Цзиншань. Едва треножник был го­тов, сверху за Хуан-ди спустился дракон со свисавши­ми вниз усами. Хуан-ди взошел на дракона; все его помощники и «члены» семьи последовали за ним. Взо­шедших было более семидесяти человек. Остальные подданные не могли попасть на дракона и скопом схва­тились за его усы. Усы оборвались, и они попадали на землю».

Живописная картина отлета Хуан-ди с падающими кубарем вниз спутниками не позволяет сохранить к ним серьезное отношение как к гуманоидам, но зато подтвер­ждает мысль о биороботах, помогавших создать некий треножник и затем ставших ненужными. На юге Китая в те же легендарные времена, то есть не позднее третье­го тысячелетия до нашей эры, действовала аналогичная группа странных существ. С ними был Чи Ю, тоже «сын неба». Оставленные нам его портреты загадочны. Имя его записано иероглифом-пиктограммой, соответству­ющей насекомому не то с тремя рогами, не то с трезуб­цем на голове. Древние книги упоминают его медную голову, по бокам которой, в случае необходимости и ри­ска, выскакивали стержни. Их иногда называют копьями. У него было шесть рук (манипуляторы?), лицо его даже не упоминается. Так же, как у Хуан-ди, у него было четыре глаза, которые при желании можно квалифициро­вать как фотоэлементы или телекамеры. Чи Ю питался камнями и песком, причем уточняется, что ему приходи­лось лакомиться и «железными камнями». Он мог ле­тать. После смерти его медная голова была снята с плеч и захоронена отдельно от туловища. В этом месте из-под земли выбивался горячий пар, и местные крестьяне на­вещали его, чтобы поклоняться.

Чи Ю скорее всего принадлежал к племени био- или просто роботов, если подходить с мерками техники. Но если сделать поправку на разницу восприятия тогда и сейчас, то его можно отнести к классу летающих драко­нов, а детали, не вписывающиеся в эту версию, за дав­ностью лет списать.

Отдельно от группы Хуан-ди возвратился в свой мир Фэн-цзы. Любопытно описание этого возвращения:

«Фэн-цзы сжег себя в пламени и вместе с дымом вознесся и опустился». Таким же образом этот сподвиж­ник Хуан-ди «долетел до зыбучих песков». Там, как мы помним, трудилась вся группа загадочных рептилий, вме­сте с Хуан-ди.

Один из самых выдающихся китайских историков Сыма Цянь (155—88 гг. до н.э.) записал:

«Я бывал в местах, где почтенные старцы по отдель­ности и вместе постоянно рассказывали мне о Хуан-ди. Эти рассказы и поучения, конечно, разнились между со­бой, но в общем они не так уж далеки от древних за­писей и близки к истине. Я читал Чунь-Цю и Го-Юй; в них ярко раскрыты добродетели пяти владык и их родо­словные...»

Пять владык — это Хуан-ди и его преемники. И тот факт, что Сыма Цянь сделал вывод после изучения Древних источников, заставляет провести очень серьезную параллель — спустя две с лишним тысячи лет после ки­тайского историка, который, конечно, не мог знать о Кецалькоатле и даже о Фениксе: параллель эта связана с огнем и светом.

Оккультисты хорошо знают, что есть три главных параллельных мира: плотный (наш), тонкий и огненный. При этом огненный мир — высший, он соответствует тончайшей материи души, свету и огню (прошу изви­нить меня за вынужденные упрощения). Тонкий — флюидический — мир иногда выступает как посредник между двумя крайними параллельными пространствами. Жизнь существует на всех трех уровнях, которые еще к тому же делятся на этажи-подуровни.

Огонь и пламя в нашем плотном мире — это не тот всемирный огонь, который почти не проявляет себя в нашем привычном пространстве. Тем не менее он иногда соединяется и с нашим огнем. Это послужило основани­ем для создания систем веры (зороастризм) и использо­вания огня для соединения миров. После сказанного ос­тается констатировать: Кецалькоатль мог искать для себя источник пламени, чтобы, сгорев, снова соединить свою бессмертную сущность с верхним миром — мировым ог­нем и светом. Таким источником мог стать разве что маяк: это не приводит к жертвам среди людей (а если и да, то к минимальным), и, кроме того, этот источник надежен. Точно так же огнем пользуется Феникс. И па­раллель эта завершается именем Фэн-цзы. Этот сподвиж­ник Хуан-ди действует точно так же, как Кецалькоатль, как Феникс, подтверждая всеобщность действия огня и света в удивительной ситуации перехода в иное про­странство.

 

ЗМЕИ СРЕДИ НАС

 

«В начале было Слово» — так записано в Евангелии.

Слово было главным инструментом и надеждой асси­рийских жрецов. Некоторые их заклинания дошли до на­ших дней.

Слово — огонь — свет. Это часть оккультной цепи событий.

Галлиполис в Огайо и Гелиополис в Древнем Египте. Слова, созвучия помогли реализации почти невероятных событий. Об одном из них дошли уже легенды, другое запечатлено на полосах современных газет и журналов.

Где-то близ песков Гоби расположено «озеро Грома». Таково название места, где появился Хуан-ди. Это вне тогдашнего Китая. Мы почти не знаем значения слов и символов этих мест, где пасли свои табуны арийцы пле­мени юэчжи и их предки и остались только знаки Асгарда. Под именем «северные жуны» и «динлины» китай­цам были известны варвары примерно в том же районе. Интересно, что Л.Гумилев отмечает близость «динлинов» к древнейшему населению Земли — кроманьонцам. Они рослые и светловолосые, лицом румяны, на китайцев не похожи.

Нет полной ясности, из какого времени дошли до ки­тайцев рассказы о Хуан-ди. Из начала времен — иначе не скажешь.

Историки записали немало свидетельств небесных яв­лений, относящихся к нашей теме.

В конце мая 1646 года жители Гааги (Голландия) увидели круглый объект, «точно нарисованный на серой бумаге». Рядом с ним на небе происходило сражение — насмерть бились лев и дракон. Вскоре дракон выплюнул столб огня. Но небесный лев, кажется, одолевал его. И прямо по небу маршировали солдаты в сопровождении другого дракона. За ними возник король с тремя корона­ми на голове. Потом — множество человеческих голов (среди них была одна ужасающих размеров). Тут же проступили как бы контуры туловищ, но быстро исчезли. Среди этих небесных фигур был всадник, выстреливший в себя из пистолета и тут же исчезнувший вместе с ко­нем.

Дракон все еще сражался со львом. Оружием были огонь и свет. На юго-востоке небесного свода появились корабли со множеством людей на борту. Толпа горожан наблюдала, как на кораблях ставили паруса, как они маневрировали. Это продолжалось до тех пор, пока лев и дракон не обхватили друг друга лапами, не рухнули и не исчезли из виду. Пришло большое облако, которое закрыло эту часть неба. Вскоре ветер унес его, но виде­ния исчезли.

О подобных небесных явлениях подробно рассказано в моей книге «Встречи с Богоматерью». Там же сделан вывод: когда позволяют законы космоса, проступает один из тонких миров (точнее, «этажей» тонкого мира). Он называется астралом. И сам астральный этаж-план, и ас­тральное тело, заключенное внутри тела человека, обладают непривычными свойствами, физикам они пока не­известны. (Так, например, если «самое тонкое» тело — ментальное — покидает человека, а в теле человека ос­тается астральное тело вместе с плотной материей, то происходит удивительная вещь: в нашем мире человек исчезает из поля зрения, его не видно. Эффект шапки-невидимки осуществим, хотя и за рамками сегодняшней физики и технологии; об этом речь впереди.)

Можно себе представить, сколько чудес наблюдалось бы ежедневно, если бы человек научился использовать энергию тонких пространств. Рискну их перечислить: человек-невидимка, невидимые машины и города, бессмер­тие или долгожительство в течение тысячелетия, воскре­шение из мертвых (в обновленном теле), использование «небесного зеркала» для наблюдения событий далекого прошлого, создание чувствительных датчиков, показываю­щих варианты будущего, левитация (полеты без приспо­соблений), полная компенсация гравитации, движение в эфиродинамических аппаратах со сверхсветовой скоро­стью, практический телекинез, путешествия во времени...

Перечень можно было бы и продолжить. Почему же сейчас человек еще не приблизился к такому уровню? Более того, начался как бы даже спад в развитии неко­торых направлений и программ. Почти фантастика, что в шестидесятых годах люди побывали на Луне. Как дав­но это было! Не останется ли это в мифах?

Видна и оборотная сторона медали. Овладение энер­гиями, свойственными тонким пространствам (а она во много крат превосходит все, что могут представить физи­ки), неизбежно приведет к созданию сверхоружия. Оно не просто в тысячи раз разрушительней боевого термояда, но и является экологически чистым, что делает его особенно соблазнительным и безопасным для агрессора. Как приятно, что человечество еще на пороге его созда­ния...

Точно так же, как по прошествии сотни-другой лет высадка человека на Луну может стать мифом, иные до­стижения разума в отдаленном прошлом уже давно мог­ли бы быть вычеркнуты из истории и ныне кажутся ле­гендами или весьма смутными воспоминаниями. И в этом есть смысл, пока есть силы, способные даже энер­гию мизерных атомов превратить в дамоклов меч, вися­щий над всеми сразу.

Выше мы подошли к границе реальности и мифа со стороны Древнего Китая — с юга. Нельзя ли, право, выбрать другое направление поиска и увидеть то же са­мое с иной позиции для наблюдения?

Больше всего свидетельств о змеях дошло до нас из прошлого, и хотя жизнь в современном мире не создает благоприятных предпосылок для проявления астральных существ, их все же наблюдают. Приведу совсем недавние свидетельства, записанные в Сибири в конце семидеся­тых годов.

В село Пешкове, что в Читинской области, летал змей. Дочь рассказывала своей матери:

— Ой, мама, мы все так напугались, присели. Изо рта у него искры летят! А сам, как коромысло, летит, выгибается. Вот так все летел, а потом пропал. К кому-то летел же!

Затем односельчане засвидетельствовали, что змей ле­тал к Лидии, у которой умерла мать. Лидия плакала после ее смерти, сокрушалась. Нашлись любопытные и установили, что змей оборачивался женщиной. Принимал облик покойной Елены Федоровны, матери Лидии. Разго­варивал с Лидией ее голосом и во всем был похож на Елену Федоровну. Лидия, однако, догадалась, что это змей, но делать было нечего; к тому же зла он не при­чинял. И позднее она сама рассказала все своим сосе­дям. Правда, вначале она хранила тайну: по ее словам, змей наказывал ей: «Не говори никому, говорить обо мне нельзя!»

Второй случай драматичнее. А. Г. Пахмутова 1911 года рождения рассказывала, что у мужа ее тетки была сестра, у которой мужика взяли в армию. Было это во время Отечественной войны. И женщина эта плакала, на руках у нее осталось трое детей. «Душа земли была — исхудала!» — сообщает А. Г. Пахмутова. Привожу ее слова:

«Тогда все серпом жали. Она поздно-поздно домой приходила. Детей своих одних оставляла. Ну и вот: идет раз домой, глядит в окно: это что же такое? Ее муж Яков в избе сидит в простенке. Как же он по­пал-то, думает, ведь избу она закрыла? В избу-то вош­ла, отперла сени — никакого Якова нет, пропал он. Ладно, думает. Взяла она дойницу и пошла корову до­ить в хлев. Доит корову-то и слышит: по сеннику че­ловек ходит! Она корову подоила, ведро на гвоздок по­весила, взяла фонарь и полезла туда, на сеновал-то. Когда влезла — видит: только ноги одни видать, одни сапоги — человек-то лежит. А деверь ее, Якова, значит, брат — на одном с ней дворе жил. Она побежала туда, да и кричит:

— Иван! Яков домой пришел!

— Да ты что? Война еще не кончилась. Что он — на крыльях прилетел? Кто его домой отпустит? Ты что это?

— Да нет, Иван, он в сарае лежит, в сене весь за­крытый, одни ноги видать в кожаных сапогах!

Иван умолк, пошел с ней в сенник. Пришли — а там никого. Но сено примято, как будто человек лежал. Ладно. Пошла она в дом, молоко процедила. Стала ужин для детей готовить. Сели, поужинали, легли спать. В кладовке спали. И он — этот — к полуночи, значит, является. Является, ложится с ней.

Ночь, вторая, третья — с неделю к ней являлся. И вот она руками шарит, пальцами по его голове водит, да и говорит:

— Ой, Яша, у тебя голова-то вся в шишках!

(А он-то змей! И голова у него волнистая, не как у человека.)

— Что ты, Паша, — говорит он ей. — Вот как взя­ли меня на войну, раз всего только в бане и вымылись. Опаршивели мы там — все-все солдаты опаршивели...

Но ладно. Она уж потом догадалась, поняла. А он придет — и узел гостинцев ей отдает. А глядеть ей не­когда; она узел возьмет — да и в сундук. Раз легла к ребятишкам, в середку. Он ее оттуда стаскивает, с кой­ки-то. И вот тогда она поняла, что дело неладно. А он неделю уже ходил. Потом она позвала невестку, братову жену.

— Айда, — говорит, — Лизавета Максимовна, ко мне спать. А дело вот какое. Ко мне, — говорит, — ле­тает змей, и я никому не говорила. А он заказывал: «Ты никому не говори! Я крадучись ухожу, — не надо говорить!»

И Паша-то до поры и молчала.

Вот они и пришли, обе спать-то на печку, но глаз не сомкнули. А он как только до дому долетел, так рас­сыпался искрами — светло! Так и осветило все. Они-то подумали, что изба вся рассыпалась по бревну, да и го­лос подали. А он как захохотал, да и говорит:

— Ладно, что догадалась. А то бы тебя сегодня не стало! Ты бы задавлена была!

А раньше еще он ее заставлял баню топить; видно, в бане бы и задавил ее.

— Ты истопи-ка, Паша, баню для меня, я вымоюсь.

— Ой, что ты, Яша, — говорит она, — когда баню-то топить. Я же вон как поздно с поля прихожу. А приду — дома столько дела! Когда же мне топить-то?

— Да вот как придешь с поля-то, дома все сделаешь, тогда и затопи.

Ладно хоть она поняла, смекнула...

А у нее дрова были, мерная сажень. Он эти дрова все перетаскал и двери завалил! Все сени завалил, что­бы открыть нельзя было. Все-все дрова перетаскал. Ут­ром встали, двери не отворяются; а с ними Иван тоже встал. Иван тогда окошко выставил, вылез, да и стаскал все обратно, на место.

И вот они недели две, наверное, к ней ходили спать потом. А гостинец его... Стала она разворачивать — а там лошадиное дерьмо, и ничего более».

Запись эта сделана в окрестностях того же села Пешкова, в Нерчинском районе Читинской области. От­сюда около трехсот километров до того места, где схо­дятся границы России, Монголии и Китая.

Детали, которые трудно, да и не к чему выдумывать, скорее всего приводят к заключению, что рассказы о змеях правдивы. Несколько приземленный уровень этих восточных змеев по сравнению с божественным Кецалькоатлем можно объяснить недопониманием их действий и мыслей, трудностями общения. Недаром оккультисты го­ворят о том же, когда дело касается астрала, тонких миров. Но дело еще и в том, что любая цивилизация включает в себя иерархию, своеобразную пирамиду, то есть множество уровней, которые соотносятся с более или менее разумными или, скажем точнее, развитыми существами.

Так, антропоморфные существа тонких миров могут быть и божествами, и демонами, и просто тенями.

Но цивилизация крылатых змеев, конечно, не исклю­чение. Наряду со змеями божественной природы должны быть и другие ее представители, в пользу чего свиде­тельствуют записи, приведенные выше. Эти другие пред­ставители, живые змеи, являющиеся запросто к людям, ищут и находят соответствие уровней — своего и чело­веческого. В то же время они продолжают древнюю тра­дицию контактов — возможно, не всегда благоприятных. Для одной из сторон или даже для обоих участников контакта.

Нелишне вспомнить, что регион, в котором сделаны эти записи, близок к тому, о котором писал китайский историк. Это родина божественных и обожествленных змеев. В конце своей жизни Л. Гумилев, так много сде­лавший для изучения истории Центральной Азии, разде­лял точку зрения некоторых лингвистов, считавших язы­ки индейцев Америки близкими к древним языкам центральноазиатского региона. Как видим, обожествление змей там и здесь тоже сходно. Питаемые тысячелетней эманацией астрала образы не исчезли — они живут по сей день. Они могут воплощаться, материализовываться, являться человеку.

Из сердца Азии вышли арийские племена юечжей, жунов, усуней, динлинов; и, как уже говорилось, именно реалии их древнейшей истории и мифологии занесены в китайские книги, повествующие о Хуан-ди. Прошли ты­сячелетия, и Европа узнала о существовании царства пресвитера Иоанна примерно в тех же местах. Только тогда никто в Европе еще не знал не только об ариях, но даже и о том, что пришедшие на Дунай гунны — выходцы из того же азиатского региона.

Царство (или королевство) пресвитера Иоанна можно считать самой загадочной страной Востока. Средневеко­вый историк Отто Фрезинг возводил род пресвитера к магам древности. И вот в двенадцатом веке, то есть не так давно, в европейских хрониках впервые появилось это имя. Послание от Иоанна получил император Свя­щенной Римской империи Фридрих Барбаросса, им заин­тересовался Ватикан. Причина проста: царь Иоанн был христианином и его царство тоже было христианским. Но что за чудеса внесены в хроники современников!

У Иоанна был изумрудный скипетр необычайной кра­соты. А рядом с его дворцом было установлено магиче­ское зеркало, гладя в которое можно было как на ладо­ни увидеть все события, происходившие в мире и в стране. Одна из главных достопримечательностей этой восточной христианской державы — фонтан с живой во­дой. Сначала нужно было некоторое время соблюдать пост, потом трижды приложиться к сосуду с водой из фонтана. И старец становился молодым, тридцатилетним, сбрасывая с плеч груз прожитых лет. Там же был изве­стен секрет орлиного камня, который делал человека не­видимым. Наконец, главное: подданные Иоанна передви­гались по воздуху на крылатых драконах, и не было проблем с полетами в любую из провинций.

В Европе нашелся человек, который предпринял путешествие в это полулегендарное царство. Это был Гильом (или Гийом) Рубрук. Как и все участники его экс­педиции, он принадлежал к ордену миноритов и соблю­дал его предписания с завидной точностью. Так, напри­мер, в Монголии зимой он ходил босиком даже в силь­ные морозы. До этого Рубрук сопровождал французского короля Людовика IX в его крестовом походе. Королева Маргарита подарила ему Псалтырь с мастерски выпол­ненными миниатюрами, а мать короля Бланка Кастиль­ская немало часов провела в беседах с этим образованн­ейшим человеком.

Экспедиция состоялась в 1253—1255 годах. Рубрук добрался даже до Каракорума, стольного града Монголии. По пути он расспрашивал о царе Иоанне, которого к то­му времени уже не было в живых. Путешественник за­писал в своем отчете:

«На равнине между гор жил некий пастор-христиа­нин, человек могущественный и владычествовавший над народом найманов. Он провозгласил себя королем, и так его называли христиане-несториане».

Найманы жили западнее Монголии, пользовались уйгурской письменностью, и позднее она перешла от них к монголам. Этническая принадлежность найманов не выяснена. С этим согласен и историк Л. Гумилев в своей книге «Древние тюрки». Позднее, правда, он напи­сал отдельную работу о земле пресвитера Иоанна, но и там ограничился лишь гипотезами о найманах. (В этой чисто исторической по своему характеру работе Л. Гуми­лев воздержался высказывать свое мнение о том, что увидел Рубрук, и даже не упомянул об этом.) Рубрук, между прочим, описал удивительный фонтан в Каракоруме. Важность этого описания выяснится позднее.

«При входа в большой дворец парижский мастер (Бу­ше; он был захвачен в плен в Венгрии. — В.Щ.) сде­лал большое серебряное дерево, у корней которого нахо­дились четыре серебряных льва, имевших внутри трубы, причем все они изрыгали белое кобылье молоко. Внутри дерева также проведены четыре трубы вплоть до его бершины. Отверстия этих труб обращены вниз, и каждое из них выполнено в виде пасти позолоченной змеи, а хвосты их обвивают ствол серебряного дерева. Из одной трубы дерева льется вино, из другой — каракосмос, из третьей — медовый напиток бал, из четвертой — рисо­вое пиво террацина... На вершине дерева красуется ан­гел».

Попутные пояснения: каракосмос — по-видимому, на­питок из кобыльего молока; рецепт приготовления бала не вполне ясен. Само рождение замысла фонтана тоже осталось тайной. Судя по некоторым данным, особенно относящимся к описанию позолоченных змей (золото — металл, символизирующий космос), можно с большой ве­роятностью утверждать, что сама идея пришла из времен Иоанна или, еще точнее — из глубокой древности через посредство Иоанна. Вот что сообщает путешественник о реальной истории царства и самом Иоанне.

Брат легендарного короля (или царя) заставил обра­титься в бегство самого Чингисхана, но потом разгром­ленный хан взял реванш: напав тайком, пленил его дочь, то есть племянницу Иоанна, и отдал ее в жены своему сыну. От этого брака, свидетельствует далее хро­нист, родился Мункэ-хан, ставший великим ханом Мон­голии в стольном городе Каракоруме. Неудивительно, что мать и жена Мункэ были христианками (Рубрук описал христианский праздник в Каракоруме с их участием — в церкви города!). Личным секретарем Мункэ тоже был христианин. Внучатый племянник таинственного пресви­тера Иоанна и руководил созданием фонтана.

Выходит, что он продолжал в Каракоруме традицию, сложившуюся в самом загадочном из государств Востока. Но фонтан мог повторять сказочную реликвию двора Иоанна только внешне, об остальном ничего не известно. Думаю, и реликвия самого Иоанна выполнена была по древним описаниям. Что было в начале времен, в нача­ле истории — неизвестно, но выше уже сказано, что за образы издревле сохранялись в памяти людей. И теперь становится ясным, почему именно змеи увековечены в Каракоруме.

Впрочем, слово «увековечены» здесь не вполне подхо­дит: ведь Каракорум просуществовал лишь до шестнадца­того века, а затем был разрушен и забыт. О его былой славе вспомнили после путешествии в Гоби уже в новое время, и маршруты этих путешествии проложены были в основном из России.

Как ни парадоксально, еще до Гильома Рубрука где-то в этих же краях побывали русские землепроходцы. Это случилось в десятом веке нашей эры, при князе Владимире. Сказания о Беловодье, которыми руководст­вовались русские путешественники, дошли из глубины тысячелетий.

Как всегда, легенды и устная молва, историку не всегда помогающая, датируются плохо и зачастую объе­диняют разные эпохи. О русской экспедиции я рассказал в книге «Асгард — город богов», пользуясь сведениями, опубликованными в русских эмигрантских источниках.

Итак, не только через Китай, но и через Европу проникли сведения, и их отголоски, связанные с таинст­венными культами, посвященными змеям и рассказам о них, и это было известно даже в Риме, в Ватикане.

 

* * *

 

...Хотелось бы провести одну параллель с современно­стью. В апреле 1942 года по личному приказу Рузвельта