Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года

 

Странно как-то я чувствовала себя, засыпая. Неужели такое впечатление произвел на меня запуск установки? Обычно я бываю более хладнокровной. Те, кто приложили руку к «Туману», понятное дело, переживали, думали, наверняка ворочались сейчас в своих постелях – как-никак, их любимое детище в данный момент проходит полноценное и достаточно долговременное испытание. Но отчего у меня по телу словно пробегают мурашки непонятного беспокойства? Нервы? Может быть. Могу себе это простить. Ведь я не могу не думать и не переживать о том, как все сложится дальше. Хотя, собственно, чего переживать? Пусть все идет как идет. Главное, я рядом с Ним. А там – время покажет…

Светящийся туман, пронизанный фиолетовыми искрами, обволакивал меня. И я летела сквозь него – да, именно летела, поскольку мои ноги не касались земли, и я не чувствовала веса своего тела. Но какая-то сила влекла меня вперед… Оглянувшись назад, я увидела длинный белый шлейф от своего платья, конец этого шлейфа терялся в тумане, сливался с ним. Белое платье… Свадебное. А фата? Я потрогала свою голову. И фата есть, надо же… Тоже длинная, ее конец также уходил в туман. Но какого черта? Я что, выхожу замуж? И куда я, в конце концов, лечу? Где мой жених?

И вот туман закончился. Мои ноги коснулись земли. Перед собой я увидела храм. Словно подталкиваемая невидимыми существами, я поспешила туда, чтобы войти в приветливо распахнутые двери, словно ожидающие меня.

А том, внутри, было много народу. И все они приветствовали меня. С удивлением я заметила, что они одеты в какую-то необычную одежду – вроде старинной. Мужчины в каких-то камзолах, женщины в пышных платьях… О, да ведь это не просто не люди, а все – мои знакомые! Да-да – это все те, что плыли вместе с нами на корабле. Вон Алла (ух ты, как идет эта шляпка!), а вон Лейла – с трудом ее узнала, да она настоящая куколка в этом голубом платье; ухоженная, статная, чистенькая и уверенная в себе. Все улыбаются… Но где же Он? Ах да, наверное, он ждет меня там, у алтаря. Уверенно прохожу вперед; народ расступается, бросая мне под ноги лепестки роз и провожая затем восхищенными глазами.

И вот я вижу его – моего жениха… Он действительно стоит у алтаря и улыбается мне. Я еще никогда не видела у него такого выражения лица. Словно все думы и заботы враз оставили его – и он испытывает только счастье, и ничего больше. Помолодевший, с зачесанными назад волосами, он не сводит с меня глаз… На нем парадный мундир – но не такой, какой носят в нашем времени – а весь расшитый золотом, блеск которого слепит глаза.

Священник торжественно что-то говорит и ходит вокруг нас, размахивая кадилом. Я чувствую тепло своего любимого мужчины, что стоит рядом, прикасаясь ко мне рукавом. И я отчетливо читаю его мысли… «Даша, я люблю тебя. Хочу быть вместе с тобой навеки. Ты – моя женщина…»

И вновь вокруг нас начинает сгущаться туман… Слова священника доносятся будто издалека. А мы вдвоем вдруг отрываемся от земли и возносимся куда-то, летя в искрящемся тумане… И жених мой вдруг обнимает меня – крепко-крепко. И мне кажется, что я растворяюсь в его руках, и так хорошо мне становится – так надежно, тепло, спокойно…

А откуда-то снизу доносится торжественное: «Объявляю вас мужем и женой!» – и слышатся шумные поздравления, и гомон, и какая-то необычная музыка достигает наших ушей… Да, я твоя навеки, любимый мой… И в богатстве, и в бедности, и в болезни, и старости… Обними меня еще крепче – вот так; и да только смерть разлучит нас, да и то навряд ли…

 

* * *

 

Тогда же и там же

Глубина 300 м

Борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс»

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет

 

Ушел на пару часов с ГКЦ, оставив хозяйство на Гаврилыча. И командир тоже не железный, и время от времени нуждается в отдыхе. Только упал в койку и опустил голову на подушку, так сразу увидел Сон. Все было таким ярким, цветным и с запахами, что даже лучше, чем настоящее. Мне снилось, что стою я в ГКЦ своего «Кузбасса» (при этом в голову почему-то лезет архаический термин «мостик»), смотрю через перископ, а там двумя кильватерными колоннами идет воплощенная Морская Мощь. Густо дымят трубы броненосцев и броненосных крейсеров, крашеные серой шаровой краской, борта бугрятся рядами заклепок, грозно смотрят пока еще зачехленные стволы двенадцати- и восьмидюймовых орудий, морской ветер треплет флаги, на которых на белом фоне изображено багрово-красное «солнце с лучами». В ближней к нам колонне четыре эскадренных броненосца и два броненосных крейсера, в дальней – еще шесть броненосных крейсеров, настолько мощных, что их иногда называют броненосцами 3-го ранга.

Не знаю откуда, но я знаю, что это адмирал Того ведет свой объединенный флот к тому месту, где должно разыграться Цусимское сражение. Будут потоплены русские корабли, погибнут тысячи наших моряков, до конца выполнивших свой долг, родится новый мировой хищник, который до того, как его укротят, совершит немало преступлений – и все это ради того чтобы американские и английские банкиры-толстосумы положили себе в карман дополнительные сверхприбыли…

Но мы здесь, а потому Цусимы [19] не будет. Командую боевую тревогу и торпедную атаку залпом со всех восьми аппаратов. Четыре «рыбки» калибра 650-мм – по броненосцам первого отряда Того-старшего, и четыре торпеды калибра 533-мм – по броненосным крейсерам Камимуры. Мичман вводит в БИУС [20] данные для стрельбы, и теперь все торпеды знают свои цели, причем «рыбки», нацеленные на броненосные крейсера, проигнорируют кильватерные следы колонны броненосцев, насквозь пронизав их строй и оседлав кильватерные следы броненосных крейсеров.

Команда на пуск прошла – и «Кузбасс», расставаясь с торпедами, поочередно вздрагивает восемь раз, причем первые четыре толчка весьма ощутимые (650-мм торпеда «Кит» весит пять тонн). Снова приникаю к перископу, как герои подводники прошлых войн – в наши-то времена такая роскошь недопустима, потому что перископ мгновенно будет обнаружен, но я в своем сне знаю, что здесь за перископ нам ничего не будет, не те времена. Первыми взрываются броненосцы; причем по силе взрыва видно, что там не только тонна взрывчатки в тротиловом эквиваленте, заложенная в боевую часть торпеды, но полные до самого верха погреба главного калибра, заполненные удлиненными британскими фугасами, снаряженными весьма нервной к разным потрясениям шимозой. По крайней мере, возникшие при взрывах облака черного дыма с разлетающимися в разные стороны обломками указывают, что это точно она.

Потом один за другим взрываются четыре головных крейсера в дальней колонне – и я просыпаюсь с пересохшим ртом и бьющимся от восторга сердцем. Теперь Цусимы точно не будет, оставшимся четырем японским броненосным крейсерам ни за что не остановить и не победить русской второй Тихоокеанской эскадры, даже если ей командует такой самовлюбленный идиот, как адмирал Рожественский.

 

* * *

 

Тогда же и там же

Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года

 

Меня замучила бессонница – неужели это климакс подкрался? Боже, как не хочется стареть… Такое чувство, что я еще далеко не все успела в своей жизни, упустила что-то важное… Словно бегу я за уходящим поездом, а он все дальше и дальше…

Вот опять никак не могу уснуть. Хотя, впрочем, сегодня это как-то по-другому. Мы, конечно, все волновались – а как же, всегда волнуешься перед тем, как запустить наше изделие, пусть это даже всего лишь испытания. И вот оно в действии; работает оно и прямо сейчас, и будет работать ночью; и мы – все те, что поспособствовали его рождению – естественно, возбуждены и взволнованы. Мой слух улавливает мерный рокот, тело пронизывают какие-то вибрации, но я стараюсь расслабиться и уснуть. Получается плохо; точнее, вообще не получается. Вместо сладкого забытья я начинаю ощущать, будто чья-то воля погружает меня в состояние, похожее на гипноз – все как в реальности, но в то же время я точно знаю, что это бред. Это похоже на аттракцион 7D. Голова остается ясной, мысль работает быстро и четко, органы чувств будто бы обостряются – и в какой-то момент мне даже становится интересно.

Я нахожусь в большом помещении, напоминающем старинные хоромы – как в музее. Кругом тяжелая мебель, картины в золоченых рамах. Я сижу перед зеркалом. Оттуда, из резной массивной рамы, на меня смотрит другая я – такая, какой меня видят остальные. Откуда я это знаю? Просто знаю – и все. Оказывается, я не так дурна, как мне всегда казалось. Нет, я вовсе не уродина… Но хочется стать еще краше. А ну-ка, кажется, тут у нас есть кое-что… Передо мной разложены коробочки с косметикой – пудра, тени, тушь, румяна, помада. Неумело начинаю наносить все это на лицо. Вскоре из зеркала на меня глядит незнакомая рыжая тетка неопределенного возраста, нелепая в своей попытке стать краше и моложе. Я все испортила. С досадой провожу рукой по зеркалу, словно пытаясь стереть в нем собственное лицо. И – о чудо! – макияж исчезает. Но теперь лицо в зеркале становится другим. Неужели это я? С удивлением я всматриваюсь в глубину старинного зеркала. Да, это я… Но что-то неуловимо изменилось, и дело не в наличии или отсутствии макияжа. Теперь мои глаза светятся теплым блеском, который оживляет их и делает очень привлекательными, а губы хранят легкую улыбку (Боже, я ведь никогда не умела так улыбаться!). Изменился и лоб – он будто разгладился, отчего лицо потеряло свое обычное угрюмое выражение, и от этого казалось, что брови расположены как-то чуть-чуть по-другому, повыше, чем обычно. И все в целом создавало впечатление необычайной привлекательности, чего я никогда за собой не замечала. Но ведь это я – черты моего лица совсем не изменились… Вот, значит, какой я могу быть…

Отворачиваюсь от зеркала, стараясь запомнить увиденное в нем. В комнате я одна, но где-то там, в глубине этой квартиры, слышатся шаги. Кто бы это мог быть? Теряюсь в догадках. Но чувствую, что человек этот – мой родной и близкий (да, как ни странно, ведь таких людей у меня практически никогда не было), и меня влечет к нему. То есть как это влечет? Неужели я могу испытывать такие чувства? Ведь я привыкла считать себя фригидной… Впрочем, не стоит забывать, что все это – не более чем больной бред, вызванный нервным напряжением в связи с испытаниями «Тумана»…

Я горестно вздыхаю – и мое видение подергивается дымкой и медленно исчезает, как исчезает под каплями дождя картина, нарисованная акварелью…

 

 

* * *

 

Августа 2017 года. Утро, 10:05

Тихий океан, точка 4° cш 159° вд, БДК «Николай Вилков»

Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет

 

Утро, жемчужно-серое небо, через которое с трудом пробивается солнце – все это свойства маскирующего поля. С разрешения Василия Ивановича бегло прокрутил log файл. Изделие всю ночь работало безукоризненно, в чем я убедился. Ни одной красной или даже желтой отметки. Не зря же мы вылизывали его целых шесть лет. Хотя про себя я такого сказать не могу…. Всю ночь снились кошмары – какая-то там война, я бегу и в кого стреляю, а патронов нет….

Страшно, ощущение обидного бессилия. В течение дня я подсознательно ожидал, что Изделие даст сбой. Оно, конечно, нормально отработало ночь, но и это уже больше, чем остальные испытания вместе взятые. Но, к моему удивлению, все было безупречно. Значит, по закону подлости, какая-то гадость будет в самом конце, подумал я, даже не представляя, какого размера окажется эта Гадость … Вышел на палубу. А погода-то портился все больше и больше, несмотря на отсутствие ветра, море, еще только что гладкое, стало похоже на неаккуратно вскопанный огород. У моряков, кажется, такая волна называется зыбь. К туманной дымке на горизонте добавилась стена из туч.

Поднялся в рубку. У командир БДК Ольшанского глаза красные, невыспавшиеся…. Заметив мое присутствие, он на минуту оторвался от беседы со штурманом.

– Впереди циклон. Приказа менять курс у нас нет. Да и не убежать нам от него. Так что лезем прямо на грозовой фронт. Ты пойди, пусть твои проверять крепления контейнеров да задрайку люков. Будет знатная пляска…

– Так, значит, это еще цветочки?! – скатываюсь по трапу в «низы». – Алла! Егорыча, Петровича – бегом проверить крепления контейнеров, что разболталось – подтянуть….

Врываюсь в выгородку.

– Василий Иванович, на шторм идем, Бога ради, пошли своих старшин проверить затяжку кабельных муфт – может, где что ослабло; не дай Бог хоть один контакт «уйдет»…. Кстати, как там у вас?

– Пока норма, поле немного уплотнилось и потребление энергии поднялось процентов на пять, а так все хорошо, все хорошо…. А ребят я сейчас пошлю, не беспокойся.

А на палубе ветер порывами поет свою заунывную песню и несет мельчайшую водяную пыль, кажется, пополам с солью и йодом…. Разом потемнело как ночью, ветер, на ногах не устоять – куда там редкие подмосковные бури, что деревья ломают и провода ЛЭП гнут. А шторм заходит к нам не прямо с носа, а как бы не с южного траверза. Молния в полнеба и – батюшки-светы! – поле наше видно невооруженным глазом, нежным таким розовым светом…. Светящаяся такая огромная пилоточка, накинутая на корабли… а передняя кромка жгутом вытягивается в сторону «глаза бури». Несмотря на качку, я бегом, прыгая через две ступеньки, буквально скатываюсь в трюм. По дороге меня пару раз чувствительно приложило об ограждения трапа. Вслед мне, из открытого люка, секущие струи ливня и розблески молний. А на сервере творится что-то непонятное. Степанов сидит весь бледный.

– Тимохин! Ты где ходил? Тут хрен знает что творится!

Гляжу – аналайзер рисует не пойми что, накопители энергии то опустошаются, то наполняются до упора, прочие показатели гуляют как хотят и куда хотят… Дизель-генераторы воют на форсаже….

– Вырубай! – ору я Степанову, вцепившись рукой в спинку его кресла; палуба под ногами пляшет как взбесившаяся. – Вырубай нахрен, а то я за этого гада не отвечаю!

– Не могу без приказа! – Степанов резко мотает головой. – Будет приказ, только тогда….

Хватаю телефон.

– Павел Павлович, из-за этой грозы оборудование может выйти из строя, прошу разрешения на отк… – в этот момент по кораблю будто бы врезали огромным молотом…. Вспышка и искры в глазах, потом темнота…. Ничего не чувствую и не вижу в первый момент. Рывком приходит зрение – правда, еще не сфокусированное, а затем – боль разбегается по всему телу. Вот зрение улучшается, как будто кто-то резкость наводит. Слышен противный вой пожарной сирены и запах паленой изоляции. Хватаю закрепленный на стене огнетушитель. Из кресла вяло пытается встать капитан 2-го ранга Степанов, пытается что-то сказать, но у меня в ушах звенит, и не только сирена. Ничего не могу понять из того, что он говорит. Бросаю взгляд на монитор…. Что бы это ни было, Хьюлетт-Паккардовский сервер, кажется, это пережил. А вот «Туман», похоже, нет… Правый каскад сверху наполовину серый – значит, там не откликаются даже датчики контроля схемы, а, скорее всего, сигнал на них даже не идет. Ниже, до уровня предусиления, схема окрашена в красный цвет. С левым каскадом полегче, только и там оконечники, кажется, накрылись…. Тут до меня дошло, что там горит. Это контейнер правого каскада и горит! С веселым треском, между прочим. Очевидно, молния влетела прямо в его антенное поле. Хорошо, что защита дизель-генераторов мгновенно отсекла их от схемы и заглушила, а то не хватало нам тут пожара нескольких тонн дизельного топлива. Толкаю Степанова в плечо.

– Все, приехали, амбец! – дублирую руками, чтобы понял. – Давай тушить эту эту хрень, пока не сгорели все, потом будем разбираться, до чего доигрались.

 

* * *

 

Тогда же и почти там же

Глубина 450 м.

Борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс»

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет

 

Как говорится – «ничего не предвещало беды», потому что с этой маскирующей аппаратурой не только нас никто не видит и, самое главное, не слышит, но и мы не имеем никакого представления о том, что происходит во внешнем мире за пределами маскировки. Там вообще-то вовсю может идти ядерная война, но узнаем мы об этом только тогда, когда будет уничтожен носитель маскирующей аппаратуры. Очень неприятное ощущение – вроде того, когда идешь наощупь в полной тьме. Одним словом, удар, который потряс лодку и будто вывернул всех нас наизнанку, был настолько внезапным, насколько внезапным может быть гром с ясного неба или неожиданно разверзнувшаяся по ногами земля. Это действительно было похоже на разверзнувшуюся землю, потому что лодка разом «провалилась» еще на двести метров, вплотную подойдя к тому пределу, из-за которого уже нет выхода. При этом это был не гидроудар, как от близко разорвавшейся глубинной бомбы, а нечто такое, что выворачивало людей изнутри. К тому же мичман-гидроакустик, едва очухавшись от этого потрясения, закричал, что маскировка пропала, и он снова слышит окружающий океан. Там, наверху, случилось нечто такое, из-за чего нам следует прервать выполнение учебного задания и всплыть. Ведь мы уже доказали, что круче яиц и выше звезд, тем более что наверху может понадобиться наша помощь.

 

 

Часть 2

ОДИН ДЕНЬ В ТУМАНЕ

 

Августа 2017 года. Час Ч

Где то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков»

Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года

 

Только что корабль мотало на водяных американских горах вверх-вниз, в иллюминатор били косые струи дождя и бело-голубые всполохи молний…. Потом – внезапный удар, будто рядом разорвался тяжелый снаряд; палуба с силой бьет в ноги, в глазах мгновенно темнеет, а в ушах слышен бесконечный звон, как после контузии. Понемногу прихожу в себя. Странно, качка почти успокоилась…. В руке – трубка переговорного устройства, вешаю ее на рычаг. Сквозь звон в ушах слышен отдаленный вой пожарной сирены. Из иллюминатора в каюту падает косой свет заходящего (или восходящего?) солнца…. За иллюминатором милейшего вида штилевой океан…. Именно за такие милые улыбки товарищ Магеллан и назвал его Тихим. Какой может быть восход или закат – у нас же было часов одиннадцать утра? Солнце должно быть почти в зените, если не считать шторма с грозой и сплошной облачности…. Я что, был без сознания до вечера?

– Ага! – сказал я себе, насмехаясь. – И стоял около восьми часов у стены, без сознания, с телефонной трубкой в руках. Бред!

Я с трудом опустился в кресло. Болит все тело…. Сто грамм коньяка вернули способность мыслить, куда-то исчез и терзающий уши шум. В каюту по стеночке вползает Дарья, она одновременно и бледна, и зелена…. Чувствуется, что у нее сложилась и морская болезнь, и контузия от этого странного удара. Вслед за ней ковыляет Вадим, снаряжая свой штатный СР-2 «Вереск». Причем он явно «на автомате», его взгляд еще блуждает, как после пропущенного удара. Все эти дни он был моей тенью, и я даже не замечал его. Вот вы замечаете свою тень? Скорее всего, нет. Если, конечно, она не путается у вас под ногами. А Вадим, как никто другой, умел не «путаться под ногами». Наливаю им тоже по сто.

– Значит так, товарищи, творится черт знает что, а значит, у нас чрезвычайное положение! Даш! В черной сумке пистоль с патронами, да где-то там твой СР-1 «Вектор» лежит – сама найдешь. Остаешься здесь и охраняешь тыл, ну и, если что, в резерве. Никому не открывать, даже мне, если постучу. Ты меня знаешь, я всегда без стука вхожу… – Я накинул сбрую с плечевой кобурой, видя, что Дарья кивнула. – Ну и умница!

Я повернулся к Вадиму.

– Ты как, уже в себе?

Тот тоже сделал головой нечто, похожее на утвердительный жест.

– Ладно! – я сунул «Гюрзу» в плечевую кобуру. – Пойдешь со мной, будешь прикрывать спину. И помни две вещи: первое – от таких фокусов у некоторых может поехать крыша и они могут быть опасны, второе – лишних людей у нас здесь нет, и поэтому зря не убивай!

Он только молча кивнул, поняв, что говорю я совершенно серьезно.

Выйдя из каюты, я разрывался между двумя абсолютно равными побуждениями. Первое – подняться на мостик и узнать у командира «Вилкова» Ольшанского, что же все-таки произошло. Второе – спуститься в трюм и понять, отчего же так долго воет сирена…. Победило второе… Ольшанский подождет и корабль из-под нас не убежит. Спускаемся один пролет трапа, второй, третий…. В трюме светопреставление… Огонь, едкий дым не дает нормально дышать, слышно шипение огнетушителей и в воздухе висит сладкая удушливая вонь горящей изоляции. В багровой полутьме мечутся тени в респираторах, поливая горящий контейнер из огнетушителей. Вот двое парней – кажется, во флотских робах – сбивают короткими ломиками стальную лицевую панель – и отрывается пещь огненная. Немедленно внутрь контейнера захлестывают несколько порошковых струй, что-то там оглушительно стреляет…. И огненный многоглавый дракон, побежденный новыми Добрынями, блин, Никитичами, в самом своем логове, с шипением испускает дух…. Рядом стоит второй контейнер, тоже дымящийся и забрызганный пеной – понятно, что досталось и ему, хотя гораздо меньше.

– Все понятно, – бормочу я себе под нос, – пошли отсюда, Вадим. Теперь ясно, что «Тумана» у нас больше нет…. На мостик!

На мостике дурдом тоже в самом разгаре…. Посреди помещения, в луже крови, лежит тело рулевого с проломленной головой. А перед зажимающим раненое плечо капитаном 2-го ранга Ольшанским беснуется некто в штатском – то ли с ломиком, то ли с обрезком трубы или арматуры…. Ругательства на ломаном русском с кавказским акцентом не оставляют сомнений – еще один помощничек Тимохина; не вынесла, видать, душа резкого шока, чем бы он ни был вызван.

Из-за моей спины сухо треснул выстрел, за ним другой; беснующаяся фигура повернулась на подламывающихся ногах и с шумом рухнула на палубу. С лязгом отлетела в сторону окровавленная железка.

Вадим подошел к лежащему навзничь матросу и, нагнувшись, пощупал пульс на шее.

– Двухсотый! [21] – коротко бросил телохранитель, прицеливаясь в голову лежащему на палубе убийце.

– Вадим, отставить! – я взял в руку трубку переговорного устройства и набрал номер старшего офицера «Вилкова». – Одинцов говорит, Валериан Григорьевич. Нужны вы и резервный рулевой. Тут у нас ЧП – рулевой убит, Петр Сергеевич ранен. Да, нападавший обезврежен, будьте добры, скорее!

Следующим я вызвал прикомандированное к нам военно-медицинское светило.

– Вы как, Лев Борисович? Уже нормально? Ну, хорошо…. Возьмите кого-нибудь из своих, тут у нас для вас клиенты. Один уже остывает – матрос, проломлен череп, нуждается в услугах патологоанатома. У товарища капитана второго ранга Ольшанского, кажется, закрытый перелом плеча или трещина кости… и несколько ссадин. Еще один тип с двумя пулевыми ранениями и в состоянии неконтролируемой агрессии. Нуждается в успокоительных, транквилизаторах и помощи хирурга…. Если медицина будет бессильна, пропишем ему пулю в лоб. Что, уже идете? С двумя коллегами? Ну, это же замечательно…

– А ведь он был таким… незаметным…

Оборачиваюсь на голос. Сзади, прислонившись к переборке, у входа, стоит Тимохин с закопченным лицом и в подпаленной в нескольких местах спецовке.

Тимохин, вздохнув, нехотя докладывает:

– Товарищ Одинцов, пожар потушен, аппаратура «Тумана» полностью уничтожена катастрофической аварией. В результате аварии и тушения пожара пострадали шестеро. Один контужен и пятеро получили ожоги различной степени…

Тоже мне, откровение, всю эту картину маслом мы наблюдали собственными глазами не далее как несколько минут нзад.

В этот момент, оттолкнув Тимохина в сторону, в рубку ворвался старший офицер, капитан 3-го ранга Ганин. За ним вбежал запыхавшийся матрос.

– Сиденков, к штурвалу! – старший офицер нагнулся к сидящему командиру. – Петр Сергеевич, как вы?

– Ничего, Валериан Григорьевич, пока живой, будь добр, прими командование… – капитан 2-го ранга Ольшанский, шипя от боли, повернулся к Тимохину. – Скажите, Алексей Иванович, этот тоже контужен? Погиб матрос….

– Не знаю, но возможно. Его рабочее место было у контрольных панелей основных блоков; можно сказать, он был в самом эпицентре аварии, там был настоящий ад…. Кстати, Павел Павлович, полюбуйтесь на палубу… если вы еще не видели, – Тимохин стянул с головы бейсболку и вытер ею потное лицо, размазывая по нему копоть.

Подхожу к остеклению мостика, смотрю вниз на палубу – мама дорогая, правое антенное поле просто испарилось, торчат оплавленные остатки каркаса и дымятся оборванные, обгорелые кабеля. С левой стороны панели антенных эффекторов хоть и не уничтожены, но сильно оплавлены, измяты и повреждены безвозвратно. Свисают с каркаса безобразные потеки расплавленного пластика и металла.

Я поднимаю взгляд и осматриваю море. Прямо перед нами, ракурсом в три четверти, лежит в дрейфе «Трибуц» – на первый взгляд, с ним все нормально. По вертолетной площадке двигаются фигурки матросов, так что можно надеяться, что их дела не хуже, чем у нас. Подробней мы выясним, когда восстановится связь. Так, а это что еще такое? Танкер «Борис Бутома» должен был находиться у нас за кормой, а сопровождающая эскадра справа по борту на удалении в пару миль. Так вот – того что творится у нас за кормой сейчас и отсюда не видно, а справа нет ни одного корабля, кроме эсминца «Быстрый», который так же, как и мы, вместе с сопровождавшими его двумя малыми ракетными кораблями лежит в дрейфе. Этот вопрос тоже надо выяснить, и как можно скорее – куда так внезапно мог подеваться весь Тихоокеанский флот, куда делся этот проклятый тайфун, который нас так зверски трепал, и что мы тут делаем? А пока самое неотложное действие в Чрезвычайной Ситуации. Поворачиваюсь к старшему офицеру «Вилкова», который уже принял на себя командование, и говорю:

– Товарищ капитан третьего ранга, объявите всем по общей трансляции, что с этого момента и до особого распоряжения на корабле вводится осадное положение, со всеми вытекающими последствиями. Пока не разберемся со всем тем, что произошло, вынужденно будет вести себя как на войне.

Я набираю еще один номер.

– Майор Новиков? Это Одинцов. Прошу срочно прибыть на мостик. Возьмите трех-четырех своих ребят – и сюда, у нас ЧП. И учтите я только что ввел осадное положение, так что у вас вся полнота полномочий по поддержанию порядка, что бы ни говорили остающиеся дома правозащитники.

Ответ майора, как всегда, лаконичен:

– Понял, товарищ Одинцов! Буду у вас с нарядом через пару минут.

Но еще до майора на мостик стремительно поднялся полковник медслужбы Шкловский с двумя своими помощниками. А через несколько минут, когда прибыли морские пехотинцы во главе с Новиковым, мостик стал напоминать филиал бедлама. Тем временем старший лейтенант медслужбы уже вколол командиру БДК сильное обезболивающее и увел его в импровизированный госпиталь на рентген и последующее наложение гипса. Вишь, пригодилось. А напавшего на него гражданина Валиева, спеленутого скотчем и под сильной дозой снотворного, два матроса утащили в операционную на носилках – штопать. По их лицам было видно, что с большей охотой они исполнили бы роль чертей и утащили его в ад.

По вызову старшего офицера на мостик прибыл командир БЧ-4 БДК. Первым делом я потребовал:

– Связь с «Трибуцем», с капитаном первого ранга Карпенко! Нужен также капитан «Бориса Бутомы» и командир «Быстрого»! – ну не помню я фамилии и имени командира эсминца, не должен он был оказаться рядом с нами. А тут, вишь, сюрприз.

– Карпенко на связи! – через треск эфира услышал я голос командира «Трибуца». Значит, поле «Тумана» уже достаточно рассеялось, что бы мы могли связаться с ближайшими кораблями.

– Сергей Сергеевич, как там у тебя?

– Нормально, товарищ Одинцов, вроде не тонем. – Я так и представил его лицо в кривой полуусмешке. – Команда тихо охреневает, но в том-то и дело, что пока тихо…

– С «Варягом» связаться удалось?

– А вот хрен вам…. Мой главный маркони говорит, что в эфире пусто…. Ни одной передачи…. Нет связи ни с «Варягом», ни с Владивостоком или Петропавловском…. Молчат даже радиолюбители, а ведь они день и ночь галдят как сороки. Он просканировал все – тишина, девственная тишина!

– Слушай, я понимаю во всем этом не больше тебя, но думаю, надо объявлять ЧП…

– Объявлять ЧП? Это можно, объявим! Ты там скажи своему майору, а то его старлей мне не подчиняется…. – Карпенко хмыкнул. – И еще, товарищ Одинцов, – скажи, это твои яйцеголовые так начудили или оно само получилось?

– Майор уже в курсе, – ответил я. – А с нашими учеными дело сложное, имело место прямое попадание молнии в правое эффекторное поле установки. Мы, наверное, разрядили на себя всю эту идиотскую тучу. – тут я поморщился. – Установка в хлам, вспыхнула как свечка, не восстановит ни один гений, а остальное ты видел сам.

– Ит-тить его за ногу! – эмоционально воскликнул Карпенко, – конечно, видел… Выглянул посмотреть, как вы там – и тут полыхнуло, как ядрена бомба, чуть не ослеп. Вовек не забуду…. Так что ясно, что ничего не ясно… Да, мой штурман говорит, что Глонасс, ДжиПиЭс, и прочие спутниковые системы отсутствуют как класс, ни одного спутника определить не удается. На радаре, кроме вас, «Бутомы», и «Быстрого» с его «приятелями», тоже никого и ничего, хотя у нас обзор больше двадцати миль. Ну не могло эскадру отнести так далеко; вон, «Быстрый» совсем под боком болтается. И к тому же странным образом наступает закат, хотя должно быть утро…

Карпенко сделал паузу, как будто задумался, потом как отрубил:

– У меня есть предложение, товарищ Одинцов – поскольку обстановка неясна до полного непонимания, давайте до выяснения не будем спешить неизвестно где и неизвестно куда, а спокойно полежим до утра в дрейфе.

– Так, – сказал я, – а теперь, товарищ капитан первого ранга, пожалуйста, расскажи мне поподробней о своих предложениях?

– Товарищ Одинцов, – ответил Карпенко, – мое мнение таково, что сначала необходимо разобраться в обстановке, а потом уже что-то предпринимать. За ночь специалисты попробуют выяснить, что за неполадки с системами навигации и связи, и попытаются определиться с координатами. В крайнем случае штурман использует дедовские методы, как во времена Магеллана. Плавали же люди через океаны и без всяких Глонасс и ДжиПиЭс. Потом, на рассвете для осмотра прилегающей акватории поднимем вертолет. Докладывать буду по мере развития событий.

– Добро, товарищ капитан первого ранга, – отвечаю я, – командуй. Твое дело морское, я в нем волоку слабо. Но сначала свяжись с «Быстрым», используя свой мандат командующего группой, обязательно нагни его под себя. В крайнем случае пусть выходит на меня, надеюсь Мои полномочия ему известны? Да, Сергей Сергеевич, по всей корабельной группе введено осадное положение, пусть все имеют в виду. До связи.

Вешаю микрофон рации на крючок, машинально перевожу взгляд на правый траверз – и, мама дорогая! – из глубины на поверхность в разлетающихся клочьях пены одна за другой поднимаются две обтекаемо-гладких субмарины, одна побольше другой. Несколько десятков томительных секунд – и над обтекаемыми рубками наконец-то затрепетали белые с синими косыми крестами Андреевские флаги. Фу ты, свои… Что, конечно, не отменяет вопроса – а эти-то откуда здесь взялись? Не было в заранее согласованной с нами программе испытаний никаких подводных лодок и все тут. Интересно, это последний сюрприз этого дня, или будут еще?

 

* * *

 

Августа 2017 года. Час Ч

Где то в Тихом океане

БДК «Николай Вилков»

Морпех Никонов Сергей

 

Отрабатываем в паре с Димой удары, танцуем по матам, по соседству ребята парами работают. Ну, шторм, ну, качает, а в бою на корабле не качает? Вот и пытаемся и равновесие держать, и на ногах остаться, и «противника» достать. Сейчас я его….

Очнулся, сижу на заду. Да, точно сижу, как же так? Что вообще произошло, епть?! Так, надо вспомнить, что случилось перед этим. Что за хрень, голова как в тумане… Мысли в голове с трудом ворочаются, словно слоны в переполненном загоне. Вот выплывают какие-то воспоминания. Ага, у нас с Димой был спарринг… Это что, он меня так достал?! Не помню. Ни черта не помню. Хотя, кажется, понемногу прихожу в себя. Так, надо подняться на ноги. Да что ж такое – нихрена не вижу! Попробовал встать – и сразу кулем на мат приземлился. Лежу, соображаю. Блин, ничего не чувствую, ничего не вижу – да что такое, когда же это пройдет?! Люди, ау! Тишина. Вот что-то в руке правой покалывает… Так, тень нарисовалась. А это что за размытое пятно? Вот тут-то боль и накатила, будто корова пожевала и выплюнула. Во всем теле. Ну-ка, снова глаза разуть. О, вижу! Вон ребята – кто сидит, кто лежит. Снова пытаюсь встать. Нормальненько… Качает, правда, отойду-ка к стеночке. Все, вроде пришел в себя, пока лучше не двигаться. Глазами окидываю панораму – что за мамонт пробежался по нам? Взгляд вверх. У-у-у… е-мое, а это что за черные пятна, как будто кто гигантским сварочным электродом потыкал в разных местах? Ребята помаленьку приходят в себя. Пытаюсь что-нибудь сказать, но пока ничего не выходит, кроме тихого сипения.

Сколько прошло времени, так и не понял – то ли минут пять, то ли час. Сержант наш, Боря, наконец-то скомандовал – вернее, прохрипел:

– В расположение галопом марш, пошли, пошли, каракатицы!

Пока до кубрика добрались, дыхнули чада – где-то неслабо проводка горела. Да и запах жженого масла ни с чем не перепутаешь. Вроде совсем оклемались – зрение восстановилось, да и боль утихла. А Боря командует:

– Так, противодиверсионная тревога, разобрать оружие, все схватили и согласно расписанию по местам! Гранатометы не забудьте, охламоны.

Забираю ДП-64 «Непрядва», запас гранат к нему, хватаю «винтарь» с оптикой, снаряженные магазины – ох, не зря майор заставлял нас комплект магазинов к каждому стволу держать заряженным, да переснаряжать их по очереди. Поковыляли мы на бак. В пути зарядили и проверили оружие. Ага, за мной следом Дима шурует, постоянно в корму своим шлемом подталкивает. Оглянулся – бог ты мой, ну и видок у нас… Переодеться не успели. Короче, добрались до верхней палубы – и охренели. Дима встал как вкопанный, аж рот открыл:

– Смотри, Ник, а что это такое палубу поджарило? А от этого, антенного поля, нифига ж не осталось… кхм, тут даже в металлолом сдавать нечего….

А Боря только головой тряхнул и рычит свое:

– Галопом, каракатицы…

Ну, мы дальше бегом, вдоль леера, стараясь от обломков, подальше. Уф, все прибыли на точку, а приказа никакого нет, рации с собой не взяли… «Туман» этот их ведь глушит. Вот это приплыли, называется!

Только остановились, нас догнал Колян – весь взмыленный, как после скачки – и орет во все горло.

– Пацаны, отбой!

Ставлю «винтарь» на предохранитель и забрасываю за спину.

– Колян, – спрашиваю, – а что это было, не знаешь?

– Да суки ученые, мать их туда и через шпангоут. Чего-то нахимичили….

Идем обратно – медленно, торжественно и печально, адреналин спал, вот и вдоль стеночки передвигаемся. А Колян, видимо, сильно приложился….

– Ты, Колян не прав – тут, видимо внешнее воздействие, ведь шторм был, качка была будь здоров, – сказал Дима и, сглотнув, продолжил: – Кхе, как вонь-то прет – может, замкнуло у них, а может, и молния ударила.

Колян встопорщился.

– Димон, да где ты видел, чтоб молния в корабль била?

– Если не видел, – возразил Димон, – то это не значит, что этого не может быть никогда. Вон на суше молния всегда в самый высокий предмет бьет, а корабль всегда выше уровня моря будет.

– Во загнул…. – вздохнул я, – прямо как по учебнику.

В коридоре повстречали очумелых гражданских. Две бабы, похожие на ведьм после тяжелого трудового дня – рыжая и брюнетка, и невзрачный бледный типчик в перекошенных очках. Я, зная нрав Коляна, задержался, пропуская Диму вп