Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет

Сажусь за свое рабочее место и разминаю пальцы. Так, компьютер включен, «Линукс» загружен. Запускаю пиктограмму «Изделие ХХ/522 Туман-888». Секунд через сорок на экране появляется табличка: – «Изделие обнаружено, идет тестирование» – ну, это как минимум на полчаса, можно было бы успеть выйти на палубу покурить, если бы я не бросил в 2006-м. Минуты тянутся откровенно медленно, нет ничего хуже, чем бы ждать, не зная, чем себя занять. Наверное, так люди и придумали курение. Пока тянется этот дурацкий тест, расскажу немного о себе…. Я ведущий специалист одного НПО, Алексей Тимохин, родился 45 лет назад в стране, которая тогда называлась СССР, в столице одной союзной республики. На самом деле, открою секрет, я не Алексей, и моя фамилия не Тимохин, но что поделаешь – секретность. Зато все остальное – святая, истинная, правда. Учился в институте связи, защитил дипломный проект с отличием, руководитель практики про мой дипломный проект сказал: «Тут как минимум две кандидатские…» После получения красного диплома был приглашен в Москву в то самое секретное заведение, теперь НПО называется. Но тут получилось так, что случайно закончился СССР и начались лихие 90-е. Нам повезло – Генеральный директор нашел сначала одного инозаказчика в Индии, потом другого в Китае.… А с 2002 мы снова понадобились родной РФ, несчастному огрызку бывшей СССР. Один заказ, второй, третий… а с 2011 года наш отдел занимается проектом «Туман» – тогда это был один экселевский файл с цепочкой формул, и все. И вот шесть лет мы воплощали гениальное, сделанное на кончике пера открытие, в грубое железо. И вот оно готово, скомпоновано в два трехтонных универсальных контейнера, которые сейчас наглухо принайтоваты в трюме БДК «Николай Вилков». Весь прошлый год мы тестировали и испытывали наше Изделие на полигонах. Что за изделие? Это наше детище, наш любимый ребенок, и даже рыжая Алла не говорит о нем иначе как с придыханием. А как же – ведь она отдала ему «лучшие годы своей жизни»… «Туман» – это установка, способная каждый корабль или самолет превратить в «суперстеллс», абсолютно невидимый для радаров. Мы включали установку много раз, испытания длились от восьми минут до трех часов, и каждый раз все получалось – на время испытания мы пропадали с радаров. И даже солнце в это время, казалось, светило через тонированное стекло. Сегодня у нас первое «боевое» испытание. Наша задача – вести корабельную группу вдоль сороковой параллели в течении трех суток, а это ни много ни мало тысяча морских миль. Мы будем их вести, а с «Варяга» и других кораблей эскадры будут вести контроль нашей заметности во всех диапазонах электромагнитного и акустического спектра. Ну вот – тестирование завершилось и на экране горит панель управления Изделием. Все блоки отмечены зелеными «светофорами», следовательно, все в порядке – с Богом!

Я встаю из-за стола.

– Товарищи офицеры, все О`Кей, он ваш.

А товарищи офицеры у нас «представители заказчика» – РТВшники из штаба флота, лейтенанты Василий Смурной (это фамилия у него такая, угораздило же молодца) и Серега Злобин, а также начальник их, капитан 2-го ранга, майор по сухопутному, Степанов Василий Иванович. Хотя с этими «представителями заказчика» мы, собственно, последний год и работали. И собирали последнюю модель Изделия вместе, и тестировали. Мы где-то месяцев семь уже вместе работаем. И теперь они втроем будут нести вахты по четыре часа через восемь – так, кажется, у моряков положено – и, кроме автоматической записи параметров в log файл, будут каждые полчаса заносить данные в самый обыкновенный прошитый и пронумерованный журнал испытаний. Василий Иванович садится на освободившийся после меня стул. Ему запускать Изделие, и его вахта первая. Ну, это уже не в первый раз – мы уже делали пуск во Владике, только стоя на якоре. Тогда все прошло успешно, если не считать нарушение связи, теперь же первый пуск на ходу, и первый такой продолжительный – на сутки. До этого самое продолжительное испытание было на три с небольшим часа. «Господи, иже еси на небеси…» – проговариваю я про себя, наблюдая, как капитан 3-го ранга подводит курсор мыши к тангенте «Пуск» и давит указательным пальцем на кнопку. В трюме перед нами набирают обороты два дизель-генератора по 1100 кВт., рядом с изображением двух дизелей оживают условные стрелки мощности на циферблатах, показывая, что оба дизель-генератора вышли на крейсерские обороты. Теперь тангента «Режим» – на антенные эффекторы подано рабочее питание. Столбик выделяемой мощности быстро растет вверх и чуть-чуть не достигает отметки 100%, рядом число 97,2%.

Еще раз бросаю взгляд на экран через плечо Василия Ивановича – параметры Изделия в норме, даже температура трансформаторного масла в системе охлаждения усилителей антенных эффекторов. С этой минуты вся телеметрия изделия пишется на log файл, и «в случае чего» можно будет анализировать причины сбоя или аварии, как с «черного ящика» в самолете. Ну и кроме того, как я уже говорил, есть и журнал испытаний на бумаге, но это на крайний случай. Кроме коллег РТВшников, при испытаниях присутствует товарищ особист, капитан ГБ Ким. Непонятно, какое отношение он имеет к тем самым Кимам, что правят Северной Кореей, но фамилия такая, что слов из песни не выкинешь. И еще – наш Пал Палыч Одинцов, куратор испытаний официально от вице-премьера оборонки Рагозина, а неофициально от Самого. Фигура вообще таинственная, по слухам – человек Путина, не из последних.

* * *

Тогда же и почти там же

Глубина 300 м.

Борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.

А ведь и точно – этот «Трибуц» нихрена не сумел нас обнаружить и даже не заподозрил о нашем присутствии, хотя мы были прямо у него под килем. Правда, в нашу пользу играл термоклин – то есть граница между теплым течением Куро-Сиво и холодными глубинными океанскими водами, от которого акустические импульсы отражаются не хуже, чем от стенки. Щупай не щупай сонаром глубины – все, что ниже термоклина, остается недоступным. Таким образом, мы в деле, и за успешное выполнение задания по выявлению дыры в нашей противолодочной обороне нам светит неслабая благодарность от начальства. А если бы это были не мы, а какая-нибудь «Вирджиния», которая, злобно подкравшись, шпионила бы за нашим испытанием секретного оборудования?

А вот запуск установки мы почувствовали даже на глубине. Волосы на голове встали дыбом, по коже как бы пробежали мурашки; потом, правда, все прекратилось, но акустик тут же доложил, что мы перестали слышать внешние шумы, типа той же переклички китов, а звук винтов надводных кораблей над нами доносится так ослаблено, как будто наша глубина не триста, а три тысячи метров. Так что получается, что эта штука глушит не только оптический диапазон, но и акустику тоже. Кстати, мичман, который сидит на установке, обнаруживающей кильватерный след кораблей, доложил, что они стали совсем короткими, будто мы движемся не в толще морской воды, а в слое масла. Ну ничего, посмотрим, что будет дальше, потому что странного пока очень много, а страшного ничего нет. И опять имеет место просто идеальная работа всей аппаратуры, хотя маскирующая установка должна бы давать помехи. Но помех нет, все отлично – и это начинает меня понемногу тревожить. «Иркутск», кстати, следует в ордере впереди и чуть правее нас, и, судя по всему, у него на борту тоже полный порядок.

* * *