Вместе с пестуньями, что опоясаны дивно, внемли же

Гласу молитвы моей и повей, беспорочный и сладкий,

Ты, о блаженный, ко мне благосклонное сердце имея!

Пока девушки наверху в пещере Пана пели и наблюдали, внизу в дельфийском храме поддерживали торжество жрицы Диониса. Плутарх сообщает: "<...> когда вдохновенные жрицы пробуждают Ликнита, "чистые" [посвященные постарше. — Д.А.] приносят тайную жертву в святилище Аполлона"116. Происходило это в заднем, обычно недоступ­ном помещении храма. Там рядом с Пупом Земли стоял треножник пифии, там находилась могила убитого Апол­лоном змея Пифона и урна с прахом мертвого Диониса. Так сообщает мифолог и провидец Филохор, которого афи­няне убили в 260 году до Р.Х.117.

Первый Дионис — Иакх и сын Персефоны — прини­мал там как умерший жертву из воды и пресных лепешек с медом. Ибо в дельфийском храме наряду с олимпий­ским Аполлоном обитал и подземный Дионис. Мы знаем об этом не только из сообщения тамошнего чиновника и жреца Плутарха, но и по изображениям на фронтоне, которые были восстановлены после пожара 375 года до Р.Х. Павсаний приводит их описание: "На фронтонах храма изображены: Артемида, Латона [Летб. — Н.Ф.] и Аполлон, музы, заходящее солнце (Гелиос) [и Дионис. — Д.Л.] и женщины-фиады" (Х.19,3).

В более древнем храме, построенном в 513 — 505 го­дах до Р.Х., на западном фронтоне, который по всем статьям годится для Диониса как подземного бога, была изо­бражена битва олимпийцев с гигантами — повтор древ­нейшей борьбы трех сыновей Кроноса с титанами. Обе сцены вполне приложимы и к Дионису, но в более позд­ней связь с ночными таинствами в пещере Пана просле­живается четче. В парнасской пещере вместо гигантов вы­ступают "волки", опять-таки персонажи чрезвычайно ар­хаичного культа.

Плутарх толкует соотношение двух владельцев храма так: "Дионис со своими оргиями — властелин зимы; Апол­лон, которому ясными, чистыми звуками поют пеан, правит летом"118. Более поздний латинянин Макробий (ок. 400 года от Р.Х.) соединяет задачи обоих богов под именем одного Аполлона: "Аполлон подобен солнцу ночи"119. Увидеть "в полночь <...> солнце в сияющем блес­ке" — вот какова, по Апулею, была цель полных таинств. Однако фиады совершали только подготовительную юно­шескую инициацию, которой еще очень требовалась тай­ная поддержка в храме.

Духовную взаимосвязь Дельф и Элевсина засвидетель­ствовал в 328 году до Р.Х. афинянин Филохор в своем гимне, выбитом на камне в Дельфах. Чтобы понять его, нужно вспомнить, что "пеан" — дельфийский возглас в честь Аполлона. "Io-bakchos" или "Iakchos" — элев-синский возглас в честь Диониса. Гимн гласит: В боже­ственном безумье ты, Дионис, вторгся, факелами по­трясая, в цветущую укромность Элевсина: эвоэ, иэ, иэ-вакхос, иэ, иэ-пеан! Элевсинский народ призывает тебя: ты по нраву тем, кто видит священные празднества. Ты отворяешь смертным в их стараньях гавань [мира в Элизии. — Д.Л.]120.

Четвертая картина в храме у афинского театра под­сказывает, как поступить с плодом таинства. Она изо­бражает Тесея: он покидает похищенную в Кноссе, спя­щую теперь Ариадну, и бог Дионис вновь забирает к себе вечную свою невесту. Мистерии таят в себе столь необычное переживание, что человек сохраняет их как диковинный сон лишь в знаках-символах, а не в пря­мом воспоминании. Лишь божество живет в постоян­ном присутствии духа: Дионис забирает свою невесту. Четвертая картина указывает правильный отклик таин­ства в душе миста.

Часть третья Малые мистерии

Время и место

Анфестерии, публичный Праздник цветения 11 —13 анфес-териона (1—3 февраля), чествовали рке бородатого Дио­ниса, который на колеснице-корабле (лат. carrus navalis — карнавал) возвращался с моря домой через древнюю гавань Фалер и в облике одетого в пурпур жреца, культового "царя" города, ехал в свое древнейшее святилище "на Болотах" (возле речки Илисс), чтобы там сочетаться браком со своей "царицей". Царица звалась Ариадной. Сопровождали бога полсотни чувственных сатиров, козлорогих, с лошадиными хвостами. Эти персонажи происходят из сатурновых месяцев (декабря и января), находящихся под знаком Козерога (Козла) и Водолея (Посейдона с ослом или позже с лошадью). Сами Анфестерии подпадали под знак Рыб. Ска­чущая звериная походка сатиров особенно подчеркивала вы­прямленную божественно-человеческую осанку царя.

Дионис отнюдь не являет собой физический идеал муж­чины, он показывает его развитие во времени — от ребен­ка к юноше, мужу и старцу. Он служит человечеству, по­зволяя далеко заглянуть в прошлое и грядущее; взор от­дельного человека он устремляет на повторные его рожде­ния. Дионис всюду поощряет становление и управляет им, он — это не вечное бытие. Внутри божества бытие при­надлежит Отцу, а не сыну Дионису.

Когда 1 февраля Дионис ступал на берег, все граждане приветствовали его древними словами:

О Дионис герой!

Гряди же во храм,

В дом твой священный,

С духами прелести вешней

Гряди в святыню твою!

Буду тебе танцевать,

Бык благородный, достойный.

Бык благородный,

Ныне гряди к нам!121

Быком Дионис был по весне (до мая) под владычеством Афродиты. По случаю жатвы ячменя 2 июня (на Трои­цу) этого быка приносили в жертву богине Деметре — так требовал культ. И в природе тоже Лев засухой и зноем побивал в июле Тельца — бог делался Львом. Пос­ле октябрьского сева, перед зимними дождями, он под знаком Скорпиона превращался в подземную змею. Та­ков был круг годичных метаморфоз. Великие мистерии под Стрельцом сводили все эти преображения в одну-един-ственную ночь; видимо, аналогичным образом обстояло и с мистериями Гиакинфа, которые проходили летом, под знаком Льва. Могло ли такое иметь место в весенних таин­ствах в Аграх? Нам кажется, едва ли.

О времени, которое Дионис провел в море, а также о его путешествии по летнему небу повествует VII гомеровский гимн, созданный в, VIII или VII веке до Р.Х. Гимн этот как бы подводит итог, суммирует и оттого сродни мистериям. Он показывает близкую связь Дио­ниса с Артемидой, которая предстает там как огромная медведица. Ведь Артемиде и самой, под именем Бритомартис, "сладкой невесты", некогда пришлось бежать в море от критского Миноса.

Артемида Агротера

Дионис плывет в феврале по морю

 

VII гомеровский гимн гласит:

О Дионисе я вспомню, рожденном Семелою славной,

Как появился вблизи берегов он пустынного моря

На выступающем мысе, подобный весьма молодому Юноше.

Вкруг головы волновались прекрасные кудри,

Иссиня-черные. Плащ облекал многомощные плечи

Пурпурный. Быстро разбойники вдруг появились морские

На крепкопалубном судне в дали винно-черного моря,

Мужи тирренские. Злая вела их судьба.

Увидали, Перемигнулись и, на берег выскочив, быстро схватили

И посадили его на корабль, веселяся душою.

Верно, то сын, говорили, царей, питомцев Кронида.

Тяжкие узы они на него наложить собралися.

Но не смогли его узы сдержать, далеко отлетели

Вязи из прутьев от рук и от ног.

Восседал и спокойно

Черными он улыбался глазами.

Все это заметил Кормчий и тотчас, окликнув товарищей, слово промолвил:

"Что за могучего бога, несчастные, вы захватили

 И заключаете в узы?

Не держит корабль его прочный.

Это иль Зевс-громовержец, иль Феб-Аполлон сребролукий,

Иль Посейдон.

Не на смертнорожденных людей он походит,

Но на бессмертных богов, в олимпийских чертогах живущих.

Ну же, давайте отчалим от черной земли поскорее,

Тотчас! И рук на него возлагать не дерзайте, чтоб в гневе

Он не воздвигнул свирепых ветров и великого вихря!"

Так он сказал. Но сурово его оборвал предводитель:

"Видишь—ветер попутный!

Натянем же парус, несчастный!

Живо за снасти берись!

А об нем позаботятся наши.

Твердо надеюсь: в Египет ли с нами прибудет он, в Кипр ли,

К гиперборейцам, еще ли куда, — назовет наконец он

Нам и друзей и родных и богатства свои перечислит,

Ибо само божество нам в руки его посылает".

Так он сказал и поднял корабельную мачту и парус.

Ветер парус срединный надул, натянулись канаты.

И совершаться пред ними чудесные начали вещи.

Сладкое прежде всего по судну быстроходному всюду

Вдруг зажурчало вино благовонное, и амвросийный

Запах вокруг поднялся. Моряки в изумленье глядели.

Вмиг протянулись, за самый высокий цепляяся парус,

Лозы туда и сюда, и в обилии гроздья повисли;

Черный вкруг мачты карабкался плющ, покрываясь цветами,

Вкусные всюду плоды красовались, приятные глазу,

А на уключинах всех появились венки.

Увидавши, Кормчему тотчас они приказали корабль поскорее

К суше направить.

Внезапно во льва превратился их пленник.

Страшный безмерно, он громко рычал; средь судна же являя

Знаменья, создал медведицу он с волосистым затылком.

Яростно встала она на дыбы. И стоял на высокой

Палубе лев дикоглазый. К корме моряки побежали:

Мудрого кормчего все они в ужасе там обступили.

Лев, к предводителю прыгнув, его растерзал.

Остальные, Как увидали, жестокой судьбы избегая, поспешно

Всею гурьбой с корабля побросались в священное море

И превратились в дельфинов.

А к кормчему жалость явил он,

И удержал, и счастливейшим сделал его, и промолвил:

"Сердцу ты мил моему, о божественный кормчий, не бойся!

Я Дионис многошумный. На свет родила меня матерь,

Кадмова дочерь Семела, в любви сочетавшись с Кронидом

Славься, дитя светлоокой Семелы! Тому, кто захочет

Сладкую песню наладить, забыть о тебе невозможно.

Обратимся к Артемиде. По одному из мифов, который сохранился в религиозно почти микенской еще Аркадии, как повествует Павсаний, Посейдон в образе жеребца из­насиловал беглянку Рею в образе кобылы, которая затем, 6 мунихиона (26 апреля) родила девочку Артемиду. Эта Ар­темида отнюдь не была тождественна подземной Гекате, она мыслилась по сю сторону. Поэтому мать блуждала во гневе, пока уже добровольно не зачала от Посейдона вто­рично и не родила богиню Пе^сефону. Примиренная Рея установила мистерию, которая, как и Элевсинии, справля­лась осенью.

В честь самой Артемиды мистерий не было, и в древ­ней Аркадии тоже. В остальном аркадская Кора, или Персефатта, соотносилась с завершением года и в про­тивоположность элевсинской Коре не имела отношения к севу и жатве зерновых. Рубеж сезонов, или Гор, падав­ший на февраль, бесспорно, был отмечен в Аграх таин­ствами, в которых особую роль играла Артемида. Но уже по календарю они не могут быть равнозначны Вели­ким мистериям.

В Аграх, или Ловах, судя по данным раскопок, были святилища Посейдона, далее, Посейдона и Афродиты, а также Артемиды и Реи. Верхний храм принадлежал Посейдону, а найденный в русле речки возле Метроона рельеф изобража­ет Геракла перед Плутоном. Согласно Павсанию, эти мисте­рии чествовали наряду с Артемидой великую богиню Рею, которая с точки зрения культа — и не только по Гесиодо-вой "Теогонии" — была древнее Деметры. Таинства у Илисса нельзя соотнести с Матерью полей; но очень может быть, что они связаны с аркадским мифом.

В кругу аттических мифов и праздников Артемида воз­никает еще не на haloa (Рождество), но на Крещенье. Как зимняя охотница в январе и феврале она тождест­венна своей критской подруге Бритомартис, "милой невесте", которая после девятимесячных преследований царя Миноса в конце концов бросилась в море. Каллимах (t 250 г. до Р.Х.) повествует о том, как она познаёт ве­тер, воду, землю и огонь. Огонь вспыхнул на алтаре, кото­рый воздвигли над ее могилой. У Каллимаха рассказыва­ется так:

Но среди нимф возлюбила ты дивно гортинскую нимфу,

Зоркую Бритомартис-оленеубийцу, за коей

Гнался по критским горам Минос, язвимый желаньем.

То в укромах лесных от него таилася нимфа,

То в болотных лощинах; он девять месяцев кряду

По бездорожью блуждал, не желая погони оставить;

Но под конец, настигаема им, она ввергнулась в море,

Прянув с обрыва, а там ее удержали тенета

Спасших ее рыбарей. С тех пор кидонийцы "Диктиной"

Нимфу зовут самое, а утес, с которого нимфа

Прянула, кличут "Диктейским"; алтарь у брега воздвигнув,

Жертвы приносят они, венки же плетут из фисташек

Или сосновых ветвей, но мирт рукам их запретен,

Ибо веточка мирта, за пеплоса край зацепившись,

Девы замедлила бег; с той поры ей мирт ненавистен.

Светоченосная Упис, владычица, критяне даже

И тебя самое именуют прозванием нимфы122 *.

"Светоченосная" Артемида — это сошедшая на землю бо­гиня Луны. Через луну, тишь и бурю она задает человеку настрой, подобно тому как ее старший брат Аполлон обес­печивает людям прямую, направленную к солнцу осанку. Оба склоняют к человеку силы своих созвездий и потому не тождественны миродержавным титанам — Луне и Сол­нцу. Они лишь управляют их силами.

Артемида, бросающаяся 16 января в море, подобно Дионису, — сама менада. Отведенная ей стихия — ве­тер, навязанная — вода, под знаком Водолея.

Аттическая подруга богини, Орифия ("бегущая по го­рам")123, похищенная северным ветром Бореем, — тоже ее часть. А о том, что этими весенними таинствами пра­вила не одна Артемида, свидетельствует хотя бы храм Диониса "на Болотах" к северу от Илисса. Подтвержде­ние мы находим и у Стефана Византийского (VI век от Р.Х.): в своем лексиконе "Описание народов" под сло­вом agra он пишет, что мистериями в Аграх равно рас­поряжался и Дионис.

Если говорить о полном составе богов-участников, то сле­дует назвать прежде всего велшсую мать Рею. Учитывая миф о Тесее, мы, по существу, можем отождествить ее с кносской Афродитой. Далее, здесь присутствовал Плутон, древнейший "Богатый", наиболее близкий Дионису "на Болотах", высту­пающему в образе зрелого мужа. Судя по сохранившимся изображениям, не обошлось здесь и без Пана и Гермеса.

Однако же Деметра, Афина, Гера и Арес, выступаю­щие в Элевсиниях, здесь, в Аграх, никакой роли не иг­рали. Не слишком подходящий для "бракосочетания времен года" весенний срок накладывал свои ограниче­ния. По всей видимости, тут не было речи и о знаке огня — Овне.

Платон в "Федре" дает описание поля в Аграх около 480 года до Р.Х., Павсаний — около 160 года от Р.Х. и археолог Я. Травлос в своей "Топографии античных Афин" — в 1971 году. Согласно Платону, поле Артемиды и место, где северный ветер похитил царевну Орифию —кстати, к северу от Илисса, — находятся рядом, и оба они наводят страх.

Павсаний тоже видел на северном берегу Илисса, не­далеко от огромного храма Зевса, законченного только императором Адрианом (117 —138), "древние произ­ведения <...> храм Кроноса и Реи и священный округ Геи (Земли) <...>. Здесь, приблизительно в локоть ши­риной, расселась земля, и говорят, что после потопа, бывшего при Девкалионе, сюда ушла вся вода; поэтому сюда каждый год бросают пшеничную муку, замешен­ную с медом [для мертвых. — Д.Л.]. <...> близко стоит <...> святилище Аполлона, называемого Дельфинием, <...> о храме Афродиты у них нет никакого предания; все равно как и о статуе Афродиты, которая стоит неда­леко от ее храма; ее внешний вид — четырехугольный, такой же, как и у гермов. Надпись объясняет, что это "Небесная Афродита" — старшая из так называемых Мойр (богинь судьбы)" (1.18,7 — 19,1—2).

Этот древний храм Очистителя Аполлона Дельфиния, который действовал при поддержке Судьбы-Афродиты, позволяет предположить рядом со знаменитым судили­щем под его покровительством еще и государственный оракул, ведущий начало с времен Тесея, по меньшей мере с XIII, а то и с XIV века. Поскольку Геродот именует Ономакрита (до 510 года в Афинах), советника тирана Писистрата и его сыновей, "составителем оракулов" (7.6,3), можно помыслить, что деятельность его протека­ла именно здесь. А поскольку Павсаний связывает Оно­макрита еще и с Дионисийскими оргиями (VIII.37,3), мы культово соотносим между собой эти места по бере­гам Илисса.

Павсаний продолжает: "Кто переходит здесь (по мос­ту) Илисс, тот вступает в местечко, называемое "Агры" (Лбвы) с храмом Артемиды Агротеры (Ловитчицы); го­ворят, что здесь некогда, придя с Делоса, охотилась Арте­мида" (1.19,7). Этот мост и искусственная запруда под ним найдены при раскопках.

Раскопки показывают124, что описанный Павсанием путь от классических восточных городских ворот, кото­рые он в 160 году от Р.Х. уже видеть не мог, до моста составлял около 500 м. Храм Аполлона Дельфиния, где в 1200 году до Р.Х. вершил суд Эгей, всегда находился за пределами нижнего города, который здесь, впервые ок­руженный стеной около 1230 года до Р.Х. и полностью укрепленный Тесеем примерно в 1150 году, вплоть до эпохи Солона (около 600 года до Р.Х.) не менял своей величины. Расширения производились неизменно на се­вере акрополя. Если, как мы предполагаем, февральские мистерии установил Тесей, сделал он это в том же го­родском пейзаже, какой Павсаний описывает в 160 году от Р.Х. Здесь почти ничего не изменилось; Агры остава­лись Аграми.

Вступление Диониса под вечер одиннадцатого анфесте-риона, как и процессия двенадцатого, называлось ротрё. В императорском Риме колесницей-кораблем пользова­лась и богиня Исида, едучи с моря; там-то и возникло название carrus navalis — карнавал. В Афинах 12 анфес-териона (2 февраля) все устремлялись в Агры. Каждый нес кувшинчик с вином, chus, отчего и день назывался choes, или "кувшинчики". Вино считалось кровью бога. Как происходила инициация трехлетних детишек, мы уже рассказали выше.

Третий праздничный день был посвящен умершим. Их громко приглашали в прежние жилища и угощали там медом или медовыми лепешками. Но храмы богов-олим­пийцев для них, подземных, были закрыты, доступ пре­граждали красные веревки. Кносские обряды свидетельст­вуют, что красная нить подземным хорошо знакома. Умер­шие бродили по улицам; их изображали нагие, с головы до ног выкрашенные белым, как правило, худые парни. Ве­чером в домах провозглашали: "Мертвые, подите прочь! Праздник окончен!" Поскольку умершие гостили в городе тринадцатого — после "кувшинчиков", двенадцатого, — chus нередко становился могильным знаком.

Спустя десять дней, в ночь с 22 на 23 анфестериона (с 12 на 13 февраля) на поле в Аграх справляли соответству­ющие мистерии, которые после 600 года до Р.Х., когда Элевсин с его Великими мистериями был присоединен к Аттическому союзу, стали называться Малыми мистерия­ми. То, что таинства проводились в феврале (анфестерио-не), опасений не вызывало, ведь после введения Солоном в 594 году Дельфийского календаря именно этот месяц вкупе с мистериями повторялся каждые четыре года как дополнительный. Тогда при соответствующем стечении народа таинства проводились дважды, а иной раз по необ­ходимости так поступали и в отсутствие дополнительного месяца.

На поле в Аграх, юго-восточнее моста, то есть вверх по Илиссу, Травлос раскопал древний фундамент и, срав­нив с Метрооном на агоре, предположил, что это храм Реи. Южнее этого места, но еще в пределах речной до­лины, находится упомянутый Павсанием и сохранивший­ся до нового времени, хотя ныне и разрушенный, храм Артемиды. Еще дальше к югу, на холме, лежат развали­ны святилища Посейдона. Значит, храмовых зданий там три. Вблизи моста и теперь можно видеть выбитое на скале большое — в метр величиной — изображение бога Пана. Пан считался сыном "проводника душ" Гермеса и, подобно своему отцу, мог стать помощником мистов. Недалеко отсюда, к востоку, среди речной гальки был найден каменный рельеф, изображающий Геракла, ко­торого Гермес провожает к Плутону. Древний бог-отец сидит на скамеечке, к которой прислонена маска речно­го бога Илисса. Рельеф этот создан позднее изображе­ния Пана.

Короткую дорогу от Тесеева города вполне позволи­тельно считать дорогой мистериальных процессий. На ней мисты встречали следующих божеств: 1) Гею; 2)Кроноса и Рею; 3) Афродиту и 4) Аполлона. По­следний, как и в Дельфах, мог у себя в храме давать приют своему антиподу Дионису или, как в лаконских Амиклах, подземной своей тени, Гиакинфу. Здесь Апол­лон видел подземного брата на другом берегу речки, ко­торая с установлением мистерий превратилась в мета­физическую границу между этим и тем светом. Жертва вернувшегося с Крита Тесея Ариадне и Дионису перед храмом Аполлона, как ее описывает Плутарх, указывает на Диониса.

 

Плутон, Гермес и Геракл

Продолжая путь по светской дороге севернее реч­ки — вне подступов к мосту, — мисты миновали бы маленькое святилище Геракла и Гебы, затем могилу ме-гарского царя Ниса, убитого Миносом, а еще дальше (взгляд с моста туда еще вполне достигал) — место, где северный ветер Борей похитил царевну Орифию. Эти семь пунктов выполняли в Малых мистериях роль, ана­логичную той, которой в Элевсиниях служили остановки на Священной дороге.

На том берегу, южнее речки, мист первым делом видел резное изображение Пана. Чтобы понять его роль в мистериальном обряде, стбит обратиться к сказа­нию об Амуре (Купидоне) и Психее, которое изложе­но Апулеем и представляет собой отражение мисте­рий Афродиты. Там Пан играет ту же роль, что и в Аграх.

В этом сказании Психея — самая младшая и самая прекрасная из трех кипрских царевен: родители бросают ее на обрыве высокой горы, чтобы стала она супругой ужасного дракона (Плутона). Так предрек Аполлон. Но, как только наряженная невеста остается одна, западный ветер Зефир уносит ее в прелестную уединенную долину. Там она живет в пустом дворце. Еду и питье ей подают незримые руки, она слышит музыку, кифар и пение. В полночь же к ней приходит божественный супруг, кото­рый наутро с рассветом исчезает.

Однажды сестрам было дозволено навестить Психею. Они напоминают ей об Аполлоновом прорицании на­счет дракона, якобы предназначенного ей в супруги, а затем оставляют девушке масляную лампу и бритву, чтобы она увидела дракона и отсекла ему голову. Психея до­жидается следующей ночи и видит в свете лампы бога Амура. Капелька горячего масла брызжет ему на плечо. Амур просыпается и, увидев Психею с бритвой, взлетает в воздух. С вершины кипариса он рассказывает ей обо всем и исчезает.

В отчаянии Психея бросается в ближайшую реку. Вол­ны выносят ее на другой берег, а там сидит деревенский бог Пан и учит свою возлюбленную Эхо петь на разные голоса. Вокруг резвятся козочки, пощипывая прибреж­ную травку. Пан успокаивает измученную Психею: "Де­вушка милая, я деревенский житель, пасу стада, но, благодаря своей глубокой старости, научен долгим опы­том. Так вот, если правильно я сужу, — а это именно умные люди и называют даром провиденья [divina-tio. — Д.Л.], — не старайся вперед погубить себя, а ступай дорогой, которую я тебе укажу, она приведет тебя к цели".

Психея встречает богинь Цереру (Деметру) и Юно­ну (Геру) — увы, они отказывают ей в помощи. В кон­це концов ее приводят к Венере (Афродите), матери Амура. Та награждает девушку колотушками, а затем подвергает тяжелым испытаниям — приказывает 1) разобрать кучу смешанного зерна; 2) добыть руно злато­рунных овец, несущих гибель смертным (они подвласт­ны небесному Овну); 3) зачерпнуть воды из вечного Стикса и 4) принести Венере (Афродите) немножко Прозерпининой (Персефониной) красоты. Амур помо­гает ей все исполнить, а отец богов дарует бессмертие. На свадьбе танцует нагая Афродита.

Среди испытаний первое, с зерном, хотя и относится к числу древнейших, равно как и сама богиня Деметра в силу ее элевсинской славы, представляются оговоркой африканского римлянина Апулея; они не из сказания об Афродите и выбиваются из порядка прочих испытаний, которые соответствуют четырем стихиям — воздуху, воде, земле и огню, причем Амур укрощает огонь. Он прово­жает Психею к Персефоне, а ведь та, как подземная богиня, связана с землей и — благодаря особой своей сущности — и с огнем тоже. В итоге небесная красота является как женщина без дитяти. — Заметим попут­но: "провидение" Пана помогает девушке как Полифе­мов глаз. Подлинное таинство должно преображать при­родные дары: глаз Полифема был выжжен, чтобы под контролем способности суждения развить лучший, ана­логичный орган духовидения. Это различие, похоже, в Аграх не учитывалось.

Судя по археологическим находкам, в таинствах здесь участвовали следующие божества: Пан, Гермес, Артеми­да-Геката, Афродита и Посейдон, далее Рея с Кроносом или Плутоном. Для эллинов Кронос под Водолеем — По­сейдон, а для умерших и мистов — Плутон.

Гомерова "Одиссея" в Двенадцатой песни дает опи­сание посвящения. Вероломство спутников Одиссея, по­кусившихся на острове Тринакия на священных быков бога Гелиоса, составляет содержание этой песни и дра­матическую кульминацию эпоса. Затем следует первое кораблекрушение, долгий плен у Калипсо на острове Огигия, затем второе кораблекрушение и, наконец, дол­гая повествовательная ретроспектива перед морским народом феаков. На Тринак'ии спутники Одиссея шесть дней с необузданной жадностью поедают мясо священ­ных быков. "Кожи ползли, а сырое на вертелах мясо и мясо, снятое с вертелов, жалобно рев издавали быча­чий" (XII, 395 ел.). Эта картина вполне могла бы разы­грываться перед храмом Посейдона в Аграх и легко со­поставима с описанием оракула у Павсания.

Там речь идет о прорицалище неподалеку от беотийских Фив, где вопрошающий — сбитый с толку во­дяными вихрями и с почти отошедшей душою — сам давал себе ответ, который мог вспомнить лишь с посто­ронней помощью. Павсаний пишет (IX.39—40): "Если какой-либо человек решит спуститься в пещеру Трофония, то прежде всего он должен прожить определенное число дней в особом здании; это здание — храм Доброго демона и Доброго случая (Тихи). Живя здесь, он со­вершает различные очистительные обряды и <...> для омовения ему служит река Теркина. Мяса он получает много от жертв [его ежедневно привозят из города. — А-А.] <...> в ту ночь, в которую каждый должен спус­титься в пещеру, в эту ночь приносят в жертву барана <...>. А спуск этот совершается следующим образом. Прежде всего в эту ночь его ведут к реке Теркине, моют его и умащают маслом. Ведут его два мальчика лет по 13, из числа горожан <...>. Затем <...> ведут его не прямо в пещеру прорицания, а к источникам воды <...> Здесь он должен напиться из одного воды Леты (Заб­вения) <...> а из другого он таким же образом пьет воду Мнемосины (Памяти). <...> Показав ему статую, <...> которую жрецы не позволяют видеть никому, кро­ме тех, кто намерен идти в пещеру Трофония, покло­нившись и помолившись этой статуе, они ведут его в прорицалище. На него надевают льняной хитон и спе­циальную местную обувь. Сам оракул находится за ро­щей на горе. Здесь сделана ограда из белого мрамора, окружность которой как самый небольшой молотиль­ный ток, высота не меньше двух локтей. <...> За этой оградой есть отверстие в земле <...>. В самые недра пещеры схода не сделано никакого, но когда кто-ни­будь идет к Трофонию, ему дают узкую и легкую лест­ницу. Между этим сооружением и внутренностью пе­щеры спускающийся встречает щель, шириной в две спифамы (ладони), а высотой в одну. Спускающийся ложится на пол, держа в руках ячменные лепешки, за­мешенные на меду, и опускает вперед в щель ноги и сам подвигается, стараясь, чтобы его колени прошли внутрь щели. Тогда остальное тело тотчас же увлекает­ся и следует за коленями, как будто какая-то очень большая и быстрая река захватывает своим водоворо­том и увлекает человека. Те, которые таким нутем ока­зываются внутри тайного святилища, узнают будущее не одним каким-нибудь способом, но один его видит глазами, другой о нем слышит. Спустившимся возвра­щаться назад приходится тем же самым путем, через ту же скважину ногами вперед. Они говорят, что никто из спустившихся туда не умер, исключая одного из те­лохранителей Деметрия. Говорят, что этот не совершил ничего из установленных при святилище обрядов <...>. Того, кто вернулся наверх из пещеры Трофония, жре-Цы опять берут в свои руки, сажают на так называе­мый "Трон Мнемосины" (Памяти) <...> и <...> спра­шивают, что он видел и что слышал. <...> Те, которые спускались к Трофонию, обязаны всё, что" каждый из них слыхал или видел, оставить здесь, написав на дощечке. <...> Это место прорицаний прежде не было известно беотийцам, и открыто оно было по следующе­му случаю. <..,> уже второй год бог це давал им дождя <и> Пифия велела им идти в Лебадию к Трофонию <...> тут некто Саон <...> увидал рой пчел и велел следовать за ними, куда они полетят. <...> И говорят, что этот Саон был обучен Трофонием установленному тут священнодействию <...>".

Можно подумать, Саон руководствовался XII песнью "Одиссеи": на Тринакии обжирались мясом. Засим следо­вало первое кораблекрушение и плен у Калипсо, "той, что сокрыта", — в прорицалище этому соответствовало спо­койное созерцание обычно сокрытого изображения боже­ства; далее человека подхватывал поток — для Одиссея второе кораблекрушение. И наконец, долгий рассказ Одис­сея перед феаками равнозначен "Трону Памяти".

Это описание, вероятно, указывает на праобразы мис­терии в Аграх. Во-первых, мисты сталкиваются с рас­терзанием (изначально это вообще поедание мяса) и с последующим искуплением через Гекату. Разверзается бездна чувственности и жестокости, и ее необходимо преодолеть. Во-вторых, можно ожидать созерцания ста­туи в храме Посейдона на холме. Кстати, акцентировать внимание на сходстве с Голгофой не стоит. Малые мис­терии нимало не приближаются к ней ни значимостью, ни последствиями. В-третьих, возможно, что в долине перед Метрооном наиболее одаренных посещали виде­ния. В-четвертых, здесь даровалось благо воспомина­ния.

Мистерия на поле в Аграх

Через десять дней после Анфестерий, трехдневного Празд­ника цветения с 11 по 13 анфестериона (1 — 3 февра­ля), ради глубокого одухотворения справлялись таинст­ва на поле в Аграх. Участвовала в них преимущественно молодежь, еще не вступившая в брак, юноши — начи­ная с восемнадцати лет. Что касается юношей, то, по аналогии с древним Элевсином, они должны были уже стать воинами и служить городу. Так вообще в этом воз­расте сплавлялись воедино силы жизни и смерти, при­чем в таинствах это происходило более осознанно и на­пряженно.

Малые мистерии, как позднее (после 600 года до Р.Х.) были названы эти таинства, прячут от нас свой ход еще больше, чем Великие, элевсинские. С тех пор как Элевсин был присоединен к Аттике и открыл афинянам свои таин­ства, сообщения о Малых мистериях исчезли. Однако в середине нашего столетия археолог Я. Травлос обнаружил и опознал остатки их построек, которые говорят и о фор­мах культа125. А мистические орфические гимны, которые в Афинах пели до присоединения Элевсина к Аттическому союзу, дают сведения об их содержании. Вот на такой ос­нове мы и делаем попытку реконструировать ход Малых мистерий.

Желающий принять посвящение в Аграх подавал во время Анфестерий (2 или 3 февраля) прошение в храм Кроно-са и Реи, что на северном берегу Илисса, называл свое имя и род и предъявлял дары, какие получил трехлет­ним ребенком в тот же самый день на том же мес­те, — тетраэдр, шерстяной лоскут, кубик и шар. У кого они не сохранились, того проверяли по списку граждан и вручали новые; к таинствам допускали только афи­нян. Причем за плату. Затем претенденту советовали надеть самое простое платье, сообщали ему пароль ны­нешнего года, например "Мойра" или "охотница", и снабжали соответствующей метой — скажем, красной ниткой на левом запястье, на правом плече или на пра­вой щиколотке.

 

Пан и одна из мистов

В вечерних сумерках двенадцатого февраля участники собирались возле храма Кроноса. Рослый силен (сатир) вел их к мосту через запруду, где другие сатиры проверя­ли у каждого адепта мету, пароль и платье и подвергали всех очищению ладаном. Освященные совершали затем омовение у речки. За мостом их обмазывали жидкой из­весткой — одному только лицо и руки, других почти це­ликом. И наконец, жрица в белых одеждах быстрым жес­том опаляла их горящим факелом с головы до ног, спере­ди и сзади.

Затем их поодиночке вели к Пану, где некий сатир еще раз наставлял каждого в необходимости хранить тай­ну и в правильном поведении этой ночью: "Ты не знаешь ни мира, ни мистерий, ни души твоей. Коли приметишь что-то новое, воспринимай это как должное; не мни себя умнее других. Коли мистерия нежданно ошеломит тебя, ответить должна твоя душа, не ты; жди, заговорит ли она. Если нет, с тем ббльшим вниманием наблюдай следую­щую часть таинств. Сокровенный разговор души и таин­ства непременно происходит; только он не всегда дости­гает твоего уха. Но то, что ты услышишь, замкни в себе! Сделай святынею в сердце своем; и пусть не будет туда доступа. Дабы защитить святыню в груди твоей — вот зачем мистерии потаенны.

Теперь взгляни на это игровое поле. Оно изображает твою жизнь. Посередине находятся девять полей, по три для богов, героев и людей. Эту часть Мойры определили до твоего рождения. Но боковые поля свободней, они принадлежат титанам. В таинствах тебе дозволено осто­рожно к ним приблизиться. Лишь они одни способны и готовы поднять тебя на одну или две ступени, а недостой­ных могут и столкнуть вниз. Лишь в нижней части тебе дана свобода через усердие. В остальных они властвуют безраздельно, руководствуясь степенью пробужденности твоей души... Сейчас будут брошены твои жребии — угадай же, куда склоняется твоя душа: к какому герою, что­бы стал ты с ним схож, к какому богу, чтобы стал он звездою жизни твоей. Скажешь об этом лишь мне; нико­му другому не открывай священных образов в сердце тво­ем. Завтра утром снова придешь ко мне, не к другому сатиру".