Микенская религия и древнейшие -культы в Афинах и Элевсине

По свидетельству археологов, раскопавших в Элевсине ма­ленький храм "владычиц", мистерии существовали там еще в микенскую эпоху около 1550 года до Р.Х., а поскольку эти таинства бытуют в обрядах, которые мало подверже­ны изменениям и отражаются в мифах, нам полезно озна­комиться с богословием или мифологией тех времен.

К числу микенских городов-государств, безусловно, при­надлежали Пилос, Амшслы, Тиринф, Коринф, Фивы, Афи­ны, Элевсин и — начиная с XIII века — также завоеван­ный греками критский Кносс. Наивысшего расцвета эти государства достигли в XVII и XVI веках до Р.Х.; не позд­нее чем к концу этого периода в Элевсине был построен первый Дом посвящений. Культы, верования и практи­ческий опыт эти государства заимствовали у крито-минойской культуры, которая была еще на тысячу лет древ­нее. Сюда относится и слоговое письмо, которое археолог Артур Эванс обнарркил в 1900 году на глиняных таблич­ках кносских хранилищ. Назвали его линейным пись­мом Б, оно прочитано, язык — греческий.

Прежде чем обратиться к религиозной части 600 корот­ких текстов, записанных на табличках, мы остановимся на более древних преданиях Эгейского региона вообще.

Самый ранний религиозный памятник в Эгеиде — нео­литическое городище возле турецкой деревни Чатал-Хююк в Южной Анатолии, неподалеку от Коньи, где Джеймс Мелларт в 1961 —1963 годах провел первоначальные рас­копки. Тамошние культовые помещения и идолы доказы­вают, что религия крестьян и ремесленников в VIII и VII дохристианских тысячелетиях уже была сходна с древне-критской, датируемой четырьмя тысячелетиями позже; обе легли затем в основу раннегреческой религии.

Мелларт так описывает духовные небеса над Чатал-Хююком: "Семейство богов было подобно человеческому семейству; четыре его аспекта в порядке важности таковы: мать, дочь, сын и отец, — а тем самым возника­ет вопрос, сколько богов видели в них люди неоли­та — четырех или только двух, потому что мать и дочь (или, возможно, девушка и мать) суть всегда лишь два аспекта понятия "женщина", а сын и отец — две сто­роны понятия "мужчина". Общее впечатление говорит в пользу двух божеств - Великой Богини и ее сына и возлюбленного. Однако великолепная работа из слоно­вой кости, найденная на микенском акрополе, соответ­ствует упоминанию о "двух владычицах в кносских текстах"83.

Грекоязычные племена расселились на Южных Балка­нах и островах Эгейского моря в начале II тысячелетия до Р.Х. Догреческую культуру, существовавшую в этом ре­гионе примерно до 1900 года до Р.Х., принято, вслед за древними, называть пеласгской, или карийской. О том, каков был тогдашний язык, можно лишь догадываться по топонимам вроде Элевсин или Коринф. Материально со­хранились остатки построек, яркие, украшения, скульп­туры и прочие предметы культуры84. Религия этих пле­мен, как и обнаруженная при раскопках материальная культура, поначалу, видимо, шла из Анатолии, а впослед­ствии испытала значительное влияние Крита.

"Минойская" культура древнего Крита датируется нача­лом III тысячелетия до Р.Х. Благодаря развитому судоход­ству она поддерживала постоянный контакт с Древним Царством (Египет). В начале II тысячелетия в столице, Кноссе — открытом в 1900 году А. Эвансом, — в средней части северного побережья, к югу от нынешнего Ирак-лиона, и в некоторых других местах на юге и востоке острова были для культовых и административных целей воздвигнуты огромные дворцы. Поскольку греческое пре­дание называет древнего царя Кносса Штосом, что, веро­ятно, было титулом вроде фараона (Великий Дом), мы обозначаем эту культуру как минойскую. Во II тысячелетии в Кноссе пользовались слоговым пись­мом, которое впоследствии заимствовали греко-микенские завоеватели. Хотя мы вот уже более тридцати лет умеем читать раннегреческий язык Микен, Пилоса и других го­родов материка, аналогичный по шрифту минойский рас­шифровать до сих пор не удалось.

Минойская религия угадывается в расставленных по­всюду символах — вырезанных из стеатита бычьих рогах и двойных топориках-лабрисах. Изображения на геммах и на стенах дворцов также сообщают кое-какую инфор­мацию. На этих изображениях преобладают морские мо­тивы, причем, как ни странно, в первую очередь подвод­ные. Помимо этого можно видеть, скажем, танцора пе­ред алтарем, над которым свободно парит некая фигура, толкуемая нами как божество. Особенно впечатляет в кносском дворце фреска на стене внутреннего двора — изображенные в натуральную величину юноши и девуш­ки подбегают спереди к быку, делают стойку на его рогах и соскакивают, совершив сальто назад.

Высокогорные пещеры зачастую служили местами жертвоприношений, о чем и свидетельствуют остатки костей животных. В глубокой пещере среди холмов юго-восточнее Кносса — у Гомера об этой скале упоминает Одиссей (Од. 19,189), и посвящена она была Артемиде Илифии — есть неолитическая (ок. 3000 года до Р.Х.) мощеная площадка спиральной формы, похожая на ми­ниатюрный лабиринт. На алтарях под открытым небом приносили в жертву цветы, зеленые ветви, плоды, рыбу, зерно, лепешки, вино, мед, мак, вазы и одежду, но не теплокровных животных. Судя по изображениям на пе­чатях, при культовых отправлениях все, в том числе моля­щиеся мужчины, носили одежды, в которых обычно хо­дили только женщины. Долгое время считалось также, что в древности на Крите не существовало особых храмо­вых построек. Однако в 1979 году в семи километрах к югу от Кносса греческие археологи И. и Э. Сакелларкис нашли маленький трехкелейный храм, разрушенный землетрясением ок. 1700 года до Р.Х. В одном из помеще­ний обнарркились все приметы животной жертвы вмес­те с ножом, а также скелет мужчины лет восемнадцати. Ввиду этого приходится допустить, что минойцы, как тог­дашние микенцы и сирийцы, приносили своему божест­ву и человеческие жертвы85.

Останки жертвенных животных обычно находили толь­ко возле пещер. В Древнем Крите отсутствуют типичные для Греции большие алтари, на которых под открытым небом сжигали жертвы, равно как и в домах отсутствуют прямоугольные греческие очаги. Лишь дорийцы, пришед­шие на остров между 1200 и 1000 годами, строили дом с передней и прямоугольным очагом, а перед храмами — жертвенники, подобные упомянутым выше.

Не следует опрометчиво считать небольшие минойские алтари для цветочных жертвоприношений на свежем воз­духе знаком чувствительной набожности. Ведь кносская игра с быком вполне могла предварять культовый ритуал, в ходе которого юные акробаты живьем разрывали своего быка на куски и поедали его сырое мясо. Греческие обря­ды, связанные с Дионисом, наводят на мысль о миной-ских праформах. Масштабный, жуткий праобраз того, что1 уже в христианскую эпоху греческие женщины и девуш­ки проделывали с молодыми косулями и зайцами на буй­ных празднествах в горах, безусловно, разыгрывался во внутренних дворах древнекритских дворцов перед при­дворной знатью, однако это были мистерии, на изобра­жение которых налагался запрет. Кносский сын-бык по имени Минотавр при Тесее (1100 год до Р.Х.) якобы пожирал аттических юношей и девушек; культ, лежащий в основе этой легенды, видимо, наяву воплощал обратный ее содержанию праобраз. Разумеется, во время игр иной раз кто-то и погибал.

Имена минойских богов пока неизвестны. Фигуры бо­гов, однако, можно описать по мелким изображениям на геммах и золотых перстнях; подспорьем служит и древне­греческое предание о Крите: мы угадываем в них Великую Мать; рядом с нею стоит между львами "горная бо­гиня", возможно являющая собой вторую ее ипостась. Есть еще богиня — или же ипостась — с голубями, а также — со змеями в руках86.

Составить представление о древнекритских мужских божествах лучше всего помогает- греческое предание об этом острове: "Зан", или Зевс, родился в диктейской пе­щере, в горах на востоке Центрального Крита. Там для него плясали вооруженные нагие юноши, в протомифах, видимо, по двое. Этот Зевс мог принимать образ быка. Так он поступил, например, когда умыкнул на Крит из Тира финикийскую царевну Европу. В Европе, "широко-глядящей", или "большеглазой", греки-беотийцы видели ипостась богини Деметры87; приходит на ум и Горгона, убивающая взглядом. А вообще кносский "владыка быка" был водным богом, которого греки называли Посейдон — "супруг владычицы".

Впрочем, весьма сомнительно, чтобы минойцы уже раз­личали трех божественных братьев — Зевса, Посейдона и Гадеса-Плутона. Вероятно, для них существовал лишь один: в дневном облике как Зан-Посейдон и в тайном, ноч­ном — как Плутон, "богатый". Некоторые минойские сказания, соотносимые только с Посейдоном-Плуто­ном — например, сказание о похищении Европы, — были позднее отнесены греками-дорийцами, завладевшими ост­ровом, к гомеровско-олимпийскому Зевсу.

Согласно Солону, еще и в классическую эпоху афиня­не связывали с таинствами бога Зана-Зевса минойских времен, называя его Мэлихием, "милостивым", то есть подземного Зевса, или Плутона, который охотно являлся в змеином обличье. Но в мистерии диктейской пещеры Зан обращался в ребенка. Юноши плясали там, бряцая оружием, чтобы — по позднейшим толкованиям — его отец Кронос не услышал плача, иначе бы он пожрал но­ворожденного младенца88. Ситуация вполне под стать и Дионису. В пещере долгое время показывали надгробие с надписью: "Здесь лежит великий Зан, которого они зовут Зевсом"89. Этот Зан был, вероятно, господином мертвых, что звался в Элевсиниях Дионис-Плутон.

Минойская культура угасла постепенно — закат ее на­чался, видимо, в XV веке до Р.Х., когда Крит пострадал от сильных землетрясений; судя по достоверным источникам, следующий удар был нанесен около 1370 года, когда "ми­кенские" греки завоевали главный город минойцев Кносс, и еще один — около 1220 года, когда произошло катастро­фическое извержение вулкана Санторин. Довершило этот процесс новое заселение острова дорийцами на рубеже ты­сячелетий. Таким образом, мы и здесь вновь сталкиваемся с "микенскими" греками, которых на Пелопоннесе те же дорийцы оттеснили в горы Аркадии. Аркад был сыном Арктос, "медведицы", то есть богини Артемиды.

Культ аркадской Реи тоже предусматривал месяц гне­ва, но Рея гневалась не из-за похищения дочери, как Деметра, а из-за того, что Посейдон надругался над ее чес­тью; в результате на свет родилась неистовая богиня Ар­темида. Лишь из второго, добровольного союза родилась Персефона, и это примирило Рею. Данный миф о Рее почти так же близок Элевсинским мистериям, как миф о Деметре из V гомеровского гимна.

В микенскую эпоху, как свидетельствуют письменные памятники, над богами царил не Зевс, а Посейдон. Конеч­но, Зевс рке был, но считали его не верховным богом, а, вероятно, только олицетворением грозовой бури. В осталь­ном на табличках встречаются приблизительно те же име­на богов, что у Гомера, и среди них — для многих ученых неожиданно — имя Диониса. Некоторые боги, например Аполлон и Арес, упомянуты под именами, которые Гомер использует лишь как эпитеты. О Геракле, своем земляке из Тиринфа, микенцы, похоже, не знали. Вот почему мы да­тируем предание о нем только XIV веком.

Во II тысячелетии об Аполлоне свидетельствует преж­де всего его святилище в Амиклах, к югу от Спарты, где он звался Гиакинфом. Тарентинцы, спартанские колонис­ты VIII века, вообще называли Аполлона только Гиакинфом90. Позднее в Амиклах использовали оба имени, при-_ чем Гиакинф был подземным богом; человеком, спутни­ком божества, он стал лишь в более позднем античном мифе. Аполлон по нечаянности убил его, бросив диск, малое подобие солнца.

Павсаний так описывает святилище в Амиклах (III.19,1—4), которое спартанцы еще и в его время, во II веке от Р.Х., посещали по случаю самого большого, трех­дневного праздника в жаркую пору года: "Среднее си­денье — самое обширное из всех и на нем стоит статуя бога [Аполлона. — ДЛ.]. Я не знаю никого, кто измерил бы ее точной мерой, но так, на глаз, можно было бы дать верных тридцать локтей. Это творение <...> очень древ­нее и сделанное без всякого искусства. Если не считать того, что эта статуя имеет лицо, ступни ног и кисти рук, то все остальное подобно медной (бронзовой) колонне. На голове статуи шлем, в руках — копье и лук.

Пьедестал этой статуи представляет форму жертвен­ника, и говорят, что в нем был похоронен Гиакинф и что во время праздника Гиакинфий еще до жертвоприноше­ния Аполлону они приносят жертвы, как герою, этому Гиакинфу, проникнув в этот жертвенник через медную дверь: эта дверь у жертвенника находится налево. На этом жертвеннике сделаны: одно изображение Бирис [или Ириды. — Д-Л.] в виде рельефа и другое — Амфитриты и Посейдона. Рядом с Зевсом и Гермесом, беседующими между собою, стоят Дионис и Семела, около нее — Ино [как помощница. — Д.Л.]. На жертвеннике сделаны изо­бражения Деметры, Коры и Плутона, а за ними Мойры и Горы, вместе с ними — Афродита, Афина и Артемида: они ведут на небо Гиакинфа и Полибою, как говорят, сестру Гиакинфа <...> На жертвеннике сделано изобра­жение и Геракла, которого Афина и другие боги тоже ведут на небо".

Святилище в Амиклах сохранилось примерно в том виде, какой оно имело в позднемикенскую эпоху. Тамошние изображения богов свидетельствуют, что до вторжения дорийцев на Пелопоннес и на Крит в XI веке до Р.Х. амиклейскому Аполлону-Гиакинфу, как и Гераклу, были доступ­ны и подземный мир, и небеса, а именно это являлось конечной целью и для мистов; упомянутые изображения указывают также, какие божества оказывали при этом по­мощь, а значит, могли участвовать в мистериях. Судя по более поздним памятникам, из изображенных здесь богов лишь олимпийский Зевс оставался от таинств в стороне.

По данным раскопок, плоская от природы вершина кру­того холма, который стал афинским акрополем, служила местом человеческих поселений с VII тысячелетия до Р.Х. В 1500—1250 годах до Р.Х. там располагался дворец, по­началу неукрепленный. Окружавшие его дома ремеслен­ников и склады исчезли без следа. Около 1300 года до Р.Х. по верхней кромке холма возвели защитную стену с воро­тами на север и на запад. Северные ворота уже около 1250 года были замурованы, так что остался лишь запад­ный вход. Перед ним возник небольшой нижний город в форме узкого серпа, площадью около 30 000 кв. метров, который между 1220 и 1210 годами до Р.Х. также был обнесен стеной. Но еще до 1200 года все снова было раз­рушено91. Бурный XIII век положил конец "микенской" крепости и ее культуре.

В древнейшей крепости было одно место, о котором писал путешествовавший по Греции в 160 году от Р.Х. Павсаний и которое удалось вновь найти в 1937 году. Относится эта находка примерно к концу "микенской" эпохи в XIII веке до Р.Х. и связана с неким культом.

На северной кромке холма, между воротами XIII века, Павсаний видел лестницу и вход в подземелье, которое и в его время (160 г. от Р.Х.) слркило малому, тайному культу Афины, хотя почти никто уже об этом не помнил. Он сообщает: "Говорят, что первым царем в современной Аттике был Актей. После смерти Актея власть принял Кекроп, женившийся на дочери Актея; у него родились дочери Герса, Аглавра и Пандроса <...>. Власть Кекропа принял Кранай <...> впоследствии он и сам был изгнан Эрихтонием <...> Говорят, что у Эрихтония не было отца из числа смертных людей, но что его родителями были Гефест и Земля" (1.2,6).

Здесь сведены воедино три сказания о мифических древ­них царях. Павсаний продолжает: "За храмом Диоскуров находится священный участок Аглавры. Говорят, что Аг-лавре и ее сестрам, Герсе и Пандросе*, Афина дала [мла­денца. — ДЛ.] Эрихтония, положив его в ящик и запре­тив им любопытствовать, что там положено. Пандроса, говорят, послушалась; ее же две сестры, открыв ящик, сошли с ума, увидав Эрихтония, и бросились вниз с акро­поля, там, где он был особенно крутым" (1.18,2).

Добавим: эти сестры были из числа городских богов, к которым аттическая молодежь по обычаю обращалась с молитвой, поступая на военную службу. Значит, культ их был древним и считался некогда очень важным. Как утверждает в своем Лексиконе Стефан Византийский (ок. 520 г. от Р.Х.), они были духами плодородия.

Павсаний далее рассказывает: "Недалеко от храма Афи­ны Полиады [Парфенона на акрополе. — ДЛ.] живут две девушки [их было три. — ДЛ.]; афиняне называют их "аррефорами". Они известное время живут при богине, а когда наступает праздник, вот что они делают ночью. Они ставят себе на голову то, что даст им нести жрица Афи­ны, причем ни дающая не ведает, что она дает, ни несу­щие не знают, что они несут, а в городе есть огороженное место недалеко от Афродиты "В Садах", и на этом участ­ке подземный естественный ход; сюда-то и идут девушки. Спустившись в это подземелье, они оставляют то, что при­несли, и берут другое, тоже закрытое [в кувшинах. — ДЛ.]" (1.27,4).

Лестницей Павсанию воспользоваться не дозволили; иначе бы он заметил то, что в 1937 году обнаружила лопата археолога: ступени ведут не в нижний город, где у под­ножия крепостного холма находились "сады Афродиты", а кончаются на полпути, в открытом "гроте Аглавры"; там лестница сворачивает к глубокому колодцу в скале. Речь идет о колодезном ходе, каковые встречались и в других городах того времени, например в Микенах и Иерусалиме. Он был построен вместе с воротами в середине XIII века до Р.Х., однако прямому назначению служил, как показы­вают осколки кувшинов для воды, всего-навсего лет сорок. Затем внизу с западной стороны возвели стену, за которой лежали другие, видимо более обильные колодцы. Пример­но к 1200 году до Р.Х. впервые возник маленький, укреп­ленный нижний город92.

Поскольку тайный колодец в горе более не использо­вался, нижняя часть хода обрушилась, а верхняя часть, до открытого грота высоко на склоне, отныне служила толь­ко потаенному культу "росных" сестер. Этот культ по меньшей мере ровесник хода, если не старше, и наводит нас на мысль, что Афина в ту пору выполняла задачи, впо­следствии отошедшие к Деметре. Кстати, персы в 480 го­ду якобы пробрались вверх по этому гроту, чтобы захва­тить крепость. В Иерусалиме в 1005 году до Р.Х. Давидов военачальник Иоав тоже воспользовался таким ходом, чтобы ночью проникнуть в город и взять его (Втор. 5).

Три семи-одиннадцатилетние "росные" сестры относи­ли в недоступный грот и приносили обратно ту же суб­станцию, с которой афинские женщины совершали шест­вия во время праздника Скира, на Троицу; беотийские женщины пользовались ею в роще Деметры и Коры возле местечка Потнии, или "Владычицы". Павсаний сообщает: "Они опускают [убитых. — А-Л.] поросят-сосунков в так называемые "мегароны" (подземные залы)" (IX.8,1). Раз­ложившаяся к сентябрю-октябрю субстанция поистине была неописуема. Аттические девушки, видимо предполагая уви­деть в кувшинах змея-Эрихтония, заглянули туда, и разум их помутился. Смотреть на содержимое кувшинов не сле­довало. Перед нами — тайна октябрьского праздника Аррефорий, мистическим развитием которого предположитель­но являлись Великие элевсинские мистерии.

При этом возникает вопрос. Согласно элевсинским воз­зрениям, дочь Деметры Персефона родила сына Иакха. А согласно древнему публичному культу и по преданию, ко­торое связывает Афину с Гефестом, Афина зачала — толь­ко для праздных зевак это якобы сделала Земля — от кузнеца сына Эрихтония. Если во II тысячелетии микено-ахейской эпохи Афина еще сама исполняла Деметрины плодотворящие волшебства, значит, в ту пору она могла играть и роль Персефоны. Обе богини, таким образом, имели дело с землей и огнем. Позднее, в начале I тысяче­летия, плодотворящие функции сосредоточились в руках одной только Божественной Матери, душевное развитие тех же процессов вело к божественной дочери. Обе эти роли в раннюю эпоху принадлежали Афродите. Лишь она могла быть девой, выходящей из моря, затем стать во­ительницей, затем посетить подземный мир и зачать от тамошнего владыки сына, который в свое время станет в верхнем мире царем и ее возлюбленным Адонисом ("моим господином") и умрет, чтобы вернуться к подземному отцу, "Богатому", и вновь сплавиться с ним воедино до той поры, пока вновь не придет богиня. Вот именно этой Афродите и поклонялся Тесей. Ее статуя — копия с древ­ней скульптуры, в стиле Фидия — сохранилась в Афинах на исконном месте.

Поскольку же в Аркадии еще и в классическую эпоху была "Афродита Воорркенная", или "mechanitis"93, и по­скольку не одна лишь Афродита вышла из моря, но и Афина именовалась Тритогенеей, то есть "рожденной Три­тоном", а Тритон был водным божеством, мы можем сде­лать вывод: древнейшей богиней в Афинах была Афроди­та. В одной ипостаси она выполняла функции, которые Деметра и Персефона выполняли по отдельности.

Тогда Афина не была еще царицей и родительницей мысли, она была защитницей царской крепости — "вооруженной Афродитой". Именно ее устами прорицали мертвые, так же как и устами Персефоны. Гефест — осо­бая ипостась владыки подземного мира, "Богатого", или Плутона, — всегда был оружейником, Афродита-Афи­на — орркейных дел мастерицей. Гомер считает связь Афродиты с Гефестом совершенно законной, то есть из­начальной. На новом акрополе, сооруженном около 600 года до Р.Х. Солоном, Афина обитала в храме Гефеста и имела сына от бога-кузнеца — Эрихтония, первого царя города. Стало быть, более поздняя городская богиня Афи­на — владычица мыслей — выделилась из архаичной Афродиты рке после Тесеевой эпохи (после 1100 года до Р.Х.). В шутку можно утверждать, что эта богиня явилась из головы олимпийского Зевса лишь в IX—VIII веках до Р.Х.; в малоазийской Ионии это было скоро замечено и воспето Гомером; в Афинах и Элевсине сия новость стала достоянием народа только в VI веке.

 

                                                                 

Афина. Статуя на акрополе, работы Фидия     Афина Парфенос. Статуя Фидия

История богини Афины позволяет подобным же обра­зом взглянуть и на Элевсинские мистерии и предполо­жить, что во II тысячелетии они существовали как некий культовый минимум — праформа, претворенная в танце Близнецов. Учитывая мифологическое иносказание, мож­но представить себе, что Отец присутствовал там незри­мо, ибо молитвы и гимны были обращены именно к нему.

Микенская религия

В искаженном видимом образе он являлся как Золотой телец, как "царственное животное", или Минотавр и проч. По праву зримо выступали тогда Афродита, довольно смут­но, и совершенно отчетливо, на переднем плане, — двое вооруженных куретов. Персонажей для обряда посвяще­ния в любом случае достаточно, а тем более для посвяще­ния совершеннолетнего юношества, которому предстояло впервые взять в руки оружие.

Коренной перелом внешне совершился в Аттике в XIII веке, в эпоху, когда Моисей пас стада в земле Мадиамской. Около 1250 года до Р.Х. древнейшая афинская крепость на западном склоне холма была разрушена, но открытое поселение у подножия холма уцелело, а воз­можно, возникло вновь. В XII веке легендарный основа­тель нового города, царь Тесей, призвав к себе окрестных жителей, расширил это поселение и укрепил его. Царя Тесея предание связывает с Кноссом, который в ту пору представлял собою уже не древнеминойский, а греческий город, хотя архаический культ там, возможно, еще не угас. Впрочем, не исключено, что предание отражает духовное господство Древнего Крита над побережьями материко­вой Греции, характерное для более поздней эпохи.

Тесей расположил свою агору — рыночную пло­щадь — на гребне между акрополем и ареопагом, укре­пил поселение впятеро большее, чем то, что было здесь прежде,, однако до "нового рынка" на западе еще не до­брался — при нем там находился некрополь. Классичес­кая рыночная площадь с храмом Гефеста и Афины на возвышении датируется лишь VII веком до Р.Х. Поздней­шая богиня-дева в ту пору была женой кузнеца.

О древнейшей истории строительства Афин стоит сде­лать еще одно замечание, немаловажное с точки зрения Малых мистерий, происходивших за речушкой Илисс. Архаические Афины, отчасти оказавшиеся за пределами по­строенной Тесеем стены, находились — если не считать храм Диониса на Болотах — по ту сторону, то бишь меж­ду рекой и крепостным холмом.

Итак, древнейший город был разрушен, но открытое поселение у подножия холма продолжало существовать или возникло вновь. Городское предание гласит, что та­мошним царем был Тесей, связывая его тем самым с XII веком.

О Тесеевом городе археолог Я. Травлос пишет сле­дующее: «На агоре Тесея до конца VII века постоянно шло строительство. Этот комплекс включал: 1) святи­лище Афродиты Пандемос с особой оградой, в которой проходили Народные собрания, а кроме того, целый ряд других храмов: 2) Гермеса, 3) Деметры Хлои (зеле­ных всходов на Рождество), 4) Геи Куротропос, 5) Килонейон и, вероятно, 6) Бузигион. Однако знамени­тый ареопаг — место на одноименном холме, где вер­шился суд, — лежал вне Тесеевой стены. Все упомяну­тые святилища (1—6) находились за пределами дотесеевой стены XIII века, а это лишний раз подтвержда­ет, что Тесей застал нижний город неукрепленным. Классический рыночный холм и пространство Новой агоры вплоть до Солона использовались только для за­хоронений. А поскольку захоронения, кроме могил ге­роев, всегда помещались за чертой древних эллинских городов, Тесеева стена, правда пока не обнаруженная, на севере не доходила до нового рынка, который в клас­сическую эпоху был "той самой агорой"»94.

На юге и юго-востоке Тесеева города, ближе к Илиссу, но опять-таки вне стен, находятся архаические святили­ща из тех, что видел здесь еще Тесей: священный участок Аполлона Дельфиния с древним судилищем, затем свя­щенный участок Геи возле земляной расселины, куда во времена Девкалиона, по преданию, схлынули воды пото­па. В эту щель 13 анфестериона (3 февраля) бросали пше­ничную муку и мед — для умерших. На юге располага­лось святилище Крона и Реи, далее — Диониса на Боло­тах Илисса; там стояла — сохранившаяся доныне в ко­пии — герма "Небесной Афродиты, старейшей из сес­тер — вершительниц судеб (Мойр)", как гласила подпись. Еще была могила героя — древнеаттического царя Кодра, а также могила до-дорийского властителя Ниса из Мегары, изображенного в виде "царя с золотыми волоса­ми"* — кносский царь Минос якобы убил Ниса во время военного похода, обрезав ему волосы. Дальше по берегу можно видеть место, откуда северный ветер Борей, по преданию, похитил царевну Орифию, одну из ипостасей Артемиды95.

Вполне вероятно, что аналогичным образом между 1600 и 600 годами до Р.Х., вплоть до Солона, развивался и самостоятельный и, пожалуй, не менее древний соседний город Элевсин; только здесь поселение и в I тысячелетии от Р.Х. оставалось на вершине холма, так как внизу была расположена уже тогда запретная священная территория "Матерей". Если в III дохристианском тысячелетии город тоже находился у подножия холма, значит, пещера, кото­рая вплоть до последнего периода отчасти использовалась для таинств, была достаточно удалена от домов, так что в ней и перед ней можно было справлять простейшие та­инства, где главную роль играли вооруженные Близнецы. "Обе матери", возможно, не старше вооруженной Афи­ны, но много древнее Афины-девы; мы полагаем, что впер­вые они появились в XVII или XVI веке, и маленький храм "Владычиц" — Анакторон, — воздвигнутый в 1550 году, соответствует этому допущению. Неизмеримо стар­ше, однако, Афродита с сыновьями — Утренней и Вечер­ней звездой.

Об этапах религиозной истории Аттики в I тысячеле­тии до Р.Х. можно лишь строить догадки исходя из более поздних сообщений Гомера и Гесиода в VII веке до Р.Х. В процессе становления Элевсинских мистерий каждый из этапов безусловно учитывался и частью входил в таинства, а частью подлежал исключению — вот как Зевс Олим­пийский. Воспроизвести эти этапы в мистериях мы не в состоянии. Нам удалось только в самых общих чертах об­рисовать раннюю фазу развития.

О религии древнего Элевсина и других городов той же культуры свидетельствуют таблички из Пилоса в поздней­шей Мессении (Зап. Пелопоннес). Относятся они к эпо­хе постройки первого Анакторона. Найденные лишь пос­ле 1950 года таблички, числом около 600, с такими же письменами и на том же языке, что и в Кноссе, упомина­ют пять различных божественных "do-po-ta", по-аттичес­ки "des-po-tai", или "Владычиц". Не исключено, что речь идет об одной богине, которую в пяти разных культовых центрах называли по-разному. Ведь в горной Аркадии, куда во второй половине XIII века укрылось от вторжения дорийцев микенское население, сохранившее, как и на Кипре, древний язык и древние обычаи, — в горной Ар­кадии путешественник и историк религии Павсаний, по­бывавший в этих краях между 170 и 180 годами от Р.Х., застал широкое почитание богини Персефоны, или Персефатты, которую обыкновенно звали просто Владычи­цей; вероятно, люди избегали произносить ее имя96.

Табличка XIII века из Микен упоминает некую "Potnia situ" — "Владычицу зерна". В Аттике так обозначали Деметру; однако не надо забывать, что, согласно Павсанию, в древних, важных культовых центрах Аркадии отцом "Вла­дычицы" (Персефоны) считался не Зевс, а Посейдон и что матерью Персефоны в Аркадии полагали не Деметру, а Рею.

Рассматривая алтарь Аполлона в Амиклах, мы видим, что там изображены те же боги, которые участвуют в Элевсинских мистериях, и обнаруживаем, что амиклейский Аполлон, связанный с летним солнцем — этим убийствен­ным диском, — имел подземного двойника, какового мы, по желанию, вправе назвать Дионисом или Гиакинфом.

Из героев пилрсские таблички упоминают Таланта (если это слово исконно греческое, он может быть или божественным великаном Атлантом (Атласом), или смерт­ным Танталом) и Кастана, впоследствии звавшегося Кас­тором. Итак, Диоскуры были микенцам известны. Далее, здесь имеются некий Тесей и некий Гектор. Если пилос-ский Талант — это смертный злодей Тантал (а мы делаем именно такое допущение), тогда — и по формальным при­чинам тоже — можно считать позднейшее предание о нем, его деяниях, сыновьях и внуках микенским. О Геракле во­обще нет речи.

 

 

Самые старые, но возникшие уже в последнем дохрис­тианском тысячелетии сказания об основателях микен­ских царских династий отражают, в частности, тот спо­соб, каким ахейцы, пришедшие примерно в XVIII веке до Р.Х., вобрали в себя пеласгско-минойскую религию Восточ­ного Средиземноморья. При этом они сохранили память о мужах с Востока, которые обеспечили им доступ к своим древним таинствам. Ибо "подвиги" этих градооснователей воспроизводили посвящение в таинства, точно так же как и запечатленные в надписях пирамид "деяния" фараонов, а отнюдь не военно-политические победы, о которых со­общают надписи I тысячелетия до Р.Х. из Ашшура.

 

Мать и дочь В жертву Матери полей приносят, разделяя по лункам, лучшее из урожая семян

и зерна

Тот же характер носит и сказание о Геракле, только оно, как нам думается, отражает более раннюю ступень, когда в XIII или XII веке складывалось самосознание ахей­цев. Некий Тесей-"градооснователь" мог существовать где угодно. Аттическое предание о Тесее моложе, оно отра­жает переход уже к собственно греческому периоду и от­носится, скорее, к XII или XI веку. Затем следует переход к "геометрическому" периоду (1000—750) и далее, к "ар­хаическому" (750—600) — такова периодизация, при­нятая в современной науке и основанная на тогдашней вазовой росписи. Ну а после — уже Солон (600 г.).

Культовый календарь

Ночь и день задают жизни, в том числе религиозной, ярко выраженный жесткий ритм. Восход солнца дарит самые священные мгновения. Год и его сезоны — в Аттике таких сезонов, или Тор, насчитывали три — следуют изменениям солнечного воздействия. Наблюдаемые фазы луны естест­венным образом расчленяют год на двенадцать или три­надцать природных месяцев, притом в Аттике новолуние считалось священным новым началом и подчинялось богу Аполлону Очистителю. Продолжая традицию древнейших культурных народов Двуречья, здесь на небесном пути сол­нца и луны различали по числу месяцев двенадцать групп неподвижных звезд и, как полагали на первых порах, шесть малых "блуждающих" звезд, или планет под названиями: Утренняя звезда (Кастор), Вечерняя звезда (Полидевк) — впоследствии объединенные, (позднее названная Венерой) мать Афродита, или Венера (позднее названная Меркури­ем), Арес, или Марс, Зевс, или Юпитер, Кронос, или Са­турн. Небесный танец этих девяти или десяти подвиж­ных огней на небе определял на земле праздники и таин­ства.

 

Когда жрецы по неделям и месяцам предсказывали не­кий важный узел в танце небесных и земных сил и описы­вали его молодым танцорам в образе человеческо-божест-венных встреч, танцоры могли для себя, да и для общины, наглядно, с полной отдачей представить эти узлы, или празд­ники. Природное явление, небесное воздействие и набож­ность образовывали неразрывное единство.

Земные силы проявлялись в Аттике и на побережье Эгейского моря в каждом из трех сезонов, или Гор, по-разному: как цветуще-плодотворная весна (март — июнь), засушливое лето (июль — октябрь) и дождливая зима (ноябрь — февраль). Большие праздники для всех с по­следующими таинствами для избранных падали на рубе­жи Гор: Афины справляли 21 февраля "праздник цвете­ния", а десять дней спустя — Малые мистерии в Аграх. Спарта отмечала схожий с таинствами национальный праздник Гиакинфии в древних Амиклах в конце июня или в первых числах июля. Элевсин праздновал Великие мистерии перед началом зимних дождей. Иные таин­ства — взять хотя бы Элевсинии — подводили итог не только сезону, но и целому году. Гомер говорит, что на таких праздниках присутствовали все боги; другие авторы называют их "бракосочетанием времен года".

В этот глубоко органичный по ощущению и видимос­ти порядок разрушительным ураганом ворвалась в 594 го­ду реформа календаря по нововавилонскому образцу, про­веденная в Аттике Солоном по настоянию дельфийских жрецов. Отныне месяц не имел никакого отношения к луне, которая продолжала свой впредь неприкаянный бег на уже почти совсем обезбоженных небесах. Каждому месяцу отвели тридцать дней и — взамен 'недели" — три "декады". "Лишние" дни отправили в добавочный три­надцатый месяц, нынешний март. Луна, как до нее пла­неты Векера и Меркурий, утратила связь с религией. Только солнце иластвовало годом, да и то уже не сообразно види­мым явлениям, с которыми как раз и соединяется ощу­щение, а всего лишь сообразно расчетам. Осуществив эту реформу, Солон нанес религиозной жизни не меньший урон, чем постройкой на священном участке нового, уже не ориентированного по звездам зала собраний для мис-тов взамен древнего, тысячелетнего Анакторона. Его пре­емник Писистрат попытался по возможности реставри­ровать давний комплекс; календарь же с его делением на sky и heaven, на огоньки у нас над головою и богов поэзии и культа, пал жертвой просветителей. Не диво, что канул в небытие и набожный танец молодых мужчин.

Для древних природных месяцев Гесиод (ок. 700 года до Р.Х.) в конце своей книжки "Труды и дни" указал благоприятные и неблагоприятные дни для различных работ. Спрос на такие знания существовал повсюду — об этом свидетельствует столь же древнее Второзаконие (18:9 ел.), где можно найти предостережение от "гадате­лей и прорицателей". Гесиод — большой мастер по части выбора дней. И вот что мы у него обнаруживаем: поряд­ковый номер дня в декаде определяет его качество и при­надлежит соответственному божеству. Собственно, после реформы календаря в 594 году подобные знания должны были утратиться, как и священный танец. Однако же эти свойства были перенесены и на искусственные, безотно­сительные к луне декады. Гесиод комментирует последо­вательность праздников и указывает, как ее дополнить в случае тех или иных отклонений.

До реформы календаря все месяцы начинались с ново­луния, день которого принадлежал Аполлону Очистите­лю. В иной ипостаси он владел еще четвертым днем (вместе с Афродитой) и седьмым. Когда возникла необходимос