IV . — Учение о морали и обществе

Проблемы логики и физики, столь занимав­шие западных философов, мало интересовали китайских философов эпохи Борющихся царств, за исключением учеников Моцзы. В V в. до н. э. поиски того, как можно вновь привести в порядок страну и мир, были всего лишь забава­ми праздных умов. Большинство философских школ эпохи Борющихся царств занималось про­блемами управления государством и человеком как общественным существом. Здесь не было места незаинтересованному созерцанию.

Реализм сочинений легиста Хань Фэйцзы, напоминающий рассуждения Макиавеллц в «Государстве», свойственен и моралисту III в. до н. э. Суньцзы[39], самому глубокому мыслителю своего времени. Он также смотрит на чело­века без иллюзий, не оставляет места ни сверхъестественным силам, ни судьбе. Человек может рассчитывать лишь на самого себя. Но зато он сам хозяин своей судьбы: «Кто мало тратит и усердно работает, того Небо не может сделать бедным». Что такое «Небо»? Это не та божественная сила, которая для Моцзы, да и для простолюдинов — современников Сюньцзы, посылала людям блага и скорби, смотря по их поступкам, а сама природа с ее по­рядком и регулярностью, проявляющимся во вращении небесных тел и неотвратимой смене времен года. Даже необычайные явления, став­шие предметом множества суеверий, по мне­нию Сюньцзы, наверняка не выходят из преде­лов нормы: ведь природные катаклизмы, за­тмения и всякого рода чудеса происходили всегда, начиная с самой глубочайшей древнос­ти. Они кажутся ненормальными лишь потому, что связаны с длинными циклами, которые нельзя наблюдать на протяжении одной чело­веческой жизни.

Решимость ничего не объяснять иррацио­нальными причинами (удачей, судьбой, боже­ственным вмешательством), и ставить челове­ческое поведение в зависимость лишь от разу­ма выражает дух эпохи. Во времена Сюньцзы уже была доказана эффективность деятельной дисциплины в государстве и в войске. Вот по­чему, несомненно, Сюньцзы удалось раскрыть социальный характер нравственности и со­здать первое учение об обществе.

Социальный порядок похож на природный; его создали и поддерживают потребности об­щей жизни и разделение труда. Из похотей и страстей рождаются смуты, распри и преступ­ления. Значит, человеческая природа должна быть исправлена воспитанием, инстинкты сле­дует обуздать государственными установлени­ями. Обряды и обязанности дают обществу це­лостность и помогают распределить почести между людьми. Именно благодаря им каждый получает свой жребий (фэнъ). В конечном сче­те, одни законы не могут привести к мирному согласию между людьми. Поскольку законы остаются внешними по отношению к разуму, постольку они играют лишь второстепенную роль. Гораздо действеннее контроль за собой и полученные воспитанием привычки. Важнее закона также естественное распределение за­дач и занятий, превращающих общество в орга­ническое единство.

Примат морали, нечувствительной сдержи­вающей силы — несомненно, одна из самых ха­рактерных черт китайской мысли. Китайцы придавали мало значения объективным услов­ностям и правилам. Договор и добрая воля, закон и мораль противоположны друг другу. Ос­нова всего — внутреннее расположение челове­ка. Истинная добродетель начинается с ис­кренности — образа поведения почти религи­озного и даже основанного на религии: боги не принимают жертв от тех, чьи намерения нечис­ты. Как говорил Моцзы, «добродетель, не име­ющая начала в сердце, недолговечна».

Несмотря на глубокие различия между со­бой, и легисты, и последователи Конфуция утверждали необходимость прочного поряд­ка, поддержание, а то и установление которо­го не должно зависеть от искусства и условно­стей. После непродолжительного правления династии Цинь, Китайская империя стала об­щим творением администраторов, воспитан­ных в духе легизма, и моралистов-общество­ведов в духе Суньцзы.

 

Глава VII

ИМПЕРИЯ

Давно существовала точка зрения, что объе­динение Китая под властью императора про­изошло вследствие стремительных победонос­ных кампаний, позволивших государству Цинь победить и завоевать все остальные китайские царства. Были доказаны талант стратегов и вы­сочайшая организованность этого государства, еще в V в. до н. э. слабого и отсталого. Но после того как археологические исследования обога­тили наши знания об эпохе Борющихся царств, ход исторического развития стал яснее: в дейст­вительности образование Китайской империи было лишь логическим завершением постепен­ного созревания процессов, происходивших на протяжении трех предшествовавших веков.

В войнах V в. до н. э. сталкивались еще весьма отличные друг от друга государства, постепенно возникавшие вокруг небольших городов, основанных в эпоху Шан и Западной Чжоу на большом удалении от первоначального очага цивилизации — Великой Китай­ской равнины. Их вражда усиливалась и бла­годаря культурному соперничеству. И хотя нам кажется несомненным, что все боровшие­ся государства принадлежали к одной и той же цивилизации, современники этого родства почти не ощущали. В результате войны по­немногу свелись на нет региональные разли­чия и особенности, была создана истинная культурная общность вследствие непрерыв­ного смешения населения, происходившего во время бесконечных ожесточенных схваток V, IV и III вв. до н. э., обменов заложниками, за­хвата пленных, технических заимствований, сознательных и бессознательных подражаний. Благодаря недавним археологическим откры­тиям были получены доказательства формиро­вания морального и технического единства в китайском мире. Хотя к началу III в. до н. э. оно еще не оформилось политически, в умах и нравах объединение Китая уже произошло.

I. — Завоевание страны

Государство Цинь достигло экономического могущества благодаря двум историческим со­бытиям. Во-первых, завоеванию «Красной до­лины» — плодороднейшей области Чэнду в Сычуани (316 г. до н. э.) и большим ирригаци- онным работам, проведенным там около 300 г. до н. э., а также сооружению 150-километрово­го канала, соединившего реки Цзинхэ и Север­ная Лохэ, который позволил увеличить урожаи на огромных площадях обработанных земель.

Проявлением экономической политики царства Цинь явилась также практика, в кон­це IV—III вв. до н. э., вероятно, достаточно распространенная во многих государствах, но именно в Цинь, несомненно, она использова­лась особенно широко: чтобы привести в рав­новесие производство зерна с плотностью на­селения, китайские государства прибегали к массовым переселениям людей. Так, в 239— 235 гг. до н. э. в Цинь произошло несколько переселений такого рода, а чтобы заселить окрестности столицы (современный Сяньян на левом берегу Вэйхэ), туда переселили 120000 благородных семей.

Но прежде всего своим поразительным мо­гуществом накануне объединения Китая Цинь было обязано административной и военной ор­ганизации, значительно превосходившей все остальные царства. Радикальные реформы Гунсунь Яна, правителя Шан[40], в середине 1У в. до н. э. превратили одно из самых отсталых царств китайского мира в подлинную великую державу. При последнем же государе Цинь — основателе единой империи — меры, предпри­нятые реформатором Ли Сы (280?—208 гг. до н. э.), упрочили дело Гунсунь Яна.

Будущий первый китайский император Ши Хуанди или, вернее, просто Хуанди (Верхов­ный государь), как он сам себя именовал[41], пришел к власти в Цинь 22 лет от роду в 238 г. до н. э. В течение последующих семнадцати лет ему удалось подчинить своей власти все остальные китайские царства. Довольно крат­кого перечисления того, каким образом Цинь добивалась военного господства, чтобы убе­диться, что это были дьявольские меры: об­ширный план шпионажа и подкупа, состояв­ший, в общем, в оценке расходов, необходи­мых, чтобы купить совесть Неприятельских министров и военачальников. Когда корысто­любие не помогало, прибегали к убийству. Когда же предательство свершалось, а предан­ные защитники убирались, вступали в дело циньские войска. Так в 230 г. до н. э. погибло царство Хань, в 228 г. до н. э — Чжао, в 225 г. до н. э. — Вэй, в 223 г. до н. э. — Чу и наконец в 221г. до н. э. последний опасный противник — Ци.

II. — Объединение Китая

Завершив завоевание всей страны, прави­тель Цинь начал грандиозное дело политичес­кой и административной унификации этого огромного пространства, причем меры, пред­принятые для создания империи, были еще ра­дикальнее и жестче, нежели реформы в Цинь середины IV в до н. э..

Вся территория прежних царств была разде­лена на 36 административно-военных округов. Все уделы окончательно упразднялись, «ибо все беды мира происходят от того, что есть князья и владетели» — последующие династии на своем горьком опыте не раз убеждались в справедли­вости этого изречения. Единицы мер, принятые в Цинь после реформ IV в., были введены по всей империи[42]. Отныне в Китае существовала только одна монета (медная с отверстием), один образец письма, один уголовный и администра­тивный кодекс, одинаковая упряжь для пово­зок. Чтобы обеспечить контроль за самыми отдаленными районами, Циньское государство в 220 г. до н. э. начало строить сеть дорог шириной 7,5 м, обсаженных деревьями. Тогда же были срыты все крепостные сооружения предшеству­ющих времен, чтобы императорское управление не встречало препон и никакой мятежник не мог бы за ними укрыться (городские стены, оборо­нительные сооружения на горных перевалах, укрепления, построенные в некоторых царствах для защиты от соседей).

Система коллективной ответственности групп из нескольких семей была распростране­на повсюду и сохранилась еще в начале правле­ния династии Хань. Наказания в целом стали более строгими и жестокими.

Империя Цинь предполагала установить в китайском мире не только свой политический строй, подкрепленный полицейским надзо­ром, но и режим нравственного конформизма. Повсюду должно было царить самое суровое пуританство; поведение женщин было ограни­чено особо суровыми законами. Вдовам, имею­щим детей, не дозволялось выходить замуж. Прелюбодея, застигнутого на месте преступле­ния, можно было убить, и убивший не подле­жал наказанию[43].

Занятия искусством и литературой в Цинь резко осуждались. В 213 г. до н. э. произошло зна­менитое «сожжение книг»: классические книги, по которым учились в школах, все сочинения, выражавшие «частное знание» и «порочившие настоящее перед прошлым», были уничтожены, были сохранены только сочинения по медицине, фармакопее, гаданию по черепаховым панцирям и стеблям тысячелистника, земледелию и садо­водству. Правда, следствия «сожжения книг» были, по-видимому, менее разрушительными, чем по пристрастному свидетельству ортодок­сального предания. Ученые-конфуцианцы изго­нялись и, если это было возможно, уничтожались физически. Повсюду должно было царить едино­мыслие: «Люди должны изучать только законы государя и учиться только у назначенных им чи­новников».

В этом новом мире не было места свободе ремесла и торговли. Крупные купцы-предпри­ниматели, до объединения китайских госу­дарств видевшие помеху своей деятельности в сохранении феодальных структур, извлекав­шие выгоду из политической централизации и подчас бывшие ее вдохновителями, стали и первыми жертвами императорской власти. Приоритет отдавался сельскохозяйственному производству, а всякая торговая деятельность резко ограничивалась, львиная же доля доходов от торговли сосредотачивалась в руках го­сударства. Богатые купцы, владевшие плавиль­ными заводами, ссылались на юг Шэньси и в Сычуань, а по некоторым документам 200000 семейств мелких и крупных торговцев были переселены в область Шу и район Наньян (южнее нынешнего Лояна), где, несомненно, принудительно работали в поле.