I . Изменения в экономике и окружающей среде

Есть веские основания предполагать, что между концом II тысячелетия до н. э. и VII в. до н. э. Северный Китай постепенно распахи­вался и заселялся. Недавние раскопки бес­спорно показывают, что за период времени от эпохи Шан до эпохи Чжоу основные инстру­менты и способы обработки земли не измени­лись, но на рост населения и изменение отно­шения человека к природной среде достаточно надежно указывает сокращение количества ди­ких животных.

Некоторые животные, характерные для жарких стран, например слоны и носороги, ис­чезли или стали весьма редкими. Вероятно, китайцы VIII—VII вв. до н. э. уже не приносили с охоты столько добычи, сколько их предки эпохи Шан. И действительно, большие царские охоты XIV—XI вв до н. э., видимо, наносили серьезный ущерб фауне[21]. С другой стороны, ги­потеза о распашке новых земель в течение ве­ков, следовавших за эпохой Шан, опирается на предание: считалось, что Чжоу покровительст­вовали разведению зерновых; согласно леген­де, основатель дома Чжоу был «министром земледелия» у мифического государя Шуня.

Создается также впечатление, что в течение первой половины I тысячелетия до н. э. сокра­тилось поголовье крупного и мелкого рогатого скота: при жертвоприношениях эпохи Чжоу предков уже не спрашивают, как в шанскую эпоху, о числе животных, предназначенных в жертву. Теперь это число регламентировано ритуалом и сведено, как правило, к несколь­ким головам (самой распространенной была жертва, аналогичная римской жертве свиньи, овцы и барана). О принесении в жертву десят­ков быков и баранов, столь частом в эпоху Шан, теперь, по-видимому, забыли. Другой признак упадка скотоводства, продолжавшегося до начала христианской эры, дает пись­менность: между шанской эпохой и VII в. до н. э. из словаря выпало много иероглифов, связан­ных с разведением и жертвоприношениями животных[22].

Таким образом, археологические данные и тексты, по-видимому, подтверждают гипотезу, достаточно правдоподобную саму по себе: ки­тайцы эпохи Шан и ранней Чжоу легкомыс­ленно разрушили природную среду, богатства которой казались им неисчерпаемыми. Но это неожиданное исчезновение лесов и животного мира, постепенно менявшее природные усло­вия, меняло и образ жизни благородного со­словия. Роль земледелия в экономике и зерно­вых в питании оставалась ограниченной, но все же выросла. Ритуальные ограничения на охоту (а также рубку деревьев), связанные с циклом времен года, могли показаться необходимыми уже в конце архаической эпохи: осуждение больших охот, истреблявших слишком много дичи, если они происходили не по ритуальным датам, в эпоху Борющихся царств было одной из главных тем конфуцианских моралистов, но нельзя исключить, что эта тема не поднималась и ранее.

Вполне возможно и то, что ограничения на охоту способствовали становлению новой эти­ки и что повышение значимости земледелия по сравнению с охотой и скотоводством вообще оказало определенное влияние на менталитет и мировоззрение эпохи Западной Чжоу. Можно предположить, что в течение этого еще мало известного для нас периода ритуалы стали больше влиять на жизнь, а поведение аристо­кратов и отношения между ними стали опреде­ляться духом умеренности. Это лишь гипотеза, но изменение менталитета (разница между гордыми и жестокими людьми эпохи Шан и аристократами VII—VI вв. до н. э., придавав­шими основное значение ритуалу и чувству меры) заставляет предположить и промежу­точные стадии развития. Недавние раскопки также показывают, что в конце эпохи Западной Чжоу и начале эпохи Чуньцю регламентация, по крайней мере в области погребальных обря­дов, стала гораздо строже, а с конца VI в. до н. э. вновь начала смягчаться. Возможно, показа­телен также факт, что, как мы уже замечали, в I тысячелетии до н. э. резко сократилось число людей, приносившихся в жертву. После эпохи Чжоу, видимо, исчезла память о гекатомбах эпохи Шан. Во всяком случае, до сих пор рас­копки не позволили обнаружить погребений позднее шанской эпохи с достаточно большим количеством человеческих жертв. Не следует ли здесь видеть знак если не запрещения столь кровавых жертв, то хотя бы роста духа умерен­ности и общего осуждения гордыни?

Другой важный факт — появление курту­азной формы войны. Такие войны велись между китайскими городами-государствами VII—VI вв. до н. э. Это были регламентиро­ванные турниры, где столкновение амбиций и применение силы всегда происходили по пра­вилам. Тот, кто злоупотреблял силой и поль­зовался слабостью врага, терял честь и силь­но рисковал навлечь на себя гнев богов[23].