Невский проспект и прилегающие к нему улицы

1. Скульптурная группа "Колесница Победы" на аттике арки Главного штаба.
2. Грифоны на фризе дома 8.
3. Скульптура на фасадах дома 17 (б. Строгановского дворца), тумбы со львиными головами, сфинксы во дворе.
4. Рельефные изображения пеликанов на фасадах дома 48 набережной Мойки.
5. Статуи грифонов на Банковском мосту через канал Грибоедова.
6. Статуи львов у здания Государственного Русского музея.
7. Грифоны на скульптурном фризе здания Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.
8. Скульптурная группа "Квадрига Аполлона" на аттике здания Академического театра драмы имени А. С. Пушкина.
9. Грифоны на скульптурном фризе здания Дворца пионеров имени А. А. Жданова.
10. Скульптурные группы "Укротители коней" на Аничковом мосту.
11. Рельефные изображения сов и лебедей на фасаде дома 72.
12. Скульптурное изображение змеи, обвивающей чашу, у здания больницы имени В. В. Куйбышева (Литейный проспект, 56).
13. Рельефное изображение голубя на фасаде дома 107.

Петроградская сторона и Васильевский остров

1. Ши-цза на Петровской набережной.
2. Статуи львов во дворе дома 5 на проспекте М. Горького.
3. Скульптурное убранство дома 1-3 па Кировском проспекте.
4. Рельефные изображения сов на фасаде дома 23 на проспекте М. Горького.
5. Пристань со львами у дома 4 на набережной Макарова.
6. Ростральные колонны.
7. Львиные маски на набережной стрелки Васильевского острова.
8. Скульптурная группа "Нептун с двумя реками" на аттике восточного фасада здания б. Биржи.
9. Львиные маски на домах в Биржевом проезде.
10. Румянцевский обелиск.
11. Пристань со сфинксами у здания Академии художеств.
12. Перила моста Лейтенанта Шмидта.

Книга-подвиг

Каждый великий город подобен живому существу. Каждое живое существо подобно целому миру. Мир слагается из несчетного числа индивидуальных, неповторимых черт, деталей, элементов. Изучить его до конца - значит изучить бесконечность. Полюбить его, восхититься им, узнать его - это тоже означает исследовать не только общий облик, сродниться не только с целым, но и со всеми теми удивительными частностями, из которых это целое строится. Так и с городами.

В некотором смысле Петербургу – Ленинграду повезло.

Уже очень давно им занялись его энтузиасты, его самоотверженные знатоки и обожатели.

Выли среди них такие, кто воссоздавал в литературе или живописи весь его облик, рисуя для разных эпох и времен общую картину гигантского этого целого - Город на Неве, - охватывая сразу и его историю, и его архитектуру, и ту неуловимую сущность, которая отличает его от всех других городов мира. Они воспевали его, как Пушкин. Они говорили о "душе Петербурга". Они описывали его строгую прелесть, подобно Александру Блоку, или, с некоторым болезненно сладким страхом, с чувством, близким к восхищенной ненависти, любовались им и ужасались ему, как Достоевский.

Санкт-Петербург, Петрополь, Петроград вошел в нашу литературу благодаря им, именно "как личность", как суровый и прекрасный северный гигант, "насладитель и мучитель", как, может быть и на самом деле, самая великолепная из столиц и "самый фантастический" из городов мира.

Рядом с ними были всегда и другие поклонники этого поразительного феномена - социального, искусствоведческого, поэтического и политического. Из всего необозримого разнообразия составляющих его частей они выбирали лишь некоторые и посвящали себя именно их изучению, их воспроизведению, восхищению ими.

Было время, когда большие художники увлеклись великолепием решеток Петербурга - Ленинграда, "его оград узором чугунным": мы знаем, как чудотворно умел передавать их поразительную прелесть, скажем, М. Добужинский. Александр Бенуа углубился в далекое прошлое Северной Пальмиры. Живучи в современном ему Петербурге, ходя по его улицам, он видел за ними Петрополь восемнадцатого, самого начала девятнадцатого века. Он закрывал глаза, когда перед ними возникало его собственное время; его привлекало петербургское прошлое. Вероятно, он много терял при этом, но благодаря его пристальному вниманию к поразившему его "предмету", мы, созерцатели его работ, воочию увидели наш город - город в какую-то определенную и навсегда исчезнувшую эпоху его жизни и обогатились щедрым художническим подвигом Бенуа.

А, скажем, Остроумова-Лебедева поступила иначе, и, преклоняясь перед старым Питером, сумела навсегда сохранить для нас и Ленинград великой и страшной эпохи, Ленинград блокадный.

Я говорил до сих пор только о том, что делали на этом "фронте" люди большого искусства - художники, романисты, поэты. Но ведь рядом с ними всегда работали и "петербургисты" другого порядка - исследователи. Рядом с поэмами в нашем городе выходили в свет путеводители по нему. Одновременно с романами о нем создавались многотомные уче-ные труды по его истории и по его сегодняшнему дню. Нет надобности доказывать, что труд их составителей ничуть не менее значим для целой "Ленинградианы", нежели вдохновенные творения писателей и поэтов.

В этой группе работ и работников тоже были разные направления. И тут, наряду с общими объемлющими картинами, многие посвящали себя изучению малых, несущественных деталей и Петербурга и Ленинграда, его, так сказать, "решеткам". Его мостам, его транспорту, его освещению.

И сейчас живет в нашем городе человек (может статься - не один), увлеченный фонарями Ленинграда, их великий знаток и ценитель.

Я знаю другого энтузиаста, собирающего и разрабатывающего коллекцию оконных наличников нашего города, и я уверен, что предпринятое им частное дело это когда-нибудь принесет немалую пользу более широкому делу исследования ленинградской архитектуры в целом. В этом разделе обществоведения нет и не может быть "малых тем", "мелкотемья", как не может быть "мелкокирпичья" при строительстве самого большого дома.

И вот, раздумывая об энтузиастах этого типа, я и останавливаюсь на подлинном подвиге, совершенном Вячеславом Владимировичем Нестеровым, автором книги, которую вы только что прочитали и просмотрели, ибо такие книги надо не только читать, но и рассматривать, разглядывать, изучая не один лишь текст, а и каждую, даже самую малую, иллюстрацию.

Книга именуется "Львы стерегут город". Заглавие в данном случае уже содержания книги. Речь в ней идет не только о львах Ленинграда; речь в ней идет о целом интереснейшем разделе ленинградской городской скульптуры - анималистической, изображающей животных. Но, само собой, основное внимание уделено в ней ленинградским львам.

Я уже сказал: облик огромного целого - великий город, слагается из множества частей. Не все они равнозначны, но все - многозначительны. Многозначительны и все детали его скульптурного, архитектурного, эстетического оформления. И тот вдумчивый исследователь, который вздумает заняться городской, "уличной" скульптурой, открытой всем ветрам нашего приневского, так часто осуждаемого климата, всеприморским дождям и непогодам, скоро увидит, как необозримо велика и сложна даже эта его, казалось бы, малая тема. Одно дело колоссальные монументы, памятники великим людям и великим событиям нашей истории. Другое дело - прямые украшения зданий и улиц, парков и скверов... К ним относится и не монументальная скульптура города. К ней принадлежат и все те бесчисленные "драконы, черти, змеи", - орлы, кони, собаки, верблюды, овцы, быки, мимо которых, не замечая их, проходит обыватель, и каждое из изображений которых что-то прибавляет к облику Города на Неве. "Орлы, драконы, сфинксы, змеи", но и конечно - львы; огромное число замечательных львиных скульптур, масок, голов, орнаментов, какие окружают нас с детства до старости, сливаясь со львиным образом Ленинграда и в немалой мере формируя его.

Спросите у любого из ваших знакомых, сколько он знает в Ленинграде изображений львов? Вам ответят - пять пар, десять пар! Наблюдательный заметит больше, разиня совсем ничего не увидит. А ведь на деле этих скульптур у нас сотни, а если считать за львов еще и сфинксов, их и того больше. И у каждой из этих скульптур свое прошлое, своя судьба, своя история возникновения и жизни.

Давно уже львы Ленинграда привлекли к себе мое внима-ние. Может быть, по случайной и даже несколько смешной причине: я сам - Лев. И мой сын тоже зовется Львом. Так или иначе, я заинтересовался городскими львами нашими. Когда-то, в книжке "На сто одном острове", написанной в соавторстве с писательницей К. Н. Шнейдер, я посвятил им маленькую главку. Я разыскал и сфотографировал довольно большое число львиных скульптур для этой главки (она так и называлась: "На охоту за львами"). Но на большее у меня не хватило сил, сосредоточенности и времени.

Что значит изучать ленинградских львов? Недостаточно ведь их просто зарегистрировать, полюбоваться ими и отойти в сторону. Надо узнать все, что можно, про каждую из львиных пар, про каждого отдельного зверя, - лев он или сфинкс, безразлично. Почему почти в точности одинаковые сфинксы красуются на Египетском мосту, и стоят, никому неведомые, во дворе одного из домов по Можайской улице? Откуда взялась пара "каменистых львов" на стрелке Елагина острова? Кем созданы львы на Адмиралтейской набережной, львы у подъезда Русского музея, сфинксы во дворе Русского музея, сфинксы во дворе Строгановского дворца на Невском? Куда "ушли" два льва с завода Сан-Галли на Литовском проспекте, и откуда "пришли" в Московский парк Победы те два красавца, которые стоят там у тихого прудика-канала?

А львы у больницы Ленина на Васильевском? Почему они похожи, как братья, на других, сторожащих лестницу дворца в Павловске? Какая пара царственных зверей лежала одно время на пустырях Болдырева переулка (ныне Промышленная улица), на окраине, недалеко от Кировского завода? И, в конце концов, какую художественную ценность представляют все эти львообразные фигуры - истинные львы, сфинксы, грифоны, крылатые и бескрылые, яростные и задумчивые, бодрствующие и дремлющие на "стогнах и улицах Северной Пальмиры"?

У меня не хватило пороху заниматься всем этим. А вот у Вячеслава Владимировича Нестерова его оказалось достаточно в пороховницах. И, очень хорошо зная, какой гигантский труд необходим для проведения этой кропотливой, трудоемкой, часто неблагодарной предварительно исследовательской работы, я, преклоняясь перед упорством, перед настойчивостью, перед огромной эрудицией энтузиаста, спокойно на-зываю его, к великой радости всех "ленинградолюбов" выходящую в свет книгу - "книгой - подвигом".

Она была бы подвигом при всех условиях. Но подвигом исключительным делает ее одно существеннейшее обстоятельство: В. В. Нестеров инвалид Великой Отечественной войны, потерявший после тяжелого ранения зрение.

Мы знаем незрячих математиков, докторов философии. Мы понимаем, что есть немало видов человеческой деятельности, для которых потеря зрения не является непреодолимым препятствием. Но вот взяться за писание книги на тему одного из изобразительных искусств, не имея возможность; видеть то, о чем ты пишешь, - это требует большого мужества и несгибаемой воли.

Я бы сказал так: книга В. В. Нестерова представляется мне большим подарком каждому настоящему ленинградцу, каждому ценителю красоты и величия неповторимого, единственного в мире города нашего. Навряд ли кому-либо из ее читателей доводилось когда-либо так, единым взором, оглядеть весь его эстетически значимый, исторически многозначительный зоопарк скульптуры, музей питерской анималистики, по которому она нас ведет. Ее содержание уникально.

Но меня пленяет в ней и другое: история ее создания красива. Незрячий человек учит нас, зрячих, как надо смотреть и что надо видеть в навсегда скрытом от его собственного зрения мире прекрасного.

Я представляю себе ясно, как, изучая те скульптуры, о которых он намеревается вести с нами речь, он подходит к ним, поднимается на постаменты, протягивает к ним чуткие руки, ощупывает каждую деталь, фактуру и потом знает их, помнит их, представляет их себе с большей точностью, чем вы, я или любой другой из нас.

Мы нередко смотрим и не видим, он же не смотрит, но умеет видеть все.

Руки заменяют ему глаза. Но у него есть и другой способ смотреть - чужими глазами. И тут приходится отдать должное его постоянным самоотверженным и верным помощникам, в первую очередь - его жене, Елене Германовне Нестеровой.

Ее глаза являются как бы перископом, через который он научился видеть то, чего не могут коснуться его руки. Представьте себе: изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год работать переводчиком между миром зримого и незрячим исследователем. И достигнуть того, чтобы в изложении, в рассказе о зримом этого опосредствования не чувствовалось. Легко ли это?

А ведь дело не только в осмотре всех этих львов, сфинксов, грифонов. Дело и в чтении сотен и сотен книг по истории города, дело в розыске великого множества архивных документов, во многих случаях никому не известных, дело в неустанной, упорной работе вдвоем, в работе все время отзывающей той прекрасной одержимостью, без которой не свершаются настоящие подвиги труда...

Вы приобрели эту книгу? Я убежден, что вам повезло. Мне пришлось читать ее и рассматривать фотоснимки, без которых она не существовала бы, не один раз, задолго до ее рождения. Каждый раз я испытывал огромное удовольствие. Мне очень хотелось бы, чтобы его испытали и вы. Она того стоит, если вы - ленинградец душой и любите Ленинград.

Лев Успенский