Ты выходишь оттуда легкий, счастливый и благоухающий

 

То ли из‑за красивого глубокого голоса, осенних красок, непроизвольной сердечности молодой француженки, то ли из‑за внутренней опустошенности, которую Еугенио чувствовал в этот день, он рассказал ей всё: о цели своего путешествия, встречах, которые у него состоялись, и об охватившем его отчаянии.

Все началось с рассказа Беатрис о некоторых местах и памятниках, которые стоило посетить, однако их разговор стал понемногу угасать, когда она обнаружила, что он ее почти не слушает. Тогда Беатрис сказала, что уже поздно и ей пора возвращаться. «Вы знаете здесь других французов?» – внезапно спросил Еугенио, и не успела она ответить, как он уже назвал Анн‑Лор де Шуази‑Легран. Беатрис растерялась, явно ошеломленная, потом спросила, почему его это интересует, и Еугенио ей все рассказал.

На следующий день, прогуливаясь по тихому берегу большого озера, в воде которого отражался Летний дворец, по аллеям, украшенным гримасничающими статуями из зеленоватого мрамора, он без конца обдумывал два заслуживающих внимания варианта. Первый: Анн‑Лор исчезла по собственному желанию, вероятно, в Сиане или где‑то еще. В этом случае мадемуазель И Пинь могла бы сильно ему помочь, и тогда пусть Шуази‑Легран дальше выпутывается сам. Второй: она гниет в какой‑то пекинской тюрьме. Беатрис долго не решалась сказать ему, что достаточно хорошо знала Анн‑Лор и особенно Пьетро Савелли, что они оба общались с группами молодых людей, которых политическая полиция зачисляла в смутьяны, что они несколько раз организовывали рок‑концерты в заброшенных складских помещениях, хотя выступления подобного рода были строжайше запрещены и рассматривались как ширма для политических собраний, настоящим мотивом которых была борьба с режимом на местах – что, впрочем, имело под собой основания. Она знала, что Пьетро уехал в Италию, так как его контракт – как и Беатрис, он работал в отеле по контракту с туристическим агентством – подошел к концу. Анн‑Лор через несколько дней уехала в Сиань. Там ли она или где‑то еще, Беатрис не имела понятия. У их общих друзей тоже не было от нее новостей. Все предполагали, что она вернулась во Францию, но раз Еугенио приехал в Пекин, значит, это не так. Правда, Анн‑Лор могла вернуться на родину и не сообщить об этом отцу. Что ж, такое предположение было вполне возможным.

Между делом Еугенио поинтересовался, знает ли она заведение на Ванфуцзин, 92. Она улыбнулась с удивленным видом: «Говорят, что туда входишь под гнетом проблем, а выходишь легким, счастливым и благоухающим. Я там никогда не была. Это только для мужчин».

Еугенио подошел к краю мраморного понтона в форме лодки. Дальше через озеро был переброшен большой выгнутый мост, тоже сооруженный из мрамора. Туристов почти не было видно, полную тишину, лишь иногда нарушаемую шорохами листвы и щебетом невидимых птиц, дополняла царившая вокруг безмятежность, которую порождали искрящиеся на солнце спокойные воды озера. Словно специально для него, прямо на берегу, рядом с плакучей ивой, стоял металлический стул. Еугенио счел его совершенно здесь неуместным, но все‑таки сел, так как уже прибыл на место встречи. Он чуть прикрыл глаза, укачиваемый монотонным плеском воды, затем попытался следить за суетливым полетом насекомых, носившихся над самой поверхностью озера в ярком послеполуденном свете.

Внезапно краем глаза он заметил мужчину в шелковом желто‑синем халате, с длинной косой, медленно направлявшегося к берегу озера. Мужчина посмотрел в сторону Еугенио, улыбнулся, махнул рукой и сказал: «Какая чудесная погода, не правда ли? Вот уж действительно, идеальная погода». Потом он вошел прямо в озеро. Еугенио хотел вскочить со стула, но не смог. «Что вы делаете? – хотел закричать он. – Вы же утонете!», но ни один звук не вырвался из его горла. Когда мужчина погрузился в воду до пояса, он обернулся и с улыбкой сказал: «Посмотрите, какое круглое отражение луны. Сейчас я поймаю его и принесу вам». Он пошел вперед, напевая очень грустную мелодию. Казалось, что он больше плачет, чем поет, и Еугенио вспомнил об инструментах, которые издавали жалобные звуки и названий которых он не знал. Затем мужчина начал смеяться, так как перед ним действительно висела огромная оранжевая луна, отражавшаяся в озере. Он скорым шагом направился к ней, подняв над головой вытянутые руки. Вода быстро добралась ему до груди, потом до подбородка. Он что‑то сказал, но что, Еугенио не разобрал, что‑то похожее на Ванфуцзин, затем закашлялся. Так и должно быть, подумал Еугенио, он скоро простудится. Наконец мужчина, продолжая кашлять, полностью скрылся в темной озерной воде.

Еугенио показалось, будто он подскочил на стуле, и от этого он внезапно проснулся. Позади него кто‑то покашливал. Он обернулся и увидел пузатенького человека, который в одной руке держал такой же металлический стул, а другую протягивал ему со словами:

– Очень рад познакомиться, месье Трамонти, Чжоу Енлинь.

Еугенио понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Он быстро поморгал глазами, прогоняя последние остатки сна, и уже собирался подняться, но мужчина опередил его:

– Сидите, сидите, я тоже присяду рядом с вами.

И он поставил свой стул лицом к озеру.

– Месье Шуази мне много говорил о вас, – продолжил он, наконец‑то усевшись. – Кажется, вы писатель.

Он говорил очень быстро и кивал головой в конце каждой фразы. Эта деталь несколько раздражала Еугенио – впрочем, когда он просыпался, то всегда был не в настроении.

– Вовсе нет, – возразил он. – Я журналист, и только. Месье Шуази меня слишком переоценивает.

– Понимаю, понимаю, – произнес Чжоу Енлинь, еще больше кивая головой. – Нужно зарабатывать себе на жизнь. Что касается меня, то я всего лишь преподаю историю европейской живописи в университете. Я долго жил во Франции и хорошо знаю месье Шуази. Это честный человек. Он попросил меня вам помочь, если это будет в моих силах. Я в вашем распоряжении.

– Вы знаете заведение на Ванфуцзин, 92?

Еугенио понял, что вопрос оказался достаточно неожиданным. Они еще даже не обменялись общепринятыми любезностями, а Шуази‑Легран несколько раз повторял, что китайцы придают огромное значение условностям.

– О, простите, – пробормотал он с улыбкой. – Я только что проснулся.

Но собеседник смотрел на него с подозрением, и Еугенио еще больше смутился. Наконец господин Чжоу коротко усмехнулся.

– Очень хороший адрес, – сказал он. – Если желаете, я могу отвести вас туда сегодня вечером.

И повторил:

– Сегодня вечером.

Затем оба замолчали, созерцая поверхность озера и легкое колыхание волн. Господин Чжоу явно не собирался вести разговор. Он отдавал инициативу Еугенио, понемногу приходившему в себя.

– Ладно, – решительно произнес Еугенио, поудобнее устраиваясь на стуле: – Вот что я разузнал: Анн‑Лор де Шуази‑Легран посещала курсы китайского языка и каллиграфии в институте, как и многие другие иностранцы.

Чжоу Енлинь внимательно слушал, одобрительно кивая головой.

– Она встречалась с молодыми людьми, которых полиция считала смутьянами, потому что они организовывали рок‑концерты. Может быть, настоящей целью этих мероприятий была политика, я не знаю. У Анн‑Лор был друг, итальянец по имени Пьетро Савелли. Он вернулся на родину. Анн‑Лор уехала из Пекина, вероятно, в Сиань. Это всё, что мне удалось узнать. Были ли у них неприятности и поэтому они уехали, осталась ли Анн‑Лор в Сиане, возвратилась ли во Францию, не предупредив отца? А может, она снова в Пекине, но в таком случае где? Никто ничего не знает. Завтра я еду в Сиань. Вот и всё…

Чжоу Енлинь глубоко вздохнул. Наступила довольно долгая пауза.

– Лично я не слишком люблю рок‑н‑ролл, – наконец произнес он с огорченным видом. – Мне кажется, что он ведет к потере самого себя. Для меня музыка – это, скорее, дорога к внутренней победе. Незаметный и крайне интимный процесс.

Внезапно он заговорил намного медленнее.

– Но я могу понять, почему молодежь любит рок‑н‑ролл. Наверное, у нее есть потребность забыться.

Он ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли.

– Возьмите, к примеру, молодых дагунов, – продолжил он.

– Простите?

– Дагуны. Это молодые люди, которые уезжают из деревни, чтобы найти работу в городе – обычно на стройках или прислугой, если речь идет о девушках. К несчастью, чаще всего они становятся безработными, особенно после последнего кризиса. Они живут в нищенских условиях на окраине города, обычно занимая пустующие грязные дома. А иногда бывшие склады, где, кстати, тоже проводятся концерты, о которых вы говорите. Все это очень печально.

– Вы, кажется, знаете это не понаслышке, – заметил Еугенио.

– Мой сын состоял в одной из таких групп, – быстро ответил Чжоу Енлинь. – Он хорошо знал Анн‑Лор и ее друга, а также многих молодых дагунов, которым помогал прятаться от полиции. Он провел три месяца в тюрьме. Сейчас он больше этим не занимается.

Чжоу Енлинь сопровождал каждую фразу движением головы, а на последней сделал жест рукой, словно говоря, что с этим уже покончено.

– Да, все это неприятно, – вздохнул Еугенио, рассматривая носки своих ботинок.

Снова наступила долгая тишина. Позади них иногда останавливались влюбленные парочки, любовались озером и шли дальше.

– Но почему дагуны прячутся от полиции? – снова заговорил Еугенио.

– Здесь к ним относятся так же, как у вас к бомжам, – ответил Чжоу. – Их помещают в тюремные камеры, а потом высылают назад в деревню. Мой сын объяснил бы вам это лучше меня, но сегодня вечером он занят, а завтра вы уезжаете в Сиань.

– Я возвращусь послезавтра во второй половине дня.

– Не знаю, сможет ли он послезавтра, – сказал Чжоу, вставая и широко улыбаясь. – А теперь извините, но я должен уйти. Вы знаете Ли По?

Еугенио удивленно взглянул на него. Он не ожидал, что Чжоу уйдет так быстро.

– Только по имени. Кажется, это поэт… Я не очень силен в китайской литературе, – добавил он извиняясь.

– Да, поэт, – подтвердил Чжоу Енлинь. – Один из самых известных в Китае. Он умер, как говорят, в один из вечеров, когда был особенно пьян, пытаясь поймать отражение луны в Желтой реке. Это, конечно, легенда. Но я считаю, что это довольно сильная метафора. Неуловима на расстоянии вытянутой руки…

Он не закончил фразу, и она повисла в воздухе. Пройдя немного вперед, он что‑то вспомнил и возвратился с улыбкой.

– Я буду ждать вас у отеля в двадцать один час, – слегка наклоняясь, произнес он. – Затем отведу на Ванфуцзин, 92. Конечно, если вы не передумали.

 

Глава 12