Он был всего лишь невидимым звеном

 

– А я вас знаю, – сказал Еугенио. – Я где‑то вас уже видел.

– Возможно, – ответил парень с улыбкой, не обращая внимания на дым, пропитавший комнату.

Он сел напротив Еугенио и протянул ему руку.

– Вспомнил, – Еугенио тоже протянул ему руку, – это было вчера вечером в баре отеля. Вы сидели за столом один. Вы – Пьетро Савелли, не так ли?

– Да, так, – произнес Савелли. – Добрый вечер.

– Добрый вечер, – машинально ответил Еугенио.

Оба молчали. Облокотившись на стол с безделушками, Савелли крутил в пальцах лабиринт, вырезанный из дерева. Он был очень высоким, и казалось, что ему тесно в маленьком кресле. Он без конца двигал длинными ногами, которые напомнили Еугенио две антенны, наделенные собственной жизнью. Казалось, Савелли ищет подходящие слова.

– Хорошая ловушка? – неожиданно спросил Савелли с легким, едва различимым итальянским акцентом.

– Да. Для саранчи? – наугад спросил Еугенио.

– Скорее, для лягушек. Или для майских жуков.

Заметив, что Еугенио воспринял это без восторга, он продолжил:

– Знаете, это не более жестоко, чем коррида. Здесь у жертвы тоже есть шанс. Если паук засомневается, какую дорожку выбрать, чтобы настичь саранчу, партия прерывается. Но, как и в корридах, речь идет о случае, который вмешивается, скажем… довольно редко. Это, конечно же, эвфемизм.

– Я не очень люблю корриду, – заявил Еугенио. – Не знаю, нахожу ли я это занятие слишком снобистским или слишком вульгарным. Но вы, наверное, хотите рассказать мне об Анн‑Лор?

Пьетро Савелли вынул из кармана пачку коротких сигарет, таких же, как у Джеймса Стюарта, предложил одну Еугенио, и они оба закурили. Он небрежно бросил спичку в вазу, украшенную голубым и сиреневым витым орнаментом. Его ноги продолжали нервно двигаться.

– Скажите мне лишь одно: могу я встретиться с Анн‑Лор, чтобы наконец сообщить о ней отцу? – продолжил Еугенио.

Савелли несколько секунд смотрел на него, хмуря брови. Казалось, он пытается что‑то быстро обдумать.

– Анн‑Лор мертва, – спокойно произнес он, выпуская дым от сигареты.

Еугенио вытаращил глаза и замер, совершенно ошеломленный. Конечно, эту возможность нельзя было исключать, день‑два назад он даже к ней приготовился, но, несмотря на все, новость его неприятно поразила. Он глубоко вздохнул и обвел взглядом вазы, мебель, потайные двери, лицо Савелли – довольно красивое и очень мужественное. Затем спросил, сам удивляясь глупости своего вопроса:

– Как это, мертва?

Савелли скрестил, потом развел ноги, выпустил облако дыма и наклонился к Еугенио.

– Господин Чжоу Енлинь говорит, что вы хороший человек, – низким голосом произнес он. – А я доверяю господину Чжоу Енлиню.

Он снова затянулся сигаретой.

– Поэтому я с вами откровенен, – продолжил он. – Анн‑Лор мертва для своего отца.

Он сделал ударение на трех последних словах. Несколько секунд он продолжал сидеть наклонившись к Еугенио, пристально глядя ему в глаза, затем снова поудобнее устроился в кресле. Правой ногой он ударял о ножку стола. Еугенио быстро спросил себя, что это означало: она действительно мертва или она мертва только для отца. Все зависело от крошечной паузы между словами, а Еугенио не был уверен, на каком слове было поставлено ударение: «мертва» или «отец». Не успел он попросить Савелли кое‑что уточнить, как тот продолжил:

– Лучше сказать ему, что она мертва, – во всяком случае, так она предпочитает. Она больше не хочет слышать о своей прошлой жизни. Вот и всё.

Еугенио беспомощно и разочарованно поморщился.

– И что я теперь должен делать? – спросил он почти шепотом.

– Поймите, она любит эту страну. Ей нравится ее теперешняя жизнь. Она желает все начать сначала.

– Это меня, конечно, не касается, – заметил Еугенио, – но ради этого не нужно объявлять о своей смерти.

– Это ее желание, – возразил Савелли. – Она больше не хочет иметь дел со своим отцом.

– Но что произошло? К чему все эти секреты? Разве нельзя было просто сказать ему, что она не желает о нем слышать, а потом исчезнуть?

Теперь уже Савелли скорчил беспомощную гримасу, и Еугенио понял, что то же самое он говорил Анн‑Лор.

– Что‑то произошло между нею и отцом после смерти ее матери, я точно не знаю что… Но тайное прошлое… месье Трамонти, – он несколько секунд помолчал, – тайное прошлое тоже имеет свое очарование, разве не так? Или свою пользу, во что я свято верю. Сейчас она предпочитает исчезнуть, чтобы позднее воскреснуть. Пока Анн‑Лор окончательно не поняла, что хочет остаться в этой стране, она время от времени давала о себе знать. Теперь она уверена в своем выборе. Мне нечего к этому добавить. Я ничего не знаю о ее прошлой жизни. Я – часть ее новой жизни.

– Да, конечно, – согласился Еугенио.

Внезапно он почувствовал смертельную усталость и грусть. Позднее он объяснит свое состояние тем, что начал смутно осознавать, что лично он не является частью ни ее прошлой, ни новой жизни, что неделю гонялся за призраком, для которого был лишь невидимым звеном – несуществующим звеном между двумя жизнями.

– Вы собираетесь остаться в Китае? – бесстрастным тоном спросил Еугенио.

– Да, – ответил Савелли.

– А ваша… политическая деятельность?

Савелли усмехнулся.

– Не беспокойтесь. Мы осторожны. И потом, многое изменилось со времен Тяньаньмыня. Особенно молодежь…

Еугенио хотел спросить, не сожалеет ли он об этом, но Савелли продолжил:

– Скажем, что молодые китайцы больше обеспокоены личным успехом, чем социальной и коллективной справедливостью…

Савелли приподнял панцирь бронзовой черепахи и раздавил в ее чреве свою недокуренную сигарету. По всему было видно, что он решил закончить беседу.

– Вот так, месье Трамонти, – вздохнул он, – больше мне нечего сказать. Анн‑Лор желает, чтобы отец считал ее мертвой. Но вы знаете, что такого рода желания часто бывают чисто символическими. И потом, в этом случае месье Шуази‑Легран обратится в посольство, которое наверняка найдет его дочь, так как она сохранила свое имя и паспорт. Анн‑Лор никогда не обращает внимания на практические детали, она следует только сиюминутным желаниям. Признаюсь вам: я не знаком с Шуази‑Леграном, но мне кажется, что это человек с чертами параноика и диктатора, хотя я уверен, что он достаточно умен, чтобы понять ситуацию. В любом случае ему придется смириться с решением Анн‑Лор. Поэтому лучше продумать, представить ли ему ее исчезновение как добровольное или нет. Что касается меня, то я склоняюсь к первому решению. Но вам, естественно, я ничего не говорил, – закончил он, вставая. – Действуйте так, как подсказывают ваши душа и совесть.

Он протянул листок бумаги Еугенио.

– Если хотите, она с удовольствием встретится с вами. То, что о вас рассказали, внушает ей доверие. Но вначале она хотела расставить все точки над «i» в том, что касается ее отца.

Еугенио тоже встал. Он был на голову ниже итальянца и, может быть, поэтому чувствовал себя немного подавленным, грустным и, сам не зная почему, пристыженным. Они пожали друг другу руки. Савелли направился к алькову, через который вошел в зал, дружески махнул Еугенио, нагнулся и исчез в полумраке. Их встреча продлилась три минуты тридцать секунд. Еугенио было немного холодно. Во рту стоял привкус чего‑то пресного.

 

Глава 26