Taken: , 1Глава шестнадцатая, раскрывающая, кто был подлинным хозяином в доме капитана де Кавуа

 

Д'Артаньян питался совсем неплохо – трудами госпожи Бриквиль, понятное дело, – но повар семейства де Кавуа, как вскоре стало ясно, был не в пример искуснее того, чьими услугами пользовалась Луиза. Такого сальми[7]из зуйков и жаворонков д'Артаньян еще не отведывал в Париже, жареные бекасы тоже были вне всяких похвал, а шпигованная телятина с артишоками и мозгами сделала бы честь Лукуллу. Вина тоже подавались великолепные – главным образом бургундское «нюи» и «поммар», считавшиеся в то далекое время наиболее изысканными. Становилось понятно, отчего де Кавуа несколько располнел. Сам же д'Артаньян пришел в благодушнейшее настроение. Он несколько рассеянно слушал болтовню госпожи де Кавуа, бойкой, нарядной и красивой женщины лет двадцати пяти-двадцати шести, и чем дальше, тем больше в ее выговоре ему стало угадываться что-то знакомое…

– Послушайте, госпожа де Кавуа! – сказал он наконец, чувствуя себя, словно тот древний грек, сделавший какое-то великое открытие, связанное с насыпанным в ванну золотом (как бишь его? Алкивиад, кажется? Вроде бы у него был титул Архимедикус…) – А вы ведь родом из Лангедока!

– Совершенно верно, господин д'Артаньян! – живо подтвердила хозяйка. – Можно сказать, мы с вами из соседских мест – Гасконь рядышком с Лангедоком, рукой подать, стоит только через Гаронну переправиться… В Лангедоке я и познакомилась с де Кавуа. Вы слышали эту историю?

– Откуда же, госпожа де Кавуа, – сказал д'Артаньян искренне.

– Мирей! – воскликнул де Кавуа, пытаясь урезонить жену.

– Луи, не мешай мне развлекать гостя беседой! – решительно возразила госпожа де Кавуа, и суровый капитан мушкетеров кардинала, к немалому удивлению д'Артаньяна, покорно умолк. – Я, знаете ли, дочь знатного лангедокского сеньора, а вот де Кавуа – сын мелкопоместного дворянина из Пикардии…

Де Кавуа печально вздохнул, но не осмелился более протестовать вслух. У д'Артаньяна понемногу стали раскрываться глаза на то, кто является подлинным хозяином в этом доме, – и это, без сомнения, вовсе не капитан гвардейцев кардинала, грозный и решительный лишь за пределами этого уютного жилища…

– Госпожа де Кавуа, – сказал гасконец убежденно. – Такое происхождение вряд ли порочит дворянина. Я тоже сын мелкопоместного дворянина, чего совершенно не стыжусь…

– Господь с вами, д'Артаньян! Я вовсе не хочу сказать, что презираю Луи. Наоборот, я его ужасно люблю… Так вот, моего отца звали де Сериньян, и во время войн в Каталонии он был ни больше, ни меньше как бригадным генералом. А я была вдовой дворянина по имени де Лакруа, совсем молоденькой вдовой, бездетной и, могу похвалиться, красивой.

– Вы и сейчас красивы, госпожа де Кавуа, – искренне сказал гасконец.

– Ага, как бы не так! Видели бы вы меня тогда… Тогда мне было всего шестнадцать, а теперь – двадцать шесть, и я родила восьмерых детей, любезный господин д'Артаньян…

– Восьмерых?!

– Вот именно. Их, правда, осталось только шесть, господу было угодно взять у нас двоих… Но мы отвлеклись. Так вот, я была очаровательной шестнадцатилетней вдовой и вовсе, скажу вам по совести, не собиралась лить слез по муженьку, которого и не успела-то узнать толком – родители поторопились меня выдать замуж, да простится им на том свете эта торопливость… А Луи служил в то время у господина де Монморанси – так он, пикардиец, и оказался в нашем Лангедоке. Он меня увидел и тут же влюбился – я того стоила, право же… У меня осталось от покойного мужа некоторое состояние, а Кавуа был небогат, и этот дурачок, вообразите себе, по этой именно причине и не решался сделать мне предложение. Чтобы и я, и окружающие не подумали, что он хочет жениться на деньгах. Он мучился, терзался, украдкой бродил вокруг моего дома и даже пытался покончить с собой, бросившись в пруд…

– Мирей, Мирей! – кротко возразил де Кавуа. – Вот насчет пруда ты все же наврала…

– Ну хорошо, насчет пруда я присочинила ради красного словца, чтобы совершенно походило на рыцарские романы… но насчет всего остального не соврала ничуть. Разве ты не терзался?

– Терзался, – со вздохом согласился де Кавуа.

– И мучился?

– Несказанно.

– И в отдалении от моего дома бродил ночами, вздыхая так, что пугались лошади в конюшне?

– Бродил. Однако, сдается мне, насчет лошадей ты…

– Так поэтичнее, – безапелляционно отрезала очаровательная госпожа де Кавуа. – Вы только представьте себе эту картину, д'Артаньян: ночные поля Лангедока, над которыми разносятся вздохи и рыдания бродящего, как призрак, безутешно влюбленного де Кавуа… Это ведь поэтично, согласитесь?

– Ну, в некоторой степени… – дипломатично ответил д'Артаньян.

– Вот видите! Словом, однажды случилось так, что Кавуа с кем-то серьезнейшим образом поссорился, и должна была состояться дуэль… Знаете, что он устроил? Отправился к нотариусу и, допуская, что может быть убит, составил завещание по всей форме. А наследницей назначил меня. Пикантность тут еще и в том, что я-то нисколечко не подозревала, какие чувства в нем возбудила, я с ним даже не была знакома. Зато жена нотариуса была моей подругой. Вдруг она приходит и говорит: «Мирей, вы знаете, что будете наследницей господина де Кавуа, если его убьют на дуэли?» Я была прямо-таки ошеломлена. И спрашиваю: «Кто такой этот господин де Кавуа? Я с ним совершенно незнакома и впервые слышу это имя!» Моя подруга отвечает: «О, это молодой красивый дворянин, который тайно и беззаветно в вас влюблен…» Можете представить, д'Артаньян, какую бурю любопытства такие слова вызвали у юной очаровательной вдовы? Впервые меня тайно и беззаветно любил молодой красивый дворянин… А де Кавуа десять лет назад и впрямь был красив, как Адонис… с тех пор он состарился и располнел, но я люблю его, как встарь… Конечно же, я была тронута. Я рассказала все моему отцу, братьям, всем нашим друзьям – и послала их с утра прочесывать местность, чтобы помешать дуэли…

– И помешали? – с живым интересом спросил д'Артаньян.

– Увы, нет. Если бы я сама поскакала на поиски дуэлянтов, я бы непременно им помешала!

– Не сомневаюсь, госпожа де Кавуа, – искренне ответил гасконец.

– Ну вот… А эта орава мужчин – мои родные, знакомые и их слуги – без всякой пользы носились по окрестностям. Тем временем поединок давно закончился. Только не де Кавуа был убит, а он сам нанес противнику два удара шпагой, не получив ни одного – у него, знаете ли, легкая рука. Потом только подоспели посланные мною всадники – и доставили де Кавуа ко мне в целости и сохранности, овеянного славой победителя. Я посмотрела на него – и влюбилась. И, не откладывая дела, заявила ему: «Слушайте, господин де Кавуа, если вы меня любите, почему бы вам на мне не жениться?» Подозреваю, сам он так и не решился бы… Но теперь, после моих слов, куда ему было деваться? С тех пор мы так и живем в согласии и любви, и на свете, могу вас заверить, нет человека счастливее де Кавуа. Я взяла на себя решительно все домашние дела и заботы, а ему осталась работенка для ленивых – командование ротой, служба у его высокопреосвященства кардинала… – Тут она замолчала и пытливо воззрилась на д'Артаньяна, причем видно было, что ее только что осенила некая новая идея. – Послушайте, д'Артаньян, а вы ведь не женаты?

– Не женат, госпожа де Кавуа, – признал гасконец очевиднейший факт.

– Но это ведь плохо! В браке есть множество хороших сторон и несомненных радостей…

– Не сомневаюсь, госпожа де Кавуа. Но я, как истый гасконец, невероятно беден…

– Вздор! – энергично сказала госпожа де Кавуа. – Ничего не стоит подыскать вам невесту с состоянием, молодую, красивую и умную… почти так же, как я. У меня в Фуа есть добрая знакомая, очаровательная вдова девятнадцати лет, с ежегодным доходом в девять тысяч пистолей… или вам это покажется ничтожной суммой?

– Это мне кажется сокровищами Голконды, – сказал д'Артаньян.

– Ну вот, и прекрасно! Она в мае будет в Париже, и я непременно вас познакомлю…

Д'Артаньян не то что испугался – всерьез запаниковал. Что-что, а эта склонность замужних дам была ему прекрасно известна еще по Беарну: они обожают «устраивать счастье» всякого холостяка, попавшего в поле зрения, и стремятся устроить его брак с таким пылом и напором, что сопротивляться порой невозможно. Сначала Луиза, откровенно возмечтавшая выйти за него замуж, а теперь еще и молодая вдова из Фуа…

– Ну что же, решено? – продолжала госпожа де Кавуа тоном решительного полководца накануне сражения. – Я напишу в Фуа, расскажу Жюстине, что для нее есть великолепный жених…

– Но простите, госпожа де Кавуа, мое положение пока что не позволяет думать о женитьбе… – робко запротестовал д'Артаньян, не на шутку испуганный этим напором. – Я простой кадет рейтаров…

– Мы вас сделаем гвардейцем кардинала, – непререкаемым тоном прервала госпожа Кавуа. – Верно, Кавуа? Вы зачислите д'Артаньяна в роту – как-никак он уже прекрасно показал себя, в течение нескольких дней изрядно потрепав королевских мушкетеров, и не каких-то незаметных замухрышек из задних шеренг, а отпетых бретёров Атоса, Портоса и Арамиса. Почему вы удивляетесь, д'Артаньян? Обо всем происходящем в Париже я осведомлена не хуже полиции. Итак, де Кавуа?

– Потребуется согласие его высокопреосвященства… – пробормотал де Кавуа.

– В таком случае, я сама отправлюсь к его высокопреосвященству. Благо меня к кардиналу всегда пропускают беспрепятственно – если только он не занят вовсе уж неотложными государственными делами. Де Кавуа, подтвердите д'Артаньяну, что я не преувеличиваю!

– Все так и обстоит, д'Артаньян, – подтвердил де Кавуа. – Господин кардинал питает слабость к моей супруге – в самом высоком и благородном смысле этого слова.

– Господи, какие слова вы выбираете, Луи! Господин кардинал не «питает слабость», как вы неудачно изволили выразиться, а получает подлинное наслаждение от бесед с умной и проницательной женщиной – это его собственные слова. Господин кардинал вовсе не считает, подобно иным глупцам, что женщины уступают мужчинам в остроте ума. Решено! – воскликнула госпожа де Кавуа, вся в плену только что родившихся грандиозных планов. – Я завтра же отправлюсь к кардиналу и скажу ему следующее: «Ваше высокопреосвященство! Коли уж вам угодно называть меня своим другом, то выполните мою маленькую просьбу. Господин д'Артаньян, многообещающий и отважный юноша, что ни день задающий выволочку королевским мушкетерам, безумно влюблен в мою добрую знакомую Жюстину де Эрмонтей…»

– Я?! – воскликнул д'Артаньян.

– Жюстина так красива, умна и домовита, что вы в нее немедленно влюбитесь, как только увидите, – отпарировала госпожа де Кавуа. – Тут и сомнений быть не может! «Господин кардинал! – скажу я. – Только вы способны составить счастье двух любящих сердец!»

– Но позвольте…

– Я не искажаю факты, а всего-навсего предвижу будущее, – еще суровее прервала его госпожа де Кавуа. – Вы молоды, красивы и отважны, и я уверена, что Жюстина сразу вас полюбит… В общем, я объясню кардиналу, что вам просто необходим плащ гвардейца его высокопреосвященства… Вряд ли он мне откажет в таком пустяке.

Д'Артаньян в растерянности воззрился на капитана, роте коего грозило столь неожиданное пополнение, ожидая, что тот укажет супруге на беспочвенность ее планов. Однако, к его унынию, де Кавуа с видом грустной покорности судьбе покивал головой и сказал:

– Должен вам сказать, д'Артаньян, Мирей не преувеличивает. В ее силах все это устроить. Были примеры, знаете ли…

– Ну, а когда вы станете гвардейцем кардинала, – продолжала госпожа де Кавуа, уже не встречая сопротивления со стороны наголову разбитого противника, – и Жюстина приедет в Париж, я приложу все силы, чтобы…

Д'Артаньян был близок к тому, чтобы выкинуть белый флаг, однако в голове у него ослепительной молнией вдруг блеснула великолепнейшая идея. В ужасе от предстоящей женитьбы на неизвестной Жюстине де Эрмонтей его ум невероятно обострился. И он нашел способ одним ударом убить двух зайцев: и увернуться от венца, и, очень может быть, узнать, наконец, имя той красавицы, что снилась ему до сих пор, несмотря на все парижские похождения, невероятно расширившие и углубившие его познания о дочерях Евы.

– Госпожа де Кавуа, – сказал он насколько мог убедительнее и проникновеннее, – я бесконечно благодарен вам за стремление устроить мое счастье, но так уж сложилось, что я влюблен…

– Вы не шутите?

– Слово дворянина. Причем ситуация моя противоположна той, что десять лет назад существовала у вас и господина де Кавуа. Вы не знали, что господин де Кавуа в вас влюблен, вы и не подозревали о его чувствах, вообще о нем самом – а я видел мою избранницу лишь мимолетно и понятия не имею, кто она такая, как ее зовут и где она живет… Вроде бы в Париже, но я не уверен…

Моментально забыв о своих далеко идущих планах, госпожа де Кавуа воскликнула:

– Как же вы с ней встретились?

– Это было в Менге, когда я ехал в Париж, – признался д'Артаньян, – на постоялом дворе. – Кое-что припомнив, он заговорил увереннее: – Она дворянка, француженка, была замужем за англичанином, но овдовела и вернулась во Францию…

– Ну вот видите, как прекрасно все складывается! Она, конечно же, молода?

– Да, буквально двумя-тремя годами старше меня…

– И красива?

Д'Артаньян молча вздохнул.

– Это почти то же самое, что я вам предлагала! – торжествующе заключила госпожа де Кавуа. – Молодая очаровательная вдова… что из того, что это не Жюстина де Эрмонтей? Вы уверены, что не помните ее имени? Или хотя бы имени ее покойного мужа-англичанина?

– Честно признаться, в Менге мне так двинули по голове, что из памяти порой кое-что выскакивает… – признался д'Артаньян. – Хотя… мой слуга, парень оборотистый, что-то выяснил… По крайней мере, ее имя по мужу он узнал… Клабак… Клотик… Кубрик… Ага! Ну да, как же я мог забыть! Ее звали миледи Кларик…

Что-то неуловимо изменилось за столом, в воздухе повисла определенная напряженность. Даже болтливая и беззаботная Мирей де Кавуа вдруг присмирела, не говоря уж о ее супруге – капитан де Кавуа смотрел на д'Артаньяна озабоченно и грустно.

– Вы уверены, друг мой? – спросил он, отводя глаза. – Ее и в самом деле звали миледи Кларик?

– Ну конечно, никаких сомнений! Теперь я припомнил точно! Она там встречалась с графом Рошфором…

– Ни слова больше! – сказал де Кавуа с самым решительным выражением лица. – Мы выбрали неудачный предмет для беседы, д'Артаньян… Верно, Мирей?

К несказанному изумлению д'Артаньяна, г-жа де Кавуа смиренно поддержала:

– Ты совершенно прав, Луи…

– Да в чем же дело? – воскликнул д'Артаньян, видя, что оказался в шаге от цели, но был остановлен самым безжалостным образом. – Что, она вновь вышла замуж?

– Насколько мне известно, нет, – сказала г-жа Кавуа.

– Она кого-то любит?

– Не думаю.

– Так в чем же дело? – вскричал д'Артаньян. – Вокруг нее что, существует какая-нибудь порочная тайна?

– Ни в коем случае, – сказала г-жа де Кавуа. – Однако Луи прав… Понимаете ли, д'Артаньян, иные тайны должно держать в секрете как раз оттого, что они нисколечко не порочны…

– Вы говорите загадками.

– Увы… Давайте сменим тему и поговорим хотя бы о Жюстине де Эрмонтей…

Д'Артаньян уже понимал, что ничего более не добьется, – существовала некая незримая преграда, которую он ни за что не смог бы преодолеть. Даже расположенные к нему люди отчего-то отказывались в этом помочь. И по недолгом размышлении он решил не настаивать, но это вовсе не означало, что гасконец собирался отступать. Чересчур уж большое впечатление произвела на него голубоглазая незнакомка из Менга…

– Ну что же, если вы видите к тому основания, я не настаиваю, – сказал он рассудительно.

– Вот и прекрасно! – оживилась г-жа де Кавуа. – Могу вас заверить, что Жюстина… А впрочем, о Жюстине мы еще найдем время поговорить. Послушайте, д'Артаньян, я тут замыслила одну интригу, в которой мне потребуется помощь…

– Готов оказать любую, – решительно поклонился гасконец.

– Мирей! – слабо запротестовал де Кавуа.

– Луи, изволь немедленно замолчать! – воскликнула его супруга. – Я лучше знаю, что делать!

После того, как был пройден опасный подводный камень – то есть прекратился разговор о незнакомке из Менга, по неизвестным причинам окутанной покровом непроницаемой тайны, положение в доме вернулось на круги своя: бразды правления вновь перешли к госпоже де Кавуа, а ее муж покорно замолчал.

– Понимаете ли, д'Артаньян… – доверительно сообщила г-жа де Кавуа. – В последнее время Луи угодил в немилость к господину кардиналу. Не стоит вдаваться в детали, упомяну лишь, что Луи не справился с неким поручением… Видит бог, в том не было ни капельки его вины, но ставки были чересчур уж высоки, а господин кардинал при всем его уме и самообладании порой позволяет ярости взять в нем верх над рассудком. Короче говоря, Луи угодил в немилость. Если я, подобно обычному просителю, начну допекать кардинала своими слезами и мольбами вернуть расположение, это может и не выправить ситуацию. Так вот, я придумала великолепный план, который, несомненно, развеселит его высокопреосвященство, а значит, и смягчит… Вы готовы мне помочь?

– Безусловно, – браво ответил д'Артаньян.

– Господин кардинал не прощает обмана в серьезных вещах – но, как всякий великий человек, снисходителен к тем, кто устроит безобидную шутку, касающуюся сущих мелочей. Слушайте внимательно, д'Артаньян…