Путешествия по воде и под водой

 

В последние дни уходящего лета 1868 года небо над Парижем было затянуто прозрачной серебристой дымкой. Темно‑зеленая вода Сены переливалась перламутровыми бликами. По реке, словно трудолюбивые жуки, буксиры тащили тупоносые барки.

У моста Искусств 20 августа было необычно людно. Издали казалось, что через реку движется процессия, похожая на карнавальное шествие: зеленые, красные, синие пятна напоминали картину Альбера Марке. Толпа собралась и на набережной. Мальчишки гроздьями висели на деревьях. Видимо, кого‑то ожидали.

Но вот масса людей всколыхнулась. Шляпы, трости, зонты взлетели над головами, указывая вниз по течению. Там, медленно продвигаясь по обмелевшей реке, на буксире шла шхуна. На ее мачте реял трехцветный со звездой флаг. Ни один, даже самый опытный, видавший виды мореход не смог бы по этому флагу определить, какому государству принадлежит корабль. Да это и невозможно было сделать, ибо такой страны не существовало. Это был флаг страны капитана Верна, а точнее – Жюля Верна, прибывшего на своей шхуне «Сен‑Мишель» в Париж.

На палубе появился хозяин – капитан Верн. Высокий, крепкого телосложения, с зажатой по‑матросски трубкой в зубах, он походил на бывалого морского волка. Сзади капитана скромно разместились члены экипажа – два отставных матроса – Сандр и Альфред, одетые в синие шерстяные робы и красные береты.

Три года назад Жюль Верн приобрел на побережье в поселке Кретуа небольшой рыбачий баркас, который вскоре он превратил в шхуну. На борту свежей краской было выведено: «Сен‑Мишель» – в честь небесного покровителя нормандских рыбаков. А на мачте поднят трехцветный со звездой флаг «страны Жюля Верна». Ее владения к тому времени уже охватывали огромные пространства и простирались от Северных До Южных широт. А подданные этой страны – литературные персонажи – совершали дерзкие путешествия по этой необъятной стране, проникали в самые неизведанные уголки, пускались в самые рискованные плавания. Они побывали в дебрях Центральной Африки, объехали вокруг света, пробились к Северному полюсу, спустились к центру Земли и успешно облетели нашу ближайшую соседку в космосе. Имена смельчаков, отважно ринувшихся в неизведанное, пустившихся в опасные приключения, были на устах не только у французских читателей. Путешествие на воздушном шаре доктора Фергюсона, поход к полюсу капитана Гаттераса, приключения на море и суше тех, кто отправился на поиски капитана Гранта, полет отважных космонавтов Барбикена, Никола и Мастона, спуск в преисподнюю профессора Лиденброка – волновали сердца читателей многих стран. И часто книги Жюля Верна, повторяя маршруты его героев, достигали отдаленных стран и материков, покоряя миллионы читателей.

Каждую весну шхуна «Сен‑Мишель» покидала место своей зимней стоянки на побережье и выходила в море. Песчаные дюны становились похожими на небольшие холмики, рыбачьи лодки превращались в маленькие скорлупки, разбросанные на прибрежном песке. А «Сен‑Мишель», распустив паруса, уходила в большое плавание. За кормой бурлили серые волны Ла‑Манша. На палубе капитан Берн пристально всматривался в даль. Там, за линией горизонта, лежала Англия. В ясную погоду были видны ее меловые берега. Или капитану Верну виделось другое? Может быть. В его воображении возникали неведомые земли, необитаемые острова и морские глубины? И там, в пучине океана, прорезая темноту электрическим светом, проносился подводный корабль. Не тогда ли вспомнились ему строки из письма Жорж Санд, восторженной его почитательницы, надеявшейся на то, что он скоро увлечет читателей в морскую бездну и заставит своих героев совершить путешествие в подводной лодке, которую усовершенствуют его, Жюля Верна, знания и воображение. Слова эти, как позже признавался писатель, действительно подсказали ему замысел романа о путешествии под водой.

С тех пор как был задуман новый роман, капитан Верн все чаще покидал палубу и скрывался в каюте – довольно тесной каморке, очень скромно обставленной. Здесь, в «плавучем кабинете», за своеобразным письменным столом – откидной доской на шарнирах – Жюль Верн работал. Писал он быстро и много, выработав в себе железную привычку к труду.

Сохраняя свой обычный режим и в море, он вставал в пять часов утра и трудился, не отрываясь до самого обеда. Спать ложился поэтому рано – в половине десятого. Этот образ жизни писатель вел в течение полувека, написав несколько десятков томов, которыми зачитывались миллионы людей в разных странах, поражаясь дару прозрения их автора. «Кто он? – спрашивали они. – Фантазер, провидец, поэт? В чем секрет творчества Жюля Верна?»

Слева перед ним лежат чистые листы бумаги, справа – исписанные карандашом черновики с широкими полями. Во время следующего этапа работы он обводит чернилами написанное карандашом, а на свободной половине листа записывает новые варианты.

Так лист за листом росла рукопись, на первой странице которой было выведено: «Путешествие под водой».

О том, что популярный писатель задумал новую книгу, уже известно в Париже. Но еще не скоро рукопись попадет к издателю – Жюль Верн скрупулезно шлифовал написанное, заново переписывал некоторые главы, стремился, как он сам говорил, «сделать правдоподобными вещи очень неправдоподобные». Надеялся, что новая книга о подводном мире, о недрах океана заинтересует читателей и обогатит их новыми знаниями. И признавался, что желание открыть этот любопытный, причудливый, почти неведомый мир стоило ему особенно больших усилий и трудностей.

Лето 1868 года ушло на доделки и доработку романа, который теперь назывался «Двадцать тысяч лье под водой».

И вот «Сен‑Мишель» пришвартовывается у моста Искусств в столице Франции.

Жюль Верн рпускается по трапу. Под одобрительные возгласы и приветствия толпы садится в экипаж. В руках у него толстый, перевязанный тесьмой сверток. Это именно то, что с таким нетерпением ждет издатель Этцель, уже оповестивший читателей о новой книге господина Жюля Верна, о самом необыкновенном из всех его «Необыкновенных путешествий». Так с самого начала называлась задуманная им грандиозная серия романов. В ней он хотел объять весь земной шар, следуя из страны в страну по заранее установленному плану. Ему предстояло описать «довольно много стран, чтобы полностью расцветить узор». Он мечтал довести число романов этой серии до ста. В последней, сотой книге намерен был дать в виде связного обзора полный свод своих повествований о земле и небесных пространствах и, кроме того, напомнить о маршрутах всех путешествий, которые были совершены его героями.

Жюль Верн не написал задуманных ста книг знаменитой эпопеи. Их всего шестьдесят пять. Но и они возвышаются как величественный памятник деяний человека, как гигантский монумент его разуму и отваге и, конечно, как свидетельство писательского гения Жюля Верна.

 

Охота за чудовищем

 

«1866 год ознаменовался удивительным происшествием, которое, вероятно, еще многим памятно, – этими словами начинался новый роман Жюля Верна, с таким нетерпением ожидавшийся читателями. – Дело в том, что с некоторого времени многие корабли стали встречать в море какой‑то длинный, фосфоресцирующий веретенообразный предмет, далеко превосходящий кита как размерами, так и быстротой передвижения…

По милости «чудовища» сообщение между материками становилось все более и более опасным, и общественное мнение настоятельно требовало, чтобы моря были очищены любой ценой от грозного китообразного».

Начальные строки романа читаются как хроникальное сообщение тех дней. И это не случайно. Жюль Верн никогда не поддавался соблазну чистой выдумки. Трамплином для полета его писательской фантазии всегда служили подлинные факты, реальные достижения инженерной мысли и научные гипотезы.

Было ли только плодом воображения писателя грозное «чудовище», разбойничавшее на морских путях? Не использовал ли Жюль Верн странные сообщения, появлявшиеся время от времени в шестидесятые годы прошлого столетия в газетах многих стран? Действительно, такие сообщения появлялись на страницах газет в разных странах в эти годы. В них говорилось о внезапной гибели торговых и пассажирских судов в результате полученной пробоины. Паника охватила пароходные компании, моряков, пассажиров. Газеты «Морнинг стар» в 1860 году, «Глазго» в 1861 году, «Нью‑Йорк таймс» в 1863 году высказывали в связи с таинственными событиями на море невероятные предположения и догадки. На поиски «морского разбойника» вышел фрегат американского военно‑морского флота «Авраам Линкольн».

Долгое время о нем не было никаких известий. А с 1870 года он числился в списках без вести пропавших. Лишь двум его пассажирам, как считает американский исследователь творчества Жюля Верна Дональд Мэчэм, удалось спастись. Это был профессор Жюль Опонакс и его слуга Тони – через полгода их будто бы нашли на одном из Фолклендских островов.

Тот же Д. Мэчэм высказывает, прямо скажем, весьма смелое предположение о том, что Жюль Верн и герой его романа профессор Аронакс – одно и то же лицо. Свою «гипотезу» Д. Мэчэм, который, по его собственным словам, изучал архивы и переписку писателя, пытается подкрепить тем, что Жюль Верн якобы провел немало дней своей жизни в странствиях по белу свету. Однако, склонный к мистификациям, он пускался в путешествия тайком, не оповещая ни родных, ни друзей. Им он сообщал, что уезжает на отдых либо на лечение. Сам же, как и его герой Паганель, «невзначай» перепутав каюту корабля, пускался в плавание на яхте «Донки‑ант» на поиски некоего капитана Гаттера, исчезновение которого зафиксировано в архиве судовых журналов за 1865 год.

В результате этого и родился, мол, первый в трилогии роман «Дети капитана Гранта», писал Д. Мэчэм в начале 1972 года. Подлинное событие, по его словам, лежит и в основе последней книги трилогии – романе «Таинственный остров». Известно, что Жюль Верн поднимался на воздушном шаре вместе со знаменитым фотографом и страстным воздухоплавателем Надаром. «Не известен лишь тот факт, – пишет Д. Мэчэм, – что после столь удачной вылазки наш «фантаст» с несколькими друзьями построил воздушный шар, чтобы пролететь над Средиземным морем. Во время полета поднялся сильный ветер и шар унесло в Атлантику. Что случилось далее, повествует роман «Таинственный остров», где Жюль Верн выступает в роли Сайерса Смита. Различие в том, что пребывание на острове Линкольна (о. Табор) длилось четыре месяца».

Столь неожиданное утверждение Д. Мэчэма требует, безусловно, всесторонней проверки, новых обстоятельных доказательств.

Пока же нам точно известно, что Жюль Верн действительно нередко выводил в своих книгах героев, имевших реальных прототипов. Так, знаменитый полярный исследователь капитан Джон Франклин отчасти послужил прообразом капитана Гаттера; известный геолог Сен‑Клер Девиль – прототипом гамбургского профессора Отто Лиденброка; фотограф, журналист и воздухоплаватель Феликс Надар превратился в Мишеля Ардана (на что указывает и анаграмма этого имени); а профессор математики Анри Гарсе, друг и помощник, получил имя Импи Барбикена.

…Постичь тайну подводного гиганта случайно удается профессору естественной истории в Парижском музее Пьеру Аронаксу и его спутникам слуге Конселю и гарпунеру Неду Ленду. Вместе с ними профессор участвует в погоне за «чудовищем» на фрегате «Авраам Линкольн».

Охота за морским разбойником кончается трагически. Фрегат после нападения на него «чудовища» получает пробоину и теряет управление, трое из его экипажа попадают в волны океана. А затем – в «утробу» страшного животного, которое оказывается гигантским подводным кораблем. С этого момента начинается одиссея профессора Аронакса и его спутников на борту «Наутилуса».

Не было плодом одного воображения и созданное фантазией писателя столь необычное в то время подводное судно. У жюльверновского «Наутилуса» имелось немало исторических предшественников. Писатель прекрасно знал об этом. И не только знал, но и специально изучал родословную своего подводного корабля. Энтузиасты ученые в разных странах и в разные эпохи пытались создать подводную лодку: англичане и голландцы, русские и французы, американцы и немцы. Жюль Верн подхватил и использовал мечту о подводном корабле в романе «Двадцать тысяч лье под водой», создав невиданную дотоле «субмарину».

Впрочем, Жюль Верн не был первым писателем, рассказавшим о подводной лодке. Задолго до него английский философ и писатель Фрэнсис Бэкон в 1627 году на страницах своей утопии «Новая Атлантида» описал корабль, способный плавать под волнами океана.

Умаляет ли это заслугу Жюля Верна? Нисколько. Лишь еще раз доказывает, что он отталкивался от известных ему гипотез ученых и реальных достижений. Значит, Жюль Верн всего лишь использовал то, что уже было известно тогдашней научной мысли? Да, с той, однако, разницей, что писатель умел заглянуть в завтрашний день научного открытия, предвидел бурное развитие века электричества, предсказал эпоху полетов к Луне.

Можно ли в связи с этим сказать, что главное в новом романе Жюля Верна – машина, подводное судно, движущееся с помощью одной лишь электрической энергии? Отнюдь нет. Если бы это было так, если бы центром повествования стал бездушный механизм, то книга о подводном путешествии давно бы устарела. Современные «Наутилусы» совершают гигантские подводные броски, проходят подо льдами Северного полюса, помногу дней скользят в глубинах океана. Мечта, тревожившая воображение в прошлом, сегодня стала повседневной реальностью.

На первом месте у Жюля Верна, писателя‑гуманиста, был человек – творец, мыслитель, борец. В этом секрет долголетия его книг. В этом ключ к разгадке «тайны» его творчества.

Героем нового – второго в трилогии – романа Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» стал человек исключительный, необыкновенного ума и странной, трагической судьбы – капитан Немо.

Среди огромной и пестрой толпы жюльверновских персонажей его колоритная фигура выделяется особенно ярко. Это был новый образ литературного героя – с одной стороны, ученый‑новатор, смелый инженер, с другой – загадочная личность, «гений моря», навсегда порвавший с миром людей и обрекший себя на скитания под водой.

В чем же тайна этого человека, скрывшего свое подлинное имя под безликим латинским словом «Немо» – «Никто»? Почему он бежал от людей, отчего порвал с цивилизованным миром?

Загадки вокруг капитана Немо громоздятся одна на другую. Раскрыть их нелегко, ибо сам капитан предпочитал о себе молчать. За семь месяцев невольного заточения, которые профессор Аронакс провел на борту «Наутилуса», о командире подводного корабля ему удается разузнать немногое.

У капитана Немо была запоминающаяся с первого взгляда внешность южанина, не то испанца или турка, не то араба или индуса. Черные глаза, твердые и спокойные, были полны холодной решимости, но и возвышенных мыслей. Мужество и непреклонность воли, прямота натуры, уверенность в себе – таковы основные черты его характера. «Он был высокого роста; резко очерченный рот, великолепные зубы, рука, тонкая в кисти, с удлиненными пальцами… все в нем было исполнено благородства. Словом, этот человек являл собой совершенный образец мужской красоты».

При первой встрече профессора Аронакса особенно поразил взгляд капитана Немо: «Он пронизывал душу!»

Язык, на котором он говорил со своими подчиненными и отдавал приказания, казался странным и непонятным. Это был благозвучный, гибкий, певучий язык с ударением на гласных, язык, о существовании которого профессор Аронакс и не подозревал. Что это был за язык – для него осталось загадкой. Как и черного цвета флаг, который устрашающе реял над «Наутилусом». Это не было пиратское полотнище с изображением скрещенных костей и черепа на черном фоне. Что же в таком случае он означал? Символом чего являлось черное знамя с вышитой на нем золотой буквой «N»? И на это у профессора Аронакса и его спутников не было ответа.

Словом, профессору не удалось узнать ничего конкретного. Однако ему ясно, «что в прошлом этого человека скрыта страшная тайна», что «он поставил себя вне общественных законов», «ушел за пределы досягаемости, обретя независимость и свободу в полном значении этого слова!»

Сам о себе капитан Немо говорит, что он порвал всякие связи с обществом. И на это у него, по его словам, были веские причины. Насколько они основательны, судить мог лишь он один.

Да, капитан Немо порвал с человечеством. Он стал обитателем океанских глубин, которые любит, потому что «море – это все! Оно покрывает собою семь десятых земного шара. Дыхание его чисто, животворно. В его безбрежной пустыне человек не чувствует себя одиноким, ибо вокруг себя он ощущает биение жизни». Но главное – «море не подвластно деспотам. На поверхности морей они могут еще чинить беззакония, вести войны, убивать себе подобных. Но на глубине тридцати футов под водою они бессильны, тут их могущество кончается! Тут, единственно тут, настоящая независимость! Тут нет тиранов! Тут я свободен!» – восклицает капитан Немо.

Не те же ли чувства испытывал к морю и сам автор? И не потому ли его так влекло каждую весну на побережье, в Кретуа, где, распустив паруса, его ждала шхуна «Сен‑Мишель», готовая выйти в плавание? Жюль Верн часто повторял: «Море, музыка и свобода – вот все, что я люблю».

Капитан Немо тоже любит музыку. На борту подводного корабля, в салоне, находится огромная фисгармония. На ней разбросаны партитуры сочинений многих великих композиторов.

А в библиотеке «Наутилуса» собрано двенадцать тысяч книг на разных языках. Нетрудно предположить, что столь же обширными были и познания в языках капитана «Наутилуса». Книги являлись и свидетелями разносторонних интересов их владельца. На полках были представлены произведения великих писателей и мыслителей древнего и нового мира – «все то лучшее, что создано человеческим гением в области истории, поэзии, художественной прозы и науки».

Когда‑то капитан Немо был страстным, неутомимым коллекционером произведений живописи. Теперь собрание картин, так же как и книг, – это единственное, что связывает его с землей, это последнее воспоминание о ней.

И снова возникает вопрос: какие причины заставили этого человека искать свободы под водой?

«Нет, не пошлая мизантропия загнала капитана Немо с его товарищами в железный корпус «Наутилуса», но ненависть, столь колоссальная и возвышенная, что само время не могло ее смягчить». Ненависть! К кому? К деспотам и тиранам, к тем, в чьих руках была власть. Против них и направлял смертоносные удары своего «Наутилуса» капитан Немо.

Месть его, однако, не носит личный характер. Нет, он мстит не только за себя, но и за всех угнетенных на земле. «Неужто я не знаю, – восклицает он, – что на земле существуют обездоленные люди, угнетенные народы? Несчастные, нуждающиеся в помощи, жертвы, вопиющие об отмщении!» Каждый угнетенный был ему братом, «его сердце отзывалось на человеческие страдания, и он широкой рукой оказывал помощь угнетенным!»

Значит, вернее будет сказать: капитан Немо – не столько мститель, сколько борец за права людей, за их будущее. Какими были и те герои, чьи портреты висели на стенах его каюты – «портреты видных исторических лиц, посвятивших себя служению высокой идее гуманизма: Костюшко – герой, боровшийся за освобождение Польши; Боцарис – этот Леонид современной Греции; О'Конпель – боец за независимость Ирландии; Вашингтон – основатель Северо‑Американского союза; Линкольн, погибший от пули рабовладельца; и, наконец, мученик, боровшийся за освобождение негров от рабства и кончивший свои дни на виселице, – Джон Браун».

И постепенно все отчетливее перед нами вырисовывается фигура капитана Немо. «Не был ли он защитником угнетенных народов, освободителем порабощенных племен? Не участвовал ли он в политических и социальных потрясениях последнего времени?» – спрашивает профессор Аронакс, начинавший смутно догадываться о том, что представляет собой капитан.

Роман «Двадцать тысяч лье под водой» – книга не столько о море и подводных скитаниях «Наутилуса», сколько о видном ученом и революционере, борце и мстителе за все угнетенное человечество.

Таким и нарисовал капитана Немо художник Невилль, иллюстрировавший издание, вышедшее осенью 1871 года. На мостике подводного корабля стоит его бесстрашный и благородный капитан. А в образе профессора Аронакса художник изобразил самого автора романа.

Пленникам удается бежать с «Наутилуса», ставшего для них плавучей тюрьмой. Они вновь обретают свободу, возвращаются к жизни среди людей. «Однако что же сталось с «Наутилусом»? Жив ли капитан Немо? – спрашивает профессор Аронакс в конце книги. – Каково его настоящее имя?» Ответа на эти вопросы в романе он так и не получил.

 

Страна‑тайна

 

Много лет Жюль Верн вел свою картотеку. Это было поистине уникальное собрание всевозможных фактов и сведений, почерпнутых им при чтении разного рода литературы: книг, журналов, газет. Выписки эти (он делал их еще со студенческих лет) оказывали неоценимую услугу во время работы над книгой, а часто подсказывали и сюжет произведения.

К концу жизни картотека насчитывала более двадцати тысяч тщательно пронумерованных тетрадок с выписками. Здесь можно было быстро и без труда найти сведения по астрономии и физике, географии и истории, геологии и химии и т. п.

В читальном зале библиотеки у Жюля Верна был свой стол. И часто посетители видели его склонившимся над журналами и газетами, записывавшим что‑то в тетрадь. Привычку просматривать таким образом свежую прессу он сохранил на всю жизнь. И даже в старости, больной и полуослепший, он стремился быть в курсе всех научных и политических новостей. Читальный зал он уже посещать не мог: свежие журналы и газеты доставляли на дом, где жена и внучка ему помогали штудировать их.

Картотека его пополнялась с невероятной быстротой. И в этом не было ничего удивительного. Вторая половина девятнадцатого столетия стала эпохой величайших научных и технических открытий. Одну за другой ученые раскрывали тайны природы, отвоевывали у нее вековые секреты. Границы познания расширялись стремительно. И Жюль Верн считал себя счастливцем, что родился в такой век, когда на его глазах было совершено столько замечательных открытий и изобретений. Верил он и в то, что живет на пороге эпохи, которая сулит еще больше чудесного. А география? Разве наш земной шар, его материки, моря и горы досконально изучены? Разве нет еще «белых пятен» на карте мира? В том‑то и дело, что есть. Они ждут своих исследователей. Жюль Верн внимательно следил за теми, кто пытался стереть на карте очередное «белое пятно». Знал обо всех экспедициях, снаряжаемых в африканские джунгли и австралийские леса. Читал отчеты отважных путешественников, изучал по карте их маршруты.

Но не только научные и географические открытия находили отзвук в его душе. Внимательно следил он и за острыми политическими баталиями своего времени. Об этом лучше всего говорят его книги. Они, словно эхо, отозвались на многие потрясения эпохи.

Экспедиции французских колонизаторов в Индокитай и в Алжир, их участие в «опиумной войне», которую уже не первый год вели англичане на Дальнем Востоке. Ко всему этому, «Наполеон‑маленький» послал французских солдат убивать восставших китайских крестьян, когда в 1856 году мощная крестьянская революция тайпинов прокатилась по огромным пространствам Китая. Но и после того, как крестьянское восстание было подавлено, в Китае то и дело вспыхивали народные мятежи.

Доносился до Франции и гул событий, которые разворачивались в Индии. Начавшееся здесь в 1857 году антианглийское восстание охватило многие провинции британской «заморской жемчужины». В эти дни Жюлю Верну встретилось в печати имя Нана Сахиба, одного из руководителей индийских повстанцев. В картотеке писателя в разделе, посвященном Индии, долгое время занимавшей его внимание, появляются все новые и новые записи.

Однажды мальчиком Жюль Верн вознамерился бежать в далекую сказочную Индию. Побег тогда сорвался. Беглеца сняли с борта готового к отплытию корабля. Путешествие, полное загадок, опасностей и открытий, не состоялось. Но Индия, страна несметных сокровищ, полноводных рек и удивительных храмов, страна‑тайна, продолжала волновать его воображение. К тому же ему были глубоко ненавистны англичане, покорившие эту прекрасную землю. «Британская политика направлена к уничтожению туземных племен, – писал Жюль Верн, – и к изгнанию их из тех местностей, где жили их предки». По его словам, такая пагубная политика проводилась англичанами во всех их колониях, в том числе и в Индии, «где исчезло пять миллионов индийцев».

Зная все это, писатель не мог оставаться равнодушным и бесстрастно описывать путешествия своих героев по морям и странам. Реальная жизнь вносила в текст книги поправки. И писатель все более чутко прислушивался к сейсмографу, фиксирующему колебания политических землетрясений.

Из сообщений английских газет о вожде индийского восстания можно было составить только искаженное представление. Англичане изображали Нана Сахиба варваром, насильником. Называли его «битхурским зверем» и охотились за ним, как за опасным преступником. По мере успехов восставших росла и цена за голову Нана Сахиба. Сначала генерал‑губернатор Индии обещал 50 тысяч рупий тому, кто доставит Нана и передаст его в руки англичан, или тому, кто укажет, где он находится, и поможет захватить его. Через несколько месяцев цена за голову вождя возросла до ста тысяч. Англичане готовы были заплатить и еще больше, лишь бы покончить с народным возмущением, захватить его руководителей и тем самым обезглавить восстание.

Кто же был этот индус, осмелившийся поднять тальвар – меч – против захватчиков‑чужеземцев?

 

Ненавистные феринги

 

Битхур – небольшой городок на берегу Ганга. Недалеко, километрах в сорока, расположен Канпур – шумный, многоязычный центр, через который проходят важные торговые пути. Ниже по течению – священный город Бенарес; в его храмы стекаются паломники со всей страны.

В тихом зеленом Битхуре находилась резиденция главы государства маратхов, пешвы Баджи Pao II. С тех пор как его владения были захвачены колонизаторами, старый правитель переселился в здешний дворец.

Англичане довольно щедро оплачивали лояльность его хозяина – пенсией в 800 тысяч рупий в год. Старый пешва доживал дни в тишине и покое. Большую часть времени проводил в тени деревьев своего сада, кормил ручных оленей и косуль, любовался великолепным одеянием павлинов, разгуливавших среди цветников, с гордостью показывал гостям прекрасных коней.

Залы дворца украшало богатое собрание картин. Тут были представлены работы европейских и индийских мастеров. Не меньшей гордостью владельца битхурского дворца являлась и коллекция оружия: сабли и пистолеты, кинжалы и пики, щиты и ружья, легкие кавалерийские седла и громоздкие кабины – хауды для поездок на спинах слонов. Но жемчужиной этого редкостного собрания был драгоценный меч пешв. Старинный клинок мирно висел на стене. Во дворе, перед дворцом, не слышно воинственных кличей, бряцания оружия, не видно боевых слонов и знаменитых маратхских всадников на быстрых скакунах. Грозные битвы забыты. И только в рассказах пешвы о героическом прошлом маратхов, об их многовековой борьбе оживали картины ожесточенных схваток и кровавых сражений, которые некогда приходилось вести его предкам.

Особый интерес, к этим рассказам проявлял приемный сын пешвы юный Нана Сахиб. Часами просиживал он возле старика, слушая предания о походах против агрессивных афганцев, о том, как, возглавляемые национальным героем, «замечательным предводителем закаленных горцев» Шиваджи, портрет которого висел во дворце, маратхи воевали с могольской державой, и о многом другом, чему свидетелем был старинный меч.

С благоговением и почтением юноша прикасался к легендарному оружию. Но самыми счастливыми были минуты, когда ему разрешали подержать в руках прославленный клинок. Тогда в глазах Нана вспыхивал огонь. Он представлял, как на взмыленном скакуне во главе отряда конников врезается в ряды противника и мечом предков разит врагов. Но пока об этом оставалось только мечтать. А пока, чтобы быть достойным владеть заветным мечом, Нана совершенствовался в военных упражнениях. Фехтовал, стрелял из пистолетов, занимался верховой ездой. Его часто видели вместе с братьями, с друзьями: Тантия Топи, сильным и ловким юношей, с Лакшми Бай – отважной девушкой, дочерью священнослужителя при дворе пешвы.

Увлекался молодой индус и музыкой, отлично разбирался в искусстве. Хорошо знал литературу, любил цитировать отрывки из поэмы «Рамаяна», славящей подвиги мифического героя Рамы.

Вызывал восхищение и внешний вид Нана, манера держать себя. У него были черные, гладко причесанные волосы, чуть полноватое лицо светло‑коричневого цвета, прямой нос. Его крепкую мускулистую фигуру плотно облегал богатый костюм индийского вельможи. Холодный и твердый взгляд сразу подчинял себе.

 

Мятежный пешва

 

Но вот устроенной жизни Нана Сахиба пришел конец. Умер пешва Баджи Pao II. Алчные англичане отказались признать права его приемного сына и наследника. Он был лишен пенсии и всех привилегий.

Напрасно Нана Сахиб пытался восстановить справедливость, напрасно писал письма генерал‑губернатору в Калькутту и даже в Лондон. Здесь не собирались тратить золото на какого‑то юнца без роду и племени. И поспешили одобрить решение генерал‑губернатора, отказавшего приемному сыну пешвы в праве на пенсию.

Оставалось лишь возмущаться вероломством и наглостью ферингов‑чужеземцев. Бесполезно было рассчитывать на их милость. Несправедливость рождала гнев, побуждала взяться за меч. Но что маг сделать он один?!

…Звуки вина перед дворцом привлекли внимание Нана. Он вышел на террасу. Народ заполнял площадь – праздник был в разгаре. Певцы, перебирая струны, славили героев древности, пели о подвигах божественного Рамы, о мудром и справедливом Викрамадитья, об Акбаре – великом правителе и собирателе земель.

Тут же, среди толпы, разыгрывалось нехитрое представление. Зрители внимательно следили за действом. Актер, изображавший героя древнего эпоса, демонстрировал свое умение обращаться с мечом.

На сцену вынесли куклу в костюме ферингов. Зрители потребовали от актера решительных действий. Но он и не собирался отступать. Напротив, мгновение – и меч пронзил одежду чужеземца. Толпа разразилась восторженными криками. Удар, еще удар… Кукла повержена наземь. Всеобщее ликование охватило толпу.

Нана задумался о тяжелой участи этих людей, о том, что, доведенные до крайней степени нищеты, забитые, обездоленные, они готовы подняться против ненавистных пришельцев из‑за моря. «Люди как порох, нужно лишь высечь искру!» – вдруг понял он.

В народе только и разговоров было, что скоро настанет конец владычеству ферингов. И случится это в тот самый год, когда исполнится сто лет хозяйничанья англичан в Индии, – в 1857 году. Об этом поведали индусские брахманы и мусульманские муллы, услышавшие предсказание своих богов.

Перед дворцом показались странствующие монахи‑факиры. Нана подал знак пропустить их. Долго беседовал с ними. О чем – никто не знал. Как не знали и о том, что каждый из монахов, уходя, уносил под лохмотьями секретные письма к тем, кто ждал случая, чтобы подняться на борьбу.

Нана вел тонкую и хитрую игру. Англичане ни о чем не догадывались и считали его вполне лояльным к их власти.

Он часто посещал дома британских чиновников, был всегда вежлив и учтив. И когда Уилеру, командиру Канпурского гарнизона, стали докладывать, что Нана Сахиб из Битхура тайный враг англичан, старый генерал лишь рассмеялся в ответ.

Не верил Уилер, как и многие другие, и в то, что неспроста из полка в полк сипаи – солдаты‑индийцы, находившиеся на службе у англичан, – передают цветок красного лотоса. Этот нежный и благородный цветок, появившийся, согласно легенде, из пупка бога Вишну, в Индии считается царем цветов, олицетворяет красоту, чистоту и гуманность. Во имя их ценностей и готовились к жестокой борьбе индийские патриоты.

Генерал Уилер телеграфировал начальству, что в Канпуре все спокойно. А между тем в расквартированных здесь сипайских полках деятельно готовились к выступлению.

Командир гарнизона не знал многого. Он никогда не поверил бы, что дом известной танцовщицы Азизан (здесь, случалось, бывал и сам генерал) стал местом, где заговорщики обсуждали свои планы. Так же, как ему трудно было бы представить, что торговец лошадьми Мудат Али, этот спокойный и вполне благонамеренный мусульманин, приходил в дом Азизан совсем не для развлечения. Он приносил письма Нана Сахиба к руководителям заговора в Канпурском гарнизоне.

В начале 1857 года разнесся слух о том, что битхурский владетель решил отправиться в путешествие по святым местам.

И действительно, в один из мартовских дней красавец слон в роскошном облачении, с хаудой на спине – покорно стоял у дворца, ожидая хозяина. Погонщик опустил анкуш – железный крюк, которым погоняют слонов, и непризнанный пешва в сопровождении свиты двинулся в дальний путь.

Всюду, где побывал гость из Битхура, он вел секретные переговоры с единомышленниками, вырабатывал план действий, выяснял настроения местных феодалов, их готовность примкнуть к борьбе. Во время этой поездки Нана окончательно убедился в том, что его час настал – пора пустить в ход старинный меч маратхских пешв.

Глубокой ночью четвертого июня над пыльными, узкими улочками Канпура прогремели три пушечных выстрела. Это был сигнал к мятежу индийских солдат. В городе защелкали выстрелы, запылали дома. Кавалеристы восставшего полка сипаев захватили арсенал, банк, тюрьму. Нана Сахиб, прибывший накануне в город, был провозглашен правителем. А генерал Уилер жестоко расплатился за доверчивость. В честь победы над Канпурским гарнизоном и воцарения на троне он затеял пышный праздник. Парад войск, салют из пушек в честь пешвы и его соратников. Тут же солдатам раздали сто тысяч рупий. После чего из Канпура отправились в Битхур, и здесь веселье продолжалось.

В ту ночь Нана Сахиб окончательно выбрал свой путь, встал на борьбу за свободу родины. Путь изнурительных сражений и недолгих побед, путь, который стал для него дорогой к бессмертию.

 

Таинственное исчезновение

 

Никогда больше звезда удачи Нана Сахиба не поднималась так высоко, как в те дни. Упоенный победой, достигший, казалось, всего, чего хотел, Нана беспечно развлекался у себя во дворце. Когда же, спохватившись, он вернулся в Канпур, было уже поздно. Английские полки подходили к городу. Нана повел войска в бой. Жестокая схватка не принесла полной победы ни одной стороне. Надвигавшаяся ночь заставила сделать передышку. Этим и воспользовались англичане. Под покровом темноты они бросились в атаку на изнуренных битвой воинов Нана Сахиба. Утром Канпур был во власти пьяных мародеров.

Незадолго до поражения, видимо сознавая неизбежность его, Нана прискакал в Битхур. Вместе с семьей он успел переправиться через реку и скрылся в лесах.

Каратели вступили в Битхур. Дворец пешвы был разграблен и разрушен. Редчайшие ценности попали в руки победителей. Но самая большая неожиданная добыча ждала англичан на дне колодца, случайно обнаруженного в развалинах дворца. Здесь был тайник Нана Сахиба.

Десять дней, сменяясь каждый час, сто солдат извлекали из него поистине сказочные богатства. Из темного жерла колодца появлялись на свет слитки золота, ожерелья и украшения, золотая посуда, три миллиона рупий и, наконец, огромная серебряная хауда, еще недавно украшавшая слона пешвы. Завладели неприятели и оружием из знаменитой коллекции.

Нана Сахиб потерпел поражение, лишился средств, но он не был сломлен. Вскоре ему удалось вновь собрать вокруг себя отряд и начать партизанскую войну.