Второй период деятельности в Нидерландах

УПРАВЛЕНИЕ НИДЕРЛАНДАМИ; АМНИСТИЯ; НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ; ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ; НОВЫЙ ВСПЛЕСК ВОССТАНИЯ; ПОРАЖЕНИЕ ПРИНЦА ОРАНСКОГО; ОТЪЕЗД АЛЬБЫ

 

После того как герцог Альба победил, но не мог рассчитывать ни на отзыв, ни на прибытие Филиппа, он предпринял новые изменения в уп­равлении. Он создавал одно учреждение за дру­гим, еще и еще, все более не отвечавшие жела­ниям нидерландцев, пока, наконец, народ не на­чал воспринимать происходящее как тиранию (которой вначале не было) и спор с испанской Короной из-за отдельных привилегий не вылил­ся в настоящую борьбу за свободу.

Три роковые ошибки герцога обусловили пе­реход к силовым методам: после своей победы он продолжал считать нидерландцев мятежни­ками; не объявил всеобщей амнистии; обложил непомерными налогами. Альба укрепил воен­ную власть и разместил гарнизоны по всей стра­не, заполнил судебные инстанции и органы уп­равления людьми, чьи профессиональные способности имели меньшее значение, чем их благонадежность. У политических противников он конфисковал земли и деньги, высылал и даже казнил их. Были открыты школы, насаждавшие испанские идеи, ограничены путешествия за границу, запрещена учеба там. Герцог лично вы­давал разрешение на иностранные паспорта. Все эти меры получили безоговорочную под­держку Филиппа: «Я не мог бы сделать ничего лучшего, чем не мешать вам управлять», — пи­сал ему монарх.

Неблагоприятное воздействие бессмысленных учреждений еще больше увеличилось за счет строгих порядков. Количество процессов росло. Для тех, кому удалось бежать, устанавливались сроки, чтобы предстать перед судом герцога, в противном случае приговор выносился заочно. В семьях посеяли раздор. Совершались зверства, распространялась бессовестная клевета на всех, процветала болезнь доносительства.

Однако выводить из этих мер заключение не­посредственно о характере герцога Альбы и его взглядах было бы неверным. Как и для Кальви­на в Женеве, строгость была для герцога Альбы принципом, жестокости он не хотел. В тех фор­мах, которые оба создавали, они видели един­ственный путь к порядку. Альба приступал к со­зданию новых учреждений с большими колеба­ниями. Свою судебную систему он сначала ввел только в городе Арнеме в Голландии; новую си­стему управления опробовал сначала в Гронингене; новый кодекс страхования для заморской торговли был разработан для Антверпена; запрет подозрительных сочинений был введен только в части страны. Меры Альбы ни в коем случае не были направлены только против иноверцев. Так, он ограничил права католического духовенства распоряжаться церковными землевладениями, обратился к Филиппу и к папе с жалобой на рас­пущенность слуг церкви, а позднее даже предло­жил продавать ценные предметы культа, с тем чтобы вырученные средства губернатор мог ис­пользовать на восстановление истинной рели­гии.

Альба хотел объявить амнистию сразу же пос­ле казни Эгмонта, но затем решил приурочить ее к визиту Филиппа, который так и не состоялся. Позднее Альба счел более мудрым постоянно дер­жать мятежное население под угрозой. Так про­шел весь 1568 год. Герцог многократно требовал от своих советников проекты амнистии, но так и не решился объявить ее. Лишь получив от коро­ля различные предложения по амнистии, он вновь вернулся к этой мысли, но опять последо­вала отсрочка.

В конце концов в марте 1570 года Филипп энергично потребовал объявления амнистии, и в середине июля 1570 года — почти три года спус­тя после прибытия Альбы — она была объявлена в Антверпене. Впрочем, помилований было мало, а перечень исключений очень длинный. Хотя Альба и утверждал, что из четырех поступивших к нему проектов он выбрал самый мягкий, но добавил к нему две оговорки, которые его ужес­точили. Оригиналы проектов утрачены, поэтому нельзя сделать более точное заключение, но ос­тается фактом, что неполная амнистия сказалась на Испании хуже, чем проигранная битва, и от­ветственность за это несет Альба.

Самой роковой ошибкой герцога Альбы было введение колоссальных налогов. Разумеется, деньги должны были вноситься самой влиятель­ной частью населения, купцами. Вопрос о налогах был следствием денежных затруднений короля, которого Альба уже второй год держал в ожида­нии необходимых средств. Вскоре король потре­бовал поступлений из Нидерландов, заставив тем самым герцога прибегнуть к жестким мерам. Пос­ле долгих совещаний и длительной переписки Альба вынужден был решиться установить налог на имущество в размере одного процента, на про­дажу земельных участков — пять процентов и на­лог с продажи — десять процентов. Хотя купцам после долгих переговоров удалось добиться заме­ны налога с продаж на единовременную выплату двух миллионов дукатов, их дела понесли непоп­равимый урон, а симпатии — исчезли.

Сомнительно, чтобы герцог Альба при введе­нии различных мер полностью отдавал себе от­чет в их фундаментальном значении. Действи­тельно, в некоторых отношениях он действовал скорее в русле старых воззрений, не соответ­ствовавших духу времени. Выступал за усиле­ние центральной власти вместо феодальной раздробленности. Пытался ограничить права дворянства, основанные на традиционных привилегиях и препятствующие энергичному управлению государством. Его усилия были на­правлены на то, чтобы создать крепкую закон­ную и финансовую основу для осуществления управления. Для этого было необходимо заменить налоги и службу (в духе средневековых отношений между королем и вассалом), которые осуще­ствлялись добровольно и постоянно заново согла­совывались, на установленные властителем твердые платежи, которые обязан был произво­дить подданный (в духе современных конститу­ций государств).

Давление, оказанное на все слои населения, привело к эмиграции в больших масштабах. По­ток эмигрантов устремился из тринадцати про­винций в соседние страны, где началась подготов­ка сопротивления режиму, установленному Аль-бои. Принц Оранский, поклонник Макиавелли, взяв дело в свою руки, сумел направить их волю в единое русло. Его связи доходили до тайного ка­бинета короля Филиппа, из карманов которого агенты Оранского похищали письма герцога и правительницы Маргариты. В борьбе против него Альбе пришлось вступить на путь, который все больше отдалял от поставленных целей. Его по­ложение ухудшилось, уважение к нему падало. Даже подвластные ему территории и народ нача­ли чувствовать по изданным распоряжениям и действиям испанцев, что их уверенность умень­шилась. Бедность порождала ожесточение. Денег опять не хватало, двухмиллионный доход из Ни­дерландов в королевскую казну не поступил, сол­даты начали роптать. Чем жестче меры, тем реши­тельнее становилось сопротивление. Казалось, все рушится, а герцог «был вне себя от ярости». Уча­стились, причем в самые решающие моменты, приступы лихорадки, а из-за подагры он испыты­вал длительные боли.

Хотя Альба вновь просил об отставке, Филипп тянул с решением несколько месяцев. Наконец назначил преемника — герцога Медину-Сели, но напрасно Альба ждал его прибытия. В 1571 году он ежемесячно повторял свою просьбу, опять же напрасно, хотя ему казалось, что с середины года в письмах Филиппа сквозит недовольство его правлением.

Дело вновь затянулось, когда Мадридский двор выработал с неким Ридольфи план убийства английской королевы Елизаветы, и Ридольфи сам прибыл к герцогу с его изложением. Хотя пап­ская анафема создавала правовую основу для это­го, Альба не спешил давать согласие, поскольку считал Ридольфи непригодным, а английских соучастников под руководством герцога Норфол­ка неспособными. Он был против любого хода Испании, пока план не приведен в действие. Од­нако до этого не дошло, поскольку Елизавета по­лучила сведения о заговоре и приказала аресто­вать Норфолка.

Теперь королю Филиппу хотелось больше все­го, чтобы Альба со своим войском погрузился на суда и открыто напал на Англию. Однако герцог считал опасность поражения и его последствия для Испании слишком значительными. Возмож­но, он также недооценивал перспективы Англии на будущее, которые улучшались в той мере, в ка­кой падало промышленное и финансовое значе­ние Нидерландов. Альба гораздо больше заботил­ся о том, чтобы поддерживать официальные от­ношения с Англией. Ему даже удалось уладить давний спор, возникший из-за испанских судов с деньгами, которые захватили англичане.

В сентябре 1571 года у герцога вновь случил­ся тяжелый приступ подагры, и он опять напом­нил о Медине-Сели. Однако тот не прибыл и че­рез полгода. А герцога ожидало множество новых обязанностей. Он вел откровенную переписку о состоянии университетов и церкви во Фландрии с ученым-мыслителем Ариасом Монтано. Фи­липп постоянно пользовался его советами во внешнеполитических вопросах. Он также перепи­сывался с доном Хуаном Австрийским, который был назначен главнокомандующим флотом про­тив турок. Альба, очень обрадованный этим на­значением, послал ему подробные советы, кото­рые внесли вклад в великую победу на море у гре­ческого побережья при Лепанто. Альба сходился с доном Хуаном во мнении, что, учитывая осно­вательные резервы Османской империи и нена­дежность собственных союзников, момент для нападения на столицу турок, которого все ждали, еще не пришел.

К политическим и военным обязанностям до­бавлялись и другие. Более месяца занял прием Анны, дочери Максимилиана II, когда она за­держалась в Нидерландах по пути в Испанию для бракосочетания с Филиппом. Герцог наде­ялся сопровождать ее в Испанию и тем самым завершить свою деятельность. Вместо этого он получил приказ остаться, и Анну сопровождал его сын Фердинанд, так что герцог потерял свою самую надежную опору.

Много времени и энергии он потратил на Бар­бару Бломберг, бывшую возлюбленную импера­тора Карла и мать Хуана Австрийского. Тщетно Альба пытался отправить Барбару, завалившую его бесчисленными жалобами и претензиями, в Испанию. Говорили, что бесстрашный Альба «как огня боялся» Барбару Бломберг и она стоила ему больших нервов, чем политические события в Нидерландах.

1 апреля 1572 года маленькая гавань Бриль на побережье была захвачена теми, кто называл себя морскими гёзами*. Этот внезапный удар внес новый элемент в развитие событий — войну на море. Он вызвал перелом в военной ситуации, посколь­ку тем самым англичанам был открыт путь к по­стоянной поддержке Нидерландов, в то время как Альба ничего не мог противопоставить морякам.

На этот раз восставших быстро поддержали. Роттердам, Флиссинген, Энкхейзен, Валансьенн, Монс отпали от испанцев, с трудом удалось из­бежать утраты Миддельбурга. В это время принц Оранский начал новое наступление. Личная не­популярность Альбы, амнистия и налоговые за­коны стали причиной кризиса, которого он опа­сался и пытался избежать, передав власть более мягкому преемнику.

Французские гугеноты также были готовы к действию. Под руководством адмирала Колиньи и Жанны д'Альбре, матери будущего короля Ген­риха IV, им удалось после заключения перемирия с католической партией создать боеспособный фронт и заручиться поддержкой Англии. После этого они, с одобрения католиков и французской Короны, занялись тем, что стали вредить Испа­нии в Нидерландах. Альба узнал об их намерени­ях, когда к нему в руки попало письмо короля Карла IX принцу Оранскому. С его стороны тре­бовались срочные меры. Тем временем прибыл наконец Медина-Сели, однако командование ос­талось в руках Альбы, а Медина-Сели получил приказ исполнять его распоряжения. Это вскоре привело к напряженности в отношениях, тем бо­лее Медина-Сели знал, что после отъезда Альбы, по совету герцога, предусматривается ограниче­ние его полномочий.

Нападение принца Оранского началось в се­редине 1572 года. На этот раз его поддержало население страны, суровое правление Альбы воз­родило дух свободы и любовь к родине. Сразу же целый ряд городов примкнул к нему. Вскоре вся северная часть страны перешла под его руковод­ство. Власти, поставленные Альбой, были сме­щены, и только для проформы принц Оранский сохранил господство Филиппа.

В этот критический момент к герцогу Альбе пришло спасение, как уже не раз бывало в его жизни. Громом среди ясного неба прогремела весть о Варфоломеевской ночи в Париже. Французская партия гугенотов была разгромлена ужасным об­разом, Франции предстояла новая внутренняя борьба, и принцу Оранскому неоткуда стало ждать помощи. Предоставленный самому себе принц был разбит под Жемаппе. Армия его брата, окруженная сыном Альбы Фадрике, вынуждена была сдаться. Армия принца Оранского рассеялась. От двадца­ти пяти тысяч человек, с которыми выступил принц Вильгельм, осталось семьдесят всадников, которые возвратились с ним.

Несмотря на успех, герцог не питал иллюзий относительно истинного положения вещей. Он прекрасно понимал, что ему помог случай, на ко­торый он не имел влияния. Альба знал также, что даже после отступления принц Оранский имеет сильную поддержку в северных провинци­ях, что принц теперь — совершенно не тот, что прежде. Тяжелая жизнь выработала в нем целе­устремленность, стойкость и терпение, которые далеко опережали время. Он понял тенденции будущего, был «спокоен в штормящем море». Альба вновь писал в Мадрид: «Ненависть, кото­рую все питают ко мне, есть результат суровых наказаний, кои я вынужден был применять, и она делает напрасными все мои усилия. Преем­нику было бы легче».

Однако преемник, Медина-Сели, отбыл, вы­держав в Нидерландах менее полугода. Правле­ние было вновь поручено Альбе, поскольку Фи­липп, как и прежде, считал его единственным, кто сможет преодолеть трудности. Филипп не услы­шал, как тот взывал к нему за два дня до Рожде­ства 1572 года: «Я умираю от голода, я истратил все, что имел мне больше не на что жить. Отзо­вите меня!»

Вероятно, герцог Альба спокойнее смотрел бы в будущее, если бы у него было достаточно средств для продолжения борьбы и особенно для содержания флота, который был необходим. Правда, еще до окончания отступления принца Оранского сдались Монс, Мехельн и другие важ­ные пункты на юге страны. Увенчались успехом также мероприятия Альбы на побережье: была снята осада с Тергеза. Даже на севере после ге­роического сопротивления пришлось сдаться Зютфену, а затем Наардену. Однако эти успехи не помогли. Ибо где бы ни появлялись теперь испанские наемники, начинался страшный гра­беж, а то, что хотели нидерландцы — мир и по­рядок, Альба уже не мог обеспечить.

Важнейшим пунктом, вокруг которого вскоре все стало вращаться, оказался Харлем. Семь ме­сяцев длилась борьба за город. Дон Фадрике, ко­торому Альба поручил командование, неодно­кратно хотел отказаться от осады. Однако отец писал ему: «Если мой сын снимет осаду, то он уже не мой сын. Если он погибнет, я займу его место. Если я погибну, то из Испании приедет герцогиня Альба и займет мое место». Зимой герцог даже заказал тысячи пар коньков и при­казал солдатам научиться на них передвигаться, чтобы взять город, окруженный со всех сторон водой. Лишь 14 июля 1573 года удалось его за­хватить. Это была самая последняя, самая разо­рительная, самая ненужная победа. Не только срок его службы приближался к концу, но и цель войны — сохранение Нидерландов для Испании все больше отодвигалась.

Уже в январе 1573 года Филипп выбрал пре­емника герцогу Альбе — дона Реквезенса де Цу-нига, который сделал все возможное, чтобы отка­заться от этой чести, но король был непреклонен, и в ноябре Реквезенс прибыл в Брюссель.

Герцог, находившийся в Амстердаме, поспе­шил передать ему правление. Рассказывают, что ему пришлось покидать город ночью, чтобы из­бежать требований своих кредиторов за расхо­ды, на которые ему пришлось пойти ради Фи­липпа. Всем, что у него имелось, он давно по­жертвовал, так же как и двумястами тысячами дукатов, которые, к возмущению Филиппа, он одолжил у герцога Флорентийского. В после­дний год он занимался исключительно Нидер­ландами и, как утверждали в Англии, с легкос­тью сохранил бы их для Филиппа, если бы по­лучал деньги из Испании. Однако нельзя не осознавать серьезности положения. Вероятно, испанское господство внешне могло бы сохра­няться, но не в том виде, какого хотел Филипп и какой отстаивал Альба.

В конце ноября произошла официальная пе­редача власти Реквезенсу. Из-за подагры и ли­хорадки еще на несколько недель был отложен отъезд Альбы. В сопровождении семи рот он выехал затем из Брюсселя через Лотарингию, Бургундию, Савойю и Пьемонту Геную — тот же путь он проделал в обратном направлении шесть с половиной лет назад, полный надежд, забот и доверия.

С отъездом герцога Альбы борьба за Нидер­ланды утрачивает интерес, выходящий за преде­лы войны, восстания и смерти. И в последующее время она требовала мужества и жертв с обеих сторон. Но уже перестала быть символом борьбы между новой свободой и старым порядком, когда прекратилось противостояние между принцем Оранским и герцогом Альбой. Дон Реквезенс был способным человеком, так же как и его преемник дон Хуан Австрийский. Преемник же последне­го, Александр Фарнезе Пармский, был настоя­щим гением, который действительно спас Южные Нидерланды для испанской Короны. Однако все они пытались установить новый порядок, в то время как Альба сражался за сохранение суще­ствующего, пусть даже при форме правления, на­поминающей будущий абсолютизм.

Никто не понимал различия между прошед­шим и наступающим лучше, чем принц Оранс­кий. Уже в 1568 году он опубликовал «юстифи-кацию» против герцога Альбы. В 1581 году он обобщил в апологии все, что двигало обеими сто­ронами, и утверждал, что после переговоров Альбы с Генрихом II Французским по поводу истребления протестантов он отвернулся от ка­толицизма. Герцог отнял его поместья, сына-пер­венца отправил в Испанию. Герцог отказал Ни­дерландам в свободе совести и установил граби­тельские налоги, так что он, принц Оранский, вынужден был защищать свою страну. Поэтому борьба продолжалась.

Как бы убедительно и ясно ни противопостав­лял принц обе стороны друг другу, все же в его мыслях неизбежно присутствовала некоторая не­уверенность. Он, представитель нового и свобод­ного, должен был бояться будущего, ибо неизве­стна цена его порядка. Мышление Альбы имело под собой твердую основу. Он мог не только апел­лировать к праву, но и верить в непоколебимость своего дела, которое оправдал многовековой опыт. И все же правым оказалось дело принца Оранского, а не Альбы.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИСПАНИЮ

 

ПРИЕМ В ИСПАНИИ; РАБОТА В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ;

ВСТРЕЧА В ГУАДАЛУПЕ; ССЫЛКА

 

Жадно ожидали все дворы Европы, вице-короли и высшие сановники Священной Римской империи первых сообщений о возвращении и приеме, оказанном полководцу и правителю. Герцогиня Альба неусыпно заботилась о своем муже во время его отсутствия и теперь подготавливала его прибытие. Драматизм встречи, которая приближалась, достиг высшей точки. Дверь королевского кабинета закрылась за почти семидесятилетним прославленным герцогом... и никто не узнал, что же произошло за ней. Можно, вероятно, сделать заключение, что напряженность момента была снижена за счет нерешительности короля. Точно нам известно лишь одно: после возвращения Альбы все продолжало идти как и прежде. Он молча занял свое прежнее место при дворе. Теперь мень­ше тревожили интриги противников, поскольку Руй Гомес Эболи умер за год до этого. Вместо него влияние на короля оказывал теперь секретарь Антонио Перес, и хотя он не был другом Альбы, в то же время не был и его соперником, как Эболи.

Вопрос о том, насколько велико было стремле­ние герцога не только занять свое прежнее мес­то, но и приобрести свое прежнее влияние, оста­ется открытым. По-видимому, он сообщил коро­лю, что предполагает в будущем остаться дома и в тишине и спокойствии предаваться мыслям о Боге. Однако Филипп пожелал, чтобы он и даль­ше продолжал служить своему господину.

В последующие годы при дворе часто прибега­ли к советам Альбы, особенно в отношении Ни­дерландов. Дон Реквезенс показал себя там не слишком удачным преемником. Он прибыл в Ни­дерланды с лучшими намерениями, и хотя хвалил герцога Альбу в своих письмах, сам собирался действовать иначе. Однако инструкции Филиппа, за которыми стоял постоянно предостерегающий от мягкотелости Альба, мешали ему взять новое направление. Вскоре в провинциях его вознена­видели больше, чем Альбу.

Филипп все же придерживался рекомендован­ного Альбой курса, и следует признать, что дни герцога были заполнены не только церемониаль­ными обязанностями, как, например, при креще­нии будущего Филиппа III, но он продолжал ос­таваться самым авторитетным советником коро­ля. Насколько велико было его влияние, стало видно после смерти Реквезенса в марте 1576 года. Волнения и напряжение, которые, будучи на седьмом десятке, Альба выдерживал в течение шести лет, уже через два года оказались непомер­но тяжелы для Реквезенса, а ведь он моложе на двадцать лет. Опять нужно было искать преемни­ка. Раздавались голоса за то, чтобы вновь назна­чить герцога. Однако он, по-видимому, высказал­ся в пользу принца дона Хуана Австрийского, не­смотря на многочисленные сомнения. Он и после своего возвращения из Нидерландов постоянно переписывался с ним и считал его как члена ко­ролевского дома наиболее удачной кандидатурой из-за его авторитета полководца и дружелюбно­го характера. В течение восьми дней Филипп со­вещался с Альбой по вопросу о преемнике Рек­везенса. В конце концов он отбросил опасения в том, что честолюбие молодого жизнерадостного сводного брата может побудить его к созданию в Нидерландах собственного королевства, и назна­чил Хуана правителем.

Но и дону Хуану задача оказалась не по пле­чу. Ему было поручено проводить политику при­мирения, но было уже слишком поздно. Принц Оранский быстро понял, что у противника нет не­обходимых средств воздействия. Впервые после прибытия Альбы чаша весов качнулась в сторо­ну восставших. Испанцы теряли одну провинцию за другой, пока не пришлось наконец отдать и Брюссель. Принц Оранский пышно въехал в го­род, где он отсутствовал десять лет.

Однако успех нидерландцев не был оконча­тельным. В 1578 году принц Александр Фарнезе Пармский прибыл с новыми испанскими вспомо­гательными войсками, и вскоре ему удалось на­голову разбить нидерландцев вблизи местечка Гемблур. Дону Хуану не удалось пожать плоды этой победы. Александр Фарнезе нашел его в со­стоянии, достойном сожаления, и сын императо­ра Карла покинул мир в возрасте 33 лет.

Со смертью дона Хуана закончилось прямое влияние Альбы на судьбу Нидерландов. Теперь решающей силой стал новый правитель — Алек­сандр Фарнезе Пармский. Однако у герцога, ко­торый уже представлял интересы Габсбургов во многих странах, появилось новое, последнее поле деятельности в Португалии.

Португальский трон занимал племянник Фи­липпа II дон Себастьян. В 1574 году он предпринял удачный, хотя и незначительный, «крестовый поход» против мавров в Северной Африке. Что­бы повторить его в большем масштабе, он попро­сил помощи Филиппа.

В конце 1576 года оба короля встретились в Гуадалупе, на полпути между Мадридом и порту­гальской границей. Альба сопровождал Филиппа и, памятуя собственный африканский опыт, играл ведущую роль. Он самым сердечным образом встретил дона Себастьяна, который внешним об­ликом и характером напоминал своего деда, Кар­ла V. Однако вскоре возникли разногласия, по­скольку Филипп не был готов поддержать пред­приятие Себастьяна. Вспоминая неудачи экспе­диции Карла в Алжир, он и Альба опасались, что небольших сил португальцев будет недостаточно для успеха. Разногласия еще больше усилились, когда Альба преувеличенной гордостью пытался возместить недостаток своего влияния. В оскор­бительных выражениях он заявил, что для побе­ды необходим такой полководец, как он. И зашел настолько далеко, что даже предложил свои услу­ги при условии, что Себастьян подчинится его ко­мандованию.

Встреча в Гуадалупе представляет собой лишь краткое вступление в заинтересованность герцо­га Португалией. Впрочем, его пророчества оправ­дались: молодой король, который в 1578 году отправился в Африку, был не только наголову разбит, но и сам погиб. Однако на встрече в Гуадалупе Альба вызвал неприязнь не только у него, но и у Филиппа, который пытался избежать ка­кого-либо вмешательства Испании и теперь начал обходить герцога на советах. Постепенно вокруг Альбы образовалась пустота. Однако он еще со­стоял в переписке со многими сильными мира сего. Изгнанный из Шотландии епископ Росский просил его, чтобы Филипп оказал поддержку Ма­рии Стюарт. Английский посол Кобхем совещал­ся с ним по поводу усиления католицизма в ко­ролевстве Елизаветы. Генерал де Авила обсуждал с ним политику дона Хуана в Нидерландах. Его занимали смуты во Франции и созданная там Ка­толическая лига. Но перед ним более не ставили значительных задач. В совещаниях по поводу пре­емника дона Хуана Альба больше не принимал участия. В конце концов осложнения, виновни­ком которых стал его сын Фадрике, привели к тому, что он полностью отошел от дел.

Фадрике, любовные истории которого уже неоднократно вызывали раздражение Филиппа, поддерживал отношения с придворной дамой королевы. Королева потребовала, чтобы он на ней женился, но тот отказался и был после это­го сослан. Однако отец поддержал его, разрешил ему жениться на кузине Марии де Толедо и для бракосочетания тайно прибыть в замок Альба. Филипп был возмущен таким самоуправством, а также поведением герцога, противоречившим придворному этикету, когда он без разрешения проник во дворец и в комнату короля, чтобы до­биться аудиенции. В начале января 1579 года он сослал старого герцога в замок Узеда и пригово­рил дона Фадрике к строжайшему аресту.

Напрасно хлопотали о помиловании папа, им­ператор Священной Римской империи, Генрих Французский, а также жена Филиппа королева Анна. Король оставался непреклонен. Давно зрев­ший гнев, причина которого, возможно, крылась в независимости Альбы, нельзя было смягчить, его постоянную ревность, которую он всегда про­являл и в отношении других советников и опор трона, нельзя было успокоить. Жалобы придвор­ных также повлияли на решение Филиппа. Почти все считали, что имеют повод жаловаться на Аль-бу, почти каждый чувствовал себя обойденным им. Дело не только в том, что он занимал высшие посты; его слава и способности были причиной того, что отпала необходимость в их советах и услугах. К этому добавлялась антипатия к дону Фадрике, которого, как и его отца, желали оскор­бить и опозорить браком, не подобающим его по­ложению.

 

ЗАВОЕВАТЕЛЬ ПОРТУГАЛИИ

ПОВТОРНЫЙ ПРИЗЫВ; ПОДГОТОВКА К ВТОРЖЕНИЮ; ЗАХВАТ ПОРТУГАЛИИ; ПРАВИТЕЛЬ ПОРТУГАЛИИ; ОТСТАВКА И СМЕРТЬ

 

Казалось, что деятельность Альбы завершена. Он прожил не одну, а почти две жизни. Будучи лишь на несколько лет моложе императора Кар­ла, он вполне мог после его отречения закончить свои труды. Вместо этого он начал новую жизнь при Филиппе. Последующие 20 лет он служил ему вплоть до ссылки в Узеду, но и она не стала заключительным штрихом.

72-летний герцог был призван вновь. Он дол­жен был завоевать для своего короля трон несчастного Себастьяна, преемник которого умер в 1580 году, не оставив прямых наследников. Настолько неожиданным был этот призыв, что кое-кто из составителей хроник чуть было не закончил жизнеописание Альбы его ссылкой. Настолько значительным был триумф, которо­го добился старый полководец на своей после­дней войне, что поздние исследователи считают поход против Португалии подлинной вершиной его карьеры.

Королю тяжело далось решение еще раз при­звать герцога Альбу, ибо оно означало признание того, что равных ему нет. Сразу же начались но­вые интриги против герцога. Шептались, что воз­вращение Альбы означает не только его освобож­дение, но и, само собой, освобождение его сына, а это подорвет авторитет Филиппа. Вспомина­лись неудачи Альбы в Нидерландах, его высоко­мерное поведение, невыносимая гордость, в кото­рой он позволял себе ставить условия самому ко­ролю. Многие даже предрекали, что Альба будет вести войну вяло, чтобы отомстить королю.

Однако болтовня придворных недоброжела­телей не смогла повлиять на Филиппа. В февра­ле 1580 года он надменно и без всяких извине­ний послал герцогу ясный приказ, что, если со­стояние здоровья тому позволяет, он должен явиться для принятия на себя командования. Таким же четким, как приказ Филиппа, было повиновение герцога Альбы. Не известно, на самом ли деле он из ссылки тайно пытался воздейство­вать на короля, чтобы тот начал войну за порту­гальскую Корону, поскольку для герцога это со­здало бы возможность реабилитации и нового назначения, но точно известно — имели место до­сужие домыслы, только в активной деятельнос­ти он видел смысл жизни. Пожалуй, старик дос­таточно ослаб, чтобы самостоятельно надеть дос­пехи, сесть на коня. Но даже если он садился в седло только с помощью слуг, то воля подстеги­вала тело. До восьми часов в день приходилось ему ездить верхом в последней кампании, как того требовала служба.

В конце марта 1580 года Альба отправился в Льерену, к северу от Севильи. Там следовало сформировать войско; необходимо было позабо­титься о средствах, утвердить маршрут, обеспе­чить вооружение, организовать обслуживание, подготовить тяжелую артиллерию, изготовить и распределить порох, заложить пограничные ук­репления. Был оборудован госпиталь, пересмот­рены вопросы подчиненности и ранга офицеров. Вновь идальго и кабальеро прибывали со всем своим персоналом для обеспечения роскошного времяпрепровождения, как будто полководец никогда не показывал примера в подготовке и ве­дении войны, и вновь пришлось отослать назад около пяти тысяч лишних людей. Кроме Альбы не было никого, кто отважился бы на подобные реформы. Ко всему прочему герцогу было пору­чено также командование флотом, поскольку это была единственная возможность обеспечить со­гласованность его действий с сухопутной армией. Наконец, возникла необходимость в перевод­чике, чтобы переводить приказы герцога на пор­тугальский и обеспечивать пропаганду. Ибо Аль­ба использовал запутанность политического по­ложения, которое никому из претендентов на трон не давало бесспорных прав и вместе с тем предоставляло возможность каждому обосновать свои притязания. Он убежденно выступил за за­конные права Филиппа и повел широкомасштаб­ное пропагандистское наступление, позаботив­шись о поддержке со стороны папы, перетягива­нии на свою сторону португальского дворянства с помощью денежных подношений, и о том, что­бы избежать народного голосования, с помощью которого хотел стать королем самый опасный со­перник Филиппа, дон Антонио, племянник пос­леднего португальского короля. Когда все же со­стоялось голосование в пользу Антонио, Альба попытался с помощью пропаганды по крайней мере уменьшить португальское сопротивление. Только после таких приготовлений он использо­вал армию, чтобы подтвердить право силой.

Перед вступлением в Португалию Альба уст­роил перед королевской четой парад, который должен был подтвердить его примирение с ко­ролем. Филипп, со своей стороны, не мог избе­жать давления обстоятельств и без всякой просьбы со стороны Альбы приказал освободить Фадрике.

Назначения Альбы было достаточно, чтобы по­вергнуть противника в страх и наполовину выиг­рать кампанию. 1 июля, через несколько дней после выступления, из Порталегре и Эстремоса на границе пришли первые победные реляции. День за днем армия продвигалась в глубь Порту­галии. На этот раз герцог отказался от своей при­вычки относительно небольшой, высоко дисцип­линированной и по возможности хорошо оплачи­ваемой армии. Он навербовал так много солдат, что португальцам пришлось с самого начала ос­тавить мысль об обороне. Как обычно, в своем последнем походе он пытался избежать ненуж­ных битв. Там, где речь шла о войне, он все еще проявлял подвижность ума, которая отличала его на юге Германии, в Италии, Нидерландах и дела­ла способным постоянно менять стратегию нео­жиданно для врага. Его последний поход также был своего рода шедевром.

Несмотря на напряжение и физические стра­дания, Альба должен был регулярно посылать отчеты королю, поскольку Филипп сразу же на­чинал жаловаться, если их не было, как, напри­мер, перед решающей битвой под Алькантарой. Герцогу необходимо было держать в неведении папу, дабы устранить его вмешательство, и папс­ких легатов, прибывших к нему в военный лагерь. В его задачу входило принимать сложные реше­ния относительно обращения с доном Антонио, португальским народом и союзниками Португа­лии, прежде всего Англией. Он должен был дер­жать в узде свое войско и карать за грабежи, не доводя вместе с тем солдат до мятежа из-за нере­гулярной выплаты жалованья.

Так он передвигался от одного города к дру­гому, пока, наконец, на побережье, недалеко от Лиссабона, не произошла решающая битва. Не будучи в состоянии сесть на лошадь, герцог ру­ководил битвой из своего кресла. С помощью флота ее блестяще выиграли. Следствием стало вступление войск в Лиссабон 25 августа 1580 года. Грабежи были опять строго запрещены. Хотя Лиссабон от них спасти удалось, но тем свирепее бушевали наемники в предместьях.

Через пять дней после взятия Лиссабона гер­цог попросил отозвать его. Задача была выполне­на. В течение восьми недель он завоевал терри­торию, которая почти удвоила испанское коро­левство. Состояние здоровья и возраст вынужда- ли к отставке, да и предстоящие дела требовали скорее правителя, чем генерала. Однако Филипп вновь воспользовался тактикой, которой он сле­довал в Нидерландах: отклонил прошение Альбы и назначил его правителем. Вынуждаемый обсто­ятельствами, он уже до этого постоянно расши­рял полномочия герцога. В июле они распростра­нились на политическое управление, и в конеч­ном счете герцог правил в Португалии вместо короля без каких-либо ограничений.

Если Альба мог сказать, что король выжал его как лимон, то с наибольшим основанием это можно отнести ко времени правления в Порту­галии. Состояние здоровья ухудшилось, но служ­ба требовала невозможного. Граф Порталегре, присланный к нему в помощь, не был поддерж­кой, а сам Филипп постоянно откладывал запла­нированный визит, как некогда в Нидерландах. В октябре 1580 года пришлось начать новый поход, поскольку дону Антонио удалось собрать све­жую армию, с которой он собирался удерживать не занятый еще север Португалии. Напрасно Альба назначал награду за его голову, как неког­да за голову принца Оранского. Более года еще продолжались военные действия, пока сопротив­ление не было окончательно сломлено.

В декабре в Лиссабоне разразилась эпидемия чумы. Старый герцог попросил разрешения покинуть город. Но и эту просьбу король отклонил, заметив, что присутствие Альбы в недавно заво­еванном городе слишком важно, чтобы изыскать возможность для передачи полномочий. В то вре­мя как Филипп отдал приказ регулярно сооб­щать о количестве смертей, чтобы самому не под­вергнуться опасности во время путешествия, он утешал Альбу тем, что, судя по полученным све­дениям, речь идет вовсе не о чуме, а об обычных расстройствах, пусть и со смертельным исходом.

Итак, на Альбу вновь обрушились бесчислен­ные заботы, знакомые ему еще по Нидерландам. Вновь пришлось изыскивать источники доходов, чтобы пополнить казну; вновь войска бунтом и грабежами вызывали у населения ненависть к испанскому господству. Вновь Альба обменивал­ся с двором бесчисленными проектами по пово­ду всеобщей амнистии, не приходя к согласию. И опять же осложнялось примирение победителей и побежденных.

К уже известным присоединились новые: воп­росы персональные и колониальные, положение мавров и евреев, которые бежали из Испании в Португалию, обсуждение взаимоотношений объе­диненного теперь Иберийского полуострова с Ал­жиром, экономические сложности, касающиеся ввоза серебра с южноамериканских рудников. Постоянно неприятности возникали из-за Англии. Вначале Альбе, вопреки его воле, по прика­зу Филиппа пришлось снарядить экспедицию для поддержки ирландцев. Ког<