Суждение императора Карла об Альбе; поход в южную Германию; мюльберг; Возвращение в Испанию; путешествие в Нидерланды; осада Меца

Удовлетворение Альбы всем достигнутым, всем им осуществленным и тем, что, казалось, еще обещает будущее, лопнуло бы как мыльный пу­зырь, если бы он мог подозревать, что о нем пи­сал император Карл как раз в то время, когда гер­цог был уверен в его безоговорочной поддержке и доверии.

Вероятно, перед глазами у Карла возникали собственные несчастья, во множестве постигшие его в последние годы, — смерть жены Изабеллы, восстание в его родном городе Генте, неудачные попытки снова примирить протестантов и като­ликов в Германии, потеря Венгрии, поражение в Алжире и расстроенные финансы, когда он, пред­чувствуя конец, писал свои потрясающие инст­рукции для принца, которого назначил регентом Испании. Как обычно, он начинает с проникно­венных призывов поставить все свои действия на службу Господу: Бог не всегда посылает победу, но ведет верным путем. Затем он описывает по­ложение в целом, дает бесчисленные указания и советы и в конце добавляет секретный листок, о котором принц не имеет права говорить даже сво­ей жене.

В этом листке он обсуждает своих ближайших подданных. Каждого из них он хвалит — и от каж­дого предостерегает. Он описывает, к чему приго­ден каждый из них: Лос Кобос, Тавера, Гранвела — отец и сын, тут же очерчивая границы их возмож­ностей. А что герцог Альба? В военных делах он достоин доверия в высшей степени. Как генерал он превосходит всех, его следует привлекать так­же как государственного деятеля для решения внешнеполитических вопросов. Но им движет безграничное честолюбие; он готов использовать даже женщин, чтобы заполучить влияние на Фи­липпа. Как и каждый испанский гранд, он преж­де всего ищет личной выгоды. Поэтому его сле­дует отстранить от решения внутренних дел и держать с ним, как и с другими, дистанцию: «Спрашивай его совета, но в тех или иных делах не полагайся на него. Не верь никому, кроме себя».

Всю жизнь герцогу Альбе пришлось бороть­ся против невидимой власти этих рекоменда­ций. Своеобразные отношения сложились тог­да между незрелым принцем, который находил­ся под влиянием письма своего отца, и герцо­гом, греющимся в лучах собственной славы. Кроме того, Филипп вскоре начал утверждать, что Альба превышает свои полномочия, когда без его санкции проверяет управление провин­циями, закладывает на границах крепости, уси­ливает гарнизоны или берет в свои руки вып­лату жалованья солдатам. Филипп был еще слишком молод, чтобы самостоятельно подво­дить баланс между слабостями и заслугами сво­их подчиненных, который основывается на зна­нии людей.

Возможно, между Филиппом и Альбой про­изошел разрыв, если бы император не затребовал полководца. 1 января 1546 года в Брюсселе созы­вался капитул рыцарского ордена Золотого Руна, и Альба поспешил в числе 22-х получить высшее отличие. В тот день был отмечен также Ламораль, граф Эгмонт, чья судьба в будущем пересечется с Альбой столь роковым образом.

Затем вместе с Карлом герцог Альба отправил­ся в Германию. Здесь религиозные распри приве­ли к образованию политических партий, вылив­шемуся в вооруженное противостояние. Однако расстановка сил казалась императору достаточно благоприятной для окончательного решения о восстановлении императорской власти. Альбе было поручено отплыть в Испанию, чтобы про­инспектировать укрепления страны, а затем вер­нуться со вспомогательными войсками для нападения на Шмалькальденский союз, который в 1531 году создали протестантские князья и горо­да для защиты веры и свобод.

Если Альба доказал свои организаторские способности и силу воли, предусмотритель­ность и продуктивность мышления, когда осна­щал испанскую армию для алжирской кампа­нии, то в начавшейся в 1546 году шмалькальденской войне он впервые продемонстрировал гениальное тактическое искусство, благодаря которому вошел в число выдающихся полко­водцев всех времен. Впервые он стал, не считая императора, главнокомандующим. С этого мо­мента никогда в жизни он не попадал под чье-либо командование.

В начале похода его колеблющаяся тактика разочаровывала. Когда не только вражеские но и свои войска с нетерпением ждали решающей схватки, он придерживал своих солдат. Он стремился выковать из смеси народов и войск еди­ную армию и, несмотря на сопротивление немец­ких князей, укрепить свое собственное положе­ние как главнокомандующего. Он настоял на отмене наступления, желая, чтобы протестантс­кие войска растворились «как соль в воде», и ничего не предпринимая. Он избегал осады кре­постей. Вместе с тем, не желая осаждать других, он и сам не хотел попасть в их положение по­этому, оставаясь в поле, окапывался там, а ког да противник пытался навязать ему бой, то рас­сматривал это как предостережение и отступал. Лишь когда враг воображал себя в безопаснос­ти, Альба решался на битву. Ему мешали голод и потери из-за болезней, но он знал, что враг страдает от этого еще сильнее.

Таким образом, операции все затягивались и затягивались. Однако постепенно чаша весов на­чала склоняться в пользу Альбы. Вначале вой­на шла на территории Баварии. Основной укреп­ленный пункт Инголыптадт, почувствовав опас­ность, прекратил сопротивление; Нейбург на Дунае вынужден был сдаться. Донауверт после­довал примеру Нейбурга; в конце года был взят Нордлинген.

Под Грундлингеном шмалькальденские воена­чальники еще надеялись спасти положение. Им удалось начать битву при благоприятных условиях. В середине наступления Альба приказал трубить отбой. И друзья и враги пришли в ужас. Раз­вязка близка, а прервать битву еще хуже, чем проиграть. Однако Альбу ничего не трогало. Решение было принято уже давно: он хотел вы­играть не битву, а войну.

Он отступил и занял Франконию, лишив тем самым протестантов облюбованных ими зимних квартир. Затем наступила очередь Франкфур­та, Ульма и, наконец, Вюртемберга. Если бы все происходило по желанию Карла, то поход про­должался бы и зимой. Однако Альба настоял на том, чтобы дать солдатам отдохнуть на зимних квартирах, и вследствие этого наступил пере­рыв.

Заслуги Альбы были настолько выдающими­ся, что у Карла возникла мысль предложить ему герцогство Вюртембергское, обладатель которо­го присоединился к Шмалькальденскому союзу, но вынужден был сдаться и оказался смещен. Для испанского гранда это было большое иску­шение, однако он решил отказаться от такого подарка.

Зимой сдался Нюрнберг, и вместо Карла Аль­ба принял присягу города на верность. Затем про­должилось продвижение на север через Эгер и Мейсен. Когда весной следующего 1547 года возобновились военные действия, то они велись в сердце протестантизма — Саксонии.

Под Мюльбергом, на Эльбе, у предводителя Шмалькальденского союза курфюрста Иоганна Фридриха Саксонского был лагерь, который он считал неприступным, поскольку войска импера­тора находились на противоположном берегу реки и с трудом могли переправиться. Не ясно, исходил ли план такой попытки от Карла и Альба поддержал его, тщетно пытаясь вначале пере­убедить императора, или же его разработал сам Альба. Во всяком случае, накануне битвы он на­шел крестьянина, который указал ему брод. На рассвете 24 апреля первые испанские всадники переправились через реку. Сам герцог последовал за конной разведкой на лодке крестьянина. Не успел Иоганн Фридрих опомниться, как был ок­ружен. За несколько часов все решилось, а сам курфюрст попал в плен. Эта битва была величай­шим триумфом не только императора, но и Альбы. Даже брат Карла, король Фердинанд, который сильно недолюбливал Альбу, вынужден был из­виниться за недоверие и подозрительность.

Когда двенадцать лет спустя французский ко­роль Генрих спросил у герцога, как ему удалось добиться победы за такое короткое время, — не иначе, как для Иисуса Навина под Иерихоном, солнце опять остановило свой ход — Альба усмехаясь ответил, что в то утро у него было столько дел на земле, что не хватило времени проследить движение светил на небе.

Когда люди добиваются решительной победы, весьма полезно на какое-то время остановиться. Когда Карл, Альба, Иоганн Фридрих, да и весь мир считали, что ход событий решен, что выиг­рана не только битва, но и война, события продол­жали развиваться, причем в пользу побежденных. Вскоре после Мюльберга Альба посоветовал, за­няв Виттенберг, выкопать останки Лютера и раз­веять их по ветру. Карл ответил, что он воюет с живыми, а не с мертвыми. Но хотя Лютер и был мертв, протестантизм жил.

Впрочем, вначале напряжение не спадало. Саксонский курфюрст был в плену. Его переда­ли герцогу Альбе для надзора и приговора. Как мятежник он был приговорен к смертной казни. Карл заменил казнь на пожизненное заключе­ние. Жене узника, который жил в подобающем сану комфорте, разрешили посетить супруга. К ней отнеслись с глубоким уважением, так что она была крайне удивлена дружелюбием столь ужасных, судя по описаниям, испанцев, и преж­де всего герцога Альбы. Князем стал Мориц, племянник курфюрста. Напрасно Альба предо­стерегал от этого шага, напрасно предлагал со­хранить титул за находившимся в заключении Иоганном Фридрихом. Карл, который купил поддержку Морица за титул курфюрста, не хо­тел нарушать своего слова.

Второй лидер Шмалькальденского союза, ландграф Филипп Гессенский, также был захва­чен в плен. В середине июня он прекратил со­противление и обратился к Карлу с просьбой о пощаде. В тот же день его пригласили на обед к герцогу Альбе, но перед уходом внезапно окру­жили, а герцог потребовал у него шпагу. Эта сце­на стала печальной прелюдией того, что двадцать лет спустя пришлось пережить в Брюсселе гра­фу Эгмонту.

Тем временем Карл вернулся в Аугсбург, Аль-ба же поехал сначала в Богемию и встретился в Праге с королем Фердинандом. Там начались восстания, которые, впрочем, посте победы под Мюльбергом удалось легко подавить. Затем он отправился в Аугсбург к императору и оставал­ся там до января 1548 года, принимая участие во всех важных совещаниях. Затем через Геную вернулся в Испанию за новыми поручениями, которые имели исключительно важное значение для габсбургской монархии. Ему предписывалось ввести при дворе Филиппа бургундский придворный церемониал, в связи с чем он был назначен главным мажордомом при дворе буду­щего короля.

Карл выбрал чопорный и строго формальный бургундский церемониал для своего испанско­го дворца, чтобы дать своему сыну единствен­ное в своем роде положение. Несмотря на всю любовь к блеску и пышности, это противоречи­ло духу испанских грандов, которые ощущали свое родство с троном, а также желаниям испан­ского народа. Филипп, которому шел тогда 21 год, чувствовал себя подавленным. Герцог Альба, которому было поручено нововведение, тоже энергично сопротивлялся. Однако Карл в рез­ких выражениях поставил его на место, и Альба вынужден был исполнять его волю. Создали бесчисленные должности с точным ранжиром, пустыми правами и обязанностями, и вскоре на­чалась глупая погоня за Должностями. Каждый считал себя обделенным приличествующими ему почестями, и Альба, которого упрекали в том, что он выпросил себе высшую должность, хотя именно он отговаривал императора, вновь стал объектом ненависти своих соотечественни­ков и сословия.

С достоинством переносил он все нападки, упорно претворяя в жизнь указания, которые ему не удалось изменить. Вероятно, он был единственным кроме Филиппа, кто знал, что распоряжения Карла были связаны не только с Испанией, но и с намерением обеспечить Филиппу императорский трон вместо дяди Ферди­нанда или племянника Максимилиана. Некото­рые историки считают, что эта мысль исходила не от Карла, а от Филиппа и что за спиной Филиппа герцог Альба был движущей силой. Все это более чем сомнительно. Во всяком слу­чае, именно по инициативе Карла, для осуще­ствления плана Филипп был призван в Нидер­ланды и Германию. Альба должен был сопро­вождать принца.

С глубоким недоверием покидал Филипп Барселону в начале октября 1548 года. Вначале он отправился в Геную, где его приняли с боль­шой помпой. Император поручил ему обращать­ся с герцогом Альбой как с лицом, облеченным большими полномочиями; куда бы его ни при­глашали, герцог должен был его сопровождать. Альба, однако, не принял этой почести; тем не менее он непрерывно работал над планами ук­репления Испании. В Генуе он даже собрался построить цитадель для испанских войск, чтобы надолго обеспечить верность генуэзцев. Оттуда через Милан, Тренто и Германию он прибыл в Брюссель.

В Нидерландах, где, как прежде в Испании, Филипп переезжал с места на место, чтобы как будущий владыка принять присягу на верность, Альба был мостом между будущим королем и населением; часто он вместо Филиппа отвечал на обращения во время празднеств. Более года про­шло подобным образом. Следующий год выдал­ся в Германии таким же: переезды из города в го­род, где празднества сменялись перепалками из-за свиты. Однако результат был скудным; со вздо­хом облегчения покинул Филипп в мае 1551 года двор своего отца и возвратился в Испанию, куда в октябре прибыл герцог Альба, которому, к до­саде Карла, после всех хлопот в путешествиях был предоставлен короткий отпуск для посеще­ния дома.

Оценивая проведенное с наследником время, герцог вынужден был признаться перед самим собой, что для него оно было потрачено впус­тую. Роль придворного мало подходила ему и, кроме того, больше отвечала желанию импера­тора, чем принца. Филипп мог ценить Альбу как полководца и советника своего отца, но привязан он был к молодому Гранвелле, кото­рый был избран епископом Арраса и стал пер­вым политическим советником, и к Руи Гомесу де Сильве, который в четырехлетнем возра­сте приехал в Испанию из Португалии и стал товарищем по детским играм Филиппа. Гибкая натура и дружелюбный характер сделали его важной персоной при дворе Филиппа, хотя Карл был о нем не слишком высокого мнения. Брак с принцессой Эболи еще больше укрепил его положение.

Как уже нередко случалось, пребывание Альбы на родной земле было преждевременно пре­рвано. Произошло событие, которое Альба предвидел и которого опасался. Герцог Мориц Саксонский в результате долго готовившегося заговора предал императора, внезапно двинул войска с севера на Инсбрук, где находился Карл, и попытался захватить его. Измученный подаг­рой Карл бежал через Альпы и теперь призывал на помощь своих испанцев. Альбе пришлось спешно оставить жену и родину, мчаться к Фи­липпу, заложить драгоценности герцогини, что­бы иметь средства для вербовки войск, и затем ехать в Германию. Однако там военная помощь не понадобилась. После затянувшихся перегово­ров — Альба тоже выступал за мирные соглаше­ния — было подписано наконец временное пе­ремирие в Пассау.

Достигнутое благодаря этому внутреннее спокойствие император смог использовать, пы­таясь ликвидировать хотя бы одно из послед­ствий предательства Морица. Мориц пообещал Франции — за ее поддержку — области Меца, Туля и Вердена. Отвоевать крепость Мец зна­чило сделать первый шаг к возвращению всех остальных.

Как некогда при осаде Марселя, мнения о пер­спективе на успех разошлись. Вновь зашла речь об осаде. Тот факт, что именно этот город был сам по себе целью, побудил герцога, несмотря на пе­чальный опыт осады и наступление неблагопри­ятного времени года, поддержать кампанию.

Экспедиция потерпела неудачу. Приготовле­ния длились слишком долго и дали противнику возможность своевременно принять контрмеры. Оборона Меца была поручена молодому Фран­суа де Гизу, который проявил необычайные так­тические способности. Он приказал убрать из окрестностей скот и припасы, поэтому испанцы с самого начала остались без продовольствия. Взять крепость в кольцо полностью не удалось; в стане испанцев участились вспышки заболева­ний, штурм один за другим терпели поражение. В конце концов Альба начал переговоры с Ги-зом, надеясь сломить его угрозами. Когда и это не подействовало, он послал в крепость людей, чтобы те подстрекали богатых горожан сдаться. Однако Гиз разгадал эту хитрость, принял тех, кто выдавав себя за перебежчиков, выказав ува­жение, и пригласил к столу. Затем, куда бы те ни направлялись, их постоянно сопровождал по­четный эскорт, который делал невозможными частные разговоры, а значит, и выполнение за­мысла.

К Рождеству положение стало безнадежным. Солдаты-протестанты жаловались что герцог Альба ставит их на самые опасные посты, испан­цы и итальянцы не выдерживали климата; сам Альба тоже заболел. Он ратовал за отступление, и после того как еще один штурм был отбит, в новом 1553 году оно началось. Защитник Меца Франсуа Гиз оказался единственным противни­ком в жизни Альбы, равным ему в военном отно­шении.

Осада Меца была последней большой кампа­нией герцога Альбы в Священной Римской им­перии. В последующие годы все его внимание было направлено на Италию и Западную Европу. Испания, куда император послал его посте крат кого пребывания в Нидерландах, стала ему чуж­дой. Он без охоты явился ко двору Филиппа. Враждебность, которую он вызвал во время вве­дения нового церемониала, не утихала. Более мо­лодое поколение деятельно обхаживало будуще­го короля, а у герцога появилась мысль отойти от политики, что позднее сделал император. Одна­ко честолюбие, жажда деятельности и чувство от­ветственности по отношению к Карлу, сыну ко торого он должен был служить, заставили его ос­таться на службе.

ВИЦЕ-КОРОЛЬ В ИТАЛИИ