Необходимая оборона имущества по уголовному праву США

Уголовное право США представляет определенный интерес для отечественной юридической науки в части разработки проблематики необходимой обороны. Однако, даже в научных трудах последних десятилетий исследованию подвергаются в основном не первоисточники на английском языке, а идентичные переводы УК шт. Нью-Йорк 1965 г.^[337], реже – УК шт. Пенсильвания^[338], УК шт. Техас^[339], в единичных случаях^[340] встречаются попытки описания Модельного уголовного кодекса США 1962 г. (далее – МУК)^[341]. Более подробным освещением уголовного права США отличается работа П.Т. Савина, который тщательно анализирует общее понятие необходимой обороны в доктрине уголовного права США и комплексно на примере необходимой обороны личности рассматривает законодательство сразу ряда североамериканских штатов (Айдахо, Алабама, Иллинойс, Колорадо, Луизиана, Огайо, Флорида, Южная Дакота, Северная Дакота)^[342]. В то же время им не приводится дословного сравнительного цитирования отдельных норм права, без должного рассмотрения остается и вопрос необходимой обороны имущества, в том числе с использованием автономных средств защиты^[343].

В настоящий момент в связи с развитием электронной коммуникационной сети Интернет наконец-то стало возможным изучение полных текстов законодательства США в оригинале, поэтому постараемся заполнить существующий пробел. В рамках настоящей работы проводится детальное изучение норм, относящихся к институту необходимой обороны в США, и выявление среди них подходящих для заимствования в российское законодательство.  

Из-за каузального подхода в уголовном праве США отсутствует единый институт необходимой обороны. Применительно к обстоятельствам реализации права необходимой обороны он фактически распадается на несколько институтов, отличающихся по объекту защиты и другим условиям правомерности причинения вреда. Так, выделяются оборона личности (самооборона и защита третьих лиц), оборона имущества и оборона жилища. Все эти институты тесно переплетаются между собой, а также с институтом обстоятельств, исключающих преступность деяния правоохранительных служащих, который включает в себя причинение вреда при пресечении преступления и задержании преступника. Как отмечает известный североамериканский ученый Дж. Дресслер, идеального совпадения между всеми указанными институтами не существует – одни виды обстоятельств могут применяться в такой ситуации, когда другие не применимы^[344].

Институтом обороны имущества (defense of property) охраняются права на движимые и недвижимые вещи. Правила об обороне имущества применяются лишь в тех случаях, когда посягательство не носит характера нападения, то есть является ненасильственным. 

При обороне имущества общим правом[345] разрешается применять только несмертельное насилие, и только если обороняющийся обосновано полагает, что подобное насилие необходимо для предотвращения неминуемого неправомерного изъятия своего имущества другим лицом^[346]. Смертельное насилие в любом случае запрещается, даже если иным способом пресечь посягательство нельзя. Таким образом, коллизия между принципами необходимости и соразмерности решается в пользу последнего.

Североамериканские ученые У. Лафейв и О. Скотт обосновывают сложившийся порядок тем, что «сохранение человеческой жизни для общества важнее защиты имущества»^[347], но в целом приводимое утверждение малоубедительно, поскольку оно более напоминает политическую декларацию, чем научное суждение. О возможности правомерного причинения вреда лицу, пытающемуся не похитить, а повредить или уничтожить имущество норма общего права не упоминает. Однако защита от поджога должна осуществляться по правилам обороны жилища или обороны личности в зависимости от обстоятельств.

Понятие «смертельное насилие» используется при формулировании нормы, так как большинство прецедентных дел касаются обвинений в убийствах. Это понятие обычно применяется к действиям обороняющегося, а при необходимой обороне личности (самообороне и защите третьих лиц) и к действиям посягающего-агрессора. Смертельным является насилие, способное причинить или могущее повлечь смерть или тяжкий телесный вред. Под тяжким телесным вредом в зависимости от юрисдикции^[348] понимается ранение, подвергающее жизнь опасности или сопряженное с опасными или необратимыми последствиями, либо ранение, вызывающее опасение за жизнь, здоровье или состояние конечности. К примеру, выстрел из огнестрельного оружия в человека американская судебная практика признает смертельным насилием, вне зависимости от наступления смерти потерпевшего^[349]. Здесь можно усмотреть некоторое влияние теории адекватного причинения, поскольку в расчет принимаются последствия, обычно наступающие от определенных действий.  

Правило меньшинства юрисдикций, применяющих общее право, дополнительно предписывает обороняющемуся пред тем как применить насилие к посягающему лицу потребовать от него прекращения посягательства, за исключением случаев, когда подобное требование было бы неуместным или бы представляло опасность для обороняющегося или других лиц^[350]. Следует обратить внимание на то, что необходимая оборона по североамериканскому праву носит субсидиарный характер, поэтому причинение посягающему вреда должно быть единственным способом для предотвращения или отражения посягательства. В частности И.Д. Козочкин отмечает, что применение насилия к посягающему допускается, если обороняющийся «не имеет возможности (времени) прибегнуть к закону для… защиты»^[351]. Правило меньшинства юрисдикции, применяющих общее право, указывает лишь на один из возможных вариантов пресечения посягательства иным способом, но какой-либо обязательной формы для предупреждения посягающего не устанавливает.

Данное правило было воспринято и статутным правом некоторых штатов. Так по данным И.Д. Козочкина уголовные законы Пенсильвании и Северной Дакоты возлагают на обороняющегося обязанность требовать прекращения посягательства^[352]. Важно упомянуть, что требование о прекращении посягательства обороняющийся может выдвинуть и конклюдентными действиями, например, приведением в готовность своего оружия, предупредительным выстрелом и так далее. Но недостатком нормы нужно признать то, что сама стрельба в посягающего будет являться превышением пределов необходимой обороны. На наш взгляд, норма не препятствует и заблаговременному уведомлению потенциальных посягающих, например, путем размещения специальных предупреждающих знаков или табличек (no trespass, private property).          

Причинение вреда посягающему лицу считается своевременным до тех пор, пока обороняющийся является законным владельцем имущества, но не обязательно собственником. Здесь идет речь не только о фактическом обладании вещью, но и о праве владения, которое у незаконного владельца не возникает. Заметим, что определяя своевременность обороны, общее право косвенно указывает и на надлежащего обороняющегося – законного владельца имущества. Следовательно, действие анализируемой нормы не распространяется на третьих лиц. И.Д. Козочкин приводит ряд причин, объясняющих существующее положение, но вместе с тем признает их несостоятельными: «… Возможно, конфликтующие стороны ошибаются относительно прав на соответствующее имущество, и… имущественные интересы не заслуживают большого внимания и защиты… насилие, осуществляемое посторонним с целью защиты таких интересов, не должно поощряться. Но оба эти аргумента… не выдерживают никакой критики»^[353].

Мы полагаем, что аргумент о риске ошибочного причинения вреда невиновному лицу, принятому за посягающего, заведомо ложен, поскольку с его помощью можно поставить под сомнение и весь институт необходимой обороны. Не касаясь отдельных случаев допустимости объективного вменения, существующих в уголовном праве США, отметим, что разрешение поднятой проблемы осуществляется по правилам о мнимой обороне и невиновном причинении вреда. Относительно же важности имущественных интересов совершенно справедливо утверждение М.А. Якунькова: «Если сравнивать блага, защищаемые и повреждаемые, то такая постановка вопроса не состоятельна ни теоретически, ни практически; то, что одному важно, другому безразлично. Спекуляции типа: жизнь всегда важнее имущества – неуместны, история знает множество примеров, когда из-за экономических интересов гибли целые народы»^[354]. Ведь соизмерять следует лишь предметы, отличающиеся по количественным характеристикам (например, стоимости), но не качественным. В противном случае оценка будет политической. Кроме того, принципом субсидиарности, оправдывающим некоторые ограничения прав обороняющегося, не удастся аргументировать запрет на оборону имущества третьих лиц, поскольку данный принцип подразумевает приоритет публичной власти в насильственном противодействии посягательству. Из этого следует, что любое частное лицо, а не обязательно только сам владелец, при невозможности обращения к властям вправе лично отражать посягательство. 

Вместе с тем, несмотря на обоснованные возражения относительно ограничения круга потенциальных обороняющихся только законным владельцем вещи, статутное право некоторых штатов восприняло это положение нормы общего права или ввело иные дополнительные ограничения. Так, ст. 13.408 УК шт. Аризона[355] допускает оборону от кражи или преступного повреждения «движимого материального имущества», то есть вещи, находящейся во владении или под контролем обороняющегося (аналогичная норма есть в ст. 627.8 УК шт. Нью-Гемпшир^[356]). 

Иные ограничения предусмотрены, например, ч. 2 ст. 939.49 УК шт. Висконсин^[357] «Оборона имущества и защита от хищений в розничной торговле», разрешающей осуществлять необходимую оборону имущества третьих лиц лишь от «явного или очевидно противоправного» (real or apparent unlawful) посягательства (причем, при обороне имущества самим владельцем посягательство характеризуется как противоправное без дальнейших уточнений – ч. 1 ст. 939.49) и только если третье лицо является: (1) близким родственником обороняющегося, (2) членом семьи обороняющегося, (3) лицом, чье имущество обороняющийся юридически обязан защищать либо (4) предпринимателем, в случае если обороняющийся является его работником или представителем. Кроме того, делается казуистичная оговорка, что штатный или совершеннолетний работник либо представитель библиотеки вправе защищать ее имущество по тем же правилам. В ч. 3 данной статьи определено, что под противоправным посягательством понимается или гражданско-правовой деликт, или деяние, прямо запрещенное уголовным законом, либо то и другое одновременно. Близкие по конструкции нормы содержатся в ст. 776.031 УК шт. Флорида^[358], ч. «a» ст. 7.3 УК шт. Иллинойс^[359], ч. 1 ст. 76.2.406 УК шт. Юта^[360].      

Незаконное владение не может защищаться по правилам об обороне имущества. Например, в п. 4 ст. 609.06 УК шт. Миннесота^[361] «Дозволенное применение насилия» говорится о применении обоснованного насилия законным владельцем имущества или лицом содействующим ему при пресечении нарушения владения или другого незаконного посягательства против такого имущества. С другой стороны, законный владелец вправе ссылаться на оборону имущества при защите от посягательства даже со стороны собственника данного имущества. Именно поэтому рассматриваемый институт не вполне корректно называть необходимой обороной собственности, так как он шире по содержанию и позволяет защищать права лиц, не являющихся собственниками (арендаторов, нанимателей, залогодержателей и так далее).

По вышеуказанным причинам нам представляется, что не вполне прав А.В. Неврев, придающий наименованию объекта обороны в североамериканском праве лишь юридико-техническое значение: «… Более выгодно, с точки зрения ясности и общедоступности понятий, закрепленных в законе для граждан, объект защиты от посягательства определять именно как имущество, а не собственность… объектом посягательства является не право, в данном случае собственности, а конкретное имущество, то есть вещь»^[362]. Кроме того, в процитированном высказывании может иметь место подмена таких понятий как «вещь» и «имущество». Следует отметить, что понятие «имущество» более широкое по объему. Оно включает в себя не только вещи, вещные права, права требования, но и долги. Между тем, нормы общего права о необходимой обороне, заимствованные США, вырабатывались еще в средневековье. На тот период, по свидетельству Г. Дж. Бермана, гражданско-правовые доктрины Англии не испытали на себе существенного воздействия рецепции римского частного права, характерного для континентальной Европы^[363]. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что нормой общего права вопреки буквальному толкованию предполагается оборона только права владения вещью.      

По общему правилу, если законный владелец уже лишен фактического обладания вещью (посягательство завершено в силу достижения цели посягающим лицом), то применение насилия для восстановления владения запрещено. Предполагается, что пострадавший в таких случаях должен обратиться в органы публичной власти для защиты своих прав. Однако при непрерывном преследовании посягающего лица причинение ему вреда может быть правомерным: «В подобных обстоятельствах применение насилия для возврата имущества рассматривается, как продолжение первоначальной попытки предотвратить хищение»^[364]. Эта норма получила закрепление и в статутном праве некоторых штатов. Так, в ст. 627.8 УК шт. Нью-Гемпшир «Применение насилия для отражения имущественных посягательств» говорится: «Лицо оправдывается в применении насилия против другого лица тогда и в той мере, когда оно обоснованно полагает, что это необходимо чтобы… возвратить свое имущество незамедлительно после его изъятия».

По сравнению с общим правом МУК, как правило, существенно расширяет возможность правомерного причинения вреда посягающему. Во-первых, основанием реализации права обороны является противоправное изъятие (в случае недвижимости – противоправное проникновение) либо иное нарушение владения вещью (сюда следует отнести и повреждение). Во-вторых, отсутствуют какие-либо ограничения и дополнительные требования в отношении обороны имущества третьих лиц (п.п. «a», «b» ч. 1 ст. 3.06 МУК[365]). В-третьих, психическое отношение обороняющегося к необходимости и соразмерности причиненного вреда устанавливается на основании принципа субъективного убеждения, а не обоснованного убеждения[366]. Также аналогично нормам о самообороне и защите третьих лиц к обороне имущества полностью применимы положения ч. 2 ст. 3.09 МУК, закрепляющие, что при легкомысленности или небрежности субъективного убеждения обороняющегося он может быть осужден за преступление по легкомыслию или небрежности. В-четвертых, применять соразмерное несмертельное насилие разрешается даже тогда, когда обороняющийся уже лишен фактического обладания вещью или если непрерывное преследование посягающего прекратилось, но лишь при условии что посягающий не имеет ни реального, ни предполагаемого права на изымаемое имущество, а обороняющемуся об этом известно (абзац 1, 2 п. «b» ч. 1 ст. 3.06 МУК).

Таким образом, налицо устранение субсидиарного характера, присущего другим видам необходимой обороны. Следует отметить, что, несмотря на повышенную значимость и стоимость недвижимого имущества, для его обороны устанавливаются более жесткие рамки. При обороне недвижимости применение насилия для восстановления фактического обладания ею (речь идет о случаях, когда недвижимость уже была захвачена посягающим) запрещено до тех пор, пока обороняющийся не считает, что затягивать восстановление владения до получения судебного акта было бы исключительно сложно. Сложности при этом должны носить объективный характер, то есть быть независимыми от воли и сознания обороняющегося. Дж. Дресслер приводит пример с посевами на захваченном посягающим лицом сельскохозяйственном земельном участке, которые требуют незамедлительной уборки^[367]. Очевидно, что в случае несвоевременного сбора урожай пропадет, поэтому в данном случае обороняющийся вправе применить соразмерное насилие для восстановления владения землей. Особенности обороны недвижимости, по всей видимости, связаны с тем, что в ее отношении возможно лишь юридическое изъятие (невозможность перемещения в пространстве без уничтожения или, по крайней мере, существенного ухудшения качеств). Недостатком нормы следует признать то, что обороняющийся не всегда может узнать о возникновении чрезвычайных обстоятельств, требующих незамедлительного вмешательства и способных привести к уничтожению или повреждению захваченного объекта недвижимости, например, незаметное минирование здания посягающим.

Вопреки перечисленным положительным особенностям норм МУК, кодекс воспроизводит правило меньшинства юрисдикции, применяющих общее право, обязывающее обороняющегося потребовать прекращения посягательства пред тем, как причинить посягающему вред (п «a» ч. 3 ст. 3.06 МУК). Полагаем, это стало неизбежным следствием применения принципа субъективного убеждения. Но норма не распространяется на случаи, когда: (1) такое требование было бы бесполезным, (2) требование представляло бы опасность для обороняющегося или других лиц, (3) промедление грозит имуществу существенным ущербом. Таким образом, одновременно с расширением возможности причинения вреда посягающему произошло ее сужение. 

Важно отметить, что, несмотря на существование общего запрета применения смертельного насилия при необходимой обороне движимого имущества, уголовными законами отдельных штатов из правила делались некоторые исключения.

Любопытным историческим примером может служить норма, содержащаяся в дореформенном УК штата Нью-Йорк 1909 г., действовавшим до 1967 г., в соответствии с которой правомерным признавалось применение смертельного насилия при отражении любого имущественного посягательства, если оно имело признаки фелонии^[368]. Причем объективные признаки фелонии придавались посягательству, главным образом, стоимостью похищаемого или повреждаемого движимого имущества. Так, если посягающий попытался украсть чемодан, стоимость которого с содержимым превышала 100 долларов США, либо пытался изрубить топором автомобиль стоимостью более 250 долларов США, то обороняющийся мог применять смертельное насилие^[369].

В противоположность изложенному ст. 35.25 ныне действующего УК шт. Нью-Йорк 1965 г. (глава 40 Консолидированных законов шт. Нью-Йорк)^[370] полностью запрещает смертельное насилие при обороне движимого имущества:

«Оправдательное обстоятельство; применение физического насилия для предотвращения или пресечения кражи или преступного повреждения имущества.

Лицо вправе применить физическое насилие, за исключением смертельного физического насилия, против другого лица тогда и в той мере, когда он или она обоснованно полагает, что такое насилие необходимо чтобы предотвратить или пресечь то, что он или она обоснованно полагает является совершением или покушением на совершение таким другим лицом кражи (larceny) или преступного (criminal) повреждения имущества, за исключением зданий с земельными участками и прилегающими постройками (premises)».

По мнению Ф.М. Решетникова такое изменение нормы о необходимой обороне имущества существенным образом не ущемляет интересы обороняющегося: «… Приведенные положения… хотя и предоставляют собственнику немалые права для защиты своего имущества, несколько ограничивают их по сравнению с положениями ранее действовавшего кодекса (1909 г.) … составители нового уголовного кодекса штата Нью-Йорк, следуя рекомендациям авторов Примерного уголовного кодекса (ст. 3.06), несколько ограничили права собственников на убийство в целях защиты своего имущества, введя их в известные рамки, но в целом сохранили свойственные буржуазному уголовному праву широкие полномочия владельцев имущества в случае защиты их «обычной физической силой»^[371]. Мы не согласны с процитированным утверждением, поскольку именно при обороне имущества вопрос соразмерности необходимой обороны возникает как никогда часто, а принципиальный запрет причинения смерти посягающему, какими бы имущественными последствиями не угрожало бы его деяние, фактически обезоруживает обороняющегося. 

Отказ от закрепления дифференцированного режима обороны движимого имущества в современном УК шт. Нью-Йорк был, по всей видимости, был обусловлен сложностью применения данной нормы, поскольку она предписывала ориентироваться только на объективный признак – точный размер грозящего вреда, который не может быть всегда своевременно определен обороняющимся, а также тем, что посягательство, от которого допускалась оборона, обязательно должно быть предусмотренным Особенной частью уголовного закона. Таким образом, обороняющий обязан был не только твердо знать стоимость похищаемого или повреждаемого имущества на момент акта обороны, но и произвести точную уголовно-правовую квалификацию деяния посягающего как конкретной фелонии. По нашему мнению, приводимые недостатки существовавшей нормы усугубляются и дополнительной проблемой определения своевременности оборонительных действий в дифференцированном режиме против посягательств, заключающихся в повреждении имущества, поскольку такие посягательства всегда понижают стоимость последнего. Следовательно, обороняющийся перед применением к посягающему смертельного насилия, помимо прочего, должен еще знать, насколько именно понизилась стоимость защищаемого имущества в результате уже нанесенных повреждений. Даже если изначальная стоимость имущества была достаточна, то ее понижение в процессе посягательства, как мы полагаем, может привести к признанию обороны несоразмерной – при рассматриваемом подходе к дифференцированному режиму обороны происходит жесткая увязка между своевременностью и соразмерностью. В качестве контраргумента можно привести только то, что обороняющемуся в случае сомнений в наличии оснований для реализации права обороны в дифференцированном режиме следует ограничиться только несмертельным насилием, допускаемым общей нормой.    

Несмотря на возникшие сложности, попытки разработать условия правомерности для дифференцированного режима обороны движимого имущества предпринимались и в дальнейшем. Такова, например, норма о необходимой обороне движимого имущества, содержащаяся в ст. 11.81.350 УК шт. Аляска[372]:

«Оправдательное обстоятельство: Применение насилия при обороне имущества и зданий с земельными участками и прилегающими постройками (premises).

(a) Лицо вправе применить несмертельное насилие против другого лица тогда и в той мере, когда лицо обоснованно полагает, что это необходимо чтобы пресечь, то, что лицо обоснованно полагает, является совершением или покушением на совершение другим лицом противоправного изъятия или повреждения имущества или услуг (services)…

(c) Лицо, владеющее или управляющее любым зданием с земельным участком и прилегающими постройками или явный либо предполагаемый поверенный этого лица вправе применить:

(1) несмертельное насилие против другого лица тогда и в той мере, когда лицо обоснованно полагает, что это необходимо чтобы пресечь, то, что лицо обоснованно полагает, является совершением или покушением на совершение другим лицом преступного нарушения владения (criminal trespass) любой степени в отношении здания с земельным участком и прилегающими постройками…

(e) Лицо, находящееся:

(1) в транспортном средстве или насильственно изгоняемое из транспортного средства вправе применить смертельное насилие против другого лица тогда и в той мере, когда лицо обоснованно полагает, что это необходимо чтобы пресечь, то, что лицо обоснованно полагает, является захватом этого транспортного средства в тот или приблизительно тот момент, когда на транспортное средство происходит нападение;

(2) снаружи транспортного средства вправе применить смертельное насилие против другого лица тогда и в той мере, когда лицо обоснованно полагает, что это необходимо чтобы пресечь, то, что лицо обоснованно полагает, является кражей этого транспортного средства, когда другое лицо, исключая явного преступника, находится внутри транспортного средства; этот пункт не применяется к лицу, находящемуся снаружи транспортного средства, конфликтующему с лицом, находящимся внутри транспортного средства, которое является членом семьи этого лица; в этом пункте понятие «член семьи» имеет значение, данное в ст. 18.66.990.

1. Лицо, оправдываемое в применении насилия на основании данной статьи, не обязано покидать или пытаться покидать место столкновения перед применением насилия.

2. В части «e» данной статьи,

(1) «Захват» означает ограбление, включающее в себя изъятие или покушение на изъятие транспортного средства у лица, владеющего им;

(2) «Транспортное средство» означает «механическое транспортное средство», как определено в ст. 28.40.100, летательный аппарат или судно».

Можно предположить, что механические транспортные средства, летательные аппараты и суда выделены североамериканским законодателем, как вещи, подпадающие под дифференцированный режим обороны в силу их относительно высокой стоимости и важности для владельца. Кроме того, не будем забывать, что транспортные средства при эксплуатации представляют повышенную опасность для третьих лиц. В учет, по всей видимости, принималась и характерная для США высокая степень насыщенности гражданского оборота транспортными средствами, а значит и прямая статистическая зависимость между их количеством и числом посягательств, связанных с захватом или угоном транспортных средств. Так, например, еще в 1975 г. количество автомобилей, похищенных за год в Соединенных Штатах, достигло 1 000 500 единиц, а их общая стоимость оценивалась в 1,5 миллиарда долларов США^[373]. Даже по сегодняшним представлениям с учетом инфляции такой ущерб следует признать чрезвычайно крупным.

 Заслуживает всецелого одобрения четкость изложения текста нормы в ч. «e» ст. 11.81.350 УК шт. Аляска. Законодателем учтены типовые ситуации, когда посягательство происходит во время нахождения обороняющегося в транспортном средстве и за его пределами. В п. 1 ч. «e» ст. 11.81.350 особо оговаривается своевременность оборонительных действий – «в тот или приблизительно тот момент, когда на транспортное средство происходит нападение». Это означает, что обороняющийся не обязан выжидать до того момента, пока посягающий фактически отстранит его от управления транспортным средством. Применять смертельное насилие разрешено уже тогда, когда посягающий совершит любое действие, которое обоснованно можно считать, направленным на захват транспортного средства, как то: принуждение к остановке (например, оттеснение движущегося транспортного средства на обочину дороги, перекрытие полосы движения), воспрепятствование началу движения (перекрытие выездов с места остановки транспортного средства), разбивание стекол, попытка снаружи открыть дверь или крышку люка и иные подобные действия. Вероятно, что приводимая формулировка нормы также позволяет применить смертельное насилие и после того, когда посягающему удалось вытеснить обороняющегося за пределы транспортного средства, например, стрельба вдогон по посягающему, удаляющемуся на захваченном транспортном средстве. В целом же посягательство, предусмотренное нормой как основание реализации права обороны должно носить открытый характер.

В п. 2 ч. «e» ст. 11.81.350 УК шт. Аляска рассматривается ситуация обороны от посягательства в форме кражи транспортного средства, перерастающей в ненасильственный грабеж. Полагаем, об этом свидетельствует формулировка «исключая явного преступника» и указание на то, что обороняющийся изначально находится за пределами похищаемого транспортного средства. То есть речь идет о тайном проникновении посягающего в оставленное владельцем транспортное средство с последующим обнаружением посягательства обороняющимся. В этой связи интерес вызывает юридическая презумпция того, что обороняющийся обоснованно убежден в наличии предусмотренного нормой посягательства (основания для реализации права обороны), если любое постороннее лицо без разрешения владельца находится внутри оставленного транспортного средства. Вполне понятно, что в таком случае существует некоторый риск причинения вреда невиновному лицу, которое, например, из-за совпадения марки, модели и цвета случайно приняло чужое транспортное средство за свое. Однако использование автосигнализаций, наличие замков и других противоугонных устройств позволяет в разумной степени минимизировать подобный риск. Характерно, что действие нормы не распространяется на членов семьи обороняющегося, похищающих таким образом транспортное средство. На наш взгляд, именно указанным ограничением обусловлено выделение специальной нормы об обороне от кражи транспортного средства, перерастающей в ненасильственный грабеж. Если же посягающий после обнаружения его действий обороняющимся прекращает попытку хищения транспортного средства и пытается скрыться, то норма о необходимой обороне применяться не может. В отличие от случаев насильственного завладения транспортным средством норма не предусматривает специальных условий для своевременности оборонительных действий, следовательно, их своевременность будет устанавливаться на общих основаниях.