Использование средств защиты в автономном режиме по уголовному праву США

«Американский законодатель, – замечает С.В. Пархоменко, – не только допускает «автономное» (в данном случае в отсутствии собственника в месте применения незаконной силы) использование таких средств, способных причинить вред здоровью, но и не ставит при этом под сомнение наличие цели защиты, что является в отечественной практике одним из главных доводов непризнания подобных ситуаций необходимой обороной»^[390].

В США наиболее распространенными являются случаи использования настороженного оружия или самострелов на растяжке (spring guns) – оружия, которое производит выстрел автоматически, если вторгающееся лицо откроет дверь или заденет растяжку, установленную в проходе. Применение самострела признается смертельным насилием, вне зависимости от конкретных последствий выстрела^[391].

Общее право разрешает установку самострелов для применения смертельного насилия к другому лицу только в целях защиты жилища, но не другого имущества и только «если проникновение в жилище фактически таково, что присутствовавшее при этом лицо было бы оправдано за причинение смерти или вреда здоровья посягающему лично»^[392].

В качестве недостатка можно отметить, что формулировка нормы требует объективного вменения. Очевидно, что обороняющемуся в момент установки самострела не может быть известно каким фактически будет посягательство (насильственным или ненасильственным) и с какой целью вообще осуществляется проникновение в его жилище. Следовательно, обороняющийся действует на свой риск. Обычно в общем праве психическое отношение обороняющегося к необходимости и соразмерности причиненного вреда устанавливается на основании принципа обоснованного убеждения (см. выше). Здесь же обоснованное убеждение устраняется, поскольку смертельное насилие, применяемое к посягающему лицу должно быть именно фактически необходимым. Поэтому невозможной является мнимая или несвоевременная оборона. В свою очередь в случае причинения посягающему вреда обороняющимся лично мнимая или несвоевременная оборона при наличии обоснованного убеждения не будет влечь преступность деяния.

Статутное право отдельных штатов по-разному подходит к вопросу автономных средств защиты. Применение смертельных автономных средств может быть законодательно запрещено путем прямого указания на необходимость личного присутствия обороняющегося в момент применения смертельного насилия. В качестве примера приведем п. «ar» ч. 1 «m» ст. 939.48 УК шт. Висконсин «Самооборона и защита других лиц», согласно которому смертельное насилие дозволено для отражения противоправного насильственного проникновения либо попытки такого проникновения в жилище, механическое транспортное средство или на место предпринимательской деятельности обороняющегося, если он присутствует там и осознает или обосновано полагает, что происходит посягательство. Другая форма запрета встречается в ст. 704.4 УК шт. Айова^[393] «Оборона имущества», не допускающей «применение любого самострела или капкана, оставляемого без присмотра и без надзора, который устанавливается с целью пресечения или прекращения преступного посягательства на владение или другое имущественное право».    

Пункт «a» ч. 5 ст. 3.06 МУК предусматривает общий запрет на применение большинства автоматических устройств для причинения вреда: правомерное применение насилия не распространяется на любое механическое устройство, которое намеренно используется в целях создания реальной опасности причинения смерти или тяжкого телесного повреждения либо известным образом создает такую угрозу. В то же время в п.п. «b», «c» ч. 5 ст. 3.06 МУК содержатся требования о том, что применение средства защиты в автономном режиме разрешено, если оно является разумным в тех обстоятельствах, какими их считает обороняющийся и избранное обороняющимся средство защиты является обычно применяемым для такой цели либо при выборе атипичного, но не смертельного средства были предприняты разумные меры предосторожности, к тому, чтобы поставить вероятных нарушителей в известность о факте его применения.

Из формулировки нормы явственным образом не следует, что она, к примеру, запрещает использование заграждений из колючей проволоки и разнообразных средств аудиовизуальной сигнализации, способных причинить вред здоровью (временно ослепить, оглушить).

В частности, на основании сходной нормы Верховный Суд шт. Айова в 1971 г. разрешил дело Катко против Брини. По делу установлено, что подсудимый Э. Брини владел незаселенным домом на ферме. Дом был заколочен досками и не подвергался ремонту в течение нескольких лет, также имелись предупреждающие надписи: «Вход воспрещен». Несмотря на принятые меры, дом систематически взламывался посторонними лицами. Тогда собственник установил в доме настороженное гладкоствольное ружье 20-го калибра^[394] таким образом, чтобы оно специально стреляло почти в упор по ногам человека, проходящего через дверь – при обычном положении входящего человека попадание, например, в голову полностью исключалось. Брини пояснил, что намеривался лишь ранить, но не убивать посягающего. Спустя пять дней М. Катко путем взлома проник в дом с целью собрать несколько старых бутылок и консервных банок, которые он считал историческими ценностями. Ружье произвело выстрел по ногам посягающего, причинив последнему вред здоровью, потребовавший госпитализации. Суд постановил, что применение смертельного насилия против посягающего, при вторжении в незаселенный дом не является обоснованным или правомерным. В то же время, Брини был бы оправдан, если бы он был в доме на момент проникновения и стрелял в посягающего лично. Несмотря на то, что на собственнике не лежит обязанность делать свое имущество безопасным для правонарушителей, он не вправе устанавливать там смертельные ловушки. Право всегда ставит безопасность человека, будь то обороняющийся или посягающий, выше, чем всего лишь права собственности^[395].

Суд указал, что подсудимый защищал не жилище, для обороны которого допускалось причинить посягающему смерть, а именно собственность, пусть и недвижимую, поскольку незаселенные дома жилищем не признаются. Вместе с тем по данным С.И. Миронова жилище охраняется в англо-саксонской правовой системе как место, «где человеческая жизнь наиболее защищена» и «защита жилища рассматривалась как защита самой жизни, и хозяин дома мог вполне применять смертельную силу, если это разумно необходимо для предотвращения насильственного вторжения против воли проживающих лиц после требования не входить и требования воздержаться от применения силы»^[396]. В свете упомянутого дела Народ против Цебаллоса это означает, что жилище можно защищать в автономном режиме, даже если никого из жильцов нет на месте в момент проникновения. В тоже время дом, утративший статус жилища, как по делу Катко против Брини, таким способом защищать уже нельзя.

На наш взгляд, подобное ограничение способов защиты однотипного по сути имущества является несправедливым. Вряд ли есть разница между тем, когда жилец, отсутствовавший на момент проникновения посягающего в жилище, возвращается туда и неожиданно сталкивается с преступником и тем, когда собственник навещает дом, в котором он не проживает и также неожиданно сталкивается с посягающим. По вероятным последствиям оба случая кажутся аналогичными. Единственный аргумент, которым можно оправдать существующее положение, заключается в том, что жилище, проживающий там человек будет посещать чаще, чем принадлежащий ему же незаселенный дом. Однако ничто не мешает представить рачительного хозяина, проверяющего свой незаселенный дом по несколько раз на дню. В конечном счете, в современных депрессивных экономических условиях человек, едва ли не большую часть времени проводит на работе, оставляя недвижимое имущество, в том числе жилище, без надлежащего присмотра.

 Завершая исследование уголовного права США, отметим, что институт необходимой обороны получил в нем высокую степень проработки. Это проявляется, прежде всего, в объеме текста соответствующих правовых актов, отведенном норме о необходимой обороне, детализации норм права, наличии многочисленных интерпретационных актов. В своей основе рассматриваемый институт сохранил свойственный и романо-германской правовой семье субсидиарный (дополнительный к правоохранительной деятельности государства) характер, но стал гораздо более каузальным в силу специфики основных источников права (судебных прецедентов).

Приоритет принципа необходимости над принципом соразмерности при оценке причиненного посягающему вреда делает невозможным противодействие посягательствам, когда их можно пресечь только путем причинения несоразмерного вреда.

Целесообразным является регламентация необходимой обороны имущества специальными нормами, дозволяющими в отдельных случаях причинить смерть, например, при невозможности пресечь посягательство причинением меньшего вреда или при защите от посягательств в виде завладения транспортным средством.

Следует заимствовать североамериканские дефинитивные нормы, определяющие понятие жилище достаточно широко.         

 Проанализированная конструкция норм об обороне жилища делает возможным практическое отражение посягательства без возникновения сомнений в его наличности и связанного с этим вопроса о стадиях реализации намерения посягающего.

 Оптимальной представляется норма, допускающая причинение смерти посягающему при проникновении в жилище или иное обитаемое помещение без специальных ограничений, касающихся количества посягающих, их состояния и характеристик личности, времени, обстановки, способа, средства и орудия посягательства, а также требований к надлежащему обороняющемуся.

 

 

Заключение

Проведенное исследование показало, что понимание необходимой обороны как исключения из уже существующих уголовно-правовых запретов заведомо приводит к признанию наличия в необходимой обороне общественной опасности, вредности для объекта уголовно-правовой охраны и всех признаков конкретного состава преступления. В противном случае невозможным становится объяснить, почему необходимая оборона попадает в предмет уголовно-правового регулирования.

В соответствии с общей теорией правового поведения сочетание общественной опасности деяния с его дозволенностью нормами права является характерным социально-юридическим признаком злоупотребления правом. Злоупотребление правом представляет собой неординарную (отклоняющуюся) форму использования (реализации) субъективного права или публично-правового правомочия, что предполагает существование и ординарного порядка использования этого же права, то есть без причинения вреда интересам общества. Но при необходимой обороне реализовать право на совершение деяния без причинения вреда объекту уголовно-правовой охраны невозможно. Кроме того, юридические последствия злоупотребления правом предполагают отказ государства в защите такого субъективного права. Применительно к уголовному праву отказ в признании деяния правомерным равнозначен его противоправности, тем более что предполагаются общественная опасность, вредность для объекта уголовно-правовой охраны и наличие в деянии обороняющегося всех признаков состава преступления. Совершение уголовно противоправного деяния влечет за собой применение мер государственного принуждения (уголовную ответственность, принудительные меры медицинского характера или принудительные меры воспитательного воздействия). Значит, если необходимая оборона является злоупотреблением правом, то его юридические последствия были бы такими же, как у уголовно-противоправного деяния.

В то же время, закон не предусматривает никаких негативных уголовно-правовых последствий при соответствии деяния обороняющегося требованиям ст. 37 УК РФ. Однако правомерное поведение социально полезно, оно не может быть общественно опасным и вредным для объекта уголовно-правовой охраны. Следовательно, нормативная юридическая конструкция ОИПД подразумевает совершение таких деяний, которые одновременно обладают свойствами как злоупотребления правом, таки и правомерного поведения, но при этом не являются ни тем, ни другим. Поэтому можно предположить, что ОИПД являются юридическими фикциями (явлениями, не обладающими свойствами, которые им приписываются).

С другой стороны, теории, обосновывающие отсутствие при ОИПД общественной опасности и признаков конкретного состава преступления в совершенном деянии, вместе с тем предполагают вредность ОИПД для объекта уголовно-правовой охраны. Вредность необходимой обороны для объекта уголовно-правовой охраны можно опровергнуть, так как, во-первых, общественно полезное деяние не может быть вредным для объекта уголовно-правовой охраны, а, во-вторых, деяние, не содержащее признаков конкретного состава преступления, не способно причинить вред объекту уголовно-правовой охраны или создать угрозу причинения такого вреда.

Необходимая оборона попадает в предмет уголовного права именно благодаря ее правомерности. Одно лишь наличие уголовно-правового запрета не является исключительным признаком, позволяющим деянию получать уголовно-правовую регламентацию. Представляется, что не запрещенное деяние способно входить в предмет уголовного права при наличии его прямого дозволения самим уголовным правом, причем такому разрешенному деянию совсем не обязательно вначале становится преступлением и лишь потом обретать уголовную правомерность. Необходимая оборона в отличие от преступления не причиняет вред объекту уголовно-правовой охраны.

Значение необходимой обороны заключается в регламентации уголовным правом ее оснований, пределов и установлении других условий, нарушение которых может повлечь общественную опасность и вредность для объекта уголовно-правовой охраны, а также появление признаков конкретного состава преступления в совершенном деянии. Уголовно-правовая регламентация правомерных деяний была лишена всякого смысла без установления уголовной ответственности за нарушение условий их совершения. При отсутствии регламентации названных условий подобные деяния вовсе бы не попали в предмет уголовного права ни как дозволенные, ни как запрещенные. Поэтому регулирование уголовным правом необходимой обороны обусловлено решением задач уголовного законодательства – охраной перечисленных в ч. 1 ст. 2 УК РФ объектов от преступных посягательств и предупреждением преступлений. Следовательно, корректнее было бы данный институт называть не ОИПД, а уголовно правомерным деянием.

Таким образом, необходимая оборона – это правомерное, социально полезное деяние, исключающее как признаки преступления, так и признаки конкретного состава преступления, регламентированное для достижения целей уголовно-правового регулирования путем установления уголовным правом оснований, пределов и других условий, при нарушении которых данное деяние способно стать общественно опасным, причинить вред объекту уголовно-правовой охраны и соответствовать признакам конкретного состава преступления.         

Общественная опасность не является универсальной характеристикой посягательства как основания реализации права необходимой обороны. Исходя из понимания общественной опасности как объективной категории следует, что она вполне может существовать и безотносительно юридической оценки конкретного деяния, например, в тех случаях, когда это деяние, потенциально соответствует требованиям к правовому поведению, но пока еще не получило юридическую оценку (прямо не урегулировано) в качестве дозволенного или запрещенного. Значит, общественная опасность сама по себе не предполагает обязательной угрозы для охраняемых законом отношений, и поэтому ее нельзя подменять противоправностью. Увязывание общественной опасности с угрозой для охраняемых правом общественных отношений ошибочно, поскольку общественное отношение становится объектом правовой охраны лишь с момента установления юридической ответственности (возможности применения наказания) за его повреждение, то есть общественные отношения могут охраняться только от правонарушений. Иные меры государственного принуждения, не являющиеся мерами ответственности, как то предупредительные, пресекательные и правовосстановительные меры, не направлены на достижение карательных целей, и поэтому возможность их применения не свидетельствует о наличии правовой охраны соответствующих общественных отношений от деяний, не являющихся правонарушениями, даже если указанные деяния противоречат нормам права («голое» нарушение нормы). Кроме того, обороняющийся не обязан давать юридическую квалификацию деяния посягающего, которая, несмотря на принцип правовой определенности, вполне может меняться со временем из-за нестабильности законодательства или правоприменительной практики.  

В свою очередь, условие о надлежащем объекте защиты характеризует то, чему при не воспрепятствовании посягательству причиняется вред, то есть его направленность, ведь общественно опасным может быть и посягательство на запрещенные правом интересы. Значит, условие о надлежащем объекте защиты носит ограничительный характер и предохраняет от притворной защиты противозаконных интересов правомерным способом.

На основании вышеизложенных аргументов о соотношении общественной опасности и противоправности мы полагаем, что объект защиты целесообразно раскрывать не через субъективные права (права участников правоотношения) или интересы, охраняемые посредством установления юридической ответственности за их нарушение, а через более широкое понятие не запрещенного правом интереса (не все из них охраняются правом) любого субъекта права (от частных лиц до публично-правовых образований), что соответствовало бы общедозволительной направленности уголовного права в отношении законопослушных граждан.

 Условие об обязательном наличии у обороняющегося цели защиты подлежит исключению как несоответствующее объективному характеру обороны и посягательства. Как мы полагаем, эффективным противовесом от перерастания необходимой в самочинную расправу над посягающим следует сделать не столько наличие цели защиты, а установление круга надлежащих защищаемых интересов – любые не запрещенные законом интересы каждого лица (индивида, семьи, коллектива, организации, народа, нации, народности, государства, общества и всего человечества). Так, интерес внесудебной расправы с посягающим, а равно и другие незаконные интересы не могут защищаться (например, при обеспечении безопасности преступной деятельности) или достигаться (например, при объективном пресечении посягательства против третьих лиц) путем необходимой обороны. Акцент должен переместиться от того с какой целью действует обороняющееся лицо, на то в каких интересах оно действует. Не может быть речи об обороне, если деяние явно не направлено на пресечение какого-либо посягательства (например, причинение посягающему вреда уже после совершения им деяния, но до наступления вредного последствия, предотвратить которое таким способом уже нельзя).

Не имеет однозначного решения вопрос об установлении условий правомерности необходимой обороны чести, достоинства и неприкосновенности частной жизни.

С нашей точки зрения, признание правомерности и допустимости ответных оскорбительных, аморальных или порочащих деяний позволяет решить проблему противодействия аморальному или противоправному, но не являющемуся основанием реализации права необходимой обороны, поведению лиц, рассчитывающих в силу этого на свою безнаказанность и юридическую защищенность от акта обороны.

Полагаем, что реальность посягательства как условие правомерности необходимой обороны характеризует лишь его бытие, но не требует правильного отражения факта посягательства, если он действительно существует, сознанием обороняющегося. Иначе говоря, требование о реальности посягательства исходит не из взаимосвязи сознания и бытия как категорий материалистической диалектики, а из их одностороннего, в пользу бытия, противопоставления. Данным аргументом можно поставить под сомнение утверждение о том, что необходимая оборона всегда носит сознательно-волевой характер. Ведь если само посягательство как юридический факт-деяние носит объективный характер, то ничто не мешает его также объективно (то есть фактически) пресекать с помощью обороны как юридического факта-деяния. Вполне логично, что один факт потенциально способен прекращать другой. То же самое суждение позволяет опровергать и обязательное наличие цели защиты у обороняющегося.

По субъективной направленности мнимая оборона способна полностью совпадать с необходимой обороной, но отличается от последней тем, что объективного пресечения посягательства не происходит. Реальность посягательства важна не сама по себе, а лишь когда фактически предпринятые действия приводят к причинению вреда именно посягающему лицу и, таким образом, к пресечению посягательства.  

Все виды мнимой обороны объединены не тем, что именно то посягательство, против которого по представлению обороняющегося осуществляется защита, не существует в реальности на момент оборонительных действий, а тем, что какое-либо, пусть даже и неосознанное, посягательство фактически отсутствует, и, следовательно, действия причинителя вреда принципиально не могли пресечь его. Указанные обстоятельства в совокупности следует считать критерием отграничения необходимой обороны от обороны мнимой.

Мнимую оборону влечет любая невиновная ошибка обороняющегося, если в ее результате вред причиняется в тот момент, когда никакого посягательства со стороны пострадавшего лица не существует. Так, при ошибке в основании реализации права необходимой обороны (в свойствах надлежащего посягательства) лицо воспринимает общественно опасным то поведение, которое не является таковым. Ошибка в наличности посягательства приводит к несвоевременности обороны – надлежащее посягательство начинает осуществляться или продолжается только в сознании обороняющегося. Ошибка в объекте защиты, если этот объект фактически запрещено защищать путем необходимой обороны, также исключает надлежащий характер посягательства. Ошибка в личности посягающего предполагает фактическое отсутствие посягательства со стороны того, кому причиняется вред. И только ошибка в степени опасности посягательства исключает мнимую оборону, так как посягательство существует в реальности, и обороняющийся стремится его фактически пресечь.

В отличие от посягательства и необходимой обороны, превышение пределов необходимой обороны выступает как объективно-субъективная категория, требующая определенной формы вины (умысла). Если предположить существование объективного, но не наказуемого вследствие отсутствия умысла, превышения пределов необходимой обороны, возникает вопрос об относимости его к тому или иному типу правового поведения. По своим признакам данное поведение соответствует неосторожному злоупотреблению правом, и юридические последствия злоупотребления правом (отказ в признании права) превратят такое деяние обороняющегося в обычное преступление.

При решении вопроса о соблюдении пределов необходимой обороны (сравнении обороны и посягательства) не следует отдавать однозначный приоритет принципу необходимости (причинение вреда должно быть необходимым, чтобы пресечь посягательство – то есть превышение пределов обороны определяется как причинение явно не вызванного необходимостью, напрасного или ненужного вреда, что предопределяет субсидиарность необходимой обороны, то есть приоритет избегания посягательства, если есть такая возможность, и стремление к минимизации вреда, если опасность можно устранить только причинив вред посягающему) или принципу соразмерности (причинение вреда должно быть соразмерно опасности посягательства – то есть превышение пределов обороны определяется как причинение явно чрезмерного вреда, при том, что обороняющийся не обязан стремиться к его минимизации), а равно и применять их параллельно. В наибольшей степени интересам обороняющегося соответствует именно последовательное (двухступенчатое) применение названных принципов в строго определенном порядке: первоначальная оценка должна производиться исходя из принципа соразмерности (при соразмерности причиненного вреда делается вывод о безусловной правомерности обороны) и только при причинении явно чрезмерного (несоразмерного) вреда следует оценивать его необходимость. Так, если причинение несоразмерного вреда было единственной возможностью для отражения посягательства обороняющийся не считается превысившим пределы необходимой обороны.        

Положения ч. 2 ст. 37 УК РФ во взаимосвязи с ч. 1 ст. 108, ч. 1 ст. 114 УК РФ устанавливает не обязанность обороняющегося правильно осознавать и оценивать характер и степень опасности посягательства, а лишь обязанность соизмерения оборонительных действий в тех случаях, когда обороняющийся правильно все осознает и оценивает (не преуменьшая, но и не преувеличивая), что вытекает из определения превышения пределов необходимой обороны как умышленного деяния. Кроме того, обороняющийся всегда вправе причинить посягающему больший вред, включая умышленное причинение тяжкого вреда здоровью или смерти, чем вред, предотвращенный благодаря акту обороны, если отсутствует явное несоответствие обороны характеру и опасности посягательства, а не только в случае неправильной оценки характера и степени опасности посягательства из-за психического переживания, вызванного посягательством. Обороняющийся вправе причинить тяжкий вред здоровью посягающему, если посягательство угрожает причинением средней тяжести вреда здоровью и причинить смерть, если посягательство угрожает причинением тяжкого вреда здоровью. Отсюда при исследовании вопроса о том, насколько неожиданными были для обороняющегося лица действия посягавшего, вследствие чего обороняющийся необъективно оценил степень и характер опасности нападения (ч. 2.1 ст. 37 УК РФ), внимание следует перенести от того, мог ли обороняющийся объективно оценить посягательство, на то, как он оценивал это посягательство фактически.

Пределы необходимой обороны не могут быть превышены обороняющимся, находящимся в момент отражения общественно опасного посягательства в состоянии физиологического аффекта, вне зависимости от того какими причинами вызван аффект, поскольку такое состояние затрудняет своевременную объективную оценку характера и степени опасности посягательства и соизмерение с ним оборонительных действий.

Законодательная формулировка о явном для обороняющегося характере превышения пределов необходимой обороны (ч. 2 ст. 37 УК РФ), позволяет утверждать, что обороняющийся должен предвидеть именно необходимость, а не случайность наступления несоразмерных последствий, то есть осознавать их неизбежность, что характерно только для прямого умысла. Вместе с тем для преступлений, совершенных при превышении пределов необходимой обороны, обязательно наличие обстановки реального или извинительно (невиновно) мнимого посягательства, в которой умышленно причиняется явно несоответствующий посягательству вред (в случае извинительно мнимого посягательства возможно только покушение на превышение пределов необходимой обороны), а также осознание действующим лицом этой обстановки. Особая обстановка превышения пределов необходимой обороны не предполагает существование заранее обдуманного умысла, а следовательно и приготовления к такому преступлению, поскольку соизмерение оборонительных действий и последующее превышение пределов необходимой обороны может быть допущено только применительно к конкретному наличному посягательству (нельзя превысить того, что предварительно не соизмерено обороняющимся).

Предварительная деятельность обороняющегося в части предполагаемого причинения вреда посягающему лицу всегда правомерна. Если последствия, указанные в ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, не наступили, в том числе по обстоятельствам, не зависящим от сознания и воли обороняющегося, то превышение пределов необходимой обороны отсутствует. Иное решение вопроса было бы субъективным вменением (ответственность за намерение без наступления противоправного последствия), недопустимым наравне с объективным вменением.

При нарушении условия о пределах обороны и соблюдении всех других условий правомерности, право необходимой обороны поначалу реализуется в ординарном порядке вплоть до момента наступления последствий, предусмотренных ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, что также исключает возможность приготовления или покушения на совершение названных преступлений. В этих случаях квалификацию нужно осуществлять только по фактически наступившим последствиям в виде тяжкого вреда здоровью или смерти посягающего лица при обязательном умышленном отношении к ним безотносительно степени реализации намерения обороняющегося. Неосторожное нарушение остальных условий правомерности влечет уголовную ответственность на общих основаниях за неосторожное причинение вреда, но смягчающим обстоятельством, предусмотренным п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК РФ.

Пункт «ж» ч. 1 ст. 61 УК РФ предполагает понижение наказания, полагаем, лишь в тех случаях, когда условия реализации необходимой обороны были нарушены обороняющимся по неосторожности (например, при ошибочной защите запрещенных законом интересов, неизвинительной мнимости посягательства или причинении отклоняющимся действием вреда лицам, непричастным к совершению посягательства). При умышленном нарушении данных условий речь о необходимой обороне идти не может, и при отсутствии иных ОИПД уголовная ответственность наступает на общих основаниях.

Однако превышение пределов необходимой обороны в силу прямого указания закона (ч. 2 ст. 37 УК РФ) совершается только умышленно. Таким образом законодатель нормативно установил превышение пределов необходимой обороны как специальный случай нарушения условий ее реализации и, руководствуясь тем, что при превышении пределов необходимой обороны все остальные условия реализации в части причинения вреда определенному лицу были соблюдены, счел возможным максимально смягчить размеры налагаемых наказаний. В свою очередь, доктринальные правила конкуренции общих (п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК РФ) и специальных (ч. 1 ст. 108, ч. 1 ст. 114 УК РФ) правовых норм предписывают приоритет последних: если есть специальная норма, то общая не применяется.

Хотелось бы подчеркнуть, что детализация нормы о необходимой обороне закономерно повлечет значительное приращение нормативного материала, что усложнит его запоминание и уяснение потенциальными адресатами. Однако нам представляется ошибочными первоочередное стремление к лаконичности и абсолютной выверенности формулировок с точки зрения юридической техники в ущерб практическому удобству реализации нормы. Действующая редакция ст. 37 УК РФ не прошла проверку практикой, в том числе и из-за своей излишней абстрактности, по справедливому суждению В.В. Меркурьева, экономящей в большей степени смысл, чем объем закона[397]. Аналогичное мнение выражается и другими авторами[398]. Проблемы правоприменения вряд ли найдут свое окончательное разрешение даже благодаря последним разъяснениям Верховного Суда РФ, которые сами, как выясняется, требуют дальнейшей доработки.

В перспективе норма о необходимой обороне должна стать подробной и четкой инструкцией, стремясь выполнить предписания которой, обороняющийся сможет надежно отразить посягательство и обезопасить себя от юридических рисков. Думается, что законодатель, решая подобную задачу, должен четко представлять обвинительный уклон, господствующий в сфере уголовного судопроизводства. Североамериканским ученым и законодателям удалось преодолеть аналогичные трудности в значительной мере благодаря детализации нормы о необходимой обороне.                        

Как мы полагаем, норме о необходимой обороне следует придать такой вид (либо в силу увеличения объема текста дать аналогичные по содержанию разъяснения в исправленном Постановлении Пленума Верховного Суда РФ):

«Статья… Необходимая оборона.

1. Необходимая оборона – отражение активного посягательства, угрожающего физической неприкосновенности личности, неприкосновенности и безопасности жилища, имущества и другим не запрещенным законом интересам обороняющегося лица или третьих лиц, включая государство и общество, осуществляемое путем причинения вреда интересам посягающего лица, если при этом не были превышены пределы, установленные настоящим Кодексом.

2. Пределы необходимой обороны не считаются превышенными при отражении: а) посягательства на жизнь, в том числе совершаемого с захватом или похищением человека, повреждением или уничтожением имущества; б) насильственного посягательства полового характера; в) насильственного посягательства, одновременно совершаемого не менее чем двумя лицами; г) посягательства в виде завладения механическим транспортным средством; д) посягательства в виде проникновения или нахождения в жилище вопреки воле проживающих там лиц, а равно в виде вытеснения их оттуда; е) посягательства в виде насильственного проникновения в транспортные средства, здания, строения, сооружения, на земельные участки, территории предприятий или организаций либо вытеснения оттуда правомерно присутствующих лиц.

3. В иных случаях превышением пределов необходимой обороны считается явное для обороняющегося лица несоответствие опасности посягательства вреду, который при его отражении умышленно причинен посягающему лицу, за исключением: а) невозможности или опасности отражения посягательства путем причинения меньшего вреда; б) ошибочного преуменьшения обороняющимся лицом степени опасности посягательства; в) отражения посягательства обороняющимся лицом, находящимся в состоянии аффекта.

4. Не влечет превышения пределов необходимой обороны причинение вреда запрещенным законом интересам. Последствия, образующие превышение пределов необходимой обороны, определяются отдельной статьей Особенной части настоящего Кодекса. Лицо, причинившее вред вследствие неосторожной ошибки, исключающей необходимую оборону, подлежит уголовной ответственности со смягчающим наказание обстоятельством, если причинение такого вреда было обусловлено защитой от посягательства, не предусмотренного частью первой настоящей статьи, а равно от мнимого посягательства.

5. Если посягательство на физическую неприкосновенность личности не сопряжено с угрозой применения насилия, опасного для жизни, то обороняющееся лицо перед совершением акта обороны обязано избежать посягательства путем отступления с места столкновения, если такое отступление заведомо для обороняющегося лица было бы возможным и безопасным, а место столкновения является публичным или находится в общем пользовании, и обороняющееся лицо не имеет юридической обязанности находиться там. В таких случаях защита третьих лиц разрешена только, если защищаемое лицо лишено возможности безопасно отступить. При умышленном нарушении данных требований обороняющееся лицо подлежит уголовной ответственности со смягчающим наказание обстоятельством. Обороняющееся лицо не обязано отступать из своего жилища, иных объектов недвижимости, транспортного средства, с места работы или предпринимательской деятельности и других подобных объектов или территорий, где оно находится как собственник, иной титульный владелец, поверенный, работник, гость или член семьи. Правоохранительный служащий, а равно и иное лицо, имеющее юридическую обязанность по охране общественного порядка или юридическую обязанность пресекать посягательства, не должны избегать посягательства против себя перед совершением акта обороны и вправе защищать третьих лиц, имеющих возможность безопасно отступить.

6. Нас<