Вечерние посиделки, братание

Лена едет с Инной, на «новенькой» машине её мужа Яна (старший брат Мирек подарил на свадьбу свой видавший виды «ниссан», сказав: «Ну, заработаешь, с штуку тугриков вложишь, будет как новенький, а так — ну ещё с годик протарахтит, пока на трассе не развалится»). Вместе с ними в машине ехало несколько компьютеров и коробки с канцтоварами, а также рабочие станции Каменева и Инны, из их офиса в БелРИТБИ, взятые по гранту.

В составе квартирьеров — сисадмин Илья, будущий главный фикс Андрей Соболев, мастер кино Виктор, мастер программирования Андрей, иногородние барышни и молодые дамы из педкоманды (Дарья, Лида, кто-то ещё). Остальные тьюторы — по максимуму в городе, получают последние инструкции, проходят мастер-классы. Мужских рук хватает: Ян остаётся до завтра, кроме того, в завозе участвует Андрей Надёжных, старый верный друг «Сибирского Зимовья», также остающийся на первый день школы.
Пустой лагерь… Инна до этого всегда заезжала в лагерь вместе с основной частью команды и детьми, и никогда не оставалась «прикрывать отход», так что впечатление было для неё совсем новым.

Женщины быстро застелили кровати в корпусах, повесили шторы на окна, даже ещё на раз вымыли полы, доделывая работу местных не слишком радивых техничек. Ещё кое-что проделали по благоустройству — и всё, завтра на заселение можно будет тратить минимум времени, а уют-кампанию посвятить уже содержательному, знаково-символическому обустройству быта. И пока мужики продолжали таскать столы, размещать технику, протягивать кабель для локальной сети, Инна с Леной просто вышли пройтись по пустому лагерю.

Инна уже знает, что будет чадо, некоторые вещи ей делать нельзя. Но пока не хочет афишировать, в курсе Наташа (и как медик, и как тренер) и Каменев, чтобы в календарь мероприятий вставил декретный отпуск лучшей сотрудницы.

Было совсем тихо, только иногда возникал шелест, чувствовалась вибрация в воздухе (налетал ветерок), и затем слышался лёгкий треск и потом чмокающий звук — это падала шишка с сосны. Стволы сосен были тёплыми, казалось, пульсирующими, щедро отдающими вовне себя накопленное тепло.

Инна с интересом рассматривает хорошо, вроде бы, знакомые росписи на стенах домиков, пытается понять, что руководило художниками, когда они создавали такие фееричные образы, и что должно твориться в головах у детей, вынужденных прожить здесь три недели без всякого дела! Особенную любовь у команды традиционно снискал старик из «Золотой рыбки», по поводу которого, медики из команды горячо спорили, что у него за болезнь: рахит или всего лишь ревматизм. И ещё — лось, стоящий на обрыве и ревущий, с солнцем, которое почему-то вставало (или садилось?) у него под хвостом. Максим даже рассказывал, как в незапамятные времена, будучи летним школьником, он снял с товарищами пошлый ролик о лосе, решившем обгадить солнце и потерпевшем фиаско.

— Как можно жить среди таких макабров? — неожиданно вслух произнесла Инна. (или Лена в ответ на пересказ Инной картинок?)

Вот странно — когда лагерь заселён, когда ты тут бегаешь, возишься с детьми, вместе с ними бьёшься над заданием или проектом, все эти чудища, порожденные явным сном разума, как будто и не замечались. А сейчас, в пустом пространстве, они вылезли, словно вурдалаки перед Хомой Брутом в церкви.

Поход на Енисей.

Что делают мужчины. Приготовление ужина (командует Дарья, привезшая целый арсенал для кулинарии).

Знакомство с соседями. С ребятами-техниками из школы Приказова быстро налаживаются деловые связи: они нам лишний моток кабеля, мы им — обжимку, и т.п., а в итоге — совместный ужин и своеобразная трубка мира, в ознаменование наступления трёх недель сухого закона. С тьюторами от Дьяконова мосты, увы, навести не удалось.

Соболев, Илья и Муркин запаслись несколькими баллонами пива, чтобы именно что отметить наступление сухого закона. У Приказова с собой есть коньяк, а шоколад находится в запасах у Дарьи.

Инна дала мне стаканчик, в левую руку вложила ломтик шоколада. Мне сейчас нельзя — тихо шепнула она — а тебе можно и нужно. Я вдохнула, пятизвёздочный "Ани" на речном берегу — совсем не то, что он же в душной квартире. Ну, за успешное начало очередного безнадёжного дела — сказал Приказов. — Вздрогнули! Дзынь! — ответили несколько человек, моей руки со стаканчиком коснулось несколько рук, Соболева я узнала. Остальных, наверно, тоже скоро узнаю.

Коньяк хорошо пошёл, шоколадка — ещё лучше. Тепло внутри, и костёр разгорается, а вокруг прохладный ветер, и запах горящего дерева перемешивается с запахом речной тины... И с запахом жарящегося мяса.

— Лена, тебе ещё плеснуть? И — тебе неудобно, наверно, куда лучше тарелку поставить?

Я развеселилась. Я так ещё в глазном центре, в детстве, когда меня пытались, так сказать, отремонтировать, как будто я робот, всех пугала. — А можно, я буду мясо есть руками?

Нет, извините, лучше ртом. Только не тарелкой.

Расхохотались все, громче всех Приказов.

Стаканчик пополнился, левой рукой я поймала кусочек мяса, аккуратно завёрнутый в кусочек лаваша и салфетку. Хороший кусочек! Лена не соблюдает диету, это диета соблюдает Лену, сколько не жру, а всё кожа да кости, ну, мышцы, конечно, не то что жирок на бёдрах, от которого пытаются избавиться.

…Про Дарью как великого тьютора и менеджера я много слышала, и ещё слышала, что она на самом деле - Дракон в облике Афродиты, который вышел из пены морской на просторы хакасских степей, дохнула огнём и сказала: "Ну что за бардак?!" Теперь вот слышала и даже чувствовала её руку - как-то я сразу поняла, кто из моих соседей - та самая Великая Дарья. Но её таланты были видны иначе. Мяса у неё с собой точно не было, брать его было бы бессмысленно. Из кассы квартирьерам тоже выделили сравнительно немного, при мне об этом говорили. Но вот Дарья с Яном куда-то - явно в деревню - скаталась, и теперь пахло замечательной жареной свининой, явно промаринованной с особым искусством.

...Кстати, эту фразу: «Ну что за бардак?!» - я уже сегодня несколько раз слышала, одним и тем же голосом. По нему и научилась идентифицировать Дарью

В чем прелесть наших школ - никогда нет самого главного, а есть совет ответственных, и всегда есть главный по решению конкретной задачи. Вот так и сейчас - и Дарья была главная, и Бурностай, и Илья. Деда Акима все признавали, скорее, за самого опытного и мудрого.

И я так и не понимала - почему квартирьеры Дьяконова к нам не присоедились, ведь у нас с Приказовым и его ребятами было так душевно и весело

Мы шли от костра. Оказывается, ноги помнили. Эту аллейку от берега до лагерной калитки, щекочущие бока ветки, подъём... И как идти всей оравой.

- Тренинг доверия — весело сказала Даша — Лена, ты же хочешь разуться и босичком промяться?

— Хочу, зря я надела эти кроссовки, надо было тапки, теперь мне бы где-нибудь присесть...

Обычно таких, как я, берут за руку и ведут. Даша легко нажала на мои плечи, ага, вправо... Ага, влево... Ага, вот лавочка её раньше здесь не было... Я села, с удовольствием сдёрнула кроссовки и носки, стряхнула со спины рюкзак, вынула пакет... Ещё сидя, пальцами пощупала отходящий от дневного жара асфальт... Это Таёжный, это родное место, где ты живёшь среди своих. И я побежала, закинув рюкзак за плечи, как бегала два года назад.

Кажется, теперь я в этом корпусе живу?

…После употребления трубки мира, Бурностай как «фикс» Академии и Приказов, лично возглавлявший квартирьеров, символически обследовали «свои» корпуса, дабы убедиться, что никого из членов команды бес не попутал запастись спиртным в объёме большем, чем требуется для медицинских целей (без шмона личных тумбочек, конечно же)

После трапезы и "кружки мира", принимается решение объединить две локальные сети и вообще оптимизировать компьютерное хозяйство за счёт объединения.

- Ой-ой-ой... - обхватил голову Илья при виде парка техники Приказова. - Виктор Андреевич, вы не думали продать их на цветные металлы и на вырученные деньги купить пять новых станций?

- Думал, - честно признался Приказов. - Но тут ещё надо суметь так продать, чтобы выручить деньги хотя бы на пять станций

Уже в двенадцатом часу приехал Боян - Арсений Яшин - с дополнительной порцией техники и инвентаря. Привёз свою дочку, ну и сам угнездился в комнате для мастеров. Слышала, как он спрашивает: "Успокойте меня - моя Варя и вот эта девочка Олеся, это единственные дети, с которыми мы будем работать? Мне вот их полностью хватит! Что - нет? Будут ещё дети! О ужас!"

Мужчины продолжали отлаживать технику, кое-где перетаскивали мебель и инвентарь между корпусами. Боян отчётливо звал свободный от трудов народ идти купаться. Эх... Ещё одна недоступная радость

Валентин: — Лена, задумалась? Пойдём, тебе уже постелили. Но если хочешь — тут Боян приехал, вот только что решил, что хватит вынимать из машины коробки с канцелярией и техникой, гитару вынул.

<Вечернее общение между Бояном и Леной. Кто как видит. Боян утверждает, что на самом деле видит так же, как Лена - не глазами. Начало симпатии, большей, чем между коллегами>

Боян: Я в разводе, по обоюдному согласию, Варю мы воспитываем вместе, притом, что у бывшей жены уже новый муж и у них есть дочка, сестра Вари. Ну и я не давал обета безбрачия, так-то...

<…>

— А тебе не кажется, что ты — не человек? — торжественно спросил Боян.

Я уже хотела обидеться, вроде в наш век политкорректности и толерантности утверждение, что инвалид — не совсем человек, звучит неприлично, но нет-нет, да проскакивает: извините, ну что, не зрячая…

Но у Бояна это звучало абсолютно иначе.

Я задумалась, как бы грамотно уточнить. Но пока задумывалась — сработал какой-то дурацкий паттерн времён детского кружка инвалидов по зрению. Туда, несмотря на то, что родители возражали, меня буквально за шиворот отвела учительница.

— Я что, какая-то особенная? — Как в тринадцать лет, я готова была уже разреветься. А что? Тех, кто не умеет разговаривать без матов, или не выучил во втором классе таблицу умножения, особенными не считают. А тех, кто о разнообразии красок неба знает только по книжкам или смутно помнит из детства, когда глаза ещё хоть чуть-чуть помнят, чем они должны заниматься. Кто эти книжки вынужден читать руками или слушать, почему-то особенными считают, хотя и извиняются всё время. Я даже сняла очки, почувствовала влагу на веках, о том, как плакать, глаза не забывают.

— Барышня! Я в совершенно противоположном смысле! Ты же рост видела?

— Видела! — И как это я только переключилась, даже слёзки мгновенно высохли, а ведь только что хотела обидеться. — Но ведь это же… Мне родители даже, хотя они меня очень любят и сделали всё, чтобы я не была «особенной» в том смысле, говорили, что это что-то… Ну мерещится, что ли. Вот берёшь ветку, когда первые почки начинают распускаться, и — она растёт. Вот гладишь котёнка, и — он растёт! Но так же не бывает?

— Ещё как бывает! — весело сказал Боян, — некоторые древние дядьки называли это умственным зрением, или поворотом глаз внутрь… Только так рост можно и увидеть.

— А что, интересно! И тот, кто видит рост — это не человек?

— Нет, не человек — это тот, рост кого видно.

…

Уже потом мы бродили со Бояном по аллейкам, я специально разулась, положила тапочки в карманы. Я специально повела его показывать, как я вижу рост.

А в это время в городе…

И еще несколько часов в конторе, до Общего Сбора. Вернее, уже всё-таки не совсем в конторе,а в её окрестностях, вместе с разными людьми из "команды". Но всё равно: замечает всякие тревоги, беспокойства, обхаживания старшими благожелательного, но озабоченного молодого человека с явным обликом чиновника.

А потом уже - Общий Сбор тех, кто остался в городе. В том числе, её мамы. В том числе, Цезаренко, в том числе, тех, кто приедет-то в школу на час времени. Но - общий сбор.

И на нём окончательно происходит распределение их - детей - по тьюторам. Она - пользуясь правом присутствия - просится к Рите.

И тут-то и приходит в «контору» Кирилл, осветить её жизнь перед отъездом.

… Инна уже в магистратуре, у неё уже Яна, поэтому в школе она эпизодически. Лена после той школы, где она боялась, что её запретят, на второй была вполне уверена в себе и к концу была позиционирована как будущий стажёр. Света тоже уже в магистратуре, Егор заканчивает аспирантуру. У Наташи — Маша, но Наташа геройствует. К тому же у Маши есть старший брат, который за ней присмотрит, если родители не могут от дела оторваться.

А Ян — то альбом сводит и вертится в цветочном бизнесе своего брата, чтобы семья не бедствовала, пока альбом пишется.

Ещё отец Виталий и матушка Люба, которые и сами приехать горазды, и старшего сына в первый раз отправляют, не боясь, в отличие от многих иных, "языческого места".

Ну и к концу того нулевого вечера:

Ришелье – Степан Разин

Тол Мириам – Че Гевара

Матвеева Вера – Сильней, чем плач воды на

Наутилус Помпилиус – Воздух

Калинов Мост – Сберегла

(Б.Савельев - М.Танич) – Шарики, шарики, шарики варить

Первые две песни играет, скорее, Бурностай, вторые две – Нюра, последние две – Наташа. Че Гевара — начинает Бурностай, и в оригинале. А потом подхватывает Нюра, уже по-русски.

После всех этих песен они сбиваются вместе, начинают уже умеренно употреблять пиво и вино, бренчать на гитарах, кто как хочет. Олеся тут теряется. Вернее, её перехватывает Ксения, и уже у себя в мастерской, ими совместно разобранной, поёт ей колыбельную.

Запуск. 29-31 июля 2019

<Внутри – разбивка по дням школы, а временами и ночам>