Превентивное устранение ядерных деспотов

Если проводить сравнение по показателям численности молодых мужчин, то развитый мир в XXI веке находится в менее выгодном положении, даже если сравнивать с состоянием после всех потерь обеих мировых войн двадцатого века. Да, никто не списывает со счетов военно-техническое развитие. Но даже при высоких характеристиках научно-технического обеспечения боеспособности сегодняшняя боеготовность западного мира намного ниже. И по отношению к современным показателям молодежного демографического сбоя Япония 1931 года могла бы показаться мелочью. Оружие массового уничтоженияуже длительное время защищает Запад, но эта защита будет действительна только до тех пор, пока ограничено число государств, имеющих такое оружие на вооружении. Атомное оружие само по себе несет определенные риски. Но там, где ядерный арсенал встречается с ощутившим вкус геноцида деспотом, тревожные сигналы можно уже не отключать.

С помощью атомного оружия можно начать что угодно. В достаточно сбалансированной системе международных отношений потенциал ядерного оружия сосредоточен не в открытой угрозе его военного использования, подразумевающего взаимное уничтожение ядерных держав. Если превосходящие наземные войска займут области, которые не являются частью атомной державы, но относятся к зоне ее интересов (например, ставших штампом US interests[81]), и если они могут быть отражены с помощью потенциального ядерного удара, то наступает важное историческое событие.

Таким образом, история в основном совершается посредством восстаний или революций, подразумевающих «ночи длинных ножей» или экспансии, которые ведут к новым войнам и массовым убийствам. Эта динамика всегда обеспечивается напирающими молодыми поколениями.

Запреты на захватнические войны вступили в силу после общеевропейского обескровливания, наступившего после Первой мировой войны. Они были закреплены в Парижском договоре 1927 года, и в первую очередь в Уставе Организации Объединенных Наций 1945 года, с целью «предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира […] в согласии с принципами справедливости и международного права»[82]. Однако действие римской максимы si vis pacem, para bellum [ «хочешь мира – готовься к войне»] никто не отменял.

Как выглядит обычный сценарий развития войны? Начиная с 1980 года, классический пример тому предоставляет Ирак и его нападение на Иран. Ирак остается одним из основных очагов беспорядков даже после своего последнего поражения в 2003 году, ведь эта страна должна пережить демографический скачок с 25 до 45 миллионов человек с 2003 по 2025 год (Ламейер, 2003). Шиитскиеначальники, некогда преследуемые Саддамом Хусейном, уже через неделю после своего освобождения выступили с требованиями изгнать США со своих земель и высказывались за уничтожение Израиля. Ради этих целей они были готовы положить на алтарь борьбы собственное потомство: «Нет Америке, нет Саддаму. […] Широкие ряды воинов священной войны встали на бой против американцев» (Джеймс, 2003).

И хотя, в силу роста количества ядерного оружия, ранее реализованный в Ираке сценарий становится все сложнее осуществить, он все равно остается основным образцом для будущих конфликтов. После правления Саддама демографически более взрывоопасный Ирак получил в распоряжение полдюжины ядерных боеголовок вместе с подходящими средствами доставки. Но о таком сочетании фундаменталистам мечталось еще со времен правления Саддама Хусейна. Как сказал его единоутробный брат Барзан Ибрагим ат-Тикрити, по совместительству занимавший должность начальника разведки, прежде всего это стало бы «крепкой поддержкой в деле изменения ближневосточной политической карты» (Поллак, 2002; Бродер, 2003).

Правительственные кварталы Эр-Рияда и центр Кувейта были уничтожены с помощью внезапных ударов с воздуха. По старому сценарию к ним можно было присовокупить и газовые атаки. Семьи членов правительства были уничтожены, а в обе страны – экспортеры нефти – ввели привычные наземные войска. В Ираке до сих пор почти столько же сыновей младше 15 лет, как и во Франции. Та решимость, с которой прежние правители этой страны подогревали свое население, никем не оспаривается. 17 января 2003 года, во время двенадцатой годовщины первой Иракской войны, Саддам Хусейн сформулировал сакральную формулу, которой охарактеризовал то, как он использовал молодежный сбой своей страны в борьбе с американцами: «Благодаря массивной конфронтации […], щедро пролитой крови, страданиям и похвальной стойкости его солдат вера [Ирака] стала сильнее. Данная Богом вера, чьи знамена орошены кровью, пролитой сыновьями своей страны, углубилась благодаря жертвам, которые принял наш Бог» (Хусейн, 2003).

Далее по сценарию к нападающим солдатам будущего Ирака массово стали примыкать молодые мужчины с завоеванных территорий. Уже одно это добавило военному вторжению легитимации. В преддверии Второй войны в Персидском заливе, 8 октября 2002 года, нашлись даже молодые граждане Кувейта, разрушенного в 1990 году, которые были готовы выступить на стороне «Аль-Каиды», чтобы убивать американских солдат и погибать при этом (CNN, 2002).

Далее по сценарию свежие военные подразделения Ирака, Саудовской Аравии и Кувейта и атаковали мелкие монархии, не упуская возможности напасть на такие страны, как, например, Сирию и Иорданию. И без того неспокойный Йемен вышел из прежних договоров. Так, буквально за ночь образовался блок государств, в которых суммарно проживает 17 миллионов мальчиков в возрасте до 15 лет. Это девятая сила мира. Она расположена перед Мексикой, имеет больший демографический вес, чем Россия или Япония, и в ее рамках проживает столько же сыновей, сколько их насчитывается в Германии, Англии и Франции, вместе взятых. Тот, кто хочет сдерживать этого наполовину легитимизированного победителя, должен обладать ядерным оружием. Если же сдерживаемая сила также имеет свой ядерный потенциал, то мы наблюдаем ситуацию не типа «Pourquoi mourir pour Danzig?» («Зачем умирать за Данциг?»)[83] 1939 года, а сталкиваемся с ядерной катастрофой, которая может развернуться по прихоти давно убитых к моменту самой катастрофы семей диктаторов.

Там, где, как в Северной Корее, уже размещено ядерное оружие, США давно вынуждены прибегать исключительно к дипломатическим инструментам – вилянию и лавированию. Концепции вторжений – как, например, обнародованный в декабре 2002 года новым премьер-министром Южной Кореи Ро Му-Хеном план широкомасштабного внезапного нападения на объекты атомной промышленности – отличаются наличием предложений по отказу от ядерной программы взамен на предоставление питания голодающему населению. Однако старая коммунистическая диктатура все равно не отказывается от своих угроз. Так, например, 7 февраля 2003 года руководство Северной Кореи опубликовало следующее обращение: «Если не будут прекращены шаги США, направленные на усиление агрессии, то вся Корея будет разрушена до основания и сами корейцы не смогут избежать ядерной катастрофы. […] Если США предпримут внезапное нападение на наши мирные ядерные установки, это положит начало тотальной войне» («Дойче прессе-агентур», 2003). 23 апреля 2003 года – то есть в дипломатической фазе конфликта – было повторно заявлено о возможности ежесекундного нанесения ядерного удара (CNN, 2003). Именно такая угроза ядерной войны подлежит превентивному уничтожению в случае обострения противостояния с диктатурами. Такая расстановка сил может быть смертельно опасной для любой супердержавы, особенно если она находится в противостоянии одновременно с несколькими силами.

Стратегия Соединенных Штатов рассчитана на последовательное уничтожение деспотических режимов, обладающих запасами оружия массового поражения, ведь собственной военной мощи США не хватит для одновременного подавления двух и более агрессивных атомных держав. При этом Америка провозглашает не только повсеместно требующуюся «справедливость», в соответствии с которой сначала должны быть уничтожены наиболее злейшие противники, но и соблюдает требование оптимизации. Действовать начинают там, где требуется наиболее скорая стабилизация собственных позиций, которую обеспечивает подавление дополнительных атомных держав. Уже известные ядерные режимы оставлены на потом, ведь каждый такой режим по отдельности требует внимания всего военного аппарата США.

Нельзя сказать, что эта стратегия публично доносится до масс и защищается перед ними. Само собой, из-за этого накапливается всеобщее раздражение. Даже ведущие американские комментаторы были в недоумении во время начала Второй войны в Персидском заливе: «Основной вопрос [относительно Ирака под управлением Саддама] заключается в том, ради чего ведется война. Ради демократии или власти Америки?» (Келлер, 2003). Так как в 2003 году президент Буш по-разному отвечал на вопросы о необходимости военной операции (с одной стороны, он говорил о том, что нужно покончить с проводящей политику геноцида местной властью, с другой же – о распространении демократии), он привел мировое сообщество в замешательство. Дело в том, что речь идет об уже сложившихся демократиях и американском доминировании, с помощью которого они получают свою защиту. Если после свержения деспотий на их месте могут появиться демократии, это укрепляет общемировой демократический союз. Однако деспотии свергают не из-за того, что они деспотии, а потому что они в какой-то момент своего развития начинают угрожать остальным демократиям. Если бы дела обстояли по-другому, то на Земле за короткие сроки появилось бы больше сотни авторитарных режимов, и пришлось бы бороться со всеми ими сразу.