Проблема промежуточных прослоек

Другой вопрос подобного рода - о т. н. "прослойках с противоречивым классовым положением", таких как управленцы низшего (мастера цеха, руководители конструкторских групп, team lead'ы и т. п.) и среднего (начальники отделов и департаментов и т. п.) звена, а также “полуавтономные наемные работники” (прежде всего высококвалифицированные технические специалисты, обладающие определенной свободой действий по сравнению с рядовым рабочим). Представители таких прослоек обладают определенными ограниченными возможностями распоряжаться рабочей силой или средствами производства, что отличает их и от “классического” пролетариата, который был в фокусе внимания Маркса, Энгельса и Ленина. С другой стороны, они очевидно отличны и от “классических” эксплуататорских классов и даже от топ-менеджмента, не имея возможности распоряжаться капиталом в полной мере, играя подчиненную относительно капиталиста роль и будучи связанными с собственно производственными процессами.

Попытки описать и объяснить их положение нередко приводило неомарксистских теоретиков к различным попыткам ревизии классовой теории. Обзор и критику таких попыток можно найти в знаменитой работе Э. О. Райта “Марксистские концепции классовой структуры” [9], к которой мы и обратимся, чтобы понять, как стоит (а как не стоит) ответить на вопрос о промежуточных прослойках.

Так, теория “ новой мелкой буржуазии ” предполагает, что инженерно-технические работники и управленцы должны быть отнесены к мелкобуржуазному классу. Такая точка зрения чаще всего обосновывается одним из трех способов. Первый приравнивает “распоряжение” своими образовательным ресурсом, навыками и т. п. к распоряжению капиталом в строго политэкономическом смысле. Его адепты исходят по сути из стыдливо завуалированного буржуазного (функционалистского, см. [10]) понятия “человеческого капитала”. Райт справедливо отмечает, что приравнивание знаний и умений к собственности некорректно, хотя бы потому, что возможность “торговаться” на рынке рабочей силы, порождаемая квалификацией, относится не к производственным отношениям, а к отношениям обмена [9]. Более того, будучи проведенной последовательно, такая логика означала бы, что вообще любая квалификация "выводит" работника из пролетариев. Очевидно, что уже во времена классического капитализма это было бы абсурдом. Наконец, подобная позиция не вполне объясняет положение управленцев, которые иногда и вовсе могут и не иметь подтвержденных специфических навыков.

Второй рассмотренный Райтом способ сводится к приравниванию к мелкой буржуазии всех работников, получающих долю перераспределенной прибавочной стоимости (что перекликается с характеристиками "классической" рабочей аристократии, см. выше). Та роль “собственности”, которую сторонники первого подхода приписывают дипломам и сертификатам, здесь относится к той доле, которая превышает рыночную “стоимость их рабочей силы” [9]. Здесь, опять же, огромной вольностью является приравнивание “подкупа” верхушки наемных работников, о котором мы говорили в предыдущем разделе, к собственности в строгом смысле, к особому месту в производственных отношениях, а не только отношениях обмена. Опять же, встает вопрос, чем качественно повышенные за счет перераспределения прибавочной стоимости доходы управленцев и “технократов” отличаются от таким же образом полученных доходов вообще всех трудящихся “первого мира”, включая вполне себе "классический" пролетариат. Вызывает вопросы и сама методология "объективной оценки" стоимости рабочей силы.

Наконец, третий способ аргументации в пользу “новой мелкой буржуазии” предполагает, что к ней должны быть отнесены непроизводительные наемные работники, к которым адепты такого способа парадоксальным образом относят в т. ч. всех управленцев и высококвалифицированных ИТР. Наиболее проработанная версия такой точки зрения - структуралистский подход Н. Пуланзаса, который предлагает исходить не только из производственных, но и т. н. “идеологических” отношений. Инженер, цеховой мастер или управленец по Пуланзасу “политически доминируют” над линейным рабочим, и именно в этом отношении “идеологическая позиция” традиционного и “нового” мелкого буржуа оказывается якобы одинаковой [9], несмотря на резкое отличие их места в собственно производственных отношениях. Стоит ли комментировать, что такой взгляд опять же подменяет собственно производственные отношения надстроечными - и по сути представляет собой отказ от марксизма в пользу буржуазной (функционалистской или веберианской) социологии.

Таким образом, отнесение “проблемных прослоек” к мелкой буржуазии неизбежно требует подмены собственно марксистского, материалистического критерия - места в производственных отношениях и вытекающего из него объективного интереса, - теми или иными ролями в надстроечных отношениях. Такая подмена лишает возможности проводить адекватный анализ. Как показывает сегодняшняя практика, технический специалист может реально сближаться с мелким буржуа лишь в той мере, в какой сам имеет возможность стать "хозяйчиком": такова "культура стартапов", когда сравнительно ненасыщенный "молодой" рынок еще дает возможность высококвалифицированному специалисту "открыть свое дело" (впрочем, обычно ненадолго). Чаще всего такой возможности нет, и объективное положение большинства ИТР в современной России сближает их - не только экономически, но и культурно, и политически, - именно с “классическими” рабочими, что как раз-таки закономерно вытекает из значения в совокупном производстве якобы “непроизводительного” умственного труда.

Потому теория "новой мелкой буржуазии" не годится. Основной альтернативный подход - теория особого “класса специалистов и менеджеров” Дж. и Б. Эренрайх. Она предполагает, что ИТР и управленцы среднего звена образуют отдельный, новый класс. Эренрайхи стараются не просто предложить большую “нюансировку”, но и обосновать выделение нового класса именно исходя из его места в производственных отношениях (указывая, что управленцы среднего звена выполняют особую функцию “воспроизводства капиталистических классовых отношений”) и специфическую идеологию, выражающую их обособленный классовый интерес (“технократический либерализм”). Но фактически такой подход наталкивается на те же трудности. Попытка выделить “воспроизводство классовых отношений” в специфическое место в производственных отношениях в лучшем случае требует значительных уточнений, а в худшем просто неверна. Прежде всего, как указывает Райт, отсылая к марксову анализу товарного фетишизма, в воспроизводстве классовых отношений так или иначе участвуют все их стороны, не исключая ни рабочих, ни буржуа [9].

Если же под “воспроизводством отношений” мы понимаем только управленческую деятельность, то значительная часть, занимающих де-юре менеджерские позиции, фактически продолжают выполнять функции безусловно производительные. Сам Райт, в целом с большой осторожностью подходящий к вопросу четкой классификации “проблемных” слоев, все же отмечает, что - во всяком случае, в условиях современного производства, - роль технического специалиста, цехового мастера, управленца низшего звена (например, руководителя инженерной группы, team lead’а в IT), по сути мало отличается от роли рядового работника с точки зрения как автономии в распоряжении собственной рабочей силой, так и производительного характера труда [9]. В большинстве случаев руководитель низшего звена и вовсе продолжает выполнять фактически ту же работу, что и его подчиненные. Высшие управленцы, в свою очередь, сближаются с буржуазией, о чем мы уже говорили в первой части. Обособленной, автономной деятельностью управление производством становится лишь для среднего звена управленцев. Само по себе это как минимум значительно сужает рамки "нового класса".

Таким образом, следует сосредоточиться именно на той части "противоречивых" слоев, которая не может быть однозначно и без оговорок сближена ни с рядовыми работниками, ни с буржуа. И здесь крайне сомнительно утверждение Эренрайхов, что они обладают собственной единой идеологией и обособленным интересом. Скорее можно заключить, что они - как и упоминавшееся выше мелкое чиновничество, "силовики" или обслуживающая буржуазию гуманитарная и творческая интеллигенция, - не имеют собственного классового интереса.

Они получают средства к существованию либо исключительно за счет части прибавочной стоимости, произведенной пролетариями, либо - в случае среднего менеджмента производственных подразделений, - преимущенно за счет нее. Таким образом, они оказываются не заинтересованы в преодолении эксплуатации. При этом, их положение все же отлично от привилегированных слоев производительных рабочих (см. предыдущий раздел). Если последние также получают часть перераспределенной прибавочной стоимости, но и непосредственно создают стоимость самостоятельно, то первые не могут обеспечить основной доход помимо "подкупа", не меняя своей роли в производственных отношениях.

Но в то же время невозможно сказать, что их можно отнести к буржуазии или мелкой буржуазии: они лишены как формального права собственности, так и реального права полного распоряжения средствами производства; из положение неустойчиво, они могут быть уволены безо всякого "золотого парашюта", как и простые рабочие. Потому из их положения не следует и кровной заинтересованности в возрастании капитала как такового. По большому счету, объективно, как социальной группе, им все равно, каким именно образом формируется их личный доход. И это вполне объясняет, в частности, нередкие случаи мелкой коррупции (в случае мелкого чиновничества), "просиживания штанов" или мелких махинаций с отчетностью или собственностью фирмы (в случае управленцев среднего звена).

Не видим мы и особого политического выражения их якобы специфического интереса. "Технократический либерализм", о котором говорили супруги Эренрайх, никогда не служит отдельной от других течений либерализма политической позицией. Мы могли наблюдать партии тех или иных группировок буржуазии, революционные пролетарские партии, левые оппортунистические партии, выторговывавшие социальные подачки в интересах привилегированных слоев рабочих, мелкобуржуазные партии, стремившиеся выбить преференции для малого бизнеса. Но мы не видим специфической "партии средних управленцев", средних чиновников, интеллигенции. По своей функции обслуживая капиталистов, а по уровню потребления сближаясь с мелким буржуа или привилегированными группами пролетариев, они неизменно примыкают к политическим силам, выражающим интересы других классов.

Таким образом, куда логичнее говорить не об отдельном новом классе, а признать подобные промежуточные прослойки не относящимися в полной мере ни к одному из больших классов, а сочетающих их отдельные черты. Стремление непременно "приписать" все население к какой-либо категории, не оставить на "общественной карте" белых пятен по-человечески понятно. Однако наша цель, как марксистов - не построить нечто вроде биологической системы видов или продуктового каталога, а предложить адекватные с практической точки зрения рамки классов.