Мне остается только вздохнуть. Поттера без его фамильного упрямства не существует.

– Не ввязывайся в неприятности.

Он пожимает плечами.

– Мы только все проверим. Если будет необходимость – вызовем подкрепление.

Мое нервное отношение к его безопасности заставляет Поттера демонстрировать, что он ценит свою жизнь? Надеюсь, все действительно так... Может, дружбы без доверия и не бывает, но моя любовь совершенно не умеет полагаться на слова Гарри.

Глава 3.

***

«Ненавижу аврорат».

И ведь даже не погрешил против истины. Волнение никак не желало меня покидать. Мальчишке определенно стоило бы сменить род деятельности или вообще запереться в подвале моего дома, если он относился к нервным клеткам Северуса Снейпа хотя бы с подобием уважения.

Скомкав пергамент, я швырнул его в урну на столике, установленном для посетителей почты. Никогда не интересовался работой этого заведения. К моим услугам когда-то был личный филин, но тот умер от старости, нового я так и не купил, пользуясь школьной совятней.

Оказывается, многие волшебники предпочитали не держать в доме сов, и мне было понятно, почему. В небольшом помещении почты стоял тошнотворно-сладкий запах птичьего помета. Зелья, бывало, пахли хуже, ну да черт с ней, с вонью, но от постоянного гвалта птиц быстро начиналась мигрень. Вообще-то, совы – ночные хищники, но маги привыкли использовать зачарованных посланцев в любое время суток, и те вели себя шумно. Кто-то из волшебников шел прямо к почтмейстеру, стоявшему за стойкой, другие сначала подходили к столикам-конторкам, отгороженным друг от друга высокими бортами. Эти неудачники, одного из которых я старательно изображал, черкали что-то скрипучими дешевыми перьями, заканчивая свои письма, или просто запечатывали их во взятые из специальных ящичков конверты. Платили тут, судя по всему, только за наем самой птицы, так что бумага была дешевой, а чернила – предсказуемо, но все равно излишне водянистыми.

Проанализировав ситуацию, я понял, что завершить здесь сделку для Пламмера не составило труда. Достаточно что-то бросить в медный бак, а потом тот, кто подойдет следом, мог изъять флакон. Я протянул руку к мусорной корзине. Та лязгнула крышкой, как дикий учебник Хагрида, пытавшийся в свое время откусить пальцы многим студентам.

– Гмм…

Я скомкал еще один пергамент и швырнул его в бак, тот принял его в свое начищенное до блеска нутро без проблем. Снова потянулся свободной рукой и едва успел ее отдернуть. Попытался пойти на хитрость, засунул прямо в корзину руку с бумажкой, но едва разжал пальцы, чтобы ухватиться за другую, зачарованный мусорник с угрожающим скрежетом выплюнул мою сопротивляющуюся ладонь наружу.

– Так у вас ничего не выйдет. Корзину не обмануть и ее нельзя обездвижить обычной магией. Здравствуйте, господин Снейп.

Я обернулся. За моей спиной стоял Блез Забини, как всегда, в безупречно выглаженной мантии и начищенных до блеска башмаках. Для этого моего студента внешне безупречный вид был не менее важен, чем стремление к удовлетворению своих нешуточных амбиций. Драко оказался весьма бестолковым временным лидером Слизерина. Он позволял окружающим верить, что быть умнее, чем он, не то чтобы просто, но, в принципе, возможно. Слишком много в этом мальчике было жертвенности и бескомпромиссности Нарциссы в поистине гремучем коктейле с гордыней и азартом Люциуса. Увы, расчетливости родителей ему недоставало категорически. Ну что тут сказать, весьма избалованное возлюбленное дитя, которое позволило таким, как Забини, Нотт и даже покойный Крэбб, поверить в то, что они сами могут больше, а главное – лучше.

Блез говорил вежливо, но без особой доброжелательности. Обидно, что я сам вбивал это им в головы. Вольнодумие. Для меня свобода всегда заключалась в праве плюнуть в любое лицо, после того как я сам искренне пожелал сделать это, лежа на больничной койке с разорванной когтями оборотня кожей и мышцами живота. Дамблдор был для меня больше, чем божеством. Он всегда казался каким-то особенно иррационально мыслящим еретиком, его независимость восхищала. К сожалению, недостаточно, чтобы простить болезненную пощечину. Я бы согласился на жертвоприношение, попроси он меня, но это липкое от своих конфет существо потребовало: «Северус, давай мы забудем, как дешева твоя жизнь. Отработок до конца года хватит?». Иносказательно, конечно, но я проникся идеей. Больше никто не вызывал моего восхищения. Люди, по большому счету, – дерьмо, за незначительными исключениями.

– Тоже пришли отправить письмо?

Забини покачал головой.

– Эта совятня принадлежит моей тетушке, а я здесь работаю управляющим. Это лучше, чем при моих блестящих знаниях и высоких баллах получить нищенски оплачиваемую должность клерка где-нибудь в архиве министерства.

Что поделать, победители всегда определяют судьбу проигравших. Министерство еще было насторожено минувшей войной. Кингсли не мог сейчас, когда мир так шаток, доверить его будущее ненадежным людям. Возможно, через три-четыре года профессионализм станет цениться выше происхождения, но пока перспективы для людей, вроде Блеза, были не слишком блестящими, как и мои собственные. Впрочем, жаловаться на отсутствие занятости я бы не стал.

– Мне нужно извлечь из корзины выброшенный черновик. Это возможно?

– Разумеется. Прошу следовать за мной. – Он взял со стола мусорный бак и направился к двери, которая, как оказалось, вела в крохотный кабинет управляющего. Заняв свое место, Забини указал на стул для посетителей, а едва я сел, положил передо мной бланк. – Заполните, пожалуйста, заявление о возврате.

Я удивился.

– Мусора?

– Конечно. Переписка – дело сугубо конфиденциальное. Министерство стоит на страже личной жизни волшебников. Мы можем распечатать корзину по вашему заявлению или специальному распоряжению суда. Когда Темный Лорд захватил власть, на почту прислали наблюдателей, вскрывавших баки, чтобы предотвратить рассылку вопиллеров в адрес властей. Из-за этого люди почти перестали пользоваться нашими услугами, и совятня понесла огромные убытки. Больше мы себе такого позволить не можем.

– Хорошо.