Люциус изобразил сосредоточенность.

– Какой-то грязный альковный скандал. Официально мастера Родерика считали незаконнорожденным чистокровным, но это не так, его мать уже была ведьмой лишь наполовину, а отец и вовсе в итоге оказался магглом. Сам понимаешь, обучение в Слизерине с такой сомнительной родословной чревато неприятными последствиями, но Пламмер быстро сориентировался, придумав себе происхождение, заставлявшее рыдать впечатлительных девиц. В то время Гриндельвальд как раз начинал свое восхождение к вершинам власти, и Родерик шепотом сообщал всем желающим, что его отец – один из верных соратников Геллерта, но пока, учитывая отношение к идеям Гриндельвальда магов Британии, он не может вслух сообщить его имя. Вот после установления всемирного господства волшебников над магглами его матушка непременно станет честной женщиной, и тогда он с гордостью будет носить свою истинную фамилию. – Малфой фыркнул. – Бред, конечно, но довольно изобретательный. Опровергнуть ложь Пламмера было сложно, тем более что эту таинственную историю подтверждало его довольно щедрое содержание, источники которого были непонятны, ведь его деда изгнали из дома за союз с магглой, не дав ему ни гроша, так что мать Пламмера жила на деньги, которые зарабатывала швеей в модном салоне мадам Элетты. Да, кажется, тогда именно ее мантии носили дамы.

Я честно признался:

– О моде мне говорить не хочется. Лучше перейдем к нерушимым клятвам, или ты так скучаешь, что стал излишне многословен?

– Не торопи меня, Северус, в моем почтенном возрасте память уже не так тщательно хранит разного рода мусор. – Малфой задумчиво потер пальцем переносицу. – Пламмер в молодости был хорош собой, после окончания школы он на неизвестно чьи средства открыл собственную аптеку, тогда еще не на Дрянн-аллее, а в благопристойном Косом переулке. Этот тип дорого одевался, разбирался в вине и искусстве, но тратил всегда больше, чем зарабатывал. Мое семейство не привечало таких проходимцев, так что об этом периоде его жизни я ничего более сказать не могу, только то, что, по словам маменьки, он был распутным человеком. Разразившаяся в мире магглов война была отнюдь не на руку Пламмеру. Какому-то блестящему уму в министерстве, в свое время слышавшему его сказки, пришла в голову светлая мысль, что грех не воспользоваться таким удобным заложником и не заставить работать на себя кого-то из приближенных Гриндельвальда. Тот ведь наверняка любил своего незаконнорожденного сына, раз поддерживал его долгие годы. Родерика и его мать арестовали и отвезли на допрос в министерство, но через час отпустили. Наверное, тогда политики были жестче и для использования веритасерума не требовалась разводить бумажную волокиту в несколько недель. – Малфой мечтательно вздохнул. – Военное время… Почти скучаю по Амбридж, вот кто умел дедовскими способами закручивать нужные винтики.

Если честно, я сам был далек от мысли о том, чтобы сожалеть о госпоже Долорес. Надеюсь, что ей не позволили носить бант вместе с робой заключенной и поклеить в камере розовые обои. Эта женщина вызывала у меня даже не отвращение, а чувство глубокого омерзения. Пожать ей руку было все равно, что прикоснуться к куче дерьма, зачем-то щедро политого мускусными духами, лишь подчеркивающими его вонь. Даже среди Пожирателей Смерти трудно было найти человека, настолько отвратного в упоении властью. Впрочем, своим сравнением я, должно быть, оскорблял навоз. В том могла найтись хоть какая-то польза, а Амбридж была лишь существом, паразитирующим на чужих несчастьях до сладкого, почти предоргазменного состояния. Необходимость вести себя с ней корректно, а то и вежливо, была куда мучительнее, чем полученный мной приказ не пытаться свернуть шею лже-Хмури. В год пребывания этой стервы в школе я столько раз травил ее во сне, что даже бросил считать эти фантазии. Похоже, у Малфоя было свое мнение на ее счет. Что ж, он немногим лучше. Как раковина моллюска, черная, заманчиво отливающая легким налетом перламутра, но вот что обнаружишь, в очередной раз ее вскрыв, непонятно. Мне случалось находить жемчуг, но пару раз доставались и менее приятные сюрпризы.

– Клятва.

– Я совершенно не нуждаюсь в твоих напоминаниях. После этого случая все здравомыслящие люди отказались иметь дело с Пламмером, хотя тот и говорил каждому, кто готов был его слушать: «У моего отца такие длинные руки, что он смог дотянуться даже до аврората». Впрочем, мир не без идиотов, вернее, идиоток. Как я уже сказал, Родерик был смазлив, а обаятельным мужчинам женщины верят довольно охотно. Матушка вспомнила о прошлом Пламмера, когда тот снова стал вхож в наши круги, на этот раз с поклоном и без фальшивой помпезности. Как человек скромный, ничем не примечательный, но полезный.

– Что же его так изменило?

– Полагаю, фатальное крушение надежд. Чем дольше человек взбирается на гору из собственной лжи, тем больнее ему падать, будучи разоблаченным. После окончания войны Родерик впал в показное отчаянье, горюя о якобы заточенном в тюрьму или казненном, точных подробностей мать уже не помнила, – отце. Разумеется, нашлась добрая душа, пожелавшая ему посочувствовать. Не слишком красивая, но довольно состоятельная молоденькая глупышка с прекрасной родословной. Зная, что за ним ровным счетом никто не стоит, Пламмер, побаиваясь отца или братьев своей избранницы, уговорил ее на тайную помолвку. Думаю, он рассчитывал бежать с девицей, а потом поставить ее семью перед свершившимся фактом, в надежде, что новые родственники не станут слишком уж присматриваться к жениху, дабы не опорочить имя юной леди. К сожалению, все карты ему спутала беременность потенциальной невесты. Уверенная, что теперь ее уж точно не разлучат с избранником, она во всем призналась матери, женщине мудрой и прагматичной. Та навела справки о потенциальном зяте, и то, что она узнала, ей очень не понравилось. К несчастью Родерика, один из авроров, допрашивавших его в начале войны, оказался кузеном этой дамы и по секрету поведал ей, что никакого чистокровного отца у Пламмера и в помине не было. Имелся довольно богатый маггл, владеющий несколькими ювелирными фабриками, который был женат еще до того, как повстречал смазливую ведьму, с которой никогда не собирался заводить серьезных отношений, но та, как говорится у этих бесполезных созданий, «залетела». Мать Пламмера вела довольно разнузданный образ жизни. Возможно, она даже спала с кем-то из последователей Гриндельвальда и кормила сына удобными сказками, вот только когда мальчику исполнилось десять, кто именно его отец, стало для нее очевидно. К своему величайшему сожалению, Родерик был совершеннейшей копией этого человека, о чем и сыну, и папаше было сообщено в канун первого юбилея мальчика. Маггла эта новость почти обрадовала. В браке у него родилось три дочери, но не было сына. Он назначил внебрачному отпрыску очень щедрое содержание. Вот только Пламмер уже придумал себе совершенно другую жизнь, и в ней он был ребенком не удачливого торгаша, а родовитого темного мага. Напичканный веритасерумом, он говорил правду с таким отчаяньем, что присутствующих при допросе проняло. Его просто выбросили за дверь как ненужный мусор, но позорить не стали. Если бы не семейные связи девушки, старый Родерик мог бы до конца дней тешиться своими глупостями.

– Думаю, жениться ему так и не дали?

– Нет, конечно. Его избранницу поспешно выдали замуж за какого-то пожилого друга семьи, согласившегося прикрыть ее позор ради фальшивого продолжения собственной родословной, а с Пламмером братья девушки «поговорили». Могу предположить, что они привели очень серьезные аргументы и, по словам матери, тот дал Нерушимую клятву, что никогда не станет называть имя бывшей невесты и разглашать любые сведения, которые могут быть опасны для девушки и ее наследников. Разумеется, все, что я тебе рассказал, может оказаться досужими сплетнями. – Малфой пожал плечами. – Мало ли куда Пламмер мог вляпаться. Его отец незадолго до смерти разорился, так что Родерик стал часто браться за опасную, хоть и высокооплачиваемую работу.

– А имя девицы?

– Мне оно не известно.

Я счел рассказанную им историю сомнительной. Нерушимая клятва опасна тем, что требует очень четких формулировок. Если дать расплывчатый обет, может возникнуть ситуация, когда человек думает, что не нарушает его, а заклинание считает иначе. Сколько дураков убила такая оплошность… Множество, но вот Родерик Пламмер не казался мне идиотом, хотя, возможно, он поумнел только с возрастом? Ничего важного он мне, в принципе, не сказал или я что-то упускаю из виду?

– Теперь я хочу расспросить тебя о друзьях сына.

Малфой удивился.

– А у Драко они есть?

– Грегори Гойл, например.

– Ты называешь стул, на котором некоторое время просидел, своим приятелем? – ухмыльнулся Люциус. – Честное слово, у тебя странный образ мыслей. Они больше не общаются. Драко оскорбил тот факт, что Грегори не прислушался к его приказам и пошел на поводу у Крэбба, а Гойла, полагаю, тошнит от того, что для моей семьи война прошла без серьезных последствий, а его отец сидит в Азкабане. Я бы на его месте ненавидел не нас, а собственного папеньку. Тот не пожелал открыть членам своей семьи доступ в фамильный сейф и довольно глупо шантажирует их: «Вызволите меня из тюрьмы, тогда получите деньги». Впрочем, его жена и отпрыск так глупы, что, даже имея средства, не смогут ничего устроить, а без них и подавно. Человеческое скудоумие и самонадеянность меня порой поражают. Гойл-младший имел наглость явиться в этот дом и потребовать, чтобы я помог ему освободить отца. Разумеется, я его выставил. Сейчас не те времена, чтобы демонстрировать свои возможности.

– У тебя их просто нет, – усмехнулся я. – Если бы Гарри Поттер не счел нужным отплатить твоей жене за ее выбор, ты сам оказался бы в соседней с Гойлом камере.

Он улыбнулся.

– В твоей компании, не так ли, Северус?

– Так. – Значит, у Грегори проблемы с деньгами и поэтому он работает на Забини.

Дверь в кабинет открылась.

– Дорогой… – Нарцисса улыбнулась мне, но выглядела взволнованно. В руках она держала газету. – Северус, как хорошо, что вы здесь. Экстренный выпуск «Пророка». Гарри Поттер в больнице, он пострадал от Адского пламени…