Ужасно соглашаться с тем, что каждая потеря

Несет с собой приобретение,

Что каждая боль из-за потери неизбежно

Закончится для меня прибылью.

И, тем не менее, нет потери, которая не приносила

Бы выгоды.

Нет потери, которая не обусловила бы

Личного роста

 

 

Ты мне ответишь:

 

«Ужасно думать, что смерть дорогого мне человека может принести мне какую-то выгоду».

 

Я понимаю тебя, и мы можем оставить смерть любимого человека за рамками этого обсуждения, мы можем отнести ее к исключениям, хотя я не совсем в это верю. В данном случае ситуация осложняется смешением «желаемого», связанного с выгодой, и «невыносимого», связанного с потерей дорогого человека. Возможно, тебе будет легче принять сказанное благодаря следующему пояснению, я имею в виду второстепенную выгоду, проистекающую из нежелательного момента горя, а не выгоду, извлекаемую из смерти любимого человека.

 

В любом случае, смерть одного из близких является неизбежным фактом нашей жизни, также как и следующий за этим рост.

 

Давайте предварительно договоримся, что это особые ситуации.

 

Отложим на некоторое время разговор о смерти тех, кого мы любим, и поговорим о других потерях.

 

Попытаемся в рамках этой главы показать и доказать, что в каждой потере заложен позитивный момент, являющийся фактором нашего развития, которое приведет к улучшению нашей жизни.

 

Когда мы спрашиваем у людей, как жизнь, то в большинстве случаев получаем ответ, что все не так хорошо, как они хотели бы, или же что вообще все плохо.

 

Почти 65% городского населения на Западе утверждают при опросах, что они недовольны своей жизнью.

 

Если им задают вопрос, страдают ли они, то они отвечают «да». Некоторые говорят, что они очень страдают, другие, что не очень, но, если руководствоваться этими ответами, то можно прийти к выводу о том, что большинство людей испытывают страдания.

 

Вполне очевидно, что никому не нравится страдать, и вполне логичен вывод о том, что это страдание является «чем-то неизбежным», что настигает, поражает, поглощает нас и причиняет нам боль.

 

ПОЧЕМУ МЫ СТРАДАЕМ?

 

Мы страдаем, когда отдаем себе отчет, что нам чего-то не хватает, или узнаем о какой-то потере; когда то, что мы получаем, не соответствует нашим ожиданиям или когда мы считаем, что уже поздно добиваться чего-то.

 

Страдание, говорит Будда, всеобъемлюще, но у него только одна причина.

 

Эта причина, — утверждает Учитель, — желание.

 

Желания, привязанности, стремления и ожидания; в них корень нашего страдания. И если именно в них оно зарождается, продолжает Будда, то страдания можно избежать, боль имеет разрешение.

 

Выход в том, чтобы перестать желать. Принять. Отказаться. Отменить насущную необходимость изменения вещей.

 

Перестать претендовать на обладание всем, что хотелось бы иметь в данный момент, материальным, эмоциональным или духовным, и страдание исчезнет.

 

Священник-иезуит Энтони Де Мелло ^[5] порой играл со своей аудиторией:

Хочешь быть счастливым? — говорил он, — я могу, дать тебе это именно сейчас, могу обеспечить тебя счастьем навсегда. Кто согласен?

Некоторые поднимали руки...

-- Очень хорошо, — продолжал Де Мельо, — Я дам вам счастье в обмен на все, чем вы владеете, отдайте мне все, что у вас есть, и вы получите счастье.

Люди смотрели на него, предполагая, что эти слова имеют символический смысл, и смеялись...

— Я гарантирую, — утверждал священник, — это не шутка.

Руки опускались... а он улыбался улыбкой Будды:

— Лаа... Не хотите... Никто не хочет..

 

А затем разъяснял.

 

Мы отождествляем состояние счастья со своим комфортом, успехом, славой, властью, похвалами, деньгами, удовольствиями, с мимолетным наслаждением; и не готовы даже на йоту отказаться от чего-либо. Даже в обмен на ощущение счастья. Нам известно, что большая часть страданий проистекает из наших ежедневных действий, направленных на получение этих вещей, и никто не может убедить нас отказаться от них.

 

Никто не заставит нас поверить, что страдания прекратятся, как только мы перестанем желать.

 

А ведь это так очевидно.

 

Подобно тому альпинисту мы привязаны к потребностям в материальных вещах, как будто это веревка, которая нас спасет. Нам не хватает мужества отказаться от этой идеи, так как мы считаем, что без обладания мы получим только эшафот, смерть, исчезновение. Мы знаем, что знание обусловливает страдание, но не решаемся отказаться от него. Мысль о том, что путь будет более легким, если отказаться от ноши, не так уж и нова, но у нас не получается избавиться таким образом от страданий, поскольку мы испытываем разочарование и отвергаем эту идею.

 

Но следует признать, что для нас, западных людей, невозможно перестать желать, хоть мы и знаем, что невозможно бесконечно владеть тем, что мы жаждем получить, потому что мы не всемогущи.

 

Точнее:

 

Мы не перестаем продуцировать желания.

 

Никто из нас не может и никогда не сможет обладать всем тем, что он желает.

 

Желать и не добиваться желаемого — вот источник страданий.

 

Есть ли какой-либо выход из этой западни? Думаю, что есть.

Ключом к нему может оказаться умение входить и выходить из желания.

 

Для этого необходимо развить у себя способность желать, не оказываясь в плену своего желания, хотеть, не сжимая судорожно «веревку», которая якобы может спасти. Одним словом, научиться отказываться.

 

Приведем пример.

 

Возможно, было бы очень приятно проехать хотя бы пять кварталов на самой дорогой и роскошной машине. Но стоит ли мне страдать, если в данный момент в моем распоряжении нет такой машины?

 

Скажем, если бы она существовала, было бы прекрасно прокатиться (пусть поездка окажется длиной всего в пять кварталов), но если ее нет... может, есть другая машина. А если нет... можно ведь и пройти пешком. А если идет дождь... можно взять зонтик. А если я не найду его... возможно, откажусь от прогулки...

 

И сейчас мне пришло в голову, что, возможно, благодаря этим обстоятельствам я смогу отказаться от некоторых привычек... и получу удовольствие от прогулок под дождем.

Если бы я смог получать удовольствие от любой из этих ситуаций, если бы я смог испытать хоть какую-то радость, связанную с каждой из этих возможностей, тогда меня бы не поджидали никакие страдания.

 

И наоборот, если я буду придавать особую важность своим мечтам и ожиданиям, если я решу для себя, что в этот момент меня может сделать счастливым только эта и никакая другая машина... тогда возникает то, что я называю «моментом жалобных стонов».

«Ааах... Какой обман».

«Оооо... Какая ужасная потеря».

«Эх... я ведь всегда ездил на машине».

«Уф... Я никогда не привыкну ходить пешком».

Если бы мы смогли посмеяться над своими бедами, то назвали бы эту ситуацию «моментом гарантирован­ного страдания».

Но, к счастью, мы не настолько глупы, чтобы наше счастье зависело от поездки на автомобиле. И тогда... нужно подступиться с другой стороны. Что заставляет меня страдать?

Дело в моих пристрастиях, в моем отношении к соб­ственным желаниям.

Проблема в том, что я не умею по желанию выхо­дить из ситуаций.

Я не способен примиряться с установлением и пре­кращением связей с вещами.

Я не понимаю, что приобретения и потери — это часть нормального развития такой жизни, которую мы считаем счастливой.

Ты спросишь, почему я говорю о счастье, привязан­ности и способности входить и выходить из какого-то состояния, если речь идет о потерях, слезах, расстава­ниях и смерти. Это не отход от темы. Смерть, переме­на, потеря и НАПОЛНЕННАЯ ЖИЗНЬ с начала вре­мен всегда были тесно связаны между собой, об этом явно свидетельствуют антропология, история перво­бытных народов и психология. Каждый символ в тече­ние тысячелетий сохраняет свое архетипическое значе­ние, как это гениально показал К.Г.Юнг в своих иссле­дованиях символической структуры антономазии в картах Таро.

В Таро, например, есть карта, которая представляет и символизирует смерть. Имеется в виду аркан 13, ко­торый традиция отождествляет с черепом, косой и са­ваном. Изображение смерти.

Символы повторяются во всех культурах и во все времена. Однако, несмотря на устрашающий образ, эта карта не является символом прихода самой смерти, для знатоков она означает перемену. Она символизирует процесс, благодаря которому что-то перестает быть тем, чем было, и таким образом открывает путь новому, занимающему место того, чего уже нет.

Народная мудрость или коллективное бессознатель­ное всегда знали, что маленькие ежедневные смерти и, пожалуй, даже более ужасные смерти несут в себе из­менения.

Пережить эти изменения — означает решиться на то, чтобы вещи перестали существовать и уступили ме­сто другим новым вещам.

Таким образом, работа над скорбью предполагает обучение отказу от прошлого.

Надо понять, что ты боишься грядущего нового и цепляешься за то, что есть.

Ты ориентируешься на то, что имеешь, потому что не решаешься встретить то, что идет за ним.

Ты убеждаешь себя, что не будешь терпеть боль, и таким образом оправдываешь свой способ удержания всего, что было раньше...

Занимая такую позицию, я наверняка не смогу уз­нать то, что произойдет в будущем, насладиться им и прожить его.

Я слышу твою реплику:

«...но когда человек теряет то, что любит, он испы­тывает боль, и иногда он очень сильно страдает из-за того, чего уже нет».

Да, но вся суть заключается в том, чтобы остаться только с болью, отказавшись при этом от страдания.

Есть тысячи вещей, которые подталкивают тебя на путь слез,

потому что помимо людей, которых мы теряем, бывают ситуации, которые трансформируются, связи, которые меняются,

жизненные этапы, которые остаются позади, моменты, которые заканчиваются, и все это потери, требующие от нас работы.

Если я осознаю, что ВСЕ тем или иным образом проходит, то сделаю вывод, что Я обязан обогатиться при прощании с уходящим.

 

Представь себе, что я бы цеплялся за прекрасные ве­щи моего детства, постоянно думал бы о том, как пре­красно быть ребенком, или постоянно тосковал о том времени, когда я был младенцем, мама кормила меня грудью и заботилась обо мне, а я мог делать только то, что мне хотелось, или же держался бы за воспоминания о пребывании в материнском чреве, как о самом надеж­ном идеальном убежище.

Вообрази, что я бы задержался на любом из предше­ствующих этапов моей жизни, решив, что вперед идти не стоит.

Представь, что я бы решил, что некоторые моменты прошлого столь хороши, некоторые связи приносили мне столько радости, некоторые люди значили для меня так много, что я не хочу их потерять, и я бы цеплялся за них, как за спасительную веревку.

Представь себе, что я сделал бы это, и ты тоже. Не было бы этой книги, а у тебя не было бы интереса чи­тать эти строки, у нас обоих не было бы желания про­двигаться по жизни вперед. Мы оба умерли бы там, в прошлом, парализованные и замороженные. Наверня­ка это не то, что нам нужно. Это не принесло бы добра ни мне, ни тебе.

И, тем не менее, покидать каждое из этих мест было больно, мы испытываем боль, расставаясь с детством, выходя из чрева матери, грустим, прощание с юностью тоже было грустным.

Все эти переживания связаны с потерями, но, рас­ставшись с некоторыми вещами, мы приобрели другие.

Я хотел бы подчеркнуть, что не может быть важного приобретения, которое не подразумевало бы отказа, эмоциональной цены, потери.

Это истина, которая открывается в конце пути слез.

Она заключается в том, что боль необходима для развития личности, что потери необходимы для взрос­ления, что они, в свою очередь, помогают нам пройти этот путь.

Чем лучше я научусь отказываться, тем легче будет идти мое развитие, чем больше я вырасту, тем безболезненнее я буду переносить потери, чем меньше я буду страдать из-за того, что уже ушло, тем успешнее я смогу продолжить свой путь. Став более зрелым, я наверняка обнаружу, что уже по собственному решению, хотя и с болью, расстаюсь с чем-то, что уступает место новому, к которому я стремлюсь.

 

Великий учитель, — обратился ученик, — я пришел издалека, чтобы учиться у тебя. Многие годы я обучался у мудрецов и гуру своей страны и всего мира, они передали мне многое из своей мудрости. Думаю, сейчас ты единственный, кто может завершить мой поиск. Научи меня, учитель, всему, чего мне не хватает.

Мудрец Бадвин ответил, что с удовольствием расскажет ему все, что знает, но прежде приглашает его выпить чаю.

Ученик сел на указанное место, а учитель направился к маленькому столику, на котором стояла чашка, наполненная чаем, и медный чайник.

 

Учитель передал чашку ученику и начал доливать чай в чашку, жидкость перелилась через край.

Ученик с Чашкой в руках пытался обратить на это внимание хозяина:

— Учитель... учитель.

 

Бадвин как будто не слышал ученика и продолжал наливать чай, который, наполнив чашку, перелился в блюдце, а затем на ковер.

 

— Учитель, — закричал ученик, — достаточно, моя чашка полна.

Бадвин перестал наливать чай и сказал ученику:

— До тех пор, пока ты не опорожнишь свою чашку, ты не сможешь добавить в нее чай.

 

Нужно освободиться, чтобы вновь наполниться.

 

Чашка, говорит Кришнамурти, полезна, только когда она пуста.

 

Наполненная чашка бесполезна, в нее уже ничего нельзя добавить.

 

Сохраняя чашку наполненной, я даже не могу ничего отдать, потому что отдавать означает научиться опустошать чашку. Кажется очевидным, что для того, чтобы отдавать, мне необходимо изучить освобождение, отказ, потому что, когда я решаю отдать что-либо свое, это также означает потерю (вспомните этимологическое значение этого слова).

 

Для того чтобы продолжать расти, я должен примириться с пустотой. С пространством, в котором по моему решению, воле судьбы или из-за естественного развития событий уже нет того, что я мог найти там раньше.

 

Это моя жизнь. Я должен избавиться от содержимого чашки, чтобы вновь наполнить ее. Моя жизнь обогащается каждый раз, когда я наполняю чашку, но она также обогащается, когда я опорожняю чашку... потому что каждый раз, когда я опустошаю ее, мне открывается новая возможность ее наполнения.

 

Отношения человека с его взрослением и с миром как раз и составляют суть того жизненного цикла, о котором мы уже говорили. В конце концов, жизнь как раз и состоит из установления контакта с событиями, исчерпания этого контакта и отступления, затем из возобновления наблюдения, получения нового заряда энергии, новых эмоций и возобновления действия, нового вступления в контакт, очередного исчерпания контакта и нового отступления.

 

Входить и выходить.

 

Наполняться и опустошаться.

 

Брать и оставлять.

 

Проживать эти потери для своего собственного роста. Хотя процесс не всегда бывает легким, он не всегда содержит и вред.

 

У меня на письменном столе лежит серебряная памятная монета, ее подарили мне мои друзья из Коллегии психологов Гвадалахары, когда я читал там лекцию как раз на эту тему. Если я захочу рассмотреть ее поближе и полюбоваться красиво выгравированным на ней рисунком, то смогу это сделать с легкостью, никаких усилий не потребуется. Ничего особенного не произойдет, только на столе останется пустое место там, где находилась монета. Но если я нанесу немного клея на одну сторону монеты, то, поднимая ее в следующий раз, возможно, обнаружу след на скатерти, а посмотрев в лупу, увижу еще и волокна ткани на поверхности монеты. Теперь представим, что вместо обычного клея мы используем надежное средство промышленного назначения. Когда клей высохнет и я вновь подниму монету, то к ней приклеятся кусочки ткани, и лупа уже не понадобится, так как ущерб будет очевиден. А сейчас представьте, что я сделаю петли на скатерти, просверлю отверстия в поверхности стола, с помощью металлической проволоки сооружу каркас для фиксирования монеты, а с помощью суперклея прикреплю монету к скатерти стола. Теперь для того, чтобы полюбоваться монетой, мне придется приложить гораздо большее усилие, и если мне удастся ее оторвать, то, возможно, скатерть уже будет испорчена навсегда, часть поверхности стола также, а сама монета окажется в весьма плачевном состоянии.

 

Этот пример ясно показывает, что чем сильнее привязанность к оставленному позади (чем эффективнее клей), тем больший вред может быть нанесен в момент расставания, в час потери, в час переживания горя.

 

Все не обязательно происходит именно так, но, в целом, чем больше я люблю кого-то, тем сильнее к нему привязываюсь. Исходя из этого мы сможем понять, на какой основе формулируется мысль о том, что любящему всегда угрожает страдание, и почему делается ужасающий (обманчивый и ложный) вывод: «Тот, кто не любит, не страдает».

 

Что касается боли, то надо признать, любовь — это больше, чем риск, это почти гарантия. В каждой любовной связи почти наверняка присутствует хотя бы легкая боль, хотя бы боль, возникающая при обнаружении наших различий и разрешении наших разногласий. Но без существования таких связей невозможно жить полной жизнью. И я обычно говорю:

 

Жить стоит.

 

Именно эта мысль открывает нам дверь в новые измерения. Страдание неизбежно, если мы хотим достичь других, более важных вещей. Это необходимое условие для продолжения нашего роста.

 

Никто не может развиваться, не пройдя через страдание, связанное с крахом, потерей.

 

Никто не может вырасти, не осознавая, что чего-то уже нет.

 

 

СКОРБЬ О ТОМ,

ЧЕГО НИКОГДА НЕ БЫЛО

 

Бывают страдания, которые на первый взгляд отличаются от остальных. Их испытывают люди, которые воображают, что достигли обладания чем-то, но затем однажды осознают, что у них этого нет.

В подобном случае потери как таковой нет. Как можно потерять то, чем ты не владел? Но все же... Почему это воспринимается как потеря?

 

Это нечто удивительное. Скорбь о том, чего никогда не было.

 

Я считаю, что потеря существует только тогда, когда существует объект, которым человек раньше владел.

Я предполагаю, что нечто у человека все-таки было.

Была иллюзия.

Фантазия.

Мечта.

 

Потеря иллюзии, потеря плода воображения — вот причина страдания, и если человек отдает себе в этом отчет, то он должен основывать на этом фундаменте работу со своей скорбью, чтобы суметь дистанцироваться от того, чего уже нет.

 

Мечта - это не то, что могло бы быть, она существует в самой себе. Она существует в это мгновенье.

 

Но мои иллюзии, фантазии и мечты существуют, если я их чувствую и переживаю.

 

И я могу привязаться к своим мечтам так же, как в реальности я привязываюсь к своим связям.

 

Когда жизнь показывает мне, что желаемое не произойдет, то мне кажется, будто что-то умирает. И я склонен привязываться к своим фантазиям, как к людям.

 

Их надо отбросить так же, как я отбрасываю реальные события.

 

Но для этого я должен согласиться с тем, что мир не таков, каким я хотел бы его видеть, а это порождает горе, с которым нужно работать,

 

Я должен принять мир таким, какой он есть, и смириться с этой реальностью.

 

Я должен осознать, что на моем пути может не быть всего, о чем я мечтаю.

 

А может быть, мой путь пройдет по таким местам, которые я и вообразить не могу.

 

Но если я не решусь отпустить веревку своей мечты, я не смогу продолжить путь к самому себе.

 

ОСТАВИТЬ ПОЗАДИ

 

Переход к зрелости всегда подразумевает, что человек оставляет позади то, что он потерял, даже если это было воображаемое пространство. А работа с горем подразумевает, что человек покидает одно их этих, предшествующих пространств (внутренних или внешних), и это дает ему ощущение большей надежности, большей защищенности, хотя при этом все становится менее предсказуемым.

 

Оставить, чтобы идти к чему-то другому. Перейти от известного к неизвестному.

 

Подобный шаг непременно способствует нашему росту.

 

И если я знаю, что могу выносить страдания и выйти из них, если захочу, то тогда я могу по-себе продолжать делать то, что делаю, если я так решил.

 

История Дона Хакобо открывает новую грань приключения альпиниста.

 

Дон Хакобо живет на Авениде Санта Фе, между переулком Пасахе и улицей Менгано.

На углу Санта Фе и Менгано есть газетный киоск, а другой киоск находится на углу Санта Фе и Пируло.

По утрам Дон Хакобо пьет кофе на углу Санта Фе и Пируло и, прежде чем зайти в кафе, покупает газету в киоске.

По какой-то таинственной причине (может, из за антисемитизма) продавец киоска на Пируло дурно обращается с Доном Хакобо. Он говорит с ним грубым тоном, газету швыряет, а не отдает в руки, и при этом выбирает самую измятую.

Обычно обслуживающий его в кафе официант, дружелюбный к Дону Хакобо, спрашивает

— Послушайте, Дон Хакобо, почему вы позволяете ему так обращаться с собой?

— Ну а что же мне делать?

Да не нужно ничего делать, но если этот тип так себя ведет, почему бы вам не покупать газету в другом киоске Ведь по дороге от своего дома к кафе вы проходите мимо киоска на Метано.

Дон Хакобо смотрит на официанта и отвечает:

- Этот сукин сын ведет себя так без всякой на то причины... и что же, ОН будет решать, где Я должен покупать газету? Никогда!

 

Означает ли это, что он сопротивляется работе с горем?

 

Нет, думаю, что нет.

Сопротивление страданию выразилось бы в стремлении удержать связь, в корректировке своего поведения, в ожидании, что другой начнет хорошо к нему относиться, или жалобе на грубое поведение.

 

Несомненно, наилучший выход в истории Дона Хакобо учитывая грубое обращение, это согласиться с потерей места покупки газеты, переработать свое горе и перестать надеяться, что что-то изменится. Смириться с тем, что газету можно купить в другом месте, где с тобой обращаются вежливо.

 

Но, как говорит Дон Хакобо, для моего будущего безусловно будет лучше, если я поработаю со своим страданием, будет лучше, если я сам решу, где мне покупать газету. Возможно, я идиот, если продолжаю покупать газету у того сукиного сына, но идиот тоже ощущает боль.

 

Препятствовать или сопротивляться горю — это совершенно другое дело

 

Из У Шекспира «Король Иоанн»...

 

Филипп разговаривает с Констанцией, потерявшей сына в последнем сражении

Она еще в неведении, что ее сын мертв, но интуитивно чувствует, что уже не увидит его живым.

Констанция в отчаянии плачет и стенает, жалуется и безутешно рыдает.

Филипп говорит ей:

— Ты так оплакиваешь своего сына, ты так страдаешь, что кажется, ты больше любишь свою боль, чем сына.

Констанция отвечает:

— Боль потери живет в его комнате, спит на его постели, говорит его словами и сопровождает меня повсюду, где я прежде бывала с моим сыном. Как я могу не любить свою боль, если это единственное, что у меня осталось?

 

Действительно, иногда боль сопровождает того, кто страдает, занимая место, которое прежде занимал человек.

 

Не важно, какое место занимал ушедший в твоей жизни, боль всегда готова заполнить все пространство.

 

Необходимо понять, что хотя чувствовать себя сопровождаемым болью не очень приятно, но по крайней мере это не так ужасно, как ощущать опустошение.

 

По крайней мере, боль занимает пространство

 

Боль заполняет пустоты.

 

Боль предотвращает появление выбоин в душе

 

Что было бы, если бы не было боли, заполняющей пустоты?

 

ПРОЦЕСС ИНТЕРИОРИЗАЦИИ

 

Частью процесса принятия и переработки является напряженная работа, во время которой я открываю и позволяю существовать в себе тому, что оста­вил другой

Позволить родиться и остаться внутри нас чему-то, оставшемуся от того человека, которого уже нет. Для того, чтобы этот механизм, являющийся предпослед­ним этапом оздоровляющего страдания, оказался для нас благотворным, не требуется факт смерти другого человека. Надо работать над отсутствием того, кого по какой то причине, из-за смерти или чего-то еще, с то­бой уже нет. Возможно, болезнь изменила его до такой степени, что он не будет больше таким, как прежде, возможно, просто ход времени изменил его так, что он не может быть прежним. Он может физически нахо­диться рядом, сохранять то же лицо, то же имя и номер телефона, но не то выражение лица; голос может оставаться прежним, но он произносит другие слова, и даже слова могут быть теми же, но обозначают уже другое...

Это уже не тот человек. Его уже нет.

Его больше нет в моем мире. Но я могу осознать, что он оставил во мне, что сохраняется внутри.

И когда я достигну этого осознания, тогда, хотя это и будет мучительно, я смогу вновь вернуть себе радость его присутствия. Потому что таким образом я сохраню живым его присутствие во мне.

Жизнь это непрерывность сущего, вне зависимости от существования индивида.

Каждый момент нашей жизни умирает, чтобы освободить место следующему,

каждое мгновение, проживаемое нами, должно уме­реть, чтобы родилось новое,

которое будет премьерой (как говорит Серрат)

Каждое утро нужно начинать новую жизнь, конечно, если ты решаешься ежедневно пережи­вать потерю своей собственной жизни, закончившей­ся вчера.

 

Но если ты продолжаешь вести прошлую, про­шлую и прошлую жизнь, то она становится весьма гнетущей.

Мне кажется, что секрет противостояния нашим потерям состоит именно в том, чтобы решиться пройти через скорбь, видеть ее как часть пути, решиться выст­радать боль. Я говорю боль, но не страдание. Еще раз повторяю, страдать означает быть «любовно» связан­ным с болью, вызванной душевной печалью, как прежде я связывал себя с удовольствием, получаемым от утерянного.

Я хочу раскрыть ладонь и выпустить то, чего сего­дня уже нет, то, что сегодня уже не пригодно, что сегодня уже не для меня, что сегодня мне уже не принадлежит.

Я не хочу удерживать тебя, не хочу, чтобы ты оставалась со мной только по той причине, что я не хочу тебя отпускать.

Пока я оставляю дверь открытой, я буду знать, что ты рядом, потому что ты сама этого хочешь, потому что, если бы ты захотела уйти, ты бы уже ушла.

Я очень высоко ценю одного аргентинского поэта, его имя Гамлет Лима Кинтана. Он написал стихотворение «Переход», где говорит:

В конечном счете, смерть — великий комедиант

Смерть лжет, когда объявляет что отнимет жизнь,

Как будто можно украсть весну,

Потому что, в конце концов,

Смерть только может украсть наше время,

Возможность смеяться,

Съесть яблоко,

Произнести речь,

Ступить на любимую землю,

Зажечь любовь каждого дня,

Протянуть кому-то руку,

Прикоснуться к струнам гитары,

Пережить надежду,

Изменяются только пространства.

Места, где можно вытянуться всем телом,

Потанцевать под луной или пересечь вплавь реку.

Обжить ложе, найти новую тропинку,

Усесться на ветке,

Сорваться с песней изо всех окон.

Это смерть может

По украсть жизнь?...Похитить жизнь не мо­жет

Этот фарс ей не по плечу... потому что жизнь...

Жизнь — это факел, который переходит из рук в руки,

От плеча к плечу, от зерна к зерну,

Передача без возврата,

Бесконечное путешествие в будущее,

Как свет, который неизбежно

Рассеивает сумерки

Мне кажется, Лима Кинтана прав.

Исчезновение другого человека, ассоциируемое со смертью может быть так воспринято только тем, кто не может интериоризировать тех, кого теряет.

Если мы решимся на это, тогда смерть окажется все­го лишь великой притворщицей. А болезнь — великим лицемером.

Могут исчезнуть некоторые вещи другого человека. Но его самого у меня не отнять, потому что этот другой все равно продолжает оставаться во мне.

 

ГЛАВА 3. ПЕЧАЛЬ И БОЛЬ,

ДВА БЛАГОТВОРНЫХ ТОВАРИЩА

Горе всегда содержит в себе далеко, далеко не только боль.

В нем есть, например, еще и некоторая гордость из-за

того, что ты достиг тех мест, где никогда не был

И куда никогда и не мечтал дойти.

В каждом «прощай» скрывается молчаливое

«добро пожаловать».

Прощания скорее принадлежат жизни, чем смерти,

Потому что, в конце концов,

Наша история, как и история всех остальных людей.

Всегда была и будет всего лишь странной смесью

финалов и начал

Я это знаю, потому что другие,

прожившие жизнь, рассказали мне.

Потому что другие сначала страдали,

а потом создали из своей боли

Смерти, которые положили начало новым жизням,

Потери, которые привели к новым встречам,

И присутствующие отсутствия,

которые заполнили пустоты жизней

И избавили их от муки отсутствующих присутствий.

 

Именно поэтому я знаю, что иду вперед и я не одна,

Я иду день и ночь, со мной идут многие другие.

Те, что оставили свой след на тропе

И нашли истинную тропу пройденного пути

Только потому, что все время шли вперед.

Марта Бухо

«Не все боль»

На языке каждого дня мы обычно приравниваем боль к страданию, а грусть сопоставляем с де­прессией.

Если мы погрузимся в этимологию горя (duelo — ду­эль; поединок; горе, скорбь; траур), то обнаружим, что, помимо разговорного понимания этого слова, сущест­вуют еще два интересных толкования.

Одно ведет начало от древнего слова dwel, означаю­щего сражение, поединок между двумя. Для меня в данном случае это значит, что во время внутренней разработки потери происходит борьба, дуэль, в кото­рой решается, что возьмет верх, так часть меня, кото­рая принимает потерю и связана с реальностью, или другая часть, которая хочет удержать то, чего уже нет, которая не готова отбросить это.

Второе толкование этого слова может быть связано с латинским dolos (от него же происходит наш юридичес­кий термин dolo — мошенничество, преступный умы­сел), что означает обман, мошенничество, подлог, и это, возможно, заставит нас подумать, что нас обманули все те, кто учил верить, будто можно навечно сохранить то, что любишь, и все, что ты желаешь, всегда будет с тобой.

 

Когда мы ведем речь о пути слез, то особо подчерки­ваем связь горя с болью потери, но надо не забывать, что внутри нас идет война и именно отряд «хороших» желает смириться с отсутствием того, чего уже нет. Также не следует забывать, что, следуя по этому пути, мы испытываем разочарование, видя, как реальность потери разбивает нашу детскую веру в вечные вещи.

НОРМАЛЬНОЕ ГОРЕ

Пребывать в горе не означает быть больным. Скорее наоборот, процесс преодоления потери является гаран­тией развития, роста и здоровья.

При переживании потери мы испытываем скорбь для того, чтобы продолжать следовать по своему пути и суметь преодолеть отсутствие. Мы неизбежно ассоцииру­ем слово «скорбь» со смертью, но я еще не раз повторю на страницах этой книги, что процесс работы с горем происходит в ответ на любую потерю (или, точнее, бы­ло бы хорошо, если бы он происходил), это наше внут­реннее отношение к тому, чего уже нет. Таким образом, горе можно ощутить в результате волевого действия, на­пример, переехав и расставшись с кем-то, а также из-за неотвратимых событий, связанных с течением времени.

На этом пути слез нам порой открываются тропин­ки, которые удаляют нас от конечного пункта. Одна из них может показаться кратчайшим путем, а вторая приведет в тупик.

Три способа прохождения пути в случае потери.

В рамках каждой альтернативы существует множе­ство направлений, но оздоровляющий путь только один, это процесс выработки нормального горя.

Отрицание потери является попыткой самозащиты против боли и воображаемого страдания. Мы увидим далее, что нормальный этап прохождения может вклю­чать момент блокировки неприятной действительнос­ти, но, несмотря на это, мы рассматриваем его как от­клонение в сторону, когда человек задерживается на этом этапе и по прошествии первых дней продолжает отрицать потерю.

Отрицание — это форма бегства, тщетная попытка побега от мучительного. Я говорю тщетная, потому что отрицание приводит нас к пункту отправления, не раз­решает нашей потери, а только отодвигает и делает ставку на то, что так можно будет поступать бесконеч­но. Отказник живет в вымышленном мире, из которого потерянное еще не ушло, где покойник жив, где то, что случилось, еще не случилось. Это не волшебный мир, где все заканчивается благополучно, а реальность, за­стывшая в тот момент, когда все еще только должно бы­ло начаться. Вселенная, застывшая в мгновение, пред­шествующее узнаванию того, что он решил не знать.

Поворот к страданию, наоборот, является решени­ем не продолжать путь вперед. Это своего рода согла­шение с действительностью, которое предупреждает более сильное страдание, или договор, заключаемый между моим желанием никогда не оставлять потерян­ное и жизнью, в надежде на возможность его сохра­нить. В этом случае мы останавливаемся и привязыва­емся к тому, что уже ушло, признавая, что его нет, но располагаемся мы в месте страдания. Страдающий че­ловек делает свою боль хронической. Он трансформи­рует момент в состояние; привязывается к воспомина­нию о том, что было оплакано, чтобы не переставать его оплакивать, не забыть его, не отказываться от не­го, чтобы не отпускать, и заменяет его своим страда­нием.

В этом отношении страдание всегда является болез­ненным способом сохранения верности отсутствую­щим. Это равносильно тому, чтобы ощутить нездоро­вую привязанность к своему недомоганию, избежать «худшего», чтобы выбрать «худшее из худших». Стра­дание целесообразно, хотя и не всегда разумно, оно вводит в паралич, оно громогласно, оно эксгибиционистично, оно хочет остаться и требует общества, но не в качестве утешения, а потому что нуждается в свидете­лях.

Боль, наоборот, молчалива, одинока, несет с собой приятие контакта с тем, что мы чувствуем, с отсутстви­ем и пустотой, оставленной ушедшим.

Страдание спрашивает: «Почему?» Хотя знает, что ответа нет, для боли же все вопросы закончились.

Процесс боли всегда оставляет нас в одиночестве, бессильными, неприспособленными, несущими ответ­ственность и прежде всего грустными.

Боль иррациональна, потому что связана с чувст­вом — грустью. С нормальной и здоровой эмоцией, не приносящей, впрочем, радости, поскольку она означает тоску о потерянном.

Хотя печаль может стать причиной кризиса, но за­тем она дает возможность вернуться в то цельное со­стояние, которое следует за переменами, и жизнь про­должается во всем своем великолепии.

Наиболее значительная разница между одним и дру­гим состоит в том, что боль всегда имеет завершение, а страдание может никогда не закончиться.

Страдание <