Бог оставляет нам возможность быть людьми

 

Одной из самых важных вещей, которым может научить нас любая религия, является понимание того, что означает быть человечным. Библейское представление о Человеке с большой буквы играет в мировоззрении этой книги книг в целом столь же фундаментальную роль, как и представление о Боге. Два эпизода в самом начале Библии учат нас тому, как важно быть человечным, и указывают нам, каким образом мы, люди, соотносимся с Богом и с окружающим нас миром.

Первый из этих эпизодов -утверждение, содержащееся в начальной главе Книги Бытия, что люди сотворены по образу Бога. В кульминационный момент судьбоносного процесса Творения Господь говорит: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему»⁴⁷. Но почему во множественном числе? О каком «мы» говорит Бог, произнося слово «нашему»? Мое предложение по интерпретации этого заявления состоит в том, чтобы рассматривать его в связи с непосредственно предшествующим ему эпизодом, когда Бог создает животных - «зверей земных и скот и гадов земных». Согласно описанию процесса Творения, которое, как установили распутывавшие его ученые, удивительно похоже на эволюционный процесс, Бог вначале создает мир, покрытый водой⁴⁸. Затем Он заставляет появиться сушу, заполняет Свой мир растениями, рыбами, птицами, рептилиями и, наконец, млекопитающими⁴⁹. Создав зверей и скот, Бог говорит им: «Давайте устроим так, чтобы появилось совершенно новое создание, - человек, сотворенный по нашему образу: вашему и Моему. Вылепим существо, которое в некоторых отношениях будет походить на вас, животных, -например, нуждаться в том, чтобы есть, спать, спариваться - и одновременно будет подобно Мне в других аспектах, поднимающих его выше уровня животного. Вы, животные, дадите ему физическое измерение, а Я вдохну в него душу». И таким вот образом - в качестве венца Творения - были созданы люди с их качествами, отчасти звериными, отчасти божественными.

Но какая же составляющая нашего естества поднимает нас выше животного уровня, какую нашу часть мы разделяем с Богом удивительным способом, не присущим никакому из иных живых существ? Для ответа на этот вопрос мы должны обратиться ко второму из интересующих нас библейских эпизодов - одной из тех историй, которые истолковываются наименее адекватно. Я имею в виду рассказ о том, что произошло в райском саду.

Как мы узнаем из Книги Бытия, после того как Бог создал Адама и Еву, Он поместил их в райском саду и заповедал им, что они могут есть плод от всех деревьев, посаженных Им там, включая дерево жизни. Им было запрещено есть только от дерева познания добра и зла. Господь предупредил Адама и Еву, что в день, когда они вкусят от этого дерева, они «смертию умрут». Однако - частично по причине увещевания и обольщения со стороны змея - двое первых людей съели запретный плод. Бог устроил им очную ставку с виновником их непослушания и наказал их следующим образом:

- Они должны покинуть райский сад и больше никогда не есть плода от дерева жизни. (Они не умерли сразу, в тот же день, но им было сказано, что теперь они будут иметь детей и затем умрут - вместо того, чтобы жить вечно.)

- Ева убедится, что процесс рождения и воспитания детей труден и мучителен. («Умножая ум ножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей».)

-Адаму придется много работать, дабы взращивать то, чем он будет питаться, вместо того, чтобы просто отыскивать еду на деревьях. («В поте лица твоего будешь есть хлеб».)

-Будет иметь место сексуальная напряженность между мужчинами и женщинами. («К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой».)

Когда вам впервые излагают эту историю в воскресной школе или когда вы читаете ее в первый раз, то, вероятно, воспринимаете ее как простое повествование об Адаме и Еве, не повиновавшихся указанию Бога и наказанным за это. Такой уровень понимания и реакции вполне адекватен для ребенка, да и общая идея этого рассказа тоже, конечно, звучит вполне знакомо («Мамочка запретила тебе играть в грязи. А ты все равно возился в луже и весь перемазался. Теперь не получишь никакого десерта»). Возможно, - в зависимости от той религиозной традиции, в которой вы воспитывались, - вам говорили, что все люди как потомки Адама и Евы обречены умереть грешниками по причине этого первоначального («первородного») неповиновения и греха. Может даже статься, что вы посчитали несправедливым со стороны Бога так строго наказывать первых обитателей Земли и всех их потомков за одну-единственную небольшую ошибку, которую совершила пара неопытных людей, особенно если учесть, что от них невозможно было ожидать понимания того, в чем состоит добро и зло, ранее того момента, когда они вкусили от древа познания.

Но я считаю, что в этой истории содержится более глубокая идея, а не просто казус неповиновения Богу и понесенного за это наказания. Моя интерпретация может показаться вам очень отличающейся от тех, на которых вы были воспитаны, но мне думается, что она имеет смысл и вполне соответствует библейскому контексту. Так вот, я считаю, что указанная история посвящена различиям между двумя альтернативами: быть человеком и быть животным, а ключом к ее пониманию для меня является тот факт, что «запрещенное» дерево названо деревом познания добра и зла.

Люди живут в мире добра и зла, и это делает нашу жизнь мучительной и сложной. С животными дело обстоит иначе - их жизнь намного более проста, ибо в ней отсутствуют те моральные проблемы и решения, с которыми вынуждены сталкиваться мы, люди. Категории «добра» и «зла» действительно не существуют для животных. Они могут быть услужливыми или неуправляемыми, послушными или непокорными, но никак не могут быть добрыми или злыми. Выражения вроде «добрая собачка» или «злая собачка» не ссылаются на моральную или нравственную ценность тех действий, которые хочет совершать собака, а лишь на то, насколько они удобны или неудобны для нас, напоминая в этом смысле понятия «добрая погодка» и «злая погодка». Подобно нашим «почти, но не совсем человеческим» предкам, животные едят от дерева жизни; они кормятся и пьют, они бегают, и они спариваются. Но дерево познания добра и зла - это для них нечто запредельное.

Если воспользоваться термином, который, пожалуй, был бы непонятен любому представителю поколений, предшествующих нашему, животные «запрограммированы». «Встроенные» в зверей инстинкты подсказывают им, когда надо есть, когда - спать и так далее. Они придерживаются своих врожденных рефлексов, и им приходится принимать совсем не много трудных решений. А вот люди по-настоящему уникальны в мире живых существ. Присутствующий в нас «образ Бога» позволяет нам сказать инстинкту «нет», исходя из моральных оснований. Мы в состоянии ничего не есть даже в той ситуации, когда хотим подкормиться. Мы в силах воздержаться от секса, даже если в нас пробудились инстинкты, - и не потому, что боимся быть наказанными, но по той причине, что понимаем термины «добро» и «зло» так, как этого не может никакая иная тварь. Вся история того, как стать человеком, - это урок того, как подняться выше нашей животной природы и научиться управлять нашими инстинктами.

Давайте присмотримся повнимательнее к «наказаниям», которые Бог насылает на Адама и Еву (я взят слово «наказания» в кавычки, поскольку не уверен, что они действительно являются наказаниями. Они - лишь мучительные последствия необходимости быть человеком, а не простым животным). Каждое из них представляет собой один из аспектов, в которых для людей жизнь более мучительна и полна проблем, чем для животных.

Для всех животных, кроме Человека, секс и воспроизводство совершенно естественны и не порождают никаких проблем. У самок случается течка, самцов влечет к ним - и таким образом данный биологический вид поддерживает свое существование. Нет и не может быть ничего проще. Сравните это с различными нюансами сексуальной напряженности, существующими среди людей: девочка-подросток, которая ждет, когда мальчик позвонит ей, ощущая себя при этом отвергаемой и непривлекательной; студент колледжа, который не в состоянии сконцентрироваться на занятиях и всерьез обдумывает самоубийство, потому что его подружка порвала с ним; беременная женщина, не состоящая в браке и нацеленная на профессиональную карьеру, не признающая абортов, но неуверенная, что у нее есть другой выбор; впавшая в тяжелую депрессию домохозяйка, муж которой бросил ее ради другой женщины; жертвы насилия, постоянные покупатели порнографических фильмов, тайная супружеская неверность, ненавидящие самих себя и при этом неразборчивые «сексуальные атлеты». Секс оказывается столь простым и прямолинейным делом для животных и настолько сложным и мучительным для большинства из нас (если мы не желаем вести себя наподобие животных), поскольку мы вступили в мир добра и зла.

Но в то же самое время, причем именно потому, что мы живем в таком мире, сексуальные отношения могут означать для нас бесконечно больше того, чем они являются для животного или для такого человека, в чьих глазах секс - только голый инстинкт, который надлежит удовлетворить. Они могут означать нежность, длительную взаимную привязанность, любовь и расположение, чувство ответственности и долга. Животные могут спариваться и заниматься воспроизводством, но только людям дано познать любовь - со всей тою болью, с которой иногда бывает связано это чувство.

Для животных процесс произведения на свет потомства и надзора за его ростом и воспитанием является чисто инстинктивным. Для них с этим сопряжено намного меньше физической боли и психологических страданий, чем для человека. Когда собака, живущая в нашей семье, родила щенков, она без всякой посторонней помощи совершенно точно знала, как с ними поступать, и обходилась без того, чтобы кто-то ей это рассказывал или показывал. Роды были для нее не очень-то приятной процедурой, но далеко не столь болезненной, как это бывает у женщины, становящейся матерью. Наша собака без особых эмоций нянчила своих щенков, а когда те стали достаточно взрослыми, чтобы самим заботиться о себе, начала попросту игнорировать их. Теперь, встречаясь с одним из своих выросших отпрысков, она, разумеется, распознает его как другую собаку, но не обязательно как ту, с которой она близко связана. Выполнение родительских обязанностей человеком никогда не бывает и не может быть столь же легким делом. При этом сами роды, являясь одним из самых болезненных испытаний для человеческого тела, представляют собой в некотором смысле наиболее легкую часть. Воспитывать и обучать детей, передавать им свои ценности, разделять с ними их крупные и мелкие травмы, как телесные, так и душевные, испытывать разочарование в них, знать, когда надо быть жестким и когда прощать, - все это являет собой болезненные, а порой мучительные и тягостные аспекты того многогранного процесса, который именуется «быть родителем». И в отличие от животных мы не в состоянии осуществлять этот процесс на одних инстинктах. Мы должны раз за разом делать выбор, и чаще всего трудный.

Аналогично, люди должны тяжко и упорно трудиться, чтобы прокормить себя, идет ли речь о том, чтобы самим выращивать себе пищу, или о необходимости выполнять какую-то работу, чтобы получать деньги на покупку провизии. Животным же пропитание обеспечивает природа - и тем, кто охотится, и тем, кто пасется и щиплет травку. Льву, вероятно, приходится постараться, когда требуется преследовать крупное животное и убить его, и это может оказаться очень непростым занятием, но оно не сравнится с тем, что испытывает человек, когда его увольняют с работы или когда ему при осуществлении продажи необходимо мгновенно решить, скрыть ли некую важную информацию или довести ее до сведения клиента. Животные в поисках пропитания могут опираться на инстинкт, который наверняка приведет их к цели. Только люди в своей трудовой деятельности должны волноваться по поводу выбора профессии, сохранения нынешней должности, обхождения с начальством. Только люди в своем стремлении сохранить хорошую работу или сделать выгодную продажу должны взвешивать все аргументы «за» и «против» выполнения какого-то действия, которое может быть незаконным или неэтичным. Еще раз хочу подчеркнуть, что обеспечение пропитания, эта весьма важная сфера жизни, которая для животных может быть трудной, но, по крайней мере, свободной от моральных дилемм, для людей почти всегда оказывается проблемным, а часто еще и тягостным, болезненным занятием.

И, наконец, все живущие на Земле существа обречены умереть, однако только люди знают об этом. Животные инстинктивно защищают себя от факторов, несущих угрозу их жизни и здоровью, но одни лишь люди живут в юдоли, над которой витает тень смерти, живут, можно сказать, на грани между бытием и небытием, памятуя, что они смертны, даже в те моменты, когда никто на них не нападает. И знание того, что нам когда-нибудь предстоитумереть, полностью меняет нашу жизнь, причем во многих отношениях. Оно подталкивает нас к попыткам так или иначе обмануть смерть, совершая самые разные действия, которые должны пережить нас, - обзаводясь детьми, работая над книгами, стараясь выглядеть в глазах своих родственников, друзей и соседей так, чтобы те с нежностью вспоминали о нас. Осознание того, что наше время в этом мире ограниченно, придает особую ценность всем человеческим действиям и поступкам. Вопрос о том, что мы выбираем: почитать книгу или посетить больного друга, вместо того чтобы идти в кино либо смотреть телевизор, - приобретает особое значение, причем именно потому, что мы не располагаем временем, чтобы сделать все необходимое или желательное.

И именно так случилось с Адамом и Евой. Они стали людьми, человеками. Им предстояло покинуть райские кущи, где животные кормятся плодами от дерева жизни - дерева основных природных сил и инстинктов. Они вступили в мир, ведающий о добре и зле, в мир более мучительный, болезненный и более сложный, где от них потребуется многократно делать трудный моральный выбор. Вопросы пропитания и работы, наличия детей и их взращивания перестали быть простыми - каковыми они являются для более низких живых существ. Эти первые люди познали стыд и научились осознавать себя (после того, как, вкусив от запретного плода, ощутили потребность надеть на себя одежду). Они теперь узнали, что им не суждено жить вечно. Но самое главное - они должны были проводить свою жизнь, постоянно, раз за разом делая какой-то выбор.

Это как раз и означает - быть человеком «по образу Бога». Это значит - быть свободным в выборе, а не подчинять свои действия велению инстинктов. Это означает - осознавать, что одни сделанные тобой выборы хороши, а другие плохи, и наша задача состоит в том, чтобы понимать разницу между ними. «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь» (Второзаконие, 30:19)⁵⁰. Такие слова не могут быть сказаны никакому иному из живых существ, кроме Человека, ибо никто другой не обладает свободой выбора.

Но если Человек действительно свободен выбирать, если он может показать себя воистину добродетельным, выбирая добро там, где равно возможен и выбор зла, то в таком случае он должен также обладать и свободой предпочесть зло. Если бы он был свободен делать только добро, то в действительности вообще не совершал бы никакого выбора. Если мы обязаны делать добро, то не располагаем свободой выбирать его.

Вообразим на мгновение родителя, спрашивающего у своего ребенка: «Как ты бы хотел провести сегодня время после обеда - делать уроки или поиграть с другом? Выбирай сам». Ребенок долго не думает: «Мне хотелось бы поиграть со своим другом». А тут родитель ему и говорит: «Очень сожалею, но это - неправильный выбор. Я просто не могу тебе позволить поступать таким образом. И не разрешаю тебе выходить из дому, пока не сделаешь уроки. Теперь выбирай снова». На сей раз ребенок говорит: «Ладно, я сделаю домашнее задание». Родитель радостно улыбается и произносит: «Я доволен, что ты сделал правильный выбор». Возможно, их беседа закончилась разумным и наилучшим (для родителя) результатом, но было бы неправильно сказать, что в данном случае именно ребенок проявил зрелость и ответственность, делая такой, а не иной выбор.

Теперь вообразите Бога, который говорит человеку: «Каким образом ты планируешь обзавестись деньгами для оплаты своих расходов? Ты отправляешься искать работу, что означает необходимость вставать рано утром и потом весь день усердно трудиться, или же собираешься вырвать бумажник у какой-нибудь зазевавшейся старушки и убежать с ним?» Человек дает ответ: «Лично я намеревался пойти куда-нибудь, где можно без проблем увести бумажник или кошелек». Бог возражает: «Нет, это неправильно. Я не позволяю тебе так делать. Выбирай снова». На сей раз человек неохотно соглашается взяться за работу. Грабеж удалось предотвратить, но получил ли этот человек нравственную свободу? Разрешил ли ему Бог самостоятельно выбирать между дорогой добра и дорогой зла? Или же Бог низвел его до уровня животного, лишив свободы выбора и фактически заставив пойти лучшим из двух путей?

Чтобы дать нам шанс быть свободными, чтобы позволить нам быть людьми, Господь должен предоставить нам возможность выбирать: действовать хорошо, правильно или же действовать плохо, неправильно. Если мы не свободны выбрать зло, то мы в такой же мере не свободны выбрать добро. Подобно животным, мы можем в таком случае быть только удобными для кого-то или неудобными, послушными кому-то или непослушными. Мы больше не в состоянии быть нравственными, а это означает, что мы больше не можем быть людьми, человеками.

Ни один из нас не в силах проникнуть в замысел Бога, дабы доподлинно узнать, почему в какой-то точке эволюционного процесса Он сотворил совершенно новый тип живого существа - нравственно свободное животное, которое могло по собственному выбору быть хорошим или плохим. Но Он это сделал, и мир с тех пор увидел много проявлений благородства и не меньше - жестокости.

Наша моральная и нравственная свобода означает, что если мы по собственному выбору хотим быть эгоистичными или нечестными, то можем быть эгоистичны и нечестны, и Господь не будет останавливать нас. Если мы хотим взять что-либо, не принадлежащее нам, то Бог не потянется вниз с небес и не отдернет нашу руку от пакета с печеньем или от банки варенья. Если мы хотим причинить кому-то боль или нанести травму, Бог не стает вмешиваться и препятствовать нам в этом намерении. Единственное, что Он сделает, - поведает нам о неправильности каких-то наших поступков, предупредит, сколь сильно мы будем потом сожалеть об их совершении, и понадеется, что если мы и не воспримем эти Его слова как обязательные для исполнения, то, по крайней мере, чему-то научимся на опыте, приобретенном хотя бы таким образом.

Бог не похож на родителя, который, наблюдая за тем, как его дитя делает свои первые нетвердые шаги или сражается с задачкой по алгебре, говорит себе: «Если я вмешаюсь, то избавлю своего ребенка от изрядного количества мучений, но как он тогда научится делать все это и многое другое самостоятельно?» Человек-родитель в такой ситуации имеет право (и обязан) вмешаться, если его ребенок может причинить себе или другим серьезный вред, но Господь положил самому Себе предел, сказав, что не будет вмешиваться и лишать нас свободы, включая сюда свободу навредить себе и окружающим. Бог уже однажды позволил Человеку развиваться как нравственно свободная личность, и никакой возможности повернуть вспять стрелки на часах эволюционного процесса нет и не может быть.

Почему же тогда, на самом деле, с хорошими людьми случаются плохие вещи? Одна из причин состоит в том, что наша человеческая сущность оставляет нам свободу, в том числе и причинять вред друг другу, а Господь не в состоянии остановить нас, не отняв эту свободу, которая и делает нас полноправными представителями рода человеческого. Люди могут обманывать друг друга, грабить, ранить и травмировать, а Бог вправе только взирать с небес вниз, полный жалости и сострадания, поскольку мы за истекшие столетия и тысячелетия так мало узнали о том, каким образом должны вести себя настоящие люди. Такая линия рассуждений помогает мне хоть немного понять то чудовищное извержение зла, которое мы называем Холокостом, - смерть миллионов невинных людей от рук Адольфа Гитлера⁵¹. Когда люди спрашивают: «Где же был Бог в Освенциме? Как Он мог разрешить нацистам убить такое огромное количество невинных мужчин, женщин и детей?», - мой ответ состоит в том, что причиной этого был отнюдь не Бог. Причиной были люди, сделавшие свой выбор и захотевшие проявить жестокость к своим собратьям. Вот слова немецкого христианского богослова, Доротеи Зелле, следующим образом говорящей о попытках оправдать Холокост как волю Божью: «Кто хочет такого Бога? Кто обретет хоть что-нибудь от поклонения Ему? На чьей стороне был Бог - на стороне жертв или палача?»

Пытаться объяснить Холокост или любое иное страдание как волю Господа означает - встать на сторону палача, примкнуть к нему, а не к его жертве, и вдобавок утверждать, что Бог поступает точно так же.

Я не в состоянии увидеть никакого смысла в Холокосте, если рассматривать его как волю Бога. Даже если бы я мог время от времени принять смерть какого-то невинного индивидуума, не пересматривая все мои верования, Холокост представляет собой слишком много смертей и слишком много очевидных свидетельств против той точки зрения, что «ГЬсподь руководит всем, и у Него есть Свои причины». Я просто обязан верить, что Холокост был, по крайней мере, настолько же большим оскорблением моральных установлений Бога, как и моих, - а иначе как я могу уважать Бога и видеть в нем источник этических и нравственных ориентиров?

Почему шесть миллионов евреев и несколько миллионов других невинных жертв должны были умереть в гитлеровских концлагерях? Кто ответствен за это? Мы снова возвращаемся к идее об имеющейся у человека свободе выбирать. Человек, как мы выяснили, представляет собой уникальное существо, поведение которого не «запрограммировано». Он волен выбрать для себя путь добра и быть хорошим, но это означает, что он должен быть свободен и в выборе пути зла и возможности быть плохим. Некоторые хорошие люди хороши в относительно скромных масштабах. Они милосердны, они навещают больных, они помогают соседу заменить проколотую шину. Другие хороши в более крупных масштабах. Они усердно работают над созданием средства для излечения тяжелой болезни или борются за расширение прав бедных и беспомощных. Некоторые плохие люди выбирают путь зла, но опять-таки способны проявить свои дурные качества лишь в малых масштабах. Они лгут, обманывают, присваивают себе вещи, которые им не принадлежат. А отдельные злодеи располагают возможностью причинять вред миллионам - в такой же мере, в какой хорошие, добродетельные люди могут быть полезными для миллионов. Гитлер, пожалуй, был одним из тех редких гениев зла, кто, выбрав для себя деструктивный путь всеобщего разрушителя, оказался способным уничтожить едва ли не больше, чем это удавалось кому- либо другому в истории человечества. (Это поднимает вопрос, который на самом деле не выходит за рамки нашего разговора: а можем ли мы сказать, что некто вроде Гитлера выбрал для себя путь разрушителя, захотел разрушать? Или же нам следовало бы возвратиться в прошлое и пристально присмотреться к его родителям, к среде, окружавшей его дома, к его учителям и наставникам, к опыту, почерпнутому им в молодости, к историческим обстоятельствам и прочим факторам, которые в совокупности заставили его стать тем человеком, каким он себя проявил? Вероятно, никакого ясного ответа на данный вопрос не существует. Социологи дебатировали на сей счет в течение многих лет и продолжают этим заниматься. Могу только сказать, что краеугольным камнем моего религиозного мировоззрения является вера в то, что люди действительно свободны выбрать направление, в котором пойдет их жизнь. Разве что некоторые дети рождаются с такими усеченными физическими или умственными возможностями, которые ограничивают их свободу выбора. Не каждый в состоянии выбрать для себя поприще оперного певца, хирурга или профессионального спортсмена. Существуют и другие внешние обстоятельства, обусловливающие и ограничивающие выбор; скажем, отдельные родители совершенно неправильно, а порой и ужасно обращаются со своими детьми, или же разные случайные события - войны, болезни и т. д. - калечат детей настолько сильно (в том числе и психологически, а также нравственно), что они могут утратить способность делать что-либо такое, к чему у них в противном случае имелись бы все предпосылки, а немалое число людей настолько поддается своим привычкам, порой вредным, что трудно говорить о них как о свободных индивидуумах. Однако я все равно настаиваю, что каждый взрослый человек независимо от того, насколько неудачным было его детство или до какой степени он находится во власти некой привычки, тем не менее, свободен делать в своей жизни самые разные выборы. Если мы несвободны, если мы связаны по рукам и ногам обстоятельствами и прежним жизненным опытом, то, по сути, ничем не отличаемся от животных, которых сковывает и ограничивает инстинкт. Сказать о Гитлере, равно как и о любом другом преступнике, что он не хотел быть плохим и не сделал такого выбора, а явился жертвой своего воспитания или обстоятельств, - это значит попрать всю мораль и этику, все рассуждения о правильном и неправильном, о добре и зле, свести их к нулю. И это оставляет без ответа вопрос о том, почему другие люди в подобных же обстоятельствах не становились, все как один, гитлерами. Хуже того, сказать: «Тут не его вина, у него не было свободы выбора», - означает, что мы отнимаем у человека его человеческие качества и низводим его до уровня животного, которое тоже не свободно выбирать между правильным и неправильным.)

Холокост имел место, потому что Гитлер был сумасшедшим гением зла, который по собственному выбору пожелал причинить человечеству вред в массовом масштабе. Но он занимался этим отнюдь не в одиночку. Гитлер был всего только человеком, и даже его способность творить зло была ограниченной. Холокост случился потому, что тысячи иных людей позволили уговорить себя присоединиться к Гитлеру в его безумии, а еще миллионы других разрешили запугать себя и опозорились, вступив с ним в сотрудничество. Геноцид евреев случился, поскольку обозленные, разочарованные жизнью люди пожелали дать выход своему гневу и отчаянию, излив их на безвинные жертвы, как только кто-то призвал их к этому. Холокост произошел, потому что Гитлер смог убедить адвокатов и юристов забыть об их долге перед правосудием, а врачей - нарушить их присягу. А еще он произошел потому, что демократические правительства не пожелали призвать свои народы к противостоянию Гитлеру, пока под угрозой не оказались их интересы и на карту не была поставлена их судьба.

Но где был Бог все то время, пока происходило это чудовищное преступление? Почему Он не вмешался и не остановил этого? Почему Он не поразил Гитлера смертью в 1939 году и не спас тем самым миллионы жизней, а также не избавил еще больше миллионов людей от невыразимых страданий, или почему Он не наслал землетрясения, чтобы уничтожить газовые камеры? Где был Господь? Вместе с Доротеей Зелле я обязан верить, что Он был с жертвами, а не с убийцами, но при этом Он не управляет выбором между добром и злом, который делает каждый отдельный человек. Я обязан верить, что слезы и мольбы жертв пробудили сострадание Бога, но после того как Он даровал Человеку свободу выбирать, в том числе возможность выбрать такие действия, которые причинят вред его ближнему или дальнему соседу, Бог уже ничего не мог сделать для предотвращения Холокоста.

Христианство познакомило мир с идеей Господа, который страдает, наряду с иным Его образом - Бога, который созидает и приказывает. Постбиблейский иудаизм также временами говорил о страдающем Боге, который становился бездомным и отправлялся в изгнание вместе со Своим сосланным народом, о Боге, который плачет, когда видит, что творят некоторые из Его детей другим Его же детям. Я не понимаю, что означает для Бога «страдать». Я не верю, что Господь - это человек, подобный мне, с такими же глазами и слезными протоками, позволяющими Ему плакать, и настоящими нервными окончаниями, дающими возможность чувствовать боль. Но мне хотелось бы думать, что терзания, которые я испытываю, когда читаю о страданиях невинных людей, отражают мучения Бога и Его сострадание, даже если Он ощущает боль иначе, не так, как мы. Я хотел бы думать, что это Он является источником моей способности испытывать сочувствие и гнев, а также что Он и я находимся по одну и ту же сторону, когда мы стоим рядом с жертвой против тех, кто стремится причинить ей боль и вред.

Последнее слово, уместное в данном контексте, принадлежит человеку, оставшемуся в живых после Освенцима:

«В то время, когда я был в Освенциме, мне никогда не приходило в голову ставить под сомнение действия Господа или Его бездействие, хотя, конечно же, я понимаю, что другие так делали... Я не стал менее или более религиозным человеком по причине того, как поступали с нами нацисты; и я убежден, что моя вера в Бога не была хоть сколько-нибудь подорвана. Мне никогда не приходило в голову связывать те катастрофические испытания, которым мы подвергались, с Господом, я не стал обвинять Его или меньше верить в Него, не прекратил верить вообще, поскольку Он не пришел к нам на помощь. Бог не обязан делать для нас ничего такого и вообще ничего нам не должен. Это мы обязаны Ему своей жизнью. Если кто-то верит, будто именно Бог несет ответственность за смерть шести миллионов человек, поскольку Он так или иначе не сделал чего-либо, дабы спасти их, такому человеку надо полностью изменить свои мысли - на противоположные. Мы обязаны Богу нашими жизнями на протяжении тех кратких или долгих лет, которые нам отведены, и мы должны поклоняться Ему и поступать, как Он нам повелел. Именно для этого мы и находимся здесь, на Земле, - чтобы служить Богу и исполнять Его приказания». (Бреннер⁵², «Вера и сомнения пережившего Холокост»)

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ