Никаких исключений для хороших людей

 

Один мальчик вернулся домой из воскресной школы, где им излагали библейскую историю о переходе через Красное море. Мать спросила у него, что он узнал на занятиях, и услышала в ответ следующее: «Израильтяне вышли из Египта, но их преследовал фараон вместе со своей армией. Евреи добрались до Красного моря, однако не могли переправиться через него. А египетское войско подходило все ближе и ближе. Тогда Моисей воспользовался своей портативной радиостанцией, связался, с кем надо, израильские военно-воздушные силы разбомбили египтян, а израильский флот быстро построил понтонный мост, чтобы народ смог переправиться». Мать была прямо-таки потрясена. «Это что, вам вот так излагали библейскую историю?» «Ну, нет, - признался мальчик, - но если бы я тебе пересказал ее таким образом, как они там рассказывали нам, ты бы наверняка никогда мне не поверила».

На протяжении многих столетий люди видели в историях о библейских чудесах утешительные и ободряющие доказательства всемогущества Бога. Они рассказывали о том, как Бог словно бы разрезал море пополам и сделал так, чтобы воды расступились и позволили израильтянам перейти его посуху. Они вспоминали истории о Боге, посылающем дождь в ответ на молитву праведного и честного человека, или о реках, потекших вспять, равно как о солнце, остановившем свой бег по небосклону либо даже двигающемся в обратную сторону. Многие поколения читателей хорошо помнили рассказы о Данииле, который остался невредимым, когда его бросили в логово львов («ров львиный»)³⁸, и о трех мужах иудейских, Седрахе, Мисахе и Авденаго, выживших после того, как царь вавилонский Навуходоносор «приказал связать и бросить их в печь, раскаленную огнем»³⁹. Основная идея всех этих историй понятна - они должны были доказать, что Господь заботится о нас до такой степени, что готов приостановить действие законов природы, когда хочет поддержать и защитить тех, к кому Он благоволит.

Но сегодня мы напоминаем того маленького мальчика из забавного повествования про воскресную школу. Нам рассказывают все эти воистину чудесные истории, а мы полны скепсиса. Если уж говорить о законах природы, то мы находим доказательства существования Бога как раз в том факте, что они остаются неизменными. Господь даровал нам замечательный, разумно устроенный и прекрасно организованный мир. Одним из обстоятельств, которые делают мир приемлемым для жизни, является как раз тот факт, что законы природы точны, надежны и всегда работают одинаково. Существует гравитация, или всемирное тяготение, - и тяжелые предметы неизменно падают по направлению к земле, так что строитель может возводить дом, не опасаясь, что используемые им материалы уплывут неизвестно куда. Есть химия - и смешивание определенных элементов в нужных пропорциях всегда приводит к одному и тому же результату, так что врач может выписывать нам лекарство и точно знать последствия его приема. Мы в любой день в состоянии предсказать время восхода и заката. Более того, мы даже умеем определять, когда в некоторых местах на Земле Луна закроет Солнце и произойдет солнечное затмение. Для древних такое явление было неестественным, а точнее, сверхъестественным, и они интерпретировали его как способ, используемый Богом, чтобы предупредить их. Для нас же затмение представляет собой нечто совершенно естественное и служит напоминанием о том, насколько точно устроена вселенная, которую дал нам Бог.

Наше человеческое тело - это самое настоящее чудо природы, и вовсе не потому, что оно бросает вызов ее законам, а напротив, именно потому, что повинуется им. Наш пищеварительный тракт извлекает питательные вещества из самой разной снеди. Наша кожа помогает регулировать температуру тела за счет потоотделения. Зрачки наших глаз расширяются и сжимаются, реагируя на интенсивность света. Даже когда мы заболеваем, встроенные в наше тело механизмы защиты борются с болезнью. Все эти замечательные, воистину чудесные вещи происходят в соответствии с самыми точными законами природы, причем обычно мы этих явлений и механизмов даже не осознаем. Именно они, а не легендарная история с расступившимся Красным морем, представляют собой настоящее чудо.

Однако неизменный характер многообразных законов природы, который делает возможными медицину, астрономию и многие другие науки, тоже важные и полезные, является одновременно и причиной определенных проблем. Тяготение заставляет самые разные объекты падать, иногда травмируя их. Из-за гравитации люди могут упасть с высоты. Иногда та же гравитация принуждает людей без всякого на то желания поскользнуться на льду или нырнуть под воду. Мы не в состоянии жить без гравитации, но это означает, что нам приходится мириться с теми опасностями, которые она порождает.

Законы природы относятся к каждому человеку абсолютно одинаково. Они ни в коем случае не делают исключения для хороших или полезных людей. Если человек входит в дом, где у кого-то инфекционная болезнь, он рискует заразиться. И при этом совершенно безразлично, с чем связано его появление в этом доме. Он может быть врачом или грабителем - болезнетворные микробы не видят разницы. Если Ли Харви Освальд нацеливает винтовку на президента Джона Кеннеди, то с того момента, как пуля вылетела из ствола, главенство приобретают законы природы⁴⁰. Ни на траекторию полета этой пули, ни на серьезность ранения никак не повлияют ответы на вопросы о том, действительно ли президент Кеннеди был хорошим человеком или не очень, и будет ли мир лучше от того, что он погибнет или останется жив.

Законы природы не делают исключения для хороших людей. У пули нет никакой совести, равно как нет ее у злокачественной опухоли либо у автомобиля, над которым потерял управление водитель. Именно поэтому хорошие люди болеют и страдают ровно столько же, сколько и любые другие. Независимо от того, какие истории о пророках Данииле или Ионе⁴¹ нам излагают в воскресной школе, Бог не доходит до того, чтобы препятствовать законам природы с целью защитить праведников от вреда. Вот вам вторая сфера нашего мира, где с хорошими людьми могут случаться плохие вещи, причем 1осподь не является их причиной и не может их остановить либо предотвратить.

И действительно, как мы могли бы жить в этом мире, если Он поступал бы иначе, то есть стал вмешиваться в законы природы? Позвольте мне предположить - исключительно в целях дискуссии и в качестве аргумента в споре, - что Бог полон решимости не позволять, чтобы с хорошим и набожным человеком случалось что-нибудь плохое. Если Освальд стреляет в президента, то независимо от того, насколько тщательно он прицеливается, Бог заставит пулю пролететь мимо. Если у самолета американских военно-воздушных сил с бортовым номером 001 отваливается крыло⁴², Бог делает так, чтобы главный лайнер страны мог благополучно приземлиться. Стал бы наш мир лучше, если бы отдельные люди обладали иммунитетом к законам природы, поскольку Бог благоволит к ним, в то время как остальной части населения пришлось бы самостоятельно противостоять возникающим угрозам?

Позвольте далее предположить, опять же гипотетически, что я принадлежу к числу этих праведных людей - тех, с кем Бог не позволит случиться ничему плохому, - поскольку я соблюдаю все предписания своей религии, а также являюсь милосердным человеком и главой молодой семьи, посвятившим свою жизнь помощи другим людям. Что это означало бы? Мог ли бы я выйти на улицу в холодную погоду без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, не рискуя при этом заболеть, поскольку Бог предотвратил бы действие законов природы, способных причинить мне вред? Мог бы я переходить на красный свет улицу с оживленным дорожным движением? Был бы я способен выпрыгнуть из окна на высоком этаже без риска получить травму, если слишком сильно спешу, чтобы ждать лифт, и после такого прыжка не поломать себе кости? Миру, в котором хорошие люди подвержены тем же самым естественным опасностям, что и все прочие граждане, действительно присущи определенные проблемы. Но в таком мире, где хорошие люди обладали бы иммунитетом к указанным законам, проблем оказалось бы еще больше.

В некоторых странах, в том числе в США, страховые компании и их юристы именуют землетрясения, ураганы и другие природные катаклизмы (или, иначе говоря, стихийные бедствия, форс-мажор) не абстрактным и достаточно нейтральным термином «непредвиденные обстоятельства», а как бы более конкретно - «деяниями Господа Бога» (acts of God). Считаю, что в данном случае имя Господне употребляется всуе, то есть напрасно. Я не верю, что землетрясение, которое без всякой на то причины убивает тысячи невинных жертв, представляет собой деяние Господа Бога. Это - явление природы. А природу характеризует нравственная слепота, ей неведомы никакие ценности, в том числе и моральные. Она просто проворачивает свои колеса и месит ими все на свете, следуя лишь собственным законам и сметая все помехи на своем пути. Но Бог не является нравственно слепым. Я не мог бы преклоняться перед Ним, взывать к Нему и обращаться с молитвой, если бы считал Его таковым. Бог стоит на страже правосудия, справедливости, сострадания. Для меня землетрясение - отнюдь не «деяние Господа Бога». Вот что действительно является Его деянием - так это мужество и стойкость людей, стремящихся после землетрясения восстановить свой прежний образ жизни, и страстный порыв многих других, выражающих готовность помочь им любым возможным способом.

Если происходит обрушение моста или в дамбе образуется пролом, если у самолета отваливается крыло, и в результате всего этого гибнут люди, я не могу рассматривать такие явления как деяния Господа Бога. Я не в состоянии поверить, будто Бог хотел, чтобы в тот момент погибли все эти многочисленные люди, или же что Он желал умертвить лишь некоторых из них и не располагал никаким иным выбором, кроме как приговорить к смерти наряду с плохими людьми и других, безвинных. Убежден, что все эти бедствия суть деяния природы и что отсутствует какая-либо моральная причина, по которой для наказания были отобраны именно эти конкретные жертвы. Возможно, по мере того как люди станут все более углубленно применять дарованный им Господом интеллект к сфере природных бедствий и катаклизмов, мы когда-нибудь поймем физические процессы, стоящие за землетрясениями, ураганами и проявлениями усталости у металлов, и научимся их предсказывать или даже предотвращать. И когда такое действительно станет возможным, меньше невинных людей падут жертвой этих так называемых «деяний Господа Бога».

Я не знаю, почему один человек заболевает, а с другим этого не случается, и могу лишь предположить, что в данном случае срабатывают некие естественные законы, которых мы не понимаем. Но я ни в коем случае не могу поверить, что Бог «посылает» болезнь определенному человеку, руководствуясь при этом конкретной причиной. Я не верую в Бога, у которого имеется еженедельная квота злокачественных опухолей, подлежащая распределению, и он обращается к Своему компьютеру, дабы выяснить, кто больше всех заслуживает заболеть раком или кто сможет справиться с ним лучше других. «Что я такого сделал, чем заслужил себе такое?» - это весьма понятный крик отчаяния и одновременно гневный протест со стороны больного и страдающего человека, но на самом деле этот вопрос абсолютно неверен. Быть больным или здоровым - эта дилемма не из разряда тех, где Бог принимает решение на основании наших заслуг. Гораздо важнее задаваться другим вопросом: «Коль это уже случилось со мной, то каким образом мне теперь действовать и кто из окружающих готов помочь мне в моей беде?» Как мы видели в предыдущей главе, гораздо легче всерьез относиться к Господу как к источнику моральных ценностей, если не считать Его ответственным за все несправедливые вещи, которые случаются в этом мире.

Но, возможно, нам следует сформулировать наш вопрос совершенно по-иному. Вместо того чтобы стараться выяснить, почему хорошие люди должны страдать от проявлений тех же самых законов природы, что и плохие люди, позвольте спросить нечто гораздо более важное – почему любые люди, хорошие и плохие, вообще должны страдать? Почему люди должны терять здоровье? И почему они испытывают боль? А почему люди вообще умирают? Если Бог задумывал мир ради нашей максимальной пользы, то отчего Он не мог создать такие неизменные законы природы, которые не причиняли бы вреда никому из нас - ни хорошим, ни плохим?

- Боже правый, а сколько благоговения и почтения ты, черт подери, способна питать к такому Вседержителю, который счел необходимым включить в Свою божественную систему мироздания разные чудные вещи вроде испорченных гнилью зубов или заставлять немощных стариков ходить под себя? И вообще, скажи на милость, ну зачем Он создал боль?

- Боль? - жена лейтенанта Шейскопфа подхватила это слово и победоносно набросилась на него. - Но боль ведь полезная вещь. Это сигнал. Она предупреждает нас об опасностях, грозящих нашему телу.

- А кто, извини, придумал эти самые опасности? - потребовал ответа Йоссариан. - Почему бы Ему для уведомления нас об угрозе не воспользоваться вместо боли, скажем, дверным звонком или одним из этих Его ангельских хоров? А чем плох был бы у каждого человека набор специальных неоновых лампочек, синих и красных, встроенных, к примеру, прямо в середку лба и мигающих, когда надо?

- Ну, ты даешь! Люди наверняка выглядели бы страшно глупо и некрасиво, разгуливая везде с какими-то красными лампочками во лбу.

- Зато теперь, корчась в муках от боли и обалдевая от морфия, они уж точно выглядят красиво, да?

(Джозеф Хеллер, «Уловка-22»**)

Почему вообще мы испытываем боль? Приблизительно один из каждых 400 000 рождающихся младенцев обречен на короткую, жалкую жизнь, которой никто из нас не позавидовал бы, на жизнь, в которой ему предстоит часто раниться, причем иногда серьезно, а он даже не узнает об этом. Такой ребенок страдает редкой генетической болезнью, известной под названием наследственной дизавто- номии. Он не в состоянии чувствовать боль. Такой ребенок порежется, обожжется, упадет и сломает кость - и ни в одном из этих случаев даже не разберется, что у него возникли какие-то проблемы. Малыш не будет жаловаться на воспаление горла или на боли в животе, и его родители не смогут узнать, что он болен, пока не окажется слишком поздно⁴⁴.

Захотел бы кто-нибудь из нас жить подобным образом, не чувствуя боли? Ведь она - неприятная, но необходимая часть жизни. Конечно, писатель Джозеф Хеллер может позволить своему герою Иоссариану высмеивать оппонентов и всячески дурачиться в ходе спора, но фактически боль действительно представляет собой инструмент, с помощью которого природа сообщает нам, что мы перенапрягаемся, что какая-то часть или орган нашего тела функционируют не так, как им предназначено, или же мы требуем от них большего, чем они в состоянии сделать. Вспомните наверняка известные вам истории о спортсменах, вынужденных преждевременно заканчивать карьеру, иногда даже успев перед этим покалечить себя на всю жизнь или причинить себе иной необратимый вред, только потому, что они заставляли себя игнорировать боль или принимали лекарства (порой запрещенные средства типа допинга), которые снимали боль, но не затрагивали истинную причину ее появления. Подумайте также о тех не весьма мудрых людях, которым приходилось в срочном порядке мчаться в больницу, поскольку они игнорировали предупреждающие сигналы в виде умеренной боли, надеясь, что все пройдет и рассосется, если не обращать на это внимания.

Мы чувствуем боль, когда напрягаем мускулы сверх допустимого предела. Мы чувствуем боль, заставляющую нас отдернуть руку от чего-то горячего, прежде чем этот раскаленный предмет серьезно обожжет нас. Мы чувствуем боль как сигнал того, что в том поразительном и весьма замысловатом механизме, каким является наше тело, что- либо идет не так, как надо. Мы можем по ошибке воспринимать боль как один из способов, применяемых Богом для наказания, - возможно, запомнив еще с детства, как родители шлепали нас, а возможно, считая, что все неприятные вещи, с которыми нам приходится сталкиваться, - это кара. Фактически английское слово «pain (боль)» происходит от того же самого латинского корня «роепа», что и такие слова, как «punish (наказывать)» и «penalty (штраф)». Но боль не представляет собой наказания, посылаемого нам Господом, не является Божьей карой. Она есть способ, используемый природой, чтобы предупредить людей - причем равным образом и хороших, и плохих, - что в их организмах какие-то процессы идут не так, как надо. Конечно, жизнь может порой выглядеть неприятной, потому что мы в данный момент испытываем боль. Кто-то сказал, что шагающий через лес человек, у которого болит зуб, не в состоянии оценить красоту этого леса, поскольку его мучает эта злосчастная зубная боль. Но жизнь стала бы опасной, а возможно, и угрожала бы скорой смертью, если бы мы не обладали способностью чувствовать боль.

Однако указанная разновидность боли - в результате перелома кости или прикосновения к раскаленной печи - остается реакцией на уровне животного. Звери - и дикие и домашние - испытывают такого рода ощущение точно так же, как и мы. Вовсе не нужно иметь душу, чтобы почувствовать боль, когда в вашу плоть вонзилось что-либо острое. Но существует и совершенно другой уровень боли, которую в состоянии испытывать только человек. Лишь люди могут найти в своей боли смысл.

Примите во внимание, что ученые нашли различные способы определения интенсивности боли, которую мы чувствуем. Они могут измерить и количественно зафиксировать тот факт, что головная боль при мигрени мучает больше, чем сильно поцарапанное колено. И они установили, что два наиболее болезненных испытания, которым могут подвергаться люди, связаны с родами и с перемещением почечного камня в мочеточник. С чисто физической точки зрения оба эти процесса в одинаковой степени мучительны, и вряд ли что- нибудь другое причиняет больше боли. Но с человеческой точки зрения эти два явления весьма различны. Боль, связанная с прохождением почечного камня, так называемая почечная колика, - это просто бессмысленное страдание, результат нарушения в работе одной из природных систем нашего организма - выделительной. Но боль при рождении ребенка - созидательная боль. Это боль, которая наделена глубоким смыслом, она дает жизнь новому человеку, предваряя собой нечто очень важное. Именно поэтому человек, у которого недавно вышел почечный камень, обычно говорит: «Готов отдать все что угодно, лишь бы мне не нужно было когда-нибудь пройти через это снова»; но женщина, которая дала жизнь ребенку, как бегун- марафонец или альпинист, заставивший свое тело достичь цели, способна переступить через свою боль и по зрелом размышлении решиться повторить этот непростой опыт.

Боль - это, по сути, цена, которую мы платим за то, чтобы оставаться живыми. Мертвые клетки - наши волосы или ногти - не в состоянии испытывать боль; они вообще не могут ничего чувствовать. Когда мы до конца осознаем это обстоятельство, то перестаем задаваться вопросом: «Почему мы должны испытывать боль?» - а вместо этого спрашиваем себя: «Как нам обходиться с болью таким образом, чтобы она стала чем-то значимым и осмысленным, а не просто пустым и бесполезным страданием? Каким образом мы можем трансформировать весь болезненный опыт нашей жизни в родовые схватки новых идей или в боли, связанные с ростом?» Можно так никогда и не понять, почему мы страдаем, и не научиться управлять силами, причиняющими нам боль, но мы способны много чего сказать по поводу того, что нам дают страдания и какими людьми мы становимся благодаря им. Кого-то боль превращает в ожесточенных и завистливых людей. Других она делает чуткими и полными сострадания. Именно результат боли, а не ее причина позволяет одним воспринимать страдания как нечто важное и осмысленное, в то время как другие считают их чем-то пустым и деструктивным, разрушительным.

Почему Бог создал мир, в котором существуют недомогания и болезни? Я не знаю, отчего люди заболевают, иногда смертельно. Мне известно, что болезни вызываются микробами и вирусами (по крайней мере, я принимаю это на веру, поскольку сам никогда не видел этих микроскопических существ, но доверяю врачам и ученым, считая специалистов благородными людьми, которые не стали бы вводить меня в заблуждение). Вдобавок я подозреваю, что люди заболевают, когда они подавлены и угнетены, когда чувствуют себя отринутыми и не уверены в ожидающем их ближайшем будущем. Известно мне и то, что люди поправляются быстрее, когда знают, что их родственники или окружающие заботятся о них, и когда у них есть кто- то, с нетерпением ожидающий их выздоровления. Но у меня нет всеобъемлющего ответа на вопрос о том, почему наши тела сотворены уязвимыми к микробам и вирусам, а также к злокачественным опухолям. Я понимаю, что клетки, из которых построено наше тело и все его органы, постоянно отмирают и заменяются новыми. Это позволяет нам расти и развиваться или, к примеру, регенерировать кожу, заменяющую собой поцарапанную и ушибленную. Мне понятно, что при вторжении чужеродных микроорганизмов в наше тело мы мобилизуем наши защитные механизмы на борьбу с пришельцами, и это часто становится причиной того, что температура нашего тела повышается и нас начинает лихорадить. Понимаю я и то, насколько подвижными и легкими должны быть наши кости, чтобы дать нам возможность ходить, и поэтому меня не удивляет, что они получились достаточно хрупкими и под воздействием сильных напряжений подвержены переломам. Разумеется, для молодого человека, который оказался парализованным из-за повреждения спинного мозга после несчастного случая или аварии, произошедшей не по его вине, собственная ситуация неописуемо трагична, но она, по крайней мере, вытекает из законов природы, которые имеют глубокий смысл.

А по мере накопления у нас все большего объема знаний о том, каким образом функционирует человеческое тело, по мере все более глубокого понимания естественных законов, действующих в этом мире, у нас появляются и кое-какие ответы. Мы, например, давно пришли к осознанию того, что нельзя бесконечно злоупотреблять возможностями своего тела и пренебрегать собственным здоровьем, так как это увеличивает риск, что какие-либо естественные процессы в нашем организме пойдут не так, как надо. Наши тела слишком чувствительны; и они должны быть такими, чтобы делать то, чего мы от них ожидаем и требуем. Или на что мы их толкаем. Человек, выкуривающий по две пачки сигарет в день на протяжении двадцати лет, от чего у него развивается рак легкого, сталкивается с проблемами, которые заслуживают нашего сочувствия, но у такого курца нет ни малейших оснований задавать вопрос: «Как мог 1Ъсподь послать мне такую болезнь?» Человеку, который весит значительно больше, чем должен, и его сер дце вынуждено прокачивать кровь через множество избыточных жировых клеток и через забитые холестерином артерии, придется заплатить немалую цену за ту дополнительную нагрузку, которой он подвергает различные системы своего организма, и у него тоже не будет никаких оснований жаловаться Господу. Точно так же, как их, увы, не будет у врача, священнослужителя или политического деятеля, который трудится долгие часы по семь дней в неделю, и поступает так из года в год, руководствуясь, разумеется, самыми благородными и возвышенными соображениями, но совершенно игнорируя при этом собственное здоровье.

Однако почему рак? Почему слепота, и диабет, и гипертония, и почечная недостаточность, и многое другое? Почему в нашем теле отдельные процессы идут не так, как надо, причем происходит это совершенно спонтанно, словно бы само по себе, хотя мы вроде бы никак не способствуем этому своими вредными привычками, плохо воздействующими на здоровье? Ведь растолковывать, что умственная отсталость является следствием дефектной хромосомы, - это значит предлагать объяснение, которое в действительности ничего не объясняет. А почему хромосомы должны становиться дефектными? И почему потенциальные возможности человека обрести в этой жизни счастье должны зависеть от их недоброкачественности?

У меня нет никакого удовлетворительного ответа на такие вопросы. Лучшее, что я могу ответить, - это напомнить, что сегодняшний Человек является всего лишь последней стадией в длинном и медленном эволюционном процессе. Когда-то единственными живыми существами в мире были растения. Затем возникли земноводные и пресмыкающиеся, а после них появились более высокоразвитые и сложные животные - млекопитающие и, наконец, Человек. По мере того как жизнь развивалась от более простых форм к более сложным, мы сохраняли и наследовали некоторые из слабостей предшествующих организмов. Как и у растений, наши тела остаются уязвимыми для травм, ранений и разложения. Подобно животным, мы можем заболеть и умереть. Но когда растения умирают, никакой трагедии на самом деле не происходит, да и у животных есть одно важное преимущество перед людьми. Если в организме животного что- либо идет не так, как надо, если там что-то серьезно нарушилось или сломалось, сделав данную особь слабой и искалеченной, то для этого конкретного существа резко снижается вероятность спариться и передать свои дефектные гены следующему поколению. Таким образом черты и свойства, менее благоприятствующие выживанию, постепенно исчезают, и следующее поколение будет, вероятно, крупнее, сильнее и здоровее нынешнего.

У людей все происходит совсем по-другому. Если человек болен диабетом или у него есть другие врожденные, то есть унаследованные от предков, проблемы, но он или она при этом сохраняет внешнюю привлекательность и обладает хорошими душевными качествами, то почти наверняка этот человек вступит в брак и будет иметь детей. Никому и в голову не придет отрицать за ним такое право. Но тем самым он будет способствовать появлению на свет детей, чьи шансы на то, что у них в организме какие-то процессы пойдут не так, как надо, будут выше средних.

Рассмотрим такую последовательность событий. В родильной палате на свет появляется ребенок с врожденным пороком сердца либо каким-то иным серьезным дефектом или болезнью, скрытой в генетическом прошлом его родителей, - болезнью, которая угрожает самой жизни новорожденного. Если бы такому младенцу довелось умереть вскоре после родов, его отец и мать вернулись бы домой опечаленными, но не поверженными выпавшей на их долю трагедией. Да, какое-то время они были бы подавленны, задаваясь вопросом о том, что могло бы быть и что произошло на самом деле, но затем постепенно начали бы забывать случившееся, оставляя это печальное событие позади и с надеждой глядя в будущее.

Но этот тяжело больной ребенок не умирает. Благодаря чудесам современной медицины, новейшим лекарствам и героической самоотверженности медсестер и врачей он выживает. А потом растет и взрослеет, оказавшись слишком хилым, чтобы принимать участие в спортивных состязаниях, но зато ярким, блестящим, веселым и популярным. Он становится доктором, или преподавателем, или поэтом. Он женится и обзаводится детьми. Его уважают коллеги и любят соседи. Родные и близкие по-настоящему обожают его; многие люди привыкают опираться на этого человека и в какой-то степени даже зависеть от него. А затем, где-нибудь в тридцать пять или сорок лет, слабое здоровье, присущее ему с младенчества, что называется, дает о себе знать. Немощное сердце с врожденным пороком, которое едва не отказало в момент рождения, перестает работать, и он внезапно умирает. Но теперь его смерть становится причиной куда более тяжких последствий, чем несколько дней родительской печали. Она представляет собой губительную трагедию для его жены и детей и событием, которое глубоко огорчает всех людей из его окружения.

Мы могли бы предотвратить многие подобные трагедии, если бы позволяли очень болезненным детям умирать при рождении, если бы медики и родители менее усердно сражались, помогая хилым малышам перенести все недуги и опасности детства, иначе говоря, если бы мы не давали возможности тяжело больным выживать и разрешали бы только самым здоровым представителям рода человеческого жениться и иметь детей, одновременно запретив другим познать эти радости. В конце концов, именно так и делают животные, в результате чего у них генетические ошибки не передаются из поколения в поколение. Но кто из нас и на каких моральных основаниях или просто из соображений личной заинтересованности согласился бы на это?

Даже когда я пишу эти строки, то не могу не думать о молодом человеке, живущем неподалеку от меня, который медленно умирает от дегенеративного заболевания с трудным названием, и я задаю себе вопрос, могли ли бы все предшествующие биологические спекуляции послужить ему хоть каким- то утешением. Подозреваю, что нет. Коль мы не хотим играть роль сомнительных утешителей Иова, то почему можем счесть полезным сообщить этому несчастному, что его болезнь - всего лишь следствие неких естественных законов природы? Разве он почувствует себя хоть капельку лучше, если ему заявят, что его родители, сами того не ведая, бессознательно передали ему семена терзающей его ныне ужасной болезни?

Иов задавал вопросы о Боге, но не нуждался в лекциях по богословию. Нуждался он совсем в другом - в сочувствии и сострадании, а также в заверениях, что он был и остается хорошим человеком и дорогим сердцу другом. Конечно, мой сосед задает мне вопросы по поводу своей болезни, но мы неправильно истолковываем его потребности, если отвечаем ему сведениями по биологии и генетике. Как и Иову, ему нужно сказать, что случившееся с ним ужасно несправедливо. Моему соседу требуется такая помощь, которая позволила бы ему сохранить разум и дух сильными - так, чтобы он мог с надеждой ждать будущего, в котором сумеет думать, планировать и решать, даже если не сможет ходить или плавать, и где ему не придется стать беспомощным калекой, зависящим от окружающих, даже если он утратит некоторые навыки и умения.

Не знаю, почему мой друг и сосед болен и умирает, страдая от постоянных болей. С моей, религиозной позиции я не в состоянии изречь этому почти юноше, будто у Бога имеются Свои причины для того, чтобы послать ему столь ужасную судьбу, или же давать объяснять этому страдальцу, как сильно должен любить его Господь или восхищаться его мужеством, чтобы проверять таким, прямо скажем, сомнительным способом. На самом деле я могу лишь признаться ему, что тот Бог, в которого я верю, не насылает на людей болезней и не располагает для их излечения какой-то чудесной панацеей, в которой Он отказывает страждущим. Но в мире, где все мы наделены бессмертными душами, заключенными в хрупкие и уязвимые тела, Бог, в которого я верую, дает силу и мужество тем, кто несправедливо и безвинно, не совершив никакой ошибки, вынужден переносить боль и страх смерти. Я могу помочь своему другу тверже помнить, что он представляет собой нечто гораздо большее, чем искалеченное тело. Он не только человек, страдающий изнурительной болезнью, которая подтачивает его силы. Он - мужчина, у которого есть любящие жена и дети, многочисленные друзья и с достаточное количество стали в душе, чтобы до самого последнего дня оставаться живым человеком в самом полном и всеобъемлющем смысле этого слова.

Мне неведомо, почему люди смертны, равно как я не знаю, чем определяются время и способ их кончины. Возможно, чтобы попытаться понять это, нужно мысленно нарисовать картину того, как выглядел бы наш мир, живи люди вечно.

Когда я был новичком-первокурсником колледжа, то, как и большинство моих ровесников, принадлежал к числу тех молодых людей, для которых преклонный возраст и смерть настолько отдалены, что никогда и в голову не приходит думать о таких вещах. Но один из лекционных курсов, читавшихся в первый год обучения, был посвящен классическим произведениям мировой литературы, и в рамках подготовки к занятиям я прочитал в ту пору материалы двух дискуссий на тему смерти и бессмертия, которые произвели на меня столь сильное впечатление, что остались в моей памяти и сегодня, тридцать лет спустя.

В гомеровой «Одиссее» есть сцена, в которой Улисс, как иначе называли Одиссея, встречает в ходе своих скитаний Калипсо - морскую принцессу, дитя богов. Калипсо, как существо божественное, наделена бессмертием. Она никогда не умрет. Ни разу не встретив доселе смертного человека, она очарована Улиссом. Продолжая читать, мы приходим к пониманию, что Калипсо завидует Улиссу, поскольку тому не предстоит жить вечно. В итоге его жизнь обретает более полный и глубокий смысл, каждое принимаемое им решение более существенно, причем именно потому, что его время ограниченно и он, отдавая предпочтение какому-то варианту поведения, действительно делает реально значимый выбор⁴⁵.

Позже в том же году я прочитал «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. В земле лаггнек- цев, созданной фантазией Свифта, один или два раза в поколение «рождался ребенок с круглым красным пятнышком на лбу, как раз над левой бровью, служащим верным признаком того, что такой ребенок никогда не умрет»⁴⁶. Гулливеру кажется, что эти дети будут самыми счастливыми людьми, каких только можно вообразить, ибо они «рождены свободными от того универсального бедствия, что присуще человеческой природе», - от смерти. Но когда ему доводится встретить их, он понимает, что фактически они, напротив, самые несчастные существа, достойные всяческой жалости. Они стареют и слабеют. Их друзья и современники постепенно вымирают. В восьмидесятилетием возрасте этих людей лишают собственности и передают все имущество их отпрыскам, которые иначе никогда не получили бы возможности унаследовать его. Их тела постепенно переполняются самыми разными болезнями, в их душах накапливаются недовольство и обиды, жизненные борения беспредельно утомляют их, и этим бессмертным никогда не суждено дождаться избавления от того тягостного бремени, в которое превращается их жизнь.

Гомер рисует нам бессмертную из сонма богов, которая завидует нам потому, что мы принадлежим к числу смертных. Свифт учит нас жалеть человека, который не в состоянии умереть. Великий писатель хочет добиться от нас понимания того, что жизнь с сознанием неизбежности смерти может быть пугающей и трагичной, но если бы смерти не было, то существование стала бы просто невыносимым. Мы можем желать более длительной или более счастливой жизни, но как сумел бы любой из людей вытерпеть жизнь, которая тянется вечно? Многим из нас предстоит прийти к такому рубежу, где смерть будет единственным исцелением от той боли, во вместилище которой превратится к тому времени наша жизнь.

Если бы люди жили вечно и никогда не умирали, то должно было бы произойти одно из двух. Или мир переполнился бы сверх любых возможных пределов, или же, в другом варианте, люди отказывались бы заводить детей, дабы избежать такой немыслимой давки. Человечество оказалось бы лишенным того ощущения иного и абсолютно свежего начала, той потенциальной возможности ожидать чего-то нового под луной, какие несет с собою рождение ребенка. В мире, где люди живут вечно, мы бы, вероятно, никогда не родились.

Но, как и при обсуждении проблематики боли, мы должны признать, что объяснять, почему вообще для людей хорошо быть смертными, - это одно. И совсем другое дело - попробовать сказать кому-либо из числа потерявших родителя, жену или ребенка, что смерть - это хорошо. Мы не посмеем даже попытаться сделать это. Подобные речи в такой ситуации были бы жестокими и бездумными. Мы можем сказать кому-то в такой момент единственное: уязвимость человека и его смертность - одна из данностей нашей жизни. И мы не в состоянии объяснить эту данность ровно в такой же степени, как не в силах объяснить саму жизнь. Мы не только не способны управлять этими данностями, но в большинстве случаев даже не можем отсрочить их. Пожалуй, реально мы в состоянии сделать только одно - попробовать подняться выше вопроса: «Но почему это случилось?» - и начать спрашивать совсем о другом: «Что я должен делать теперь, когда это случилось?»

 

ГЛАВА ПЯТАЯ