Что же тогда хорошего в религии?

 

Можно сказать, что я писал эту книгу в течение пятнадцати лет. С того самого дня, когда я услышал слово «прогерия» и мне рассказали, что именно оно означает, я знал, что мне предстоит пережить угасание, а потом и смерть Аарона. А также понимал, что после его кончины я почувствую потребность написать книгу и поделиться с другими людьми историей того, как мы сумели не потерять веру в Бога и в этот мир, после того как нас постигло такое ужасное несчастье. Я не знал, какое название дам этой книге, и не был полностью уверен, что именно расскажу в ней. Но я знал, что на следующей странице после титульного листа будет располагаться посвящение Аарону. Я представлял это посвящение своему усопшему сыну, а ниже перед моим внутренним взором представала цитата из Библии - слова царя Давида после смерти его сына: «Сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!»⁶⁷

А затем однажды, спустя полтора года после смерти Аарона, эта страница с посвящением предстала в моем воображении по-иному. Теперь вместо пассажа, в котором Давид желает умереть, чтобы только его сын остался жив, я увидел внутренним взором другие слова Давида, произнесенные им ранее, после смерти другого его ребенка, - слова, которые я действительно частично процитировал на той странице данной книги, где содержится посвящение:

«И увидел Давид, что слуги его перешептываются между собою... и спросил Давид слуг своих: умерло дитя? И сказали: умерло. Тогда Давид встал с земли и умылся, и помазался, и переменил одежды свои, и... потребовал, чтобы подали ему хлеба, и он ел. И сказали ему слуги его: что значит, что ты так поступаешь: когда дитя было еще живо, ты постился и плакал; а [теперь] когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб? И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне. (II книга Самуила, 12:19-23)».

Тогда я понял, что пришло время писать мою книгу. Я прошел путь от жалости к себе до точки, когда смог принять факт смерти моего сына и смириться с этим. От книги, рассказывающей людям, насколько глубока моя душевная рана, никому не будет ни малейшего прока. Это должна быть книга, которая способствует утверждению жизни. Она должна сказать, что никто и никогда не обещал нам судьбы, где не будет места для боли и разочарования. Максимум обещанного нам состоит в том, что мы не останемся одинокими в нашей боли, а также что сможем обратиться к источнику, находящемуся вне нас, и почерпнуть из него силу и мужество, в которых мы будем нуждаться, дабы перенести житейские трагедии и несправедливость жизни, - перенести и выжить.

Благодаря жизни Аарона и после его смерти я стал более чутким человеком, более активным пастырем душ, более полезным и полным сочувствия советчиком, чем был бы без его страданий. Но я отказался бы от всего этого, не думая ни секунды, если бы мог вернуть своего сына. Если я мог бы выбирать, то отказался бы от всего духовного роста и глубины, которые пришли ко мне благодаря нашему печальному опыту, и остался таким, каким был пятнадцать лет назад, - средним раввином, достаточно безразличным советчиком, помогающим отдельным людям и неспособным помочь другим, и при этом отцом талантливого, счастливого мальчика. Но я не могу выбирать.

Я верую в Бога. Но ныне я отказался от тех представлений о Нем, которые считал бесспорными многие годы назад, когда рос и воспитывался дома или когда был студентом богословия, изучающим иудейскую теологию. Теперь я признаю, что власть Бога не безгранична. Возможности Господа ограничены неколебимыми законами природы, а также результатами эволюции человеческой натуры и присущей человеку моральной и нравственной свободой. Я больше не считаю Бога ответственным за болезни, несчастные случаи и стихийные бедствия, поскольку понимаю, что, обвиняя Господа в таких и подобных вещах, извлекаю лишь малую пользу, зато теряю очень многое. Мне гораздо легче почитать и поклоняться Богу, который ненавидит страдания, но не в состоянии устранить их, чем всемогущему Господу, который делает выбор, заставляющий детей страдать и умирать, сколь бы возвышенной причиной это ни объяснялось. Несколько лет назад, когда в моде была философия, провозглашавшая «смерть Бога», я хорошо запомнил увиденную мною на бампере наклейку, на которой было написано: «Мой Бог не умер; жалею вашего»⁶⁸. Полагаю, что моя наклейка на бампер могла бы быть такой: «Мой Бог не жесток; жалею вашего».

Не Бог является причиной наших бед и неудач. Часть из них происходит из-за невезения, другие - из-за действий плохих людей, а некоторые являются просто неизбежными следствиями того, что все мы люди и что мы смертны, а наша жизнь протекает в мире, подчиняющемся неумолимым и не поддающимся изменению естественным законам природы. Те болезненные, а порой и трагические события, которые случаются с нами, не являются наказаниями за наши проступки и ни в коем случае не образуют собой часть некоего грандиозного проекта, реализуемого Богом. И поскольку трагедии отнюдь не выражают воли или желания Господа, мы не должны чувствовать себя обиженными или преданными Богом, когда с нами вдруг происходит какая-то беда. А потому мы смело можем в такой ситуации обратиться к Нему за помощью в преодолении последствий этой трагедии, - точнее, такая возможность существует для нас потому, что мы вправе с полной уверенностью сказать себе: да, Бог в такой же мере оскорблен случившимся, как и мы.

«Означает ли это, что мое страдание лишено всякого смысла?» - вот самый существенный вызов, который может быть брошен в качестве возражения против той точки зрения, которую я отстаиваю в данной книге. Мы в состоянии вытерпеть почти любую боль или разочарование, если считаем, что за ними стоит какая-то разумная причина и в них есть некая цель. Но даже не слишком тяжкое бремя становится для нас чрезмерным, когда мы чувствуем, что оно лишено смысла. Пациенты в госпитале для армейских ветеранов, которые были серьезно ранены в бою, легче свыкаются со своими травмами и повреждениями, чем пациенты с точно такими же ранами, но только полученными в тот момент, когда они дурачились на баскетбольной площадке или в плавательном бассейне, поскольку первые могут сказать себе, что их страдания, по крайней мере, явились результатом борьбы за правое дело. Родителям, которые в состоянии убедить себя, что ограниченные возможности их ребенка способствуют достижению какой-то цели, будет по той же самой причине легче воспринять эту беду и проще сжиться с ней.

Помните ли вы изложенную в главе 32 Книги Исхода библейскую историю о Моисее и о том, как он, спустившись с горы Синай и увидев израильтян, поклоняющихся золотому тельцу, бросил наземь скрижали с десятью заповедями настолько сильно, что они разбились? Существует старинная еврейская легенда, где говорится следующее. В то время как Моисей спускался вниз с горы, держа в руках две каменные скрижали, на которых Бог начертал десять заповедей, он не испытывал никаких трудностей, хотя то были большие, тяжелые плиты из камня, да и тропа была крутой. В конце концов, пусть они и были тяжелыми, но письмена на них начертал Господь, и для Моисея они были воистину драгоценны. Но когда он натолкнулся на людей, пляшущих вокруг золотого тельца, то, как гласит легенда, письмена эти исчезли с каменных скрижалей. Те снова стали всего лишь простыми камнями. И теперь они оказались для Моисея слишком тяжелыми, чтобы он мог их удержать.

Мы способны перенести любое бремя, любые тяготы, если думаем, что в наших действиях есть смысл. Стало ли людям тяжелее принимать постигающие их болезни, неудачи или семейные трагедии, после того как я поведал им, что это не Бог посылает их страждущим как часть некоего реализуемого Им генерального плана?

Позвольте мне высказать предположение, что плохие вещи, которые случаются с нами в течение жизни, не имеют ни малейшего смысла в тот момент, когда они происходят. Для них нет никакой причины, которая показалась бы нам настолько серьезной, чтобы мы с готовностью и без принуждения принимали беды и напасти. Но мы в состоянии придать им смысл. Мы можем избавить эти трагедии от бессмысленности, сообщая им какую- то значимость. И вопрос, который мы должны при этом задавать, следует формулировать вовсе не привычными для многих словами вроде: «Почему это случилось со мной? Какими своими действиями я заслужил такую кару?» Подобный вопрос действительно из тех, что не имеют ответа, он бессмыслен. Гораздо разумнее подходить к проблеме совсем иначе: «Теперь, когда это случилось со мной, что я собираюсь с этим делать?»

Мартин Грей, оставшийся в живых после варшавского гетто и Холокоста, написал о своей жизни в книге, которую назвал «Тем, кого любил». Он рассказывает в ней, как после Холокоста восстановил свою жизнь, стал в достаточной мере преуспевающим человеком, женился и обрел полноценную семью. После ужасов концентрационного лагеря бытие казалось вполне благополучным. И вот однажды, когда разбушевавшийся лесной пожар уничтожил их дом на юге Франции, его жена и дети погибли. Грей буквально обезумел, доведенный этой новой трагедией почти до предела. Люди убеждали его затребовать тщательного расследования причин, вызвавших этот губительный пожар, но он выбрал совсем другой путь-решил бросить все свои силы и ресурсы на то, чтобы защитить природу от возможных новых буйств огня. Он объяснил, что и запрос властям, предлагавшийся ему многими друзьями, и последующее расследование сосредоточатся только на прошлом, на проблемах, которые будут порождать в нем боль, горе и чувство вины. А он хотел сконцентрироваться на будущем. Традиционная логика следствия неизбежно настроила бы его против других людей: «Действительно ли кто-то проявил небрежность? Чья это была ошибка?» - и, поскольку оно велось бы против других людей с намерением найти злодея и обвинить кого-то из окружающих в ваших страданиях, то оно бы только сделало Грея - человека и без того одинокого - еще более одиноким. И вот вывод Мартина: жизнь нужно проживать для чего- то, а не только против чего-то.

Нам тоже необходимо побороть в себе тягу к вопросам, которые фокусируются на прошлом и на нашей боли, типа «Почему это случилось со мной?», - и вместо них задавать себе совсем другой вопрос, открывающий двери в будущее: «Теперь, когда это случилось, что я буду с этим делать?»

Позвольте мне еще раз процитировать Доротею Зелле, немецкого богослова, на мнение которой мы уже ссылались в главе пятой, воспроизводя ее риторический вопрос о том, на чьей стороне, по нашему мнению, был Бог в концентрационных лагерях - на стороне убийц и палачей или же на стороне жертв. В своей книги «Страдание» Зелле высказывает мысль, что «самый важный вопрос, который мы можем задать по поводу страдания, - это спросить, кому и чему оно служит. Служит ли наше страдание Богу или же дьяволу, способствует ли оно тому, чтобы мы были живыми или же нравственно парализованными?» Не вопрос «Откуда пришла трагедия?», но «Куда это ведет?» - вот та проблема, на которой Зелле призывает нас сосредоточиться. В этом контексте она говорит о «мучениках дьявола». Что конкретно она подразумевает под этим понятием, какой смысл вкладывает в него? Нам известно, что различные религии воздают должное памяти мучеников ради Господа, людей, доказавших смертью глубину своей веры. Памятуя их стойкость перед лицом смерти, мы тем самым укрепляем нашу собственную веру. Такие люди - это мученики Бога.

Однако у сил отчаяния и неверия тоже имеются свои мученики - люди, смерть которых ослабляет веру других людей в Господа и в Его мир. Если смерть пожилой женщины в Освенциме или маленького ребенка в больничной палате порождает в нас сомнение в Боге, в великодушии и совершенстве этого мира, то такая женщина и такой ребенок становятся «мучениками дьявола», свидетелями против Бога, против осмысленности и содержательности нравственной жизни, а не в их пользу. Но (и в этом состоит самое важное положение Зелле) отнюдь не обстоятельства смерти этих страдальцев делают их свидетелями за или против Бога. Тут определяющую роль играет наша реакция на их смерть.

Сами по себе факты жизни и смерти нейтральны. Это мы в своем восприятии придаем страданию либо положительный, либо отрицательный смысл. Болезни, несчастные случаи, человеческие трагедии убивают людей. Но они совсем не обязательно убивают жизнь как таковую или веру. Если смерть и страдание того, кого мы любим, делают нас ожесточенными, ревнивыми, настроенными против всякой религии и неспособными к счастью, то мы сами превращаем человека, который умер, в одного из «мучеников дьявола». Если же страдания и смерть кого-либо из близких позволяют нам познать пределы наших ресурсов силы, любви и стойкости, если эти печальные события ведут нас к открытию таких источников утешения, о которых мы никогда прежде даже не подозревали, то мы делаем этого страдальца свидетелем в пользу позитивного подхода к жизни, а не ее неприятия.

Как указывает Зелле, это означает, что есть одна вещь, которую мы в любом случае можем сделать для тех, кого любили и потеряли. Мы не в состоянии возвратить их к жизни. Чаще всего мы даже не в силах сколько-нибудь значительно уменьшить их боль и страдания. Но существует нечто необычайно важное, что мы действительно в состоянии сделать для них после их кончины, - надо позволить им быть свидетелями в пользу Бога и жизни, а не в пользу нашего отчаяния и утраты веры, которые превратят их в «мучеников дьявола». Мертвые зависят от нас в смысле их искупления и их бессмертия.

Зелле отчетливо проясняет, каким образом мы, оказавшись перед лицом трагедии, можем действовать позитивно. Но что можно сказать о роли Бога? Если Бог не является причиной тех плохих вещей, которые случаются с невинными людьми, и если Он не в состоянии предотвратить их, то насколько вообще Он тогда хорош?

Прежде всего, Бог создал мир, в котором случается намного больше хороших вещей, чем плохих. Мы воспринимаем жизненные беды как нечто тяжкое и огорчительное не только потому, что они болезненны, но и поскольку они носят исключительный характер. Большинство людей в большинство дней просыпается утром, чувствуя себя хорошо. Большинство болезней излечимо. Большинство самолетов благополучно взлетают и приземляются благополучно. Когда мы отправляем наших детей погулять, то в большинстве случаев они приходят домой целыми и невредимыми. Несчастный случай, кража или ограбление, неоперабельная опухоль - все это печальные исключения, ломающие нашу жизнь, но они являются очень редкими событиями. Когда жизнь нанесла вам удар, бывает трудно признать факт исключительности подобных трагедий. Если вы стоите очень близко к большому объекту, то единственное, что вы в состоянии видеть, - это сам объект. И только отстранившись от него, вы сможете также разглядеть и остальную часть окружающей его обстановки. Когда мы ошеломлены некой трагедией, то в состоянии видеть и чувствовать только эту трагедию. И лишь по мере удаления от нее во времени и пространстве у нас появляется возможность увидеть данную трагедию в контексте всей жизни и мира в целом. Например, в еврейской традиции специальная молитва, известная как надмогильный каддиш, говорит не о смерти, а о жизни, и она восхваляет Бога за то, что Он создал мир, который в основе своей является хорошим и приемлемым для человека⁶⁹. Произнося эту молитву, лицо, ведущее погребальную службу, напоминает присутствующим на похоронах обо всем хорошем, ради чего стоит жить. Обратим внимание на важнейшее различие между отрицанием трагедии, когда настаивают, что все случившееся - к лучшему, и восприятием данной трагедии в контексте жизни в целом, когда вы сосредоточиваете свое внимание на том, что обогатило вас, а не только на том, что вы потеряли.

Каким же тогда образом Бог может играть в нашей жизни определяющую роль, если Он и не убивает, и не исцеляет? Бог вдохновляет людей поддерживать тех, кому жизнь нанесла травму, и когда они оказывают окружающим помощь, то тем самым защищают их от опасности ощутить себя одинокими, покинутыми или осуждаемыми. Бог делает так, что некоторые люди желают стать докторами и медсестрами, чтобы проводить дни и ночи в самоотверженной заботе о страждущих, поддерживать в них жизнь и облегчать боль, причем занимаются они всем этим с такой интенсивностью, компенсировать которую не в состоянии никакие деньги. Бог направляет людей таким образом, что они хотят заниматься медицинскими исследованиями, устремить весь свой интеллект и энергию на поиск причин и возможных средств лечения хотя бы некоторых болезней, которые служат источником многочисленных жизненных трагедий. Когда я был мальчиком, начало лета было в Нью-Йорке самой приятной порой года, но одновременно оно становилось для молодых семейств временем почти благоговейного ужаса-родителей мучил страх перед вспышкой эпидемии полиомиелита. Однако умные люди использовали дарованный им Богом интеллект, чтобы устранить эту опасность⁷⁰. На протяжении всей человеческой истории эпидемии чумы и других страшных болезней стерли с лица земли целые города. Люди понимали, что им следует иметь шесть или восемь детей, чтобы хоть некоторые из них выжили и стали взрослыми. Но на помощь человечеству пришел интеллект отдельных выдающихся ученых, который позволил больше узнать о естественных законах природы, улучшить санитарные условия, в том числе с помощью водопровода, канализации и ассенизации, исследовать микробов, изобрести иммунизацию, антибиотики и преуспеть в ликвидации многих страшных болезней, которые были когда-то бичом человечества.

Бог, который и не вызывает трагедий, и не предотвращает их, помогает людям уже тем, что воодушевляет их помогать окружающим. Как выразился однажды в XIX столетии уже известный нам хасидский раввин: «Язык Бога - это люди»⁷¹. Господь показывает Свое негативное отношение к раку и врожденным дефектам не тем, что искореняет их или насылает только на плохих людей (Он не в состоянии сделать ни того, ни другого), но тем, что призывает на помощь друзей и соседей, дабыте облегчили пострадавшим и их близким тяжкое бремя и заполнили пустоту. В годы болезни Аарона нас поддерживали многие люди, которые считали долгом показать, что они понимают нашу трагедию и проявляют заботу о нас: мужчина, который сделал Аарону уменьшенную теннисную ракетку, подходившую ему по размеру, и женщина, которая без колебаний отдала ему миниатюрную скрипку ручной работы, являвшуюся их семейной реликвией; и школьный друг, который вручил моему сыну бейсбольный мяч и шапочку с автографами одной из звезд команды «Ред соке» («Красные носки»)⁷², и дети, не придававшие значения его внешности и физическим ограничениям, игравшие с ним на заднем дворе в стикбол⁷³, а также помогавшие Аарону, если ему приходилось сталкиваться с чем-нибудь непривычным. Такого рода люди и были «языком Бога», Его способом сказать нашей семье, что мы не одиноки и не отвергнуты окружающим нас сообществом.

Точно так же я твердо убежден, что Аарон служил Господним целям, - разумеется, не своей болезнью или странным обликом (не было никакой причины, почему Бог должен был бы хотеть этого), - но тем, как смело мой мальчик противостоял своему недугу и проблемам, порожденным его внешним видом. Я знаю, что на друзей и однокашников Аарона оказывало большое влияние его мужество, а также то, как он сумел вести полноценную жизнь, несмотря на имевшиеся у него ограничения. И мне известно, что людям, которые знали нашу семью, легче удавалось справляться с собственными трудностями, возникавшими временами в их жизни, и проявлять в таких ситуациях больше надежды и мужества, поскольку они видели перед собою наш пример. Я рассматриваю историю Аарона и другие подобные случаи как деяния Бога, направляющего людей, которые живут здесь, на Земле, на помощь тем, кто в этом нуждается.

И, наконец, человеку, который спрашивает: «Так насколько же справедлив тогда Бог? Кому нужна религия, если всяческие напасти в равной мере случаются как с хорошими, так и с плохими людьми, независимо от их качеств?», - я бы сказал, что Бог не в состоянии предотвратить беду, но Он дает нам силу и стойкость, чтобы преодолеть ее. Откуда еще мы можем черпать те положительные качества, которых у нас не было прежде? Сердечный приступ, снизивший темп жизни сорокашестилетнего бизнесмена, не пришел от Бога, но зато возникшее у него после этого решительное намерение изменить свой образ жизни, бросить курить, стремиться не только к расширению своего бизнеса, сколько к тому, чтобы проводить больше времени с семьей, потому что теперь его глаза раскрылись и он понял, какие вещи в жизни являются для него действительно важными, - все это от Бога. Господь отнюдь не насылает сердечные приступы и не стоит за ними; они - это ответ природы на перенапряжение тела. Но Бог действительно ратует за самодисциплину и зато, чтобы человек не отрывался от своей семьи, а был ее неотъемлемой частью.

Наводнение, которое опустошает город, - это не «деяние Господа Бога», даже если страховые компании находят уместным назвать это стихийное бедствие, или непредвиденные обстоятельства, столь изысканным образом. Но усилия, предпринимаемые людьми для спасения окружающих, и готовность рисковать собственной жизнью ради человека, который может быть совершенно не знаком им, равно как и решимость восстановить все разрушенное, после того как потоки воды отступили, мы действительно вправе назвать деяниями Господа Бога.

Когда человек умирает от рака, я не считаю Бога ответственным за злокачественную опухоль или за боль, которую испытывает умирающий. На это существуют совсем другие причины. Но я видел, что Бог дает таким людям силу принимать каждое очередное утро таким, как оно есть, и испытывать благодарность за тот день, который полон солнечного света или который несет им относительно меньше страданий от боли.

Когда люди, никогда не выглядевшие особенно сильными, вдруг становятся таковыми перед лицом опасности, когда те, кто привык думать только о себе, внезапно, оказавшись в критическом положении, становятся людьми бескорыстными и героическими, я вынужден задать себе вопрос, откуда они взяли эти качества, ведь сами они готовы признаться, что раньше ими не обладали. Мой ответ таков: это один из тех способов, посредством которых Бог помогает нам, когда мы страдаем из- за ограниченности своих собственных сил.

Жизнь далеко не справедлива. Заболевают совсем не заслуживающие этого люди, и ни в чем не повинные люди становятся жертвами ограблений, и уж совершенно без всякой логики люди погибают в войнах и в несчастных случаях. Многие люди, видя подобную несправедливость жизни, приходят к такому выводу: «Никакого Бога нет. Мир - это не что иное, как один только сплошной хаос». Другие видят ту же самую несправедливость и спрашивают себя: «Откуда я знаю, что справедливо и что несправедливо? Откуда приходят чувства возмущения и негодования, а также сопровождающая их инстинктивная реакция сочувствия, когда я читаю в газете об абсолютно незнакомом мне человеке, которому жизнь нанесла тяжкий удар? Разве я не получаю этих чувств от Бога? Разве не Он прививает мне малую толику его собственного Божественного возмущения несправедливостями и притеснениями, поступая со мною так же, как Он действовал с библейскими пророками? И разве мое сострадание к удрученному и сломленному незнакомцу не есть только отражение того сочувствия, которое испытывает Он, когда видит страдания Своих творений?» Когда мы откликаемся на несправедливости жизни сочувствием и праведным негодованием, то через нас срабатывает сострадание, присущее Богу, а также Его гнев, которые, помимо всего прочего, могут служить вернейшим и надежнейшим доказательством реальности Господа.

Одна лишь религия в состоянии утвердить в сломленном и огорченном человеке чувство самоценности и уважения к себе. Описать то, что случилось с человеком, призвана наука; но только религия может назвать случившееся трагедией. Лишь голос религии, когда она освобождает себя от необходимости защищать и оправдывать Бога, что бы ни произошло в мире, лишь этот голос может сказать сломленному, а порой и раздавленному страдальцу: «Ты - хороший человек, и ты заслуживаешь лучшего. Позволь мне прийти и посидеть с тобою, дабы ты знал, что не одинок».

Никто из нас не в силах избежать ответа на вопрос, почему с хорошими людьми случаются плохие вещи. Рано или поздно каждый из нас обнаруживает, что играет одну из ролей в истории Иова - то ли жертвы трагедии, то ли члена семейства, то ли друга-утешителя. Но вопросы никогда не меняются, а поиск удовлетворительного ответа продолжается.

Уже в наше время, в нынешнем поколении одаренный поэт Арчибалд Маклиш предложил нам свою версию истории Иова в современных декорациях⁷⁴. Первая половина его поэтической драмы «И. В.» фактически пересказывает хорошо знакомую всем историю. И. В., персонаж, чьим прототипом служит Иов, является преуспевающим бизнесменом, который живет в кругу замечательного, любящего семейства. И вдруг один за другим умирают его дети. Затем бизнес И. В. терпит крах, и у него начинаются проблемы со здоровьем. Наконец, весь город, где он живет, равно как и значительная часть мира разрушаются в ядерной войне.

В этот момент к И. В., как и в библейской истории, приходят три друга с целью «успокоить» его, и опять их слова не столько утешительны, сколько своекорыстны - очевидно, что все трое пекутся только о собственных интересах. В версии Маклиша первый утешитель - марксист, который уверяет И. В., что ни одно из выпавших ему страданий не является результатом его личной ошибки. Просто ему не повезло - он представитель нехорошего экономического класса в нехорошее время. Он оказался капиталистом в эпоху падения капитализма. Если бы он вел ту же самую жизнь в другом столетии, то не был бы наказан. Он страдает отнюдь не за свои личные грехи. Ему всего лишь выпало очутиться на пути неумолимого парового катка исторической необходимости. Такая точка зрения отнюдь не успокаивает и не утешает И. В. В данном случае его глубокая личная трагедия трактуется слишком легковесно, а он сам воспринимается всего только как представитель некоторого нехорошего класса.

Второй утешитель - психиатр. По его словам, И. В. ни в чем не виноват, потому что нет такой вещи, как вина. Теперь, мол, когда мы понимаем, что заставляет людей суетиться и действовать, нам совершенно ясно, что на самом деле мы ничего не выбираем. Мы только думаем, будто выбираем. А в действительности мы просто реагируем на инстинкты. Мы не действуем - нами действуют. Поэтому мы не несем никакой ответственности и не имеем никакой вины.

И. В. отвечает, что такая точка зрения, выставляя его пассивной жертвой слепых инстинктов, отнимает у него человеческое достоинство. «Я предпочитаю выносить любые неописуемые страдания, посылаемые мне за какие-то мои действия, зная, что это я был тем, кто осуществлял эти действия, и я был тем, кто их выбирал, нежели умыть руки вместе с вами, пребывая в оскверненной и запятнанной невинности».

Третий и последний утешитель - священнослужитель. Когда И. В. спрашивает у него о том, за какой грех его наказывают так сурово, тот отвечает: «Твой грех прост. Ты был рожден человеком. В чем твоя ошибка? Сердце человека полно зла. Что ты сделал? Всякое человеческое желание есть зло». И. В. - грешник, достойный наказания не за то, что он сделал конкретного, но потому, что он человек, а люди неизбежно несовершенны и греховны. И. В. отвечает ему: «Ваше утешение - самое жестокое из всех, ибо оно превращает Творца вселенной в губителя человечества, соучастника преступлений, за которые Он же потом нас и наказывает». И. В. не может обратиться за помощью и утешением к Богу, который якобы делает человека несовершенным, а затем наказывает его за это несовершенство.

Отвергнув объяснения трех своих утешителей, И. В. обращается напрямую к Самому Богу, после чего, как в Библии, Господь отвечает ему, подавляя И. В. своим приводящим в трепет величием и цитируя строки, взятые непосредственно из библейской речи из бури.

До этого места Маклиш воспроизводил - хоть и в современных декорациях - библейскую историю Иова. Однако предложенный писателем финал радикально отличается от Библии. Там история заканчивается тем, что Бог вознаграждает Иова за его способность вынести так много страданий, и возвращает ему здоровье, дает новое богатство и новых детей. В произведении Маклиша никакого небесного вознаграждения в заключительной сцене нет. Вместо этого И. В. возвращается к жене, и они собираются снова жить вместе и строить новую семью. Именно их любовь, а не великодушие и щедрость Бога, даст им новых детей, которым предстоит заменить умерших.

И. В. прощает Бога и просто продолжает жить. А жена говорит ему: «Ты хотел правосудия и справедливости, верно? Ничего такого нет... есть только любовь». Два фигурирующих в поэме рассказчика, представляющие точки зрения Бога и сатаны, после такой развязки сбиты с толку и пребывают в недоумении. Как может человек, который перенес в своей жизни столько страданий, хотеть жить дальше? «Кто же здесь играет роль героя, Бог или он? И надо ли прощать Бога?» - «Разве не Он? Иов был ни в чем не виновен, ты ведь помнишь». И. В., этот Иов Маклиша, решает проблему страданий человека не с помощью богословия или психологии либо психиатрии, а совсем иначе - он просто делает выбор: продолжать жить и создавать новую жизнь. Новый Иов прощает Господа за то, что Он не сотворил вселенную более справедливой, и решает принять ее такой, какова она есть. Он перестает искать в этом мире правосудие и справедливость, а вместо них ищет и находит любовь.

В трогательных последних строках этой пьесы встихах жена современного Иова говорит:

Свечи в церквях погасли,

Звезды с небес ушли,

Раздуй уголек в своем сердце,

Ведь будущность ждет нас вдали...

Мир - это холодное, несправедливое место, где было разрушено все, что они считали драгоценным. Но, вместо того чтобы разочароваться в этом несправедливом мире и далекой от правосудия жизни, вместо того чтобы искать ответы где-то вовне, в церквях или у природы, герои поэмы смотрят внутрь себя и ищут там собственные ресурсы любви. «Раздуй уголек в своем сердце», ибо даже с этой толикой света и тепла мы сумеем собраться с силами, чтобы выстоять.

В сборнике «Измерения Иова» под редакцией Нахума Н. Глатцера помещено эссе А. Маклиша, где он объясняет, что пытался сказать в финале своей пьесы в стихах об Иове. «Человек зависит от Бога во всем; Бог зависит от человека лишь в одном. Без любви Человека Бог не существует как Бог, а только как создатель, и любовь - это единственное, чем не в состоянии командовать никто, даже Сам Бог. Она - бесплатный подарок, или же она - ничто. И самая настоящая, самая независимая и бескорыстная любовь та, которую предлагают, невзирая на страдания, несправедливость и саму смерть». Мы любим Господа не потому, что Он идеально совершенен. Мы любим Его не потому, что Он защищает нас от всякого вреда и препятствует тому, чтобы с нами случались дурные вещи. Мы любим Бога не потому, что боимся Его, и не потому, что Он нанесет нам удар, если мы повернемся к Нему спиной. Мы любим Его, потому что Он - Бог, потому что Он - творец всей красоты и порядка вокруг нас, источник силы, надежды и мужества в нас самих, а также источник силы, надежды и мужества других людей, с которыми они приходят нам на помощь в те моменты, когда мы действительно нуждаемся в них. Мы любим Бога, потому что Он - лучшая часть нас самих и нашего мира. Именно это и означает само понятие «любить». Любить – это значит не только и не столько восхищаться чьим- то безупречным совершенством, но принимать несовершенного человека со всеми его недостатками, потому что любовь и приятие ближнего делают нас лучше и сильнее.

Является ли этот вывод ответом на вопрос о том, почему с хорошими людьми случаются плохие вещи? Все зависит от того, что мы подразумеваем под словом «ответ». Если мы ищем в качестве ответа такое универсальное объяснение, которое придаст смысл всему плохому: почему в мире есть рак? почему рак оказался у моего отца? почему самолет потерпел катастрофу? почему мой ребенок умер? - тогда, вероятно, никакого удовлетворительного ответа нет. Мы можем предложить тщательно продуманные объяснения, но в конце, когда мы вроде бы закрыли все поля на игровой доске и страшно гордимся собственным умом, все по- прежнему останется на своих местах - и боль, и мучения, и ощущение несправедливости.

Но слово «ответ» может также означать «отклик», равно как и «объяснение», и в этом смысле наш вывод вполне способен стать ответом на трагедии, происходящие в нашей жизни. Хороший отклик - это решение Иова - И. В. в предложенной Маклишем версии библейской истории - иными словами, следует простить мир за то, что он далек от совершенства, простить Бога, не сделавшего этот мир лучшим, а затем обратиться к окружающим нас людям и продолжать жить в любви, н. смотря ни на что.

В таком заключительном анализе исходный вопрос о том, почему с хорошими людьми случаются плохие вещи, преобразуется в серию совсем иных вопросов - мы больше не спрашиваем, почему произошли какие-то вещи, а выясняем, как мы откликнемся на них, как отреагируем и что мы намереваемся делать теперь, когда они уже случились.

Действительно ли вы способны простить и принять с любовью тот мир, который так разочаровал вас своим несовершенством, мир, где существует столь много несправедливостей и жестокостей, болезней и преступлений, землетрясений и несчастных случаев? В состоянии ли вы простить ему все многообразные изъяны и любить его, потому что он способен вместить в себя очень много красоты и доброты, а еще потому, что это единственный мир, который нам дан?

Действительно ли вы способны простить и любить тех людей, которые вас окружают, даже если они, не будучи совершенными, ранили, подводили и разочаровывали вас? В состоянии ли вы простить и любить их, потому что никаких идеальных, совершенных людей вокруг вас не существует и потому что наказанием за неспособность любить далеких от идеала людей является добровольное осуждение себя на одиночество?

Действительно ли вы способны простить и любить Бога, даже после того как узнали, что Он не совершенен, даже после того как Он подвел и разочаровал вас, позволив, чтобы в Его мире существовали неудачи, болезни и жестокость, а также допустив, чтобы некоторые из этих бед случились с вами? И в состоянии ли вы научиться любить и прощать Его, несмотря на присущие Ему ограничения, как это сумели древний и новейший Иовы и как в свое время вы сами научились прощать и любить своих родителей, хоть они и не были настолько мудры, настолько сильны или настолько совершенны, как вам бы хотелось?

И если вы в состоянии сделать все перечисленное, то сможете осознать, что умение прощать и способность любить есть именно то оружие, которое Бог дал нам, чтобы мы имели возможность в этом далеком от совершенства мире жить полной, смелой и осмысленной жизнью.

Я думаю об Аароне и обо всем том, чему научила меня его жизнь, и понимаю, сколько я потерял и сколько приобрел. Вчерашний день кажется мне менее мучительным, и я не боюсь завтрашнего.

 

ВЫРАЖЕНИЯ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ

Процесс превращения идеи в книгу долог и сложен. В моих усилиях мне помогали многие люди. Весьма благосклонным редактором стал для меня Артур X. Самуэльсон из издательства «Schocken Books». Его энтузиазм, проявленный как на ранних, так и на более поздних этапах работы, облегчал мне труд, позволяя продолжать писать и переписывать книгу, а его предложения о внесении изменений всякий раз оказывались полезными. Члены двух религиозных общин, где я нес пастырскую службу: в Грейт-Неке, штат Нью-Йорк, и Ней- тике, штат Массачусетс, - слушали мои проповеди, приходили ко мне со своими проблемами и разделяли с моей семьей жизнь и смерть Аарона; они вправе законно требовать признания их вклада в формулирование основных положений данной книги. Хотя все примеры в книге взяты из моего опыта <