Является ли Европа островом разъединения?

Поскольку мы в политическом аспекте все же вступаем на путь интеграции шести государств, членов Европейского объединения угля и стали, то мы должны особенно тщатель­но следить за тем, чтобы либерализация и свобода экономи­ческой деятельности осуществлялись в этой менее крупной зоне интеграции быстрее, чем на всем пространстве Запад­ного мира. Ни в коем случае не должно случиться, чтобы устранение многочисленных перегородок, еще отделяющих друг от друга отдельные страны в экономическом отношении, было проведено в международном масштабе быстрее, чем, например, в рамках будущего общего рынка Западной Евро­пы. Особенно уродливым явлением было бы, если этот Ев­ропейский союз стал бы тогда островом разъединения.

Эта европейская интеграция, на первых порах в виде та­моженного союза, представляется нам оправданной нравст­венно, экономически и политически лишь в том случае, - и принимая при этом во внимание упомянутое требование об относительно более быстром устранении всего разъединяющего, - если это объединение с своей стороны не вызовет новых расхождений и трений. Это означает, что торговая по­литика таможенного союза по отношению к третьим госу­дарствам должна быть либеральной и не допускать их дис­криминации.

В связи с этим следует упомянуть крайне важную ини­циативу Великобритании осенью 1956 года, согласно которой предлагалось расширить общий рынок шести государств ЕОУС и включить в него государства зоны свободной тор­говли стран Организации европейского экономического со­трудничества (ОЕЭС), (которых тогда было 16. - Прим. перев.). Мне вполне понятно указание Лондона, что тамо­женная стена, ограждающая от остального мира предполагае­мый меньшего масштаба европейский общий рынок не соот­ветствует общим интересам всей Европы. За этой формули­ровкой скрыты именно те опасности, на которые я только что хотел указать. Вполне последовательным выводом из этих истин является отказ от валютно-денежного хозяйства и возвращение к свободнообратимым валютам. Националь­ная политика, которая еще сегодня окапывается за этой вар­варской системой преград и ограничений, препятствует на­стоящему и широкому экономическому и социальному прог­рессу. Это препятствие столь чудовищно, что лишь незнание действительной взаимосвязанности вещей препятствует всем свободным людям и свободным народам энергично восстать против такого порядка.

Мы не должны также забывать, что устранением этих ограничений свободы, и по-видимому именно только этим путем, мы сможем восстановить утраченные основы настоя­щего общественного строя в лучшем смысле этого слова.

Чем больше мы преуспеваем в том, чтобы люди себя чувствовали свободными индивидуумами и свою силу и свое достоинство как раз черпали в рамках личной свободы, тем лучше и благодетельнее будет общественное устройство в целом. Это общество будет покоиться на более высоких нрав­ственных основах, чем то, которое нуждается в постоянном создании новых организаций и учреждений, чтобы совладать с хаосом в лишенном внутреннего единства народном хозяй­стве. Я охотно беру на себя неблагодарную роль одного из самых яростных глашатаев свободы. Я поступаю так, исходя из заботы о построении свободного мира и свободного со­трудничества между народами. Я стремлюсь к честному по­рядку вещей и в наднациональных рамках. Сюда в первую очередь относится ограждение человеческой свободы. Мы повсюду должны стремиться к осуществлению принципов об­щественного порядка, обеспечивающих свободные и истинно человеческие отношения между людьми, - как в области экономики, так и в области политической жизни. [29]

При этом мы должны заботиться о том, чтобы - как это было до 1914 года - в наших руках были не только при­менимые на практике методы и орудия; теперь дело идет о том, чтобы сверх этого мы соединили наши духовные устрем­ления в одном направлении - на преодоление национально­го эгоизма и протекционизма в новых формах настоящих и подлинных объединений. Настоящая интеграция духовно и нравственно поднимает нас на более высокий уровень сотруд­ничества.

Качественная сторона сотрудничества имеет большее значение, чем количественная. Интеграция и свободная об­ратимость валют не противоположные полюсы, которые исключают друг друга или такие, когда один полюс может сде­лать другой ненужным; наоборот, эти устремления дополня­ют друг друга. Например, когда мы говорим о конкуренции в масштабе общего рынка, то мы под этим понимаем такую форму сотрудничества, возможность которой подрывается тесными рамками разных ограничений на пространстве Ев­ропы. Поэтому приходится все время возвращаться к вопро­су, почему же народное хозяйство разных стран Европы ме­нее доходно и выгодно, чем американское народное хозяй­ство? [30]

Ясно видимое здесь огромное различие проистекает не из того, что люди в США гораздо прилежнее и способнее европейцев. Оно является скорее следствием масштаба эконо­мического пространства, а также результатом большей сво­боды в экономической деятельности. То и другое приводит к тому, что в США оказалось возможным достичь большей степени производительности и лучше использовать человеческие и технические возможности.

Это сравнение должно было бы нам также указать, что следует стремиться к созданию таких же условий, осуществ­ление которых должно стать общей европейской целью. Мы должны создавать заново. Мы должны в связи с этим поста­вить во главу угла новый дух и обосновать солидарность, которая должна слить воедино усилия народов Европы и их экономики. [31]

Из этих соображений вытекает то, что мы должны ока­зывать предпочтение функциональной интеграции, сущест­венные особенности которой здесь неоднократно уже были отмечены. Как и во всех моих хозяйственно-политических соображениях, я и здесь исхожу из принципа неделимости свободы.

Свобода неделима

Для меня само собой разумеется, что тот, кто стоит за свободный народнохозяйственный строй внутри страны, бу­дет также и передовым борцом за свободное разделение тру­да в мировом хозяйстве и сторонником тесного межгосудар­ственного сотрудничества. ГФР, исходя из признания недели­мости экономической свободы, не раз выдвигала эту свою точку зрения перед международными собраниями и учреж­дениями, настаивая на освобождении международных хо­зяйственных сношений от всех близоруких регламентации и мелочных придирок.

Разрешите мне в связи с этим коснуться вкратце одного принципиального вопроса, который всплывает в дискуссиях, как в частных кругах, так и в общественности: должно ли благосостояние какой-либо страны в свободном мире вызы­вать у соседей заботу или страх?

Само собой разумеется, что это следует отрицать со всей решительностью.

Избитой экономической истиной является то, что каж­дый участник экономических сношений может рассчитывать на благополучие лишь в том случае, если и другой участник будет преуспевать. С нищими дела не делаются. [53]

Мое убеждение и мой опыт говорят мне, что все то, что имеет силу во внутригосударственных рамках и признано правильным, может и должно иметь значение и за пределами данной страны. В наших странах мы поставлены перед необ­ходимостью освободить народы от бедности и нужды, от­крыть все большему числу людей возможность достижения более высокого жизненного уровня, обеспечить народу воз­можность свободно раскрывать свои силы и способности, стать независимым от могущества государства, и при этом все же чувствовать свою обязанность подчиняться государ­ственному порядку; все эти принципы надлежит применять также в экономическом сотрудничестве народов свободного мира. [32]

Тот, кто осознает значение этих устремлений, тот согла­сится со мной, что раз достигнутая степень свободы деятель­ности не смеет быть снова снижена при помощи односторон­них мероприятий государства. Пока не исключена эта воз­можность возвращения вспять, до тех пор всякое признание необходимости европейской интеграции остается лишь объ­яснением в любви весьма платонического характера.

Сегодня этим уже нельзя больше помочь делу.

Этот принцип, естественно, должен быть действитель­ным также и для общего рынка и для таможенного союза (как он определен в брюссельских рекомендациях). Было бы несомненно неразумным предоставить отдельным государст­вам право идти на попятный в деле интеграции. Так, на­пример, в случае наступления затруднений в платежном ба­лансе отдельное государство могло бы, в силу восстанавли­ваемого для этого случая суверенитета его, применить раз­ные защитные мероприятия. Никак не может быть признано удачным решение, когда такое государство - как было пред­ложено во время брюссельских совещаний - может быть впоследствии принуждено отменить эти защитные мероприя­тия, если соответственное постановление принято квалифи­цированным большинством голосов организации. Не требует­ся большой фантазии, чтобы признать, что подобное реше­ние большинства едва ли вообще возможно на практике, ибо оно могло бы быть признано недружелюбным актом по от­ношению к данной стране. Подобные правила никак не сви­детельствовали бы также о живом сознании связанного еди­ной судьбой сообщества. Но именно такое сознание необхо­димо зажечь; покуда оно отсутствует, мы никогда не достиг­нем цели, не найдем в себе сил для создания настоящего сод­ружества, которое было бы сравнимо, например, с северо­американской экономической зоной.

Нужны, наконец, действия на этом поприще. Слов было сказано достаточно.

Сколько бы мудрые мужи ни говорили на эту тему - я твердо убежден: можно проблему довести до благополучно­го конца в кратчайший срок, если только мы приложим не­много больше мужества и уверенности. Я в течение моей жизни не раз убеждался в том, что свобода и, прежде всего, мужество стоять за свободу, стоили того, чтобы за них бо­роться. Все, что только мы ни предпринимали в этом направ­лении, закончилось хорошо, - но там, где не хватало му­жества быть на стороне свободы, там трудно было избежать беды. [17]

К сожалению, в отношении упомянутой темы мне при­ходится подлить немного воды в мое вино. При теперешнем положении (январь 1957 года) нельзя ожидать, что в буду­щей организации общего рынка не будет предусмотрена воз­можность применения так называемых защитных оговорок. Однако в связи с этим следовало бы установить, в качестве меньшего зла, что неследование одной страны дальнейшим совместным мероприятиям или даже ее желание отступиться от некоторых уже установленных совместно условий не долж­но препятствовать другим участникам продолжать начатый путь в их динамическом стремлении вперед. В подобном слу­чае взаимоотношения с таким государством должны были бы быть закреплены на уже достигнутом уровне взаимных соглашений.

По моему ощущению не звучит особенно убедительно, когда с пафосом говорят о европейской интеграции, но одно­временно, рядом со свободным обменом товаров или услуг, не дают людям возможность свободно проявлять свою дея­тельность там, где они захотят. Невозможным является по­ложение, когда в одном государстве есть еще миллионы без­работных, а другие государства не знают откуда им взять рабочие руки и умы, чтобы справиться со всеми предстоя­щими задачами.

Я пришел к этому утверждению не сегодня и не вчера. Я всегда придерживался точки зрения, что о Европе можно будет говорить только тогда, когда всем гражданам всех стран будут предоставлены в любом другом государстве оди­наковые возможности свободного применения своего труда. Пока этого нет, наше признание единства Европы в конеч­ном счете не честно!

Пока у нас не хватает смелости коснуться этих неврал­гических точек, все общие разговоры об интеграции или са­мый усовершенствованный механизм чисто экономических правил процедуры представляются мне мало пригодными средствами для достижения наших политических, экономи­ческих и социальных целей. [65]

Если все усилия, направленные на достижение интегра­ции Европы, вообще могут быть приведены к одному знаме­нателю, то только к этому: осуществление свободы во всех областях жизни.

«Либерализация - лучшее лекарство»

Разрешите мне только на одном примере показать, что в состоянии дать свобода, даже когда она еще далеко не со­вершенна. Последствия либерализации товарооборота для нашей внешней торговли являются настолько убедительны­ми, что значение их нисколько не будет умалено, если я ука­жу на то, что Западной Германии пришлось, следуя этому пути, преодолеть в конце 1950 и в начале 1951 года один из самых тяжелых, да, пожалуй, самый тяжелый кризис после­военного времени. Этот кризис послужил даже для многих поводом считать, что моя экономическая политика оконча­тельно провалилась. Когда я в 1948 году занял мою долж­ность в управлении двойной зоны (американской и англий­ской. - Прим. перев.), экспорт составлял в среднем 200 млн. нем. марок в месяц, причем он составлялся преимуществен­но из таких статей принудительного экспорта, как уголь, лес и другие виды сырья, в которых Германия сама испытывала острый недостаток.

Готовые изделия фигурировали в балансе нашей внеш­ней торговли только в качестве мало заметного придатка. Ныне среднемесячный вывоз колеблется от 2,4 миллиарда до 3 миллиардов нем. марок - причем от 1,7 до 2 миллиардов приходится на зону Европейского платежного союза. Эти убе­дительные результаты были не в последнюю очередь достиг­нуты благодаря последовательному проведению в ГФР поли­тики либерализации, доведшей эту либерализацию по отно­шению к странам ЕПС и долларовой зоны до уровня, превы­шающего 90%, причем в отношении участников ЕПС либера­лизация практически будет теперь расширена для товаров промышленного сектора до 100%. Предоставление свободы и в международных сношениях также оплачивается. Эта сво­бода не является чьим-то односторонним подарком кому-то; она вызывает к жизни последствия, действующие оплодотворяющее и оздоровляюще.

Для подтверждения сказанного бросим еще мимолет­ный взгляд на структуру нашего вывоза. Доля готовых изде­лий в вывозе, решающая для западногерманского народного хозяйства, превысила теперь 80% вывоза. Здесь особенно четко видно, что уже некоторое расширение сферы свободы, которое мне представляется еще далеко недостаточным, все же приводит к структуре вывоза, которая в основном соот­ветствует структурным данным народного хозяйства отдель­ных стран.

Эволюция, имевшая место в последние годы, может быть освещена при помощи следующих данных. При этом я беру за исходную точку год основания Европейского платеж­ного союза (19 сентября 1950 года) и выключаю из моего об­зора первые послевоенные годы, когда внешняя торговля бы­ла чрезмерно обременена осуществлением в принудительном порядке ей предписанных задач.