Продолжение нашего пребывания в Семезе. Дипломатия. Сенокос и жатва. Геология. Война на границах.

Cемез, среда, 19 июля 1837 года. - В прошлую субботу по приглашению мы отправились с визитом к Чурук-Оку Тугу-зу: мы должны были отбыть накануне; но наш отъезд был отложен из-за поминок у одного из наших соседей, куда нас настоятельно просили отправиться ввиду того, что там нас ожидали персоны, которых, как рассудили, полезно выслушать по поводу мер, что мы хотели бы увидеть одобренными. После присутствия на пиршестве и долгого обсуждения, за ним последовавшего, мы к двум часам дня тронулись в путь в сопровождении князя Басти-Ку Али-Бия, пожилого дворянина из этих окрестностей, и десятка других персон. [218]

Наш путь непосредственно пересекал возвышенности, что с восточной стороны окружают эту долину; мы нашли с них очень быстрый восточный спуск, покрытый группами тесно растущих деревьев. Выйдя из леса, мы достигли возвышенной и извилистой долины, вдоль которой текла маленькая речка Хабердах, чьи берега соприкасались с очень богатыми растительностью полями вперемешку с группами очень больших деревьев. Мы разглядели многочисленные признаки разрушенных сегодня оград; но заметили малое количество злаков и очень малое число жилищ. Возвышенности с каждой стороны были одеты в прекрасные леса, а их выступы, там где утес был обнажен водопадом, обнаруживали присутствие известкового камня, чья огромная масса указывала на наличие мела. Хабердах впадает в Небеджех, которая в свою очередь соединяется с Адугумом и образует с ней общую границу Шапсуга и Натухача. Едва ступив в долину Небеджех, мы обнаружили многочисленные деревушки, менее расстояния ружейного выстрела друг от друга, перемежающиеся с богатыми хлебными полями и прекрасной травой, предназначенной для косьбы (хорошо огороженной и с ограждениями для прохода), которые протянулись до места, где долина оканчивается большой вытянутой равниной, называемой Теджагуз, которая почти вся отведена под выгон для скота, в то время как низкие холмы, ее окружающие и уменьшающиеся по высоте по мере их приближения к Кубанской равнине, покрыты деревушками, хлебными полями и лесами. В разгаре был в тот момент сенокос, и многочисленные группы людей активно занимались этой работой. В некоторых местах началась также жатва.

На одном из этих холмов, в северной части равнины, мы приметили деревушку, куда в прошлом [219] году прибыл жить наш доблестный хозяин (in pers-pectu) после пожара в его деревне в долине Семез.

Солнце уже зашло, пока мы достигли края равнины, где нас встретил Хатукой, один из родственников нашего хозяина; при этом разыгралась, как обычно, живая сцена с пистолетными выстрелами и конными упражнениями. Первые возобновились при нашем въезде в деревню Тугуза, где нас ожидало огромное число собравшихся людей; и был накрыт обед al fresco под простым навесом из веток деревьев и листвы; на ночь мы пошли спать в одну из очень скромных хижин, временно занятых семьей. Утро следующего дня прошло большей частью под нашим навесом в политических беседах с собравшимися там видными персонами; затем, в обеденный час, для нас выстроили в ряд тридцать шесть столов, которые из-за палящего солнца напоминали, скорее, заговор против нашего «сот-fort», чем приготовления, предназначенные для того, чтобы способствовать ему.

Изнуренный жарой, устав говорить и есть, я на миг возвратился в нашу хижину, где на какое-то время обрел покой и тень, когда меня вновь позвали, чтобы усесться на свое место под навесом; и почти тотчас же я увидел, как из семейных домов нашего хозяина вышла и устремилась к нам, преодолевая маленький ручей, группа людей, окружавшая прекрасного белого коня Тугуза. Одним из членов этой группы передо мной была положена прекрасная кольчуга, а сабля, чьи ножны были украшены серебряной вышивкой, была отдана моему слуге. Белый конь предназначался г-ну Л. Эти презентации сопровождались краткой речью, в которой Тугуз выразил сожаление по поводу отсутствия возможностей предложить нам вещи, более соответствующие нашим заслугам, и надежду, что мы будем удовлетворены тем, что он смог дать. [220]

Мы ответили на подобную щедрость надлежащими словами и добавили, что принимая эти дары как свидетельство его преданности и уважения, мы должны просить его позволить нам возвратить ему.коня, добавив, что рассматриваем кольчугу как подарок нам обоим.

Эта оговорка показалась нам тем более необходимой, что этот доблестный вождь постоянно находится в стесненных обстоятельствах из-за своей излишней щедрости; хотя он и получает часто большие подарки от своих богатых родственников, что у него есть в крае, он раздает их (что он и сделал с подарком, нами ему преподнесенным) почти сразу же после того, как получит их. Из этого следует, что человек, имевший еще недавно тридцать лошадей и четыре кольчуги, теперь едва ли владеет иным, кроме этого белого коня, а единственной его кольчугой является та, о которой я только что говорил; но он собирается отправиться с визитом к своим родственникам pi следует надеяться, что возвратится более богатым и более благоразумным.

После этой церемонии мы отправились в соседний лес посмотреть на знаменитый своими размерами и своей древностью дуб: потребуется восемь человек с распростертыми руками, чтобы охватить его окружность на высоте рук над землей; высота его составляет шестьдесят-семъдесят футов, однако он еще зеленый и цветущий. Князь из Джаната, присутствовавший там, сказал нам, что его предки имели владения в этих окрестностях со времен «Genois» и что по их преданию следовало, что речь шла как раз об этом дубе. «Crescit occuito...» - подумал я.

Возвращаясь с этой прогулки, я заметил большое поле полностью созревшего ячменя, уборкой которого были заняты трое мальчиков, в то время как дюжина молодых людей дурачилась недалеко, играя в чехарду, в веревочку и другие игры их [221] возраста. По этому и другим схожим примерам, работа во время жатвы рассматривалась, как я предполагаю, как дело унизительное для воинов.

Мы собираемся в гости к судье и служителю культа Хаджи-Исмаелю; нас отвели для этого в маленькое, обнесенное оградой место, посреди которого возвышается очень чистая хижина из самана; эта хижина служит мечетью. Нас поставили перед выбором: или занять комнату в хижине судьи, в двух шагах от нас, или довольствоваться простым строением, что устроили нам в углу огороженного места. Свежий и красочный вид последнего заставил нас сразу же выбрать именно его. Задняя часть и кровля были сделаны из не лишенных листьев веток, с некоторыми длинными растениями, примешанными к кровле, чтобы сделать ее более непроницаемой для росы, в то время как земляной пол был усыпан пушистой и благоухающей свежей травой и благовонными растениями, коих повсюду в избытке, устроено ложе, покрытое циновками, матрацем и подушками. Полулежа на этих подушках, мы взглядом блуждали от верхней части этого отлогого участка, на склоне которого находится мечеть, к радующему глаз пейзажу, что составляли перед нами равнина, холмы и горы; за это время солнце зашло за горизонт, и мы были приятно удивлены вдруг, услышав с дерева, что находилось над нами, ритмичные фразы обычного призыва, что муэдзин озвучивает с галереи минарета. Приблизившись к дереву, я увидел, что к нему была приставлена лестница, а между ветками закреплена своего рода вереница переплетенных палочек.

...После обильного ужина мы прилегли под навесом из листвы в компании пяти или шести воинов; и так как с некоторых пор я сплю мало, в течение этой прекрасной ночи, освещавшейся светом [222] луны, я пытался запечатлеть в своей памяти интересную сцену, представшую перед моим взором.

Следующим утром среди прочих нас посетил хаджи Гуз-Бег, храбрый воин шестидесяти лет, с которым я познакомился в Пшате и чьи дерзкие подвиги произвели такое впечатление на русских, что женщины на их границе употребляют его имя, дабы напугать им своих непослушных детей. Русские генералы неоднократно предлагали ему все, что он потребует, если согласится пойти на службу к ним или заключит с ними мир; а император, говорят, выложил большую сумму денег, дабы заиметь его портрет. Но Гуз-Бег относился ко всем их предложениям с презрением, что те заслуживали, и демонстрирует свою неутомимость в составлении и осуществлении против них враждебных мер. Он возвратился с набега на другую сторону Кубани с двумястами пятьюдесятью своими товарищами; но река оказалась столь глубокой из-за таяния горных снегов, что они вынуждены были оставить свой порох и ружья на той стороне реки, боясь испортить их, пока будут вплавь ее пересекать. Таким образом, их единственным оружием оставались их сабли, и этого им было достаточно, чтобы напасть на окрестности русских фортов и принудить укрыться в них солдат, занятых сенокосом: и все это произошло с такой поспешностью, что те побросали за собой часть своих ружей, двести штук которых были с триумфом привезены черкесам.

Хаджи хоть и старик, но выглядит очень крепким, у него мощное телосложение. Черты его лица, когда они спокойны, отличает некая суровость; но как раз это случается редко, ибо его главным выражением является веселость. В одном или двух случаях, однако, я, похоже, увидел в его маленьких серых глазах, просверливающих вас и [223] подвижных, скрытый огонь нетерпения. Совсем недавно один из его сыновей сопровождал его в сражении; и так как юноша стал пятиться под огнем русских, Гуз-Бег громко окликнул его и, вынув свою саблю (из широкой и прекрасной дамасской стали), приказал тому идти вперед. Сын был убит; но эти обстоятельства не вынудили отца рассматривать его смерть как-то иначе, чем обычно в этих местах, -как событие предопределенное.

Мне было позволено сделать эскиз его лица, после того как меня заставили дать обещание, что на портрете будет изображено и все его оружие; я могу утверждать, что этот портрет очень похож на оригинал.

Из Теджагуза мы возвратились в Анапскую долину, где должно было состояться многочисленное собрание по делу об убийстве, и наши друзья сочли необходимым нашу встречу с некоторыми знатными людьми, что будут там присутствовать. Наш путь лежал сперва по богатым, открытым долинам, которые я описал во время моего пути в Адугум; затем мы вступили в другую, более узкую, но такую же богатую долину, заканчивающуюся умеренно высокими, лишенными лесов холмами, спуск с которых привел нас в гостеприимное село старого Субаша, что в Анапской долине.

На нашем пути я вновь испытал досаду, видя сколь мало продвигается жатва огромного количества зрелых зерновых хлебов, мимо которых мы шли. На одном поле я увидел работающей одну-единственную старую женщину, а на другом - трех стариков. Иначе обстояло дело, однако, с сенокосом; так, пересекая маленькую долину, мы увидели на склоне холма многочисленную группу мужчин и женщин, и наш конвой, зная, какова была природа этого сборища, немедленно остановился и отправил на холм посольство. Мы присели, [224] ожидая на берегу ручья, и почти тотчас же увидели спускающуюся и проходящую перед нами группу мужчин с косами на плечах. За нею скромно следовала толпа девушек в свободно сидящих на них платьях, с серебряными украшениями на голове и груди; затем, наконец, шли несколько мужчин, несших бозе и лепешки, продукты для привала. Жнецы отправились на соседнее поле; оттуда мы услыхали, как они запели полной грудью один из своих столь живых мотивов; и проходя, мы нашли их отбивающими такт с помощью рукояток их кос, в то время как девушки столпились под деревом посреди поля; их присутствие, несомненно, поддерживало активность жнецов. Во время нашего шествия многие наши всадники стреляли из пистолетов и ружей в честь этого события - начала сенокоса в этой долине.

Прибыв в деревушку Субаша, мы нашли нашего семидесятилетнего старика на лужайке. Самая расторопная содержательница гостиницы в Англии не смогла бы в обслуживании своих путешественников продемонстрировать больше проворства и внимания, что искренне продемонстрировал старый Субаш, превзойдя ту и в настоятельном приглашении, нам адресованном, продлить наш визит, «исходя из того, говорил он, что благодаря богу, у меня в изобилии угощений для вас»; и все эти слова звучали абсолютно бескорыстно.

Встретившись со знатными лицами, мы возвратились сюда через ущелье, которое соединяет эту долину с Анапой, ущелье, которое мы нашли извилистым, очень лесистым, труднопроходимым для вражеской армии. Мы провели там ночь в живописной деревушке очень богатого человека, одновременно земледельца и торговца, которого звали Кераль или Король. [225]

Суббота, 22. - Я уже говорил, что три зятя Шамуза были убиты в бою на юге; их сестра о том узнала первой, и выражение ее скорби таково, что крики ее можно услышать здесь, в ста туазах от ее дома. Говорят, что уже восемь дней, как она предчувствовала плохие вести, но боялась лишь за свою дочь, которая была замужем за братом требизонд-ского паши. Являются ли подобные предчувствия чисто случайными?

Число дворян, убитых в нынешней войне на южном побережье, говорят, огромно; бои идут беспрестанно, и народ, будучи не удовлетворенным этим, заставил своих князей принести клятву на Коране, что те не заключат мира с русскими, взял в заложники нескольких их детей в качестве гарантии их верности.

Океан предположений, в котором мы столь долго раскачивались, сильно волновался в эти два последних дня порывами, столь же противоречивыми, сколь и чудовищными известиями. В Хису прибыло турецкое судно из Константинополя, и говорят, что экипаж его сообщил, будто английская, французская и египетская эскадры вошли в Черное море и направились к Одессе. Сообщают также, что у русской армии в Пшате не хватает провизии и боеприпасов и что Вельяминов серьезно заболел или умер в Геленджике. Мы слышали также, что двадцать военных кораблей и два парохода - все под красным флагом - появились у побережья близ Пшата. («Ура, - воскликнул мой пылкий соотечественник, - это английский флот!»)

Мы приказали, чтобы кони наши были готовы к утру завтрашнего дня. После того мы получили более конкретное известие по поводу союзнического флота; а точнее, что он прибывает к Синопу, который, как сообщают, полон турецких солдат, готовых сесть на корабли; что другие движутся [226] маршем от Сиваша и что султан заявил англичанину Эльчин-Бею (лорду Посонби), что смогут их подождать ввиду того, что у него в Черкесии два англичанина, которые поддерживают горение и энергию жителей края; наконец, было сообщено, что Ибрагим-Паша движется к Грузии, чтобы атаковать русских! В конечном счете, синопский флот свелся к двум или трем кораблям, которые являлись предположительно военными судами, а морское наступление на Пшат обернулось трехпалубным судном под семью красными флагами, которое, как утверждают, видели и которое произвело в качестве салюта сорок выстрелов. Военные новости из этого последнего места вполне могли быть уловкой русских. Эти образчики «последних новостей» могли служить показу того, что отнюдь не требуется газет, чтобы поддерживать интерес публики, играя на ее надеждах и ее опасениях.

Шамуз этим вечером рассказал нам комичную историю об атаке на Сухум-кале, в которой он принял участие, и о ситуации, в которой он и его соотечественники оказались, когда в пределах досягаемости крепостной пушки и катя перед собой огромные кругообразные корзины, наполненные землей, они заметили, к своему большому ужасу, что эти мобильные насыпи не защищают их от ядер! В конечном итоге, однако, они взобрались на стены и захватили крепость.

Разговор затем перешел на обычай похищать детей и на восхищение, которое вызывала сноровка, проявляющаяся при том; мы сочли необходимым сказать, как на такого рода поступки смотрит почти весь остальной мир; в ответ Шамуз объяснил нам, что речь идет о вещах минувших и что не следует их в том более упрекать, как и турок - за недостатки управления, которые устранены. [227] Однако он согласился, что пленников еще похищают в областях, покорившихся русским.

Термометр вчера в полдень показывал 78°, сегодня - 79°, а в полночь - 64".

Воскресенье, 23. - Наши познания, как и наши провианты, казались столь же разнообразными, сколь и неисчерпаемыми. Очень красивая дочь князя Джаната серьезно больна воспалением лица; и ее отец прислал сегодня гонца, прося у нас совета, и сверх того, среди прочего,- пятьдесят драхм сахара, помимо перьев и разных красок в качестве волшебного зелья для ее исцеления. К счастью, я мог ему дать все, что он просил, и к тому же отправить ему лекарства и немного чая.

Термометр сегодня показывает 80°, ветер восточный, как обычно.

Понедельник, 24. - Помимо нашего Георгия, нашего грека, нашего турка, двух черкесов, взятых служить у нас по найму, и большого числа временных слуг, здесь, в частности, находятся трое мужчин из дома хозяина, чьими обязанностями были работы в доме гостей; и никогда, ни в одной стране я не встречал столь безупречную в таких своих обязательных качествах прислугу (мужскую), как честность, опрятность, исправность, уважительность и внимание. В большинстве других больших домов, мною посещенных, я, как правило, сразу же обращал внимание на таких первоклассных слуг.

Этот день был самым жарким из всех, нами здесь прожитых. В полдень в тени и при северном ветре термометр показывал 87" с половиной, а на солнце - 115е. Однако я не ощущал изнуряющей жары, так как у нас каждый день был, как правило, легкий восточный ветерок, который тотчас же сменялся западным, почти мгновенно [228] поднимавшимся после захода солнца. В это время, в полночь, термометр показывал 69°.

Вторник, 25. - Я обсуждал с г-ном Л., как уговорить вождей установить некую сигнальную связь отсюда и до Пшата, чтобы нас уведомить - с помощью костра или нескольких костров на возвышенностях, - если русские покинут Пшат, и указать нам путь, который они изберут, когда нам сообщили, что было условлено о методе связи с помощью ружейной стрельбы. Уже приблизительно семь недель, как русские находятся в Пшате, и нас немало интересует, сколь долго они там намерены оставаться; так как форт с земляными валами, что они воздвигли, по своим размерам небольшой, и к тому же они не построили ни бараков, ни других строений. Идея г-на Л. заключается в том, что ожидание, в котором они пребывают относительно прибытия английского флота, вынудило их сменить планы; мое мнение заключается в том, что они ждут окончания сбора хлебов и сена, чтобы легко их вместе уничтожить. Наши друзья черкесы, со своей стороны, не обременяют себя догадками, будучи рады иметь возможность завершить спокойно богатую жатву этого года. Я с удовлетворением узнал, что многие из них приняли план отправить свое зерно в горы, где оно могло бы быть спрятано.

После многочисленных попыток уговорить вождей держать наготове постоянную армию, мы вынуждены были уступить их образу мысли, а именно, что не следует этого делать, пока не будет собран и укрыт урожай ввиду того, что нехватка продуктов была таковой - из-за страшной засухи, что была три года назад и опустошений, организованных русскими, - что народ не захочет слушать сейчас никаких призывов к жертвам. Это бездействие было для нас крайне печальным, и оно [229] становилось еще более невыносимым из-за отсутствия достоверных известий о том, что происходит в Европе; но его, похоже, невозможно было избежать.

Термометр в полдень показывает 84°.

Среда, 26. - Северо-западный ветер; термометр в полдень показывает 80°.

Суббота, 29. - В течение того времени, что мы находимся в Адугуме и поблизости, я заметил, что армянин и грек, о которых я ранее рассказывал по поводу захваченных у них товаров, постоянно присутствовали на происходивших здесь совещаниях. Я предполагал, что они старались лишь ускорить возвращение своей собственности, возвращение, ради которого я сам обещал им поддержку, когда будут разрешены некоторые, более важные дела. В таких обстоятельствах мы не думали, что эти двое могли надеяться на возвращение части своих товаров, оставшихся в Анапе. При всем том они, видимо, решили, что присутствие двух англичан гарантирует им большую безопасность; конечно, они активно домогались выдачи им из крепости оставшейся части их товаров. После долгих разбирательств между членами семи или восьми обществ это разрешение им было, наконец, предоставлено, и тогда, после собрания, были назначены несколько доброй репутации черкесов, чтобы сопровождать их и надзирать за тем, чтобы у них не были подозрительные сношения с русскими. Мы узнали обо всем этом лишь в последнюю среду, и на следующий день получили сообщение, что отряд черкесов собрался близ Анапы с намерением захватить эти товары, думая, что разрешение о выдаче их не может быть получено. Эти известия были для нас крайне неприятными, так как свидетельствовали об отсутствии единства мнения или, чего мы еще более опасались, отсутствии достаточного уважения к решениям вождей и старейшин, которое нам [230] казалось очень важным установить и даже, если будет возможно, возвести в главенство. Поэтому мы решили, что один из нас немедленно отправится к местному судье, Мехмету-эфенди (который разрешил этот захват и который в этом участвует), чтобы сообщить ему о неудовольствии, что вызвало у нас полученное сообщение, и вынужденности, в которой мы окажемся, покинуть эту часть края, если это известие подтвердится и вожди не окажутся в состоянии отстоять своего решения, убедив в таком случае нас в том, что здесь не существует безопасности для иностранцев. Г-н Л. взял на себя эту миссию, и на следующий день один из слуг, его сопровождавших, явился просить меня незамедлительно присоединиться к нему. Двух или трехчасовой конный переход в направлении морского побережья и Анапы привел меня к живописному озеру под названием Абрар, приблизительно двух милей в длину и мили в ширину, окруженному достаточно высокими лесистыми холмами.

В деревушке, расположенной на склоне одного из них, я встретил г-на Л., жившего здесь у Али-Бия. Последний встретил меня очень сердечно и сказал, что именно он послал меня искать, желая принять меня в качестве гостя, что он предпринял бы и раньше, если был готов принять нас. Он извинился за состояние, в котором находился его дом для гостей, так как в прошлом году русские все у него сожгли. Тем не менее он заявил, что, если мы пожелаем остаться у него до весны, он будет рад нашей компании и сможет ежедневно забивать для нас по барану. Это высокий, костлявый, на вид спокойный и достаточно простой старик с белой бородой, которая, сказал он нам, была черной, когда началась эта война с русскими, желая несомненно дать понять, что она поседела преждевременно. Что касается истории с торговцами, то оказалось, [231] что их товары не были расхищены, только кем-то был уведен конь армянина, когда тот выходил из крепости.

Наш старый друг Субаш входит в число тех, кто, как нам сказали, был вовлечен в это дело, что нас очень огорчило; был недоволен и он, так как мы послали нашего турка сообщить ему, что, если он участвовал в деле, необходимо, чтобы он оправдался или отрекся от нашей дружбы. Кроме того, мы поручили Осману отправиться в деревни Хаджи-Исмаеля, Мансура и вождей Шапсуга, поставить их в известность относительно нашего видения этого дела и напомнить, что коль наступает время окончания сбора урожая, давая возможность вождям с большим рвением и с большими шансами на успех заняться мерами, нами им предложенными, мы просим их назначить день большого съезда, который должен состояться по поводу этих мер, и оставить Османа у себя, пока они не смогут передать с ним сообщения о согласованном ими дне.

Следует заметить в пользу этих провинций, что, хотя наследственные вожди в значительной степени утеряли власть, которой обладали их предки, и хотя народ управляется лишь теми, кто снискал влияние на общественное мнение, я никогда не видел, чтобы это влияние предоставлялось кому-нибудь, его не заслуживающему, будь то по превосходству опыта и мудрости, будь то по его энергии и неподкупному характеру. Кроме того, все эти влиятельные люди зрелого возраста; имущественное положение действительно утеряло здесь свое уважительное значение, обычно его сопровождающее. Еще одна вещь, что тоже следует отметить, - это то, что, хотя здесь исполнение судебных приговоров медленное, нет ни одного примера, мне известного, напоминающего, так сказать, разбой, несмотря на лишения, на которые этой долгой войной обречены [232] многие люди. Воровство - явление частое, но когда оно раскрывается, оно, как я уже говорил, сурово карается; и лишь в самой отдаленной части края и лишь когда оно исполнено ловко, у черкесов сохраняется - или, скорее, когда-то сохранялась - та же терпимость, что менее века назад встречалась и у наших шотландских горцев.

Армянские и турецкие торговцы в сопровождении лишь небольшого числа находящихся у них на службе людей пересекают край во всех направлениях с большим количеством товаров, никогда не подвергаясь ни кражам, ни насилиям.

На северной стороне пути, ведущего к озеру Абрар, горы бесплодные, а поверхность их окрашена в белый цвет камнями и известняками, в то время как находящиеся к югу имеют богатую и глубокую почву и покрыты до самой своей вершины деревьями и великолепными травами. Эти более плодородные горы, похоже, как бы растянуты вдоль всего побережья. Через узкую лощину у озера — простираясь почти прямо на северо-восток — тонкие пласты того же камня чередуются с пластами сланца; и некоторые из этих пластов (как на возвышенностях Семеза) расположены почти вертикально.

Я собираюсь предпринять здесь, хотя и с большим недоверием, краткое изложение геологических наблюдений, мною произведенных в пути. В здешних окрестностях есть средних размеров скалы с пластами ракушечного и грубого известняка, песчаника, слоями мергеля и извести в состоянии разложения, сланца и битуминозного глинистого сланца. На севере, близ Адугума и Ва-стогая, имеются несколько соленых источников. К югу я обнаружил твердый мел; но до настоящего момента я не видел в этом направлении ни кремня, ни крупного песка. Мне говорят, что кремень [233] имеется близ Адугума. Известковый камень, слегка окрашенный, содержащий то тут, то там прожилки известкового марказита, является доминирующим камнем по всей линии гор, расположенных между Анапской долиной и долиной Пшата. За Геленджиком и к югу от Пшата имеются пласты железной руды, сопровождаемые известковым камнем, песчаником, глинистым и известковым сланцем. К северо-востоку от Пшата есть гора, таящая в себе большие пещеры или выработки, которую называют «свинцовой горой»; но никаких изысканий здесь не было произведено со времен, к которым восходят самые древние предания этого края. Я надеюсь скоро посетить ее, а также несколько горячих и сероводородных источников, расположенных в трех днях пути от Семеза к востоку.

На побережье, немного южнее Жюбги, два ряда пластов образуют тупой угол, первый, наклоняясь на северо-запад, а второй - на юго-восток. Последний имеет в целом наклон в 30-40°; но встречаются все углы и всякие волнообразные поверхности, даже самые резкие, как в Агуадче, где тонкий и вертикальный пласт песчаника на каком-то расстоянии напоминает гигантскую плетень. Чуть севернее, в Месгаху, есть богатый пласт железной руды, находящийся в котловине песчаника. Ближе к Сюбешу начинается как бы переходный порядок горных пород, так как я видел там горы, состоящие из глинистого сланца в крайнем состоянии выветривания и очевидные признаки каменного угля, обнаруживающиеся в Сукухе, немного севернее Сюбеша. В Мамае я обнаружил участок, загроможденный огромными массивами известкового камня и красноватого песчаника (После того мне рассказали, что русские из форта Сюча (приблизительно в двух милях к югу от Мамая) обнаружили там каменный уголь, что использовали в качестве топлива). [234]

Мне рассказали, что в сорока пяти милях южнее Мамая встречается порфир, а скалы, относящиеся к центральному хребту, доходя до Гагры, обрываются на побережье, будучи почти весь год покрыты снегом.

Температура стала более прохладной и приятной, ветер повернул на север. Термометр в полдень показывал 73°.

Сегодня после полудня прибыл старый Су баш, демонстрируя простодушие и дружбу. Мы приняли его сперва несколько прохладно, подозревая его замешанным в нападении, объектом которого был армянин; но он привел нам свое алиби. Это обвинение, как сказал он нам, его сильно огорчило. Я еще не встречал, во всяком случае в этом крае, никого, кто мог бы с ним сравниться. Я часто замечал силу его ума в том неизменном спокойствии, что он сохранял в равной степени при получении добрых и плохих вестей, которые выводили из себя и расстраивали окружающих его; в равной степени удивительны его храбрость и его благородство.

Термометр сегодня (в полдень) показывал 58°.

Понедельник, 31. - Вчера нас пригласили спуститься в долину, чтобы поприсутствовать в начале сенокоса у нашего хозяина и князя: первый арендует половину земель последнего, так как Шамуз вынужден был вывезти все, что находилось в его имении близ Анапы, в том числе орудия и скот. Там мы обнаружили где-то около шестидесяти собравшихся мужчин, активно занятых косьбой, дружно исполнявших бодрую песню, которую при нашем появлении они прервали, чтобы издать всякого рода дикие крики, пугая наших лошадей и предоставляя нам случай продемонстрировать наше умение управлять ими.

Некоторые из них после того устремились к бедному Луке и, принудив того сойти с коня, [235] торжественно увели его как пленника, чтобы за него был выплачен выкуп. Мы согласились отдать за него барана, чтобы внести свой вклад, с некоторым количеством меда, что мы ранее отдали, чтобы приготовить бозе для дневного пиршества. Этот обед составляет все, что дают за дневную работу, и именно такое средство используют, чтобы раздобыть рабочие руки всякому, кто должен много косить, а собственных слуг при этом не хватает. Косы имеют лишь половину длины наших. Производится большое количество труда, но, по моему мнению, весьма несовершенным образом; так как вместо того чтобы начать с самой широкой стороны поля и аккуратно двигаться до противоположной точки, косари идут по полю группами, набрасываясь по своему желанию на самую густую массу травы, как если бы речь шла о частях русской армии, и расправляются с нею весьма быстро, с громкими возгласами и шумными песнями, но не трогая углы. Только два или три раза они использовали инструмент, слегка напоминавший большую английскую косу; остальные, скорее, вырывали сорняк, а не косили траву. Большая часть травы здесь сильная и грубая, и во многих местах она полностью вытеснена другими травянистыми растениями, в частности, травой с длинным стеблем (от восьми до десяти футов высоты с легким синим цветком - вида цикория), которую очень любят лошади. Скошенная трава остается на поле; на следующий день я увидел ее уже частично убранную в стога.

Вечером от г-на Л. в Пшат прибыл грек и сообщил, что шесть дней назад русские двинулись в Чепсин, где произошло несколько боев и имелось множество убитых и раненых с обеих сторон. Следует предположить, что или утратил бдительность черкесский «телеграф», или, дабы вновь не [236] вызывать в нас нетерпения, от нас скрыли эти новости. Узнав о них, мы сказали Шамузу, что не можем согласиться более оставаться без дела, и если только Осман не сообщит нам, что назначен день съезда, мы отправимся поближе к той или иной русской армии, чтобы посмотреть, что там можно сделать вместе с жителями близлежащей области. Наш хозяин ответил нам, как бы показывая, что стыдится бездеятельности своих соотечественников в этой части края, что завершив свои дела, будет готов сопровождать нас.

Этим вечером было также сообщено, что русские вынуждены были отослать обратно грузин и азраев, так как те стреляли в воздух; и что они не возвели укрепления, так как атаки черкесов не давали им передышек.

Среда, 2 августа. - Сегодня Осман возвратился после своей миссии к вождям Шапсуга, но итог ее не был удовлетворительным. Большинство вождей удалились к себе и были заняты судебным разбирательством не столь уж серьезного нарушения (выплаты штрафа в виде двух сотен баранов); а те, с коими он встретился, вместо того чтобы определить день съезда, сказали ему, что дней через восемь, как они надеются, по этому поводу кое-что решится. Так как эта весть не была многообещающей, мы решили между собой, что наступило время предпринять чрезвычайное усилие, чтобы вырвать жителей этих областей из состояния оцепенения, в которое, похоже, погрузили их печальное состояние их государственных дел и зависимость от иноземной поддержки, в коей они пребывали. Итак, мы отправили вождям двух областей письмо, в котором заявили, что до сих пор все еще питали надежду преуспеть в нашем намерении побудить их исполнить советы, что три года назад дал им лучший друг их родины Дауд-Бей; объединить [237] их силы и тем самым удвоить их, водворив их в той или иной форме под единое военное командование; что время жатвы, чего нас просили дождаться, наступившее без каких-либо видимых перемен в их намерениях, ныне нас убедило, что они абсолютно не расположены претворять в жизнь эти меры и что они предпочли оставить судьбу своей страны воле обстоятельств; что, следовательно, мы вынуждены не терять более времени в бездеятельности и отправиться в какую-нибудь иную часть края, дабы ускорить исполнение того, что нас сюда привело.

Лука с этим письмом отправился в путь. Ему было наказано передать его главным судьям Натухача и Шапсуга и попросить их изложить содержание этого письма вождям. Ему было поручено также попросить Тугуза и некоторых других лиц сопровождать нас во время нашей поездки, намеченной через восемь дней. [238]

Глава 10