Съезд разъезжается. Пребывание в верхних долинах Абуна и Пшата

Aнхур, пятница, 31 мая. - В понедельник после полудня мы покинули живописную и красивую долину Шепс; и преодолев гору по ее восточной стороне, достаточно высокой и покрытой прекрасным лесом, мы достигли еще более красивой и более богатой долины Шебиз. Она выглядела заселенной и возделанной на всем ее пространстве. Мы пересекли ее, как и лесистые возвышенности, ограничивающие ее с востока, в направлении С.-В., и остановились на короткое время в одной деревне (или, скорее, деревушке, подобной всем остальным) на маленькой речке Шепсугу, между тем как наши вожди отправились засвидетельствовать свое почтение семье другого вождя, недавно умершего из-за [144] полученных несколько дней назад ран в бою с русскими, в котором часть людей его свиты были серьезно ранены. Затем мы сделали вторую остановку в другой деревушке, где на траве нам подали прохладительный напиток. В этом последнем местечке праздновалась свадьба и собралось большое число людей обоих полов; после нашего отъезда я узнал, что перед нами хотели исполнить танец женщин. Я весьма сожалел, что рассудили это развлечение малосоотносящимся с серьезностью нашей миссии и достоинством положения, нам предписываемого: «Счастлив тот, кто может провести свою жизнь... и т. д.»

Переход через другой лесистый холм привел нас в долину Уаф, к ручью, еще более мелкому, чем два предшествующих. Хотя наш приезд туда был абсолютно неожиданным, наш многолюдный караван был сердечно встречен неким Джамболе-том (как мне сообщили, очень храбрым и весьма боевым воином), чья деревушка была расположена на середине склона холма; тщательность, которой отличались ее строения, и обширные, обнесенные оградой выгоны и возделанные участки земли свидетельствовали о богатстве ее владельца. Наш ужин состоял из большого количества вкусной еды, хотя половина приготовленного была отправлена в несколько соседних домов для Шамуза и других, поселившихся там к своей и нашей радости. Этим утром до нас дошло известие о новой вылазке, осуществленной анапским гарнизоном, но без заметных результатов.

Вчера, рано и обильно отобедав, мы отправились в сопровождении нашего хозяина в Анхур, где мы сейчас и находимся; взобравшись на высокий лесистый холм, мы увидели открывающуюся перед нами восхитительную долину Кубани, простиравшуюся на север и на восток до крайних [145] границ горизонта и заканчивающуюся на западе постепенно становящимися все выше и выше возвышенностями. Но объекты непосредственного нашего интереса находятся там, перед нами, - речь идет о долине Абуна с двумя ее недавно отстроенными русскими укреплениями. Эта долина удачно выбрана как пересечение двух враждебных территорий; так как хотя с западной стороны она заканчивается несколько трудным проходом, где, как я уже говорил, черкесы в прошлом году оказали мощное сопротивление захватчикам, долина значительно простирается на север.

В начале этого подъема расположено первое укрепление с дюжиной пушек, под защитой которых паслось небольшое количество скота. С обеих сторон над этим фортом возвышаются горы, с которых, как мне показалось, можно за очень короткое время его разрушить. К северо-западу, на расстоянии приблизительно в пять миль от этого первого форта (названного Николаевским), возвышается Абунское укрепление, расположенное на отлогом склоне возвышенности, с которой мы и спускались. Насколько я мог видеть, местоположение его было удачно выбрано и не контролировалось в пределах досягаемости пушки ни с какой возвышенности. Оно напомнило мне строгий квадрат со стороной в сто туазов, окруженный низким земляным бруствером и рвом, внутри которого стояли крепкие деревянные домишки и другие сооружения. Оно, как говорят, защищено двадцатью пятью пушками и двумя тысячами человек, половина из которых - поляки.

Долина Абуна ныне лишилась жителей; но руины обнесенных оградой мест и домов указывают, что население здесь было многочисленным. Земледельческие потери должны были быть огромными для края, так как я не видел нигде подобного [146] богатства растительности. Во многих местах семейства злаковых достигали половины высоты подпруг наших седел, а в иных были еще выше.

Абун после Адугума является самой большой рекой, что мы преодолели. Перейдя его вброд, мы слегка свернули к крепости, и там, особо не думая о пушках, я захотел остановиться, чтобы рассмотреть форт с помощью зрительной трубы; но черкесы попросили меня отойти для этого чуть далее, принимая во внимание то, что если мы остановимся там, русские, несомненно, выпустят несколько ядер. При всем том я увидел еще ближе от форта нескольких черкесов, занятых, как мне объяснили, сбором травы в долине. Как можно предположить, я не стал противиться; и, немного удалившись, мы достигли возвышенного места, где обнаружили костер, воду и несколько человек, постоянно находившихся там на посту, чтобы наблюдать за гарнизоном форта. Там мы спешились и спокойно стали рассматривать врага. Чуть далее мы обнаружили горку высотой приблизительно в восемьдесят футов, показавшуюся мне искусственной; вероятно, могила какого-нибудь древнего могущественного вождя; еще чуть далее мы достигли деревни, чьи жители не покинули своих жилищ, несмотря на столь малое расстояние от форта и недавнего театра вторжения. Там мы вновь спешились для полуденных молитв, во время которых мы - «гяуры» - присоединились к польским дезертирам, охотно ответившим на все наши вопросы по поводу русских и их фортов.

Оставшаяся часть нашего шестичасового марша проходила через лес, смешанный с выгонами, возделанными полями и деревушками; но в этом лесу было мало больших деревьев. Они, главным образом, состояли из молодых саженцев или побегов с корнями, идущими от старых пней, так как сто [147] лет войны, что сюда принесли русские, отдали во владение природы значительные части этой, некогда возделанной, долины. В Анхуре (то был первый случай, когда я стал свидетелем подобного факта) нас приняли с некоторой нерешительностью. Когда дело дошло до объяснений, выяснилось, что во время последнего вторжения наш хозяин отправил в горы для большей безопасности кровати и т. д., и так как наш приезд не предвиделся, он побоялся, что не сможет принять нас надлежащим образом. Подобное поведение выглядело достаточно объяснимым; тем не менее сын Шамуза, Ногай, придал передо мною своим молодым чертам откровенно презрительное выражение - столь сокровенны и возвышенны здесь представления об обязанностях гостеприимства! Между тем в еде мы не были ограничены: был предложен очень жирный и очень вкусный баран.

Нас известили, что через Кубань перешли новые войска и что армия из Геленджика двигалась на Пшат. Предполагается поэтому, что первым поручено воспрепятствовать жителям этого района отправиться на помощь своим соотечественникам на побережье, что не помешало отъезду Хатукая и некоторых других людей ради этого.

Во время нашего пребывания в Шепсугу мы узнали, что было принято решение о покупке лошадей для нас и наших слуг; мы настояли, чтобы нам позволили самим их оплатить, что и было разрешено нам после дружеского спора. Мы поручили Мансуру с одним или двумя другими знатоками проследить, чтобы нам достались хорошие лошади и потому мы, г-н Л. и я, таковых и заимели; он -очень сильного, а я - самого красивого и самого легкого из всех, мною когда-либо виденных. Одна стоит семь гиней, а другая - девять; моя - темно-серая; это любимая лошадь князя Семеза, столь [148] же гордого, что и бедного, и теперь противящегося взять за нее деньги. Надеюсь, что в том он уступит, в противном случае мне придется возвратить коня, чем я буду раздосадован. У него нет никаких изъянов, разве что немного пуглив; он столь же резвый, что и послушный. Мы наняли, чтобы ухаживать за конями, слугу, который имел дворянское происхождение; но у него более нет ни владений, ни родителей, и ему приходится служить. Уход за конями, кроме того, считается делом значительно менее унизительным, чем всякая иная подневольная работа.

Сегодня после полудня мы, г-н Л. и я, отправились посмотреть два поля брани. Одно из этих двух сражений состоялось в прошлом году и продолжалось несколько дней; другое произошло какой-то десяток дней назад. Это открытая и гладкая равнина, по краям которой на севере и востоке расположились леса и низкие холмы. Очень большое превосходство кавалерии должно давать черкесам значительное преимущество на подобном поле, но я думаю, что оно уравновешивается эффектом, что должна производить артиллерия; и уже само это противостояние действию артиллерии, что продолжалось несколько дней, было бы достаточным, чтобы показать необыкновенное их мужество.

Мы встретили в пути вождя, одетого в кольчугу; этот вождь самой воинственной наружности спешился со своей свитой, чтобы поприветствовать нас (о нем будет сказано ниже), и вскоре к нам присоединился юноша, коего я уже приметил, как отличающегося даже среди его соотечественников своей ловкостью и своей силой. Нам рассказывали, что недавно он захватил русское знамя и пять солдат. «Что ты с ними сделал? - спросили мы его. - Естественно, я их продал!» Одно из главных мотивов, что побуждает идти здесь сражаться, [149] заключается в том, что человек храбрый и боевой может обзавестись работниками для своего хозяйства или сколотить небольшой капитал продажей своих пленников. Цена на них на рынке сейчас по тем временам составляет от трех до пяти фунтов стерлингов (от семидесяти пяти до ста двадцати пяти франков), что может свидетельствовать, что этот товар имеет большой спрос.

Этот юноша продемонстрировал нам, помимо своей исключительной сноровки в управлении своей лошадью и способности стрелять на полном скаку в шапку, лежащую на земле, еще одно, никогда мною не виденное действие: это прыгать под свою лошадь и в тот же миг заряжать свое ружье и вынимать из ножен свою саблю. Если русские солдаты, здесь находящиеся, не стоят большего, чем те, коих я видел в Севастополе и других местах, они непременно должны быть лишь детьми против большинства черкесов.

По возвращении мы узнали, что вождем, нами встреченным, был Чуруг-Оку Тугуз и что он ждет нас, чтобы засвидетельствовать свое к нам почтение. Он был дома и принес нам много неожиданных и весьма добрых известий. Он встретился с некоторыми вождями нескольких восточных провинций, которые Россия до сих пор оккупировала и мешала им действовать; и они сказали ему, что отказались поставить русскому генералу тысячу всадников, узнав, что Англия намерена вмешаться в пользу Черкесии; и, что если г-н Л. или я пожелали бы туда отправиться сами или послать туда какие-нибудь предметы нашей одежды или что-нибудь иное, чтобы доказать, что англичане находятся здесь, этого было бы достаточно, чтобы поднять против России весь край.

Но самой удивительной частью этих известий было то, что эти вожди получили письмо от [150] ногайцев (на другой стороне Кубани), сообщающее, что аналогичное прошение о предоставлении кавалерии (тридцати человек из каждой деревни) было адресовано и им, что они тоже склонны в том отказать по причине известия об английском вмешательстве и что они хотели бы вступить в совместные действия с черкесами. Я не знаю, говорил ли я, что в Пшате у Индара-Оку я встретил человека из Казани, представившегося мне посланным в Черкесию своими соотечественниками, чтобы удостовериться, действительны ли намерения Англии оказать помощь в установлении черкесской независимости. Он добавил, что ждал двадцать месяцев, чтобы узреть какое-нибудь доказательство, на которое можно было бы положиться; и, что если такого рода доказательство было бы дано, вне всякого сомнения, все его соотечественники взялись бы за оружие против русских! Видно, какое огромное потрясение всего русского здания может произойти, если здесь в достаточной степени будет поддерживаться искра свободы!

Сегодня после полудня мне показали сделанное здесь ружье, калибр которого таков, что два моих пальца могут вместе войти в его очень длинный и очень прочный ствол. Это ружье, должно быть, сильного действия. Весь день здесь слышны пушка и даже ружейные выстрелы; наши кони и наши слуги расположились биваком вокруг огромного костра у края дома, готовые, если понадобится, двинуться в путь; и нам было рекомендовано особо не удаляться от нашей деревушки, не будучи сопровождаемы, принимая во внимание тот факт, что русские предложили вознаграждение за наше пленение.

Верхний Абун, понедельник, 5 июня. - Три дня мы жили у нашего анхурского хозяина, затем мы отправились в деревушку трех братьев, [151] расположенную чуть далее к западу, в более богатой части равнины, чьи ряды великолепных дубов, зеленеющих лугов и зреющих хлебов воскресили в нашей памяти Англию. Г-н Л. часто восклицал: «Вот что напоминает Англию!» Климат тоже имел больнгае сходства. Обильные ночные росы каждое утро, в течение нескольких часов испаряясь, разливают в воздухе восхитительную свежесть. Эта семья выглядит богатой, если судить по многочисленным ее стадам крупного скота и коней.

В течение трех проведенных нами здесь дней все еще слышалась пушка; но местные жители едва ли обращали на нее свое внимание посреди своих, более злободневных забот, а именно обсуждений писем Сефир-Бея, размышлений над ответами, что необходимо было на них дать, и обдумывания вопроса относительно приема делегации с севера Абазака, прибывшей, чтобы предложить помощь этой части края и согласовать действия с людьми из Шапсуга и Натухача. Вожди из этих двух районов, здесь присутствовавшие, пожелали, чтобы встреча с нами была обставлена с определенной торжественностью; вследствие того для нас под одним из деревьев внешней ограды были разложены циновки и подушки; был вынесен и поставлен рядом с нами национальный стяг, и после того абазакам, ожидавшим в другом, обнесенном оградой лесистом месте, объявили, что мы готовы принять их. В момент, когда они приблизились, собравшиеся вокруг нас разошлись таким образом, чтобы оставить свободное место, где мы увидели идущего Мехмета-эфенди, держащего за руку другого, молодого судью (одного из посланников) с весьма приятным и очень умным лицом; а за ними - восемь или десять старых вождей и их подчиненных. Они были представлены нам в соответствии с обычаями и после рукопожатий сели на [152] траву; после того им были сообщены наши новости, и мы заставили их прислушаться к достаточно серьезным соображениям относительно фатальных последствий, коим неизбежно подвергнутся сами внутренние провинции, если они немедленно не примут более эффективных мер, чтобы прийти на помощь пограничным областям во время нынешней кампании. Вождь этих последних провинций попросил нас тоже высказаться, и наша краткая речь, похоже, произвела желаемый эффект, так как часть делегации осталась, чтобы принять безотлагательное участие в военных действиях, в то время как другая возвратилась к себе, чтобы оттуда привести на помощь своих людей.

Один из вождей, человек сильный и чрезвычайно деятельный, вовремя не приехавший, чтобы присутствовать при публичной встрече, имел приватную беседу, в ходе которой ему были высказаны те же соображения; он ответил на них шутя, что нас нужно оставить в крае, пока мы сами не убедимся, что совместные действия людей трех провинций были исчерпывающими и эффективными. Среди других предметов был обсужден вопрос относительно того, должен ли я отправиться во внутренние области с некоторыми из этих абазаков (коль г-н Л. решил направиться в сторону русской армии); но нашим здешним друзьям такое решение в данный момент, похоже, не понравилось; я согласился с ними, чтобы отсрочить поездку.

Решив наконец все вопросы, что должен был рассмотреть съезд, воскресным утром, после слишком рано устроенного завтрака, все мы отправились в путь, чтобы возвратиться в Пшат, Наша дорога шла вверх по долине Анхура, представляющей милые картины, где в достаточной мере присутствует и земледелие. Сделав привал на берегах реки для полуденной молитвы, мы отклонились от [153] ее берегов и стали подниматься с правой стороны на достаточно высокую и крутую гору, покрытую прекрасными лесами, через которые мы некоторое время с трудом прокладывали себе путь, очарованные, впрочем, тем, что были защищены от палящего солнца. Когда, наконец, мы стали вновь спускаться, то увидели вдали очень красивую долину, приятно волнистую, с самыми богатыми пастбищами, возделанными полями и деревьями, что тесно обступали возвышенности, одетые в величественные леса. На вопрос, что я задал относительно названия этой чарующей долины, мне объяснили, что эта была другая часть долины Абуна, о чрезвычайном плодородии которой я уже упоминал, но тогда счел, что она простирается дальше, на восток, за Пшатом. Некоторое время мы спускались в нее, повернув на запад, и сделали привал на целый день в деревушке, расположенной в пяти или шести милях от форта Николаевский.

Я постарался набросать рисунок этой деревни и окружающего пейзажа; но так как торопился и был столь стеснен жарой и любопытствующими, что, боюсь, передал своим рисунком лишь весьма слабое представление о красоте этой местности. Две постройки перед нашим домом для гостей, которые, как я видел, часто посещали некоторые дети, возбудили во мне любопытство; я был приятно удивлен, узнав, что одна из них была школой, а другая - мечетью. Дети учатся здесь читать и писать на турецком языке. Я узнал, что в крае существует много образовательных заведений, подобных этому.

Сегодня, после утреннего завтрака, мы ранним часом покинули последнюю упомянутую деревушку и через три или четыре часа достигли ту, где теперь находимся. Вся эта дорога шла вверх по долине Абуна, которая, кажется, простирается [154] значительно далее того места, где мы находимся. Абун описывает в своем течении четыре или пять больших изгибов, помимо бесконечного числа менее значительных излучин; это одна из самых широких, самых быстрых и самых прозрачных рек, что я пересекал во время этой экскурсии. Горы, окаймляющие ее долину, причудливо разнятся формой и высотой и покрыты великолепными лесами, вперемежку то тут, то там пастбищами с прекрасным зеленым кормом; в то же время ее поверхность, вечно извилистая, представляет при каждом изгибе чередование великолепных лесов, роскошных лугов, возделанных полей и многочисленных деревушек. Одним словом, среди большого числа прекрасных долин этого края я не видел ни одной, что понравилась бы мне больше этой, за исключением только долины Терампс, близ Мамая.

Среда, 7 июня. - Мы находимся здесь, в деревушке пожилого и респектабельной внешности человека, который не является дворянином, но, как утверждают, живет в довольстве, хотя я был склонен, судя по нашей еде, предположить, что он уступает людям, коих мы до той поры посетили, так как наше питание было простым; что до остального, то я весьма доволен. Мы предполагаем, впрочем, что наше пребывание здесь только временное: пока вожди не примут в отношении нас какое-нибудь иное решение. Все они в понедельник отправились к Пшату, вскоре после нашего приезда, после оживленных споров относительно нынешней кампании, споров, в которых г-н Л. настоял, чтобы ему было позволено сопровождать их и принять участие в любом предприятии, которое могло бы быть задумано. Но они от этого решительно отказались, ссылаясь в первую очередь на то, что пока дела не будут полностью улажены и пока большое число людей из внутренних [155] областей, которым наша миссия не была разъяснена, не будет беспрестанно прибывать, для нас могло быть опасным находиться на поле брани; что, если в спешке и замешательстве, от которых их первые боевые действия едва ли будут избавлены, мы можем оказаться отделены от тех, кто нас знает, в нас могут стрелять или порубить нас на кусочки, приняв за врагов.

В их беспорядочном способе ведения войны, когда каждый командир во главе своих подчиненных атакует противника, когда находит тому благоприятные обстоятельства, этот совет, вероятно, может оказаться справедливым. Мы очень хотели взглянуть на то, что происходит в Пшате; но нам следует унять свое любопытство, по крайней мере, на один или два дня, когда некоторые командиры пообещали вернуться и рассказать нам о событиях и условиться о последующих действиях.

Мне досадно сообщать, что (как мы о том узнали в пути) русским удалось захватить Пшат, не понеся больших потерь, что произошло, главным образом (я думаю), из-за нехватки пороха у окрестного населения. Нам также рассказали, что над ними в небе появился таинственный метеор и, образовав полукруг, взорвался. К счастью, черкесы увидели в том предвестие разгрома их захватчиков. Возможно, что это был снаряд, выпущенный Вельяминовым, чтобы сообщить коменданту Геленджика о своем прибытии в Пшат; но мы оставили это объяснение при себе. Нам сказали, что хаджи Гуз-Бег, которого я встретил в Жюбге с поручением призвать своих соотечественников к оружию, совсем недавно в одиночку совершил на другом краю этой долины один из самых отважных поступков. Он заметил место, где солдаты Николаевского форта пасут гарнизонный скот под защитой своих батарей; выждав удобный случай, [156] он бросился на пост (когда их оружие, как я предполагаю, находилось в козлах), сумел убить двоих и, кроме девяти принесенных мушкетов, захватил пленника.

Вчера нас посетил Султан Хургун-Гери, родственник великого султана. Он живет в этих окрестностях и с большим унынием говорит о ситуации в этом крае; но мне показалось, что эта манера видеть вещи в черном цвете должна в значительной степени приписываться его флегматичной натуре. Он показал нам (я не знаю, по какой причине) русский паспорт, с помощью которого он приехал сюда из Константинополя два года назад через Анапу.

Вечером, когда наши люди и некоторые жители этой деревушки сидели на нашей лужайке, мы увидели две их двуструнных скрипки, и среди восьми или десяти человек четверо играли на них очень хорошо. Похоже, что дома, предназначенные гостям (чужеземцам), в большинстве своем снабжены одной такой скрипкой. Сюжет и некоторые мысли двух песен показались мне очень поэтичными. Одна имела жалобную мелодию, сочиненную в память о юноше, в прошлом году женившемся и убитом в день своей свадьбы во время нападения русских, против которых он тотчас и отправился. Другая была сочинена, можно сказать, в утешение Чорат-Оку Хамузу, старому, очень храброму тока-ву, главному оратору во время состоявшегося в понедельник обсуждения, отправившемуся в Пшат с остальными сражаться против русских.

В прошлом году, в кровопролитном с ними бою он потерял четверых братьев, четверых сыновей и сам был очень тяжело ранен. Он сильно хромает на одну ногу. Единственная, когда-либо услышанная мною музыка, способная сравниться с музыкой этих песен, - это псалмодия церковной службы. [157]

Погода последних дней ночами была очень холодной, а утром, как и вечером, стояла ласковая прохлада. Движимые желанием увидеть то, что находилось по ту сторону гор, простирающихся перед нашим жилищем (и перекрывающих нам вид на Пшат), мы, г-н Л. и я, нашли одного человека, который согласился сопроводить нас сегодня на вершину одной из них высотой, приблизительно, в тысячу четыреста футов. Почти на этой высоте мы обнаружили дорогу, которая явно часто посещаема как лошадьми, так и крупным рогатым и мелким скотом; мы заметили многочисленные стада последних, пасущихся на прилегающей горе. Пастбище на этой высоте было отменным, самым богатым из всех, мною виденных; и с горы, на которой мы находились, мы увидели, как простирается на значительном расстоянии на юго-востоке неровная поверхность высокого плато, дарующая стадам крупного и мелкого скота такую нежную траву, какую мог бы только пожелать фермер Швио.

Зрелище, которым мы любовались с этой вершины, более чем компенсировало трудности, что мы пережили, дабы ее достичь. Перед нами на расстоянии двенадцати-пятнадцати миль развертывалось обширное пространство Черного моря; направо виднелась долина Хейдербех; сзади - Ге-ленджикская долина и линия высоких гор, разделяющая их. Впервые я увидел маленькую, без излучин, долину (называемую Мезип), по которой течет ручей, впадая чуть восточнее Геленджика в море. В правом углу этой долины простирается долина Сючи, полностью видимая с того места, где мы находимся; после нашего предшествующего перехода эти две долины приобрели для нас новый интерес в связи с тем обстоятельством, что в это время русская армия пересекла их, чтобы направиться в Пшат. Мы надеялись также оттуда [158] увидеть эту последнюю долину (Пшат), по крайней мере, частично; но она укрыта была от нас промежуточными возвышенностями. Склон этой горы и всех прилегающих возвышенностей был покрыт густыми лесами. Тот, через который мы прошли, состоял, главным образом, из высоких, значительного диаметра буков.

В каждой деревушке (как, по правде говоря, и во всем крае) можно увидеть хорошо огороженные и засаженные капустой, луком, фасолью и другими бобовыми, коноплей, льном, табаком и селитровой травой огороды. Полуденное солнце, когда его не укрывают тучи, как и в Англии, в это время года почти не греет, и в целом я до сих пор не вижу - за исключением более хорошей погоды - большого различия местного и нашего климата. Малоотличимой выглядит и растительность, как то доказывается, думаю я, коллекцией растений, мною собранных. Среди птиц я точно так же признал всех тех, кто напоминает наших, таких как дрозд, щегол, жаворонок и воробей. Иногда слышен соловей. Много диких голубей, которые пребывают в прекрасном состоянии. Что касается последних, мне следует лишь тому поверить, так как, хотя черкесы и не имеют, подобно туркам, суеверных предубеждений, мешающих им убивать голубей (в чем, будучи в том осведомлен, я сегодня уверен), у них все же есть закон, запрещающий их истреблять в то время года, когда те заняты своим потомством. В изобилии имеются хохлатые зеленые дятлы и другие птицы; но я еще ни разу не приметил ни одного фазана, ни одной перепелки или куропатки. Мне сказали, что фазанов и перепелов много в долине Кубани. В Суджуке и других местах я видел поразительно красивую дикую утку, образец которой я постараюсь отправить в Англию. Часто встречаются орлы, изобилует все многочисленное [159] семейство ястребов благодаря избытку добычи для них из-за отсутствия мелкой охоты из ружья. По той же причине повсюду во множестве имеются зайцы; и, как можно предположить, немало уток. В больших лесах имеются кабаны и лани, хотя охотники и мешают им размножаться.

Но в многочисленные мои часы досуга ничто так меня не забавляло, как республика муравьев. Здесь, среди многих, имеется их разновидность длиной приблизительно в полдюйма. Их бугор, сделанный из соломы и глины, имеет высоту не более фута, а в траве умело устроены многочисленные к нему подходы, полностью очищенные от всяческих помех и столь к тому выровненных, как ни одна большая дорога в крае, в особенности главный, более широкий, чем другие, более двадцати футов длины, заканчивающийся маленькими букетами трав и растений, где, вероятно, в изобилии хранилась пища муравьев.

В этот момент я пишу в доме аталыка Султана Хургун-Гери, очень близко от дома, что занимает последний, что должно быть для него удобно: он взял за привычку ежедневно приходить в деревушку, в которой мы находимся, чтобы провести рядом с нами свое свободное время, образующее, между прочим, значительную толику его дней. Это человек, который совсем не беспокоится о государственных делах или даже о делах военных в крае; и это последнее обстоятельство, приложенное к его русскому паспорту, заставляет его соотечественников заподозрить его, как мы о том узнали сегодня утром, в малопатриотичных наклонностях. Однако, каким бы слабым ни выглядело это суждение, я думаю, что если бы он вынашивал какие-нибудь планы, он, не имея на то необходимости, все же не показал бы нам паспорт, нам и никому другому в мире. Подозрения, зародившиеся против него, а [160] также некоторые другие факты выглядят лишь доказывающими крайнюю чувствительность, с какой эти люди заботятся о защите своей независимости. Нас перевезли сюда по приказу совета вождей, собравшихся в Пшате, после того как они узнали (не от нас), что с нами обходятся в нашем последнем месте пребывания (в получасе езды для всадника) не совсем удовлетворительно, по крайней мере, по мнению тех, кто сообщил о том.

Хаджи-Оглу Мехмет, абазакский вождь, о котором я уже говорил, явился повидаться с нами, вчера приехав из Пшата, откуда он направляется в свою провинцию, обещая привести оттуда через короткое время отряд своих соотечественников. Мы сделали ему некоторые подарки, чтобы доказать, что англичане находятся здесь на благо их страны. Насколько мы смогли от него узнать, черкесы имеют лишь небольшой наблюдательный отряд перед русской армией и, вероятно, это все, что они могут сделать сейчас, так как армия находится в открытой долине, где ее артиллерия может быть использована весьма результативно. Однако, похоже, что черкесское нетерпение пытается время от времени утешиться каким-нибудь отчаянным поступком. Приехавшие с Пшата рассказали нам вчера вечером, что Чурук-Оку Тугуз и Джамболет (двое из самых храбрых воинов) неожиданно напали с саблями в руках на отряд из пятисот русских и, пока соотечественники, сочтя их уже мертвыми, пребывали в отчаянии, те возвратились без одной царапины, убив немалое число своих противников. Тем не менее я замечал у некоторых черкесов растущую предрасположенность к тому, чтобы подождать, что для них сделает Англия и шесть других держав, так как здесь, как и в Турции, христианские страны, как и их выдающиеся представители веков минувших, всегда [161] составляли число семь; и, похоже, пришло сообщение, мы не знаем откуда, что, кроме Англии, за них вступились и другие правительства. Эта уверенность, вызванная главным образом посланиями Сефир-Бея, - вещь досадная, и мы попытались и еще будем пытаться помешать тому, чтобы она не перешла границ содействия; тем не менее нельзя удивляться тому, что она доминирует здесь, где уже десять лет две небольшие провинции противостоят более значительным силам и уловкам самой деспотичной и менее совестливой из европейских держав, владеющей, кроме того, всей военной наукой, которую Европа достигла в новейшее время.

В другом отношении борьба тоже носит крайне неравный характер: так как именно вожди и лучшая часть населения этих провинций каждый год идут в бой и погибают ежегодно под русскими ножами и пулями, в то время как в течение уже шести лет к своему «миллиону штыков» Россия может отправлять сюда и тысячи поляков, тем самым желая уменьшить их численность, или солдат родом из этих мест, и рабов, коих она рассматривает не более, как механизмы для сражения.

Этот край до сих пор не имел ни времени, ни возможности сформировать государственную систему, так как не существовало самой такой идеи, покуда она не была, так сказать, сформулирована три года назад Дауд-Беем (Урквартом) во время его трехдневного рыцарского визита; и хотя она была с энтузиазмом всеми воспринята, потребности войны в последние годы были слишком серьезными, чтобы позволить замыслить правительственный механизм или, по крайней мере, наладить эффективную его деятельность.

Нельзя также не учитывать, что минули лишь какие-то пятьдесят лет после прекращения распрей и междоусобных войн, схожих с теми, что [162] вели кланы и племена Ирландии и Шотландии и, что некоторые тяжбы и соглашения, проистекавшие из этих беспорядков, продолжались до еще совсем недавнего времени. Князь Пшемаф не так давно добился в качестве уплаты за убийство своего прадеда двухсот голов скота. Братства или общества, о которых я уже рассказывал, в значительной степени содействовали в последнее время внедрению системы штрафов, ныне доминирующей над системой кровной мести. Я не сомневаюсь, что опыт, щедро оплаченный черкесами как внутри, так и вне, быстро даст хорошие результаты, если для этого будет предоставлена возможность.

Сегодня в полдень нас пригласили на совет, созванный по поводу одного или двух местных жителей, схваченных, когда они пытались сообщаться с анапской крепостью. У одного из арестованных были найдены девять документов, из них три написаны на турецком языке, шесть - на русском. Я еще не знаю, каково было их содержание; но я посоветовал держать арестованных в надежном месте, пока не соберутся главный судья и некоторые иные вожди и не будет найден кто-нибудь, умеющий читать по-русски. Известно, что арестованные направлялись в Геленджик.

Сегодня северо-восточный ветер; дождливо и холодно. Нам донесли, что сегодня утром триста черкесов - хотя большинство их не имеет пороха - приблизились к форту Николаевский, чтобы бросить вызов гарнизону выйти и сразиться; но русские не приняли вызова и открыли огонь своих батарей по тем, кто им его посылал.

Этим утром султан (как его именуют) Хур-гун-Гери позабавил нас рассказом об удивительных военных подвигах своего отца, который был «первым в тысяче сражений», не получив ни одного ранения. Не менее примечательными были [163] его конные подвиги; но последние стали для него фатальными, так как он погиб при падении - не коня - а вместе с конем. По истечении времени его подвиги, как обыкновенно это случается, оказались приукрашенными; вот почему я ничего не скажу ни о ширине реки, которую он преодолел одним прыжком, ни о числе противников, коих он один обратил в бегство. Его любимым оружием была сабля и железная булава, чтобы разбивать каски; и так как и другие вслед его сыну сообщают, что это был храбрый и редкой силы воин, я с большим удовольствием принял в дар его булаву и с тем большим колебанием, что доблесть его рода, похоже, не пережила падения, во время которого она угасла. Я положил начало коллекции, которую желаю пополнить всяким необыкновенным оружием этого исключительного народа, коллекции, которую, приложив все свои усилия, я постараюсь благополучно переправить в Англию.

Верхний Пшат, вторник, 13. - Воскресным вечером в сопровождении султана и других персон мы отъехали из Верхнего Абуна, чтобы отправиться сюда; Верхний Пшат удален тремя часами конной езды от русского лагеря Пшат. Это уединенная небольшая долина, кажущаяся удачно выбранной как место хранения некоторых товаров, что г-н Л. привез с собой на последнем, прибывшем в Пшат корабле. Утро нашего отъезда было туманным (погода была пасмурной и холодной уже день или два); и так как тропа, по которой мы отправились, пролегала почти на вершине одной из самых высоких окрестных гор, некоторое время посреди тумана, нас окутавшего, мы более не видели ничего из того, что находилось ниже нас, кроме узкой вереницы скал, вдоль которой мы и продвигались. Начав спускаться, мы все же освободились от облака, покрывавшего вершину горы, и под нами [164] развернулась восхитительная картина лесистых возвышенностей, за которыми простиралось море.

Мы сделали привал в первой же встреченной долине, чтобы помолиться и поесть горячего. Там, впервые, мне показали растение, из которого здесь добывают заменитель селитры. С этой целью ее выращивают в деревенском саду. Здесь мы обнаружили также большую ступку, что служит для производства пушечного пороха, ступку, чей молот приводится в движение ногой, используя длинную ветку гнущегося дерева в качестве рычага. Пересекая долину Сючи и ущелье, ее опоясывающее, мы заметили многочисленные следы продвижения русских в навесах из веток, в подпорках для лагерных котелков и в дорожках для артиллерии, проделанных русскими саперами. Место указывало, что они здесь спали в боевом порядке; и, конечно, оказали краю определенную услугу, улучшив дорогу в ущелье. В этом походе погибли пятьсот человек, хотя их преследовало очень малое число черкесов, так как прилегающий край не был чрезмерно населенным.

Воскресным вечером стало ясно, что мы не сможем прибыть сюда, и возник спор относительно возможности дождаться без еды до завтрашнего утра и о необходимости там, где мы будем находиться, выбрать у подножья окрестных холмов до захода солнца подходящее место для ночевки, но в этот момент наш турецкий слуга (торговец из Семеза, приехавший со мной и нанятый нами) вспомнил деревушку, находящуюся в ложбине, чуть далее отсюда, в которой у него были друзья. Он отвел нас туда, и там мы хорошо обустроились и еще лучше были принят