Еще добротную, и плед, прожженный в одном месте, но красивый такой, в

Клеточку.

— Вот еще, мать всегда так делала... — Каблук водрузил на стол обрезанную

Пластмассовую бутылку из под пива с веточками вербы.

— Батюшки-светы! — только и охнул стол, топчан тот вовсе потерял

дар речи. — Красота-то какая...

 

103

— А то... — подобие улыбки скользнуло по лицу Каблука. — Пасха скоро...

Во... Пойдет? — он водрузил на топчан вышитую подушечку-думку.

Стол помолчал немного, потом сказал:

— Пойдет, конечно, уважаемый, да только украл ведь...

Каблук хмыкнул:

— Не гони, дубовый, в этот раз все по-чесноку. Не украл — сами дали.

Дачники... Видать им уже без надобности, а я взял...

— Ну, коли не обманываешь, то очень хорошо все, ты мне скажи, как

Тебя звать-величать?

— Как? Каблук я.

— Да это кличка какая-то собачья. Мама-папа как звали-то?

— Петькой...

— О, Господи, дай терпения! Вам, уважаемый, уже пятый десяток идет,

Какой же Петька, отчество есть у тебя?

— Ну, а то, Иваныч я.

— Ну вот, стало быть, Петр Иванович, с вербным воскресением тебя!

Дай Бог тебе терпения и здоровья!

— Ну спасибо, и тебе не хворать! — Каблук засмущался. — Слушай, я

Шизанутый что ли? Мне что, уже в «дурку» надо?

— Почему?

— Ну как почему, со столом говорю, нормальные-то люди не говорят!

— Нет, ты нормальный, просто видно у тебя дар — чувствовать энергию

Вещей и понимать ее. Это редко встречается. У детей маленьких всегда

Этот дар есть, но потом он утрачивается с возрастом, потому что человек

Становится рациональным, не эмоциональным.

— Ой, не грузи меня, ладно?

— Ты, Петр Иванович, на бутылке этикетку сдери, будет полноценная

ваза, а так — Клинское пиво. Непорядок...

— Ну ты и зануда! — буркнул Петр Иванович, но этикетку содрал.

«Прямо идиллия... — подумалось столу, — не к добру...»

Жизненный опыт не обманул. Когда явился Лис, все кончилось безобразной

Дракой. Правда, надо отдать должное Каблуку, вернее, теперь Петру

Ивановичу, не он ее начал.

— Ох, — с порога пьяно засмеялся Лис, — Каблук, ты что ли Каблучиха

теперь? Ну, тогда, жена, жрать давай!

Каблук — Петр Иванович сразу с размаху ему и дал прямо в нос. И

пошло и поехало! Досталось и столу. Правда, надо признаться, как показали

Дальнейшие события, был в этой неприятности и положительный момент.

Дружба с Лисом на том и кончилась. Каблук больше Лиса не пустил,

Вещи его выбросил и стал жить один. И это явно пошло ему на пользу.

Пить стал намного меньше, отдалился от остальной бомжовой братии.

Его тоже стали сторониться, но это Каблука не волновало, он все знай

Себе со столом беседовал. Разговоры вели все за жизнь, тяжелая она была

У Петра Ивановича, не мед, и беседы эти дали ясно понять столу, что было

Все же в жизни этого человека и что-то хорошее, не совсем еще все пропито.

Что-то в душе осталось. Может, и немного, но человеческого. Во

Всяком случае, так столу казалось. Стол от души радовался — в трезвой

Голове и мысли появились трезвые. Песни вот душевные по вечерам

Стали петь, как в добрые старые времена. Жалостливые. Особенно любил

Каблук вот эту:

«Ох, умру я, умру я,

Похоронят меня,

И никто не узнает,

Где могилка моя...»

Кто про что, а стол пел все про ветки душистой акации.

XIII

В этих длинных разговорах обо всем стол все чаще стал подводить

Собеседника к единственно правильному, по его мнению, действию — нужно

Восстанавливать документы. Да хватит уже воровать и побираться —

Можно и работу какую-никакую найти. Грузчиком или сторожем.

— Кто ж меня с такой уголовной рожей в сторожа-то возьмет? —

смеялся Каблук. — Грузчиком-то еще может быть, и то, вряд ли! И зачем

работать, если можно не работать? Пусть трактор работает, он железный...

Эх, ты, стоеросовый, не понимаешь ты ничего в колбасных обрезках,

дубина!

Стол обижался, а через какое-то время опять заводил разговор на эту

Же тему.

А тем временем и зима пришла. Поселение бомжей, немного разросшееся

Летом, почти опустело. Люди, спасаясь от холодов, подались в город.

Решил уходить и Каблук.

— Замерзну я тут. Ты, это, не думай, я весной как штык, уж тебя тут не

брошу, вернусь... Нравишься ты мне, чертяка, умен, сволочь, будто живой!—

улыбался Каблук и планы строил. — А может и вправду, пойду в центр

Реабилитации, я там был уже, там и помыться дают, и кормят, может и

Впрямь, документы восстановить помогут. У меня во-о, — он вытащил изза

пазухи и показал столу деньги, — заначка есть! Дворником устроюсь...

Там какую-никакую каморку заимею, тебя перетащу, заживё-ём... — Он

мечтательно задумался, потом добавил:

— Да, Акаций, заживем, как люди! Я вернусь...

Ушел Каблук. Стол даже всплакнул. Совсем сентиментальным стал. Старость,