Бельгийский лекарь Жан де Бургонь

 

Важные обстоятельства заставляют нас снова возвратиться в арабский мир. Пока я писал об Абу‑л‑Фиде, отыскался его современник Ибн‑Фадлаллах ал‑Омари ад‑Димашки. Он был на двадцать восемь лет моложе Абул‑л‑Фиды и пережил его на восемнадцать лет.

Ал‑Омари, уроженец Дамаска, связал свою судьбу с мамелюкскими правителями Египта. Там он был сначала судьей, а потом сумел возвыситься до должности секретаря султана египетского, ан‑Насира Калавуна.

Здесь каирские розы соседствовали со шкурами белых медведей, на которых возлежали знатные египтяне.

В Каире при жизни ал‑Омари успело появиться посольство из Китая.

Я уже упоминал о том, что ал‑Омари приятельствовал с «генуэзцем Балбаном», настоящая фамилия которого была Дориа. Как можно предполагать, Дориа тождествен с носителем той же фамилии и тоже генуэзцем, имевшим отношение к основанию генуэзской Каффы в Крыму.

Знакомства ал‑Омари с пленными европейцами, жившими в Египте, ввергали меня в великий соблазн. Я стал раздумывать о том, уж не знал ли ал‑Омари пресловутого обманщика, присвоившего потом имя сэра Джона Мандевиля. Ведь сроки пребывания лже‑Мандевиля в Египте совпадают с годами жизни ал‑Омари в Каире.

Сопоставление событий во времени – великая вещь. Наукой с полной достоверностью установлено, что лже‑Мандевиль появился в Египте в 1327 году, долго жил в Каире и вынырнул лишь в 1343 году в Льеже. Там, по‑видимому, он и начал сочинять, а вернее, списывать у множества авторов свою столь нашумевшую впоследствии книгу.

В Египте же мнимый сэр Джон был известен как бельгийский лекарь Жан де Бургонь или Жеан де ла Барб (Бородатый). Пребывание его при дворе египетского султана в Каире установлено исследователями беззастенчивого «творчества» псевдо‑Мандевиля и закреплено на страницах энциклопедий[28].

Мамелюкским правителем Египта при Жане де Бургонь и ал‑Омари был ан‑Насир Калавун. Он был покровителем Абу‑л‑Фиды именно в то время, когда трудолюбивый сирийский эмир работал над своей замечательной книгой.

Судите сами, мог ли государственный секретарь Египта ал‑Омари ничего не знать о придворном враче, франке Жане де Бургонь. Ведь ал‑Омари водился с менее известным «генуэзцем Балбаном», любителем географии и бывалым человеком.

Трудясь в то время над своей энциклопедией «Пути взоров по государствам крупных центров», ал‑Омари в числе множества собранных им источников имел рукописи или выдержки из произведений Абу‑л‑Фиды и ал‑Идриси.

Китай привлекал внимание каирского ученого. О далекой стране он знал не только из рукописей исследователей, но и из устных рассказов людей, побывавших в глубинах Азии.

В сочинениях ал‑Омари содержатся драгоценные сведения о севере нашей страны. Честь открытия их принадлежит Владимиру Тизенгаузену, русскому историку, археологу и исследователю древних монет. Его «Сборник материалов, относящихся до истории Золотой Орды» (1884) до наших дней остается вместилищем сокровищ.

В. Тизенгаузен нашел у ал‑Омари строки, где каирский араб описывает «страны Сибирские и Чулыманские».

«В землях Сибирских и Чулыманских, – писал ал‑Омари, – сильная стужа; снег не покидает их в продолжение шести месяцев. Он не перестает падать на их горы, дома и земли. Вследствие этого у них очень мало скота. Приезжает к ним мало людей, а пищи у них мало… Купцы наших стран не забираются дальше города Булгара; купцы Булгарские ездят до Чулымана, а купцы Чулыманские ездят до земель Югорских, которые на окраине Севера. Позади них уже нет поселений, кроме большой башни, построенной Искендером на образец высокого маяка; позади нее нет пути, а находятся только мраки… пустыни и горы, которых не покидают снег и мороз; над ними не всходит солнце; в них не растут растения и не живут никакие животные; они тянутся вплоть до Черного моря; там беспрерывно бывает дождь и густой туман и решительно никогда не встает солнце…»[29].

Так рассказывал ал‑Омари о землях Сибирских, пользуясь сведениями купца Бадр‑эд‑дина ал‑Хасана ал‑Руми, выходца из Малой Азии (Рума), судя по окончанию его имени. Больше об ал‑Руми ничего не известно. Ходил он сам к таинственной башне, построенной Александром Македонским, или об этом ему поведали его знакомцы из тех же купцов?

В другом месте ал‑Омари снова вспоминал «Области Сибирь и Ибирь», загадочный Чулыман, за которым сибирские границы уже «прикасаются пределов Хатайских». Он даже высчитал, что караванный путь от «Сибири и Ибири» до «Хатайских земель» займет не более пяти месяцев. Люди Чулыманских и Сибирских земель красивы и приглядны, продолжал свое повествование ал‑Омари. Они замечательно сложены, отличаются белизной лиц, голубоглазы. Среди множества иноземных невольников можно сразу же узнать этих людей по одному их виду.

Не будем увлекаться и угадывать Чулыман в дальних сибирских реках Чулыме и Чулышмане! Чулыман ал‑Омари находился гораздо западнее этих рек, ближе к земле башкиров. Просматриваю указатели к атласам, путешествую по карте – Чулымана нет ни на Каме, ни на Урале!

Но это не меняет сути дела. Пусть ал‑Омари допускал неточности, но он уже знал о Сибири и догадывался о ее связях с Китаем. По времени каирский ученый был первым образованным арабом, закрепившим на бумаге слово «Сибирь». Он повторил это название вслед за венгерским братом Иоганкой и, подобно последнему, тоже удостоверил соседство Сибири со страною башкиров.

Теперь мы вернемся к бородатому льежскому лекарю, врачевавшему султана Египта ан‑Насира Калавуна и пережившему своего повелителя.

После смерти султана Жан де Бургонь решил возвратиться в Льеж. Там он засел за работу и к 1355 году закончил большую книгу. Написана она была от лица английского рыцаря сэра Джона Мандевиля, уроженца Сент‑Олбанса, где издревле процветал промысел – плетенье шляп и циновок из соломы.

По каким‑то причинам сэр Джон спешно оставил соломенный Сент‑Олбанс и осенью 1322 года направил свои стопы во Францию. Отсюда он поехал в Каир и поступил на службу к мамелюкскому султану. Через некоторое время Мандевиль пробрался в Персию, очутился в Ормузе, а оттуда приплыл на корабле в Индию.

Он уверял в своей книге, что вся Индия еще при Альфреде Великом была взята на щит скандинавским викингом Отером. Будучи уже на Яве, сэр Джон увидел, что подвиги Отера увековечены и там: на стенах яванского дворца красовались фрески в честь северного витязя.

С острова Ява морская дорога привела сэра Джона к окраине «страны пигмеев». Через эту страну он прошел в Китай и вступил в Камбалу (Ханбалык) или Пекин.

Потом он решил навестить пресловутого «попа Ивана», властителя страны Пентоксирии.

Странствующий рыцарь добрался до заповедных владений венценосного попа, и тот устроил в честь пришельца из Альбиона пышный прием с участием двенадцати архиепископов и двадцати епископов Пентоксирии.

На ходу Мандевиль сочинил сказку о земле Кадилья к востоку от Китая, затем соблазнился чужой выдумкой о живом растении «баранце».

Посетив за время всех своих скитаний не менее двадцати стран Европы, Азии и Африки, в том числе Русь, Татарию, Сарматию и Литву, сэр Джон стал двигаться к родным местам. Он снова очутился в Персии и Сирии, добрался до Средиземного моря и приплыл во Францию.

В Льеже он заболел и был вынужден на время прервать свой путь. Наконец он высадился на берегу Альбиона и вскоре закончил отчет о своих странствиях, посвященный воинственному английскому королю Эдуарду Третьему.

Но почему рукопись английского сэра Джона Мандевиля появилась впервые не в Англии, а в Льеже в 1355 году? Еще сто лет тому назад о ней сообщали, что она хранится в Берне.

В 1371 году по рукам любознательных парижан начал ходить второй список книги Мандевиля, сопровожденный рисунками. Жеан де Барб или Жан де Бургонь был еще жив. Он возревновал к славе сэра Джона. Вполне возможно что сам Жан де Бургонь незадолго до своей смерти, приключившейся осенью 1372 года, сочинил эпитафию.

«Здесь покоится благородный господин Иоанн де Мандевиль, именуемый также де ла Барб» – так начиналось последнее произведение бывшего лекаря египетского султана.

В эпитафии содержится известный вызов: Мандевиль носит второе имя – де ла Барб! И все же эта эпитафия продолжает настаивать на том, что рыцарь Мандевиль в действительности существовал. Надпись на могиле гласит, что Мандевиль – уроженец Англии, рыцарь, профессор медицины, красноречивый оратор и путешественник, объехавший почти весь свет.

Одну из своих тайн Мандевиль – де ла Барб – унес в могилу. По понятным соображениям он не пожелал рассказать, как работал над своей книгой. Ведь для того, чтобы ее написать, он, как это потом было установлено, имел доступ к творениям Эратосфена, Плиния, Павла Орозия, Вонсана де Бове, Марко Поло, Одорико из Порденоне, Вильгельма Больдензейле, Плано Карпини и других древних и средневековых авторов.

Где он брал все эти редкие рукописи? Как к нему, например, попала в руки хроника Павла Орозия, переведенная и дополненная английским королем Альфредом Великим около 890 года? Ныне рукопись короля хранится в библиотеке Британского музея. Когда Альфред Великий дополнял Орозия, он вставил туда рассказ о викинге Отере, доплывшем в 875 году до Белого моря. Пусть читатель запомнит это обстоятельство, потому что к Отеру нам еще придется вернуться.

Эратосфен, живший в III веке до нашей эры, спорил с Геродотом не только насчет местопребывания гипербореев. Он утверждал, что из Испании можно проплыть в Индию, и даже предсказывал, что между Европой и Азией могут быть открыты новые земли. Его творения были известны в передаче Страбона. Как видим, бородатый льежский лекарь не случайно тянулся к Эратосфену.

Собирая данные для своей фантастической книги, Мандевиль – де ла Барб, может быть, бессознательно останавливается на тех свидетельствах, которые относятся к возможности совершить кругосветное плавание, открыт морской путь в Индию и Китай.

В путешествии Мандевиля черным по белому написано, что он, сэр Джон, еще в годы своей нежной юности слышал о подвиге одного путешественника, который отплыл из Англии и достиг морским путем Индии и Китая. Затем, направив бег своего корабля к востоку, мореплаватель закончил путь в Скандинавии, обойдя таким образом весь свет. Обойти мир на корабле, говорил Мандевиль, можно двояким способом – «вверху» и «внизу», то есть высоких и в более южных широтах, и при этом никак не упасть в небосвод. Конечно, простой человек, современник сэра Мандевиля, не поверит его рассказу, но дело обстоит именно так, писал Жан де Бургонь.

Но все его качества невероятно образованного для своего времени человека и неутомимого собирателя источников пошли насмарку. Настало запоздалое, но грозное возмездие потомков. Оказалось, что Жан де Бургонь списывал целые страницы из Одорико, Вильгельма Больдензейле и других авторов. Он не постеснялся ограбить и того обманщика, который в свое время подделал известное письмо «пресвитера Иоанна» к византийскому императору. Из списка этого подложного документа, где‑то разысканного им, Жан де Бургонь взял описание стола, изваянного из смарагда, покоящегося на аметистовых колоннах, за которым «пресвитер Иоанн», окруженный иерархами Трех Индий, принимал сэра Джона Мандевиля.

Беззастенчивый плагиатор и лжец отыскал и изучил множество рукописей только для того, чтобы приписать себе странствия и приключения, о которых вычитал у Одорико и других путешественников.

Но какой полет мысли был у Жана Бородатого!

Он не зря читал про плавание Отера из страны норманнов в Биармию, к устью Северной Двины. Лже‑Мандевиль послал викинга Отера по Ледовитому морю дальше на восток и довел его до Индии и Явы. Не прообраз ли Отера имеет в виду обманщик, когда пишет, что ему рассказывали о кругосветном мореплавателе, вернувшемся из Индии в Норвегию? Источники не названы, следы заметены… Никто не мог, особенно в те времена, упрекнуть Мандевиля. А цель достигнута, и просвещенная часть человечества начинает жить идеей, которую, как искру в стог соломы, заронил великий лжец сэр Мандевиль из Сент‑Олбанса!

А как объяснить то обстоятельство, что лже‑Мандевиль посвятил свою книгу именно английскому королю? Ведь Эдуард Третий знал, что Альфред Великий поощрял Отера к плаванию из Скандинавии в Биармию. И ему, королю Англии, преподносится ошеломительная весть, что какой‑то северный викинг в годы молодости сэра Джона возвратился на родину из Индии!

Стоит вспомнить и историю поисков магнитной горы, предпринятых Эдуардом Третьим в 1360 году, к тому времени, когда книга лже‑Мандевиля уже получила известность и один из ее списков действительно мог попасть в руки Эдуарда.

Мандевиль, начитавшись сказок о магнитной горе, без зазрения совести заявил, что он сам встречался с нею во время своих скитаний. При этом знаменитый обманщик уверял, что гора состояла из алмазов, обладавших магнитным свойством. Как впоследствии оказалось, сэр Джон стащил эти алмазы из поддельного письма «священника Иоанна» и «Истории монголов» достославного Плано Карпини.

Как бы с целью проверки слухов о магнитной горе Эдуард Третий и послал к «северным уединенным островам» какого‑то ученого священника или монаха. Вооруженный астролябией, тот проплыл в ледяном море до крайних пределов, где дальнейшее путешествие стало уже невозможным из‑за страшных водоворотов.

Этот мореход написал книгу «Счастливое открытие». В ней было упоминание о магнитной горе, окруженной «Янтарным морем». Рукопись была преподнесена королю английскому Эдуарду Третьему. Есть сведения, что один из ее списков был отправлен норвежскому королю Гаквину. Все это происходило еще при жизни лже‑Мандевиля.

Ни одна из рукописей «Счастливого открытия» не дошла до нашего времени, как не сохранился и старинный путеводитель, описывавший плаванье в сторону магнитной горы.

Но в свое время какие‑то сведения о плавании 1360 года дошли до Джона Ди, алхимика и математика. Он был известен и у нас на Руси. Есть свидетельства о том, что даже предполагал приехать в Москву.

В 1580 году, когда англичане собирались проплыть к берегам Китая, через Северный Ледовитый океан, Ди написал наставление мореходам. Именно тогда был отыскав и переведен отрывок из Абу‑л‑Фиды, о котором мы здесь уже не раз говорили.

Абу‑л‑Фида, лже‑Мандевиль и безвестный искатель магнитной горы понадобились тогда для лучшего познания морской дороги от Скандинавии до Китая.

 

«Книга познания» и «Практика торговли»

 

При жизни бельгийского лекаря появилась еще одна рукопись. Она всего лет на пять старше пресловутого сочинения лже‑Мандевиля.

Если верить ее сочинителю, он еще до Мандевиля начал путешествие по белу свету. Молодой, лет двадцати шести, францисканец в сером одеянии вышел из ворот Севильи и направился в сторону Португалии.

По подсчетам Рихарда Хеннига, севильскому монаху потребовалось бы не менее двадцати лет, чтобы без особых осложнений посетить такое множество стран и областей. Перечислять их полностью вовсе не обязательно. В длинном списке мы отметим лишь Русь, Черное море, Татарию, Фергану, Китай, Монголию, Тибет, Каспий, острова Тихого океана и пресловутое «царство священника Иоанна».

К слову сказать, севильский францисканец впервые поместил Иоанново царство в Эфиопии и Нубии. Там, в большом городе с изысканным названием Грасиона, якобы владычествовал сказочный христианский владыка. Его чернокожие подданные рассказали странствующему севильцу о том, что они в свое время спасли от гибели генуэзца‑морехода, потерпевшего кораблекрушение.

Помните братьев Вивальди и Тедизио Дориа, отплывших в сторону Магриба – страны Заката – из Генуи?

Так вот эта сказка из «Книги познания» прямым образом относится к двухъярусным галерам Дорна и Вивальди.

Даже через полвека после исчезновения кораблей с гербом Генуи пытливые кастильцы ищут следы отважных мореплавателей, дерзнувших проведать новую дорогу в Индию! Наш странник отважно заявил в «Книге познания», что он с острова Ява отправился прямиком в царство Армалек, а оттуда прошел в Ханбалык и Оргу. Под названием Армалека скрывается Алмалык в области реки Или, на пути в Китай. Ханбалык, как уже знает читатель, – Пекин. А Орга? Это, по‑видимому, Ургенч в знойном Хорезме, где генуэзцы, монголы и русские делали передышку для дальнейшего следования в сторону Армалека или Сарайчука‑на‑Яике.

Севильский брат‑францисканец знал о некоторых городах, расположенных на Великом шелковом пути от Каффы до Ханбалыка. Но в то же время он верил, что Каспий имеет связь с Восточным океаном. Кастилец, конечно, не обошелся без Гога и Магога. Зачем‑то изменив правописание этих зловещих слов, он объявил, что своими глазами видел страну Гота и Магота или Моголин. Там он нашел какой‑то замок и остался в нем на некоторое время ради того, чтобы наблюдать ежедневно «поразительные вещи» и собирать не менее удивительные рассказы. Здесь сквозь покров дремучей сказки пробился какой‑то росток истины: сочинитель, сидя в Испании, упоминает о Моголине – Монголии. Остальное остается на его совести. И он продолжает уверять на страницах «Книги познания», что во Внутренней Татарии есть крепость Гота и Магога и в ее врата не раз стучался Александр Македонский, принудивший местные народы переселиться в Готию и Ирканию, по‑видимому в Скандинавию и прикаспийские страны.

Работая в стиле сэра Джона Мандевиля, составитель «Книги познания» сопроводил ее цветными рисунками. Это целая радуга, состоявшая из гербов и флагов стран и городов, известных усидчивому составителю «Книги познания». Таким образом, она превращается как бы в наглядное пособие.

Жаль, что «Книга познания» не могла сообщить никаких достоверных сведений о Руси, потому что гость из Кастилии не был в русской стране ни при Иване Калите, ни при Симеоне Гордом. Но какие‑то рассказы о Руси все же доходили до Кастилии в те времена, когда бородатый севильский монах уверял своих соотечественников в том, что сумел обойти почти весь земной круг.

Писать об Алмалыке (Армалеке), сидя в Севилье, было не только легко, но и вполне безопасно. Другое дело – самому побывать в стенах Алмалыка в то время! Да и как пройти туда через пески и горы Азии?

Ответ на это нам дает вполне достоверный путеводитель, составленный флорентийцем Франческо Бальдуччи Пеголотти, очень бывалым человеком, служившим в торговом доме Барди. Он ездил в Антверпен, Лондон, года на три задерживался на острове Кипр. Затем Пеголотти исчез. О нем ничего не было слышно до 1335 года, когда он после восьмилетнего отсутствия вновь появился на Кипре.

Пеголотти написал труд «Практика торговли». Федор Аделунг так перевел заголовок этой книги: «Сочинение о делениях земель, торговых мерах и других предметах, сведение которых необходимо купцам всех стран».

Рукопись Пеголотти хранилась в библиотеке Риккарди во Флоренции. Она долго дожидалась печатного станка, опубликована была лишь в 1766 году и не может идти ни в какое сравнение с нашумевшей книгой лже‑Мандевиля или с «Книгой познания» монаха из Кастилии.

В путеводителе Франческо Бальдуччи все достоверно. Большинство исследователей считает, что человек, написавший эту книгу, самолично совершил все путешествие от Таны, что в устье Дона, до Гамалека (Ханбалыка).

Двадцать пять дней ехал флорентийский скиталец на волах от Таны до Джутархана (Астрахани). Из Астрахани в Сарай он плыл по реке, а затем, возвратившись в Каспий, восемь дней шел водою до яицкого устья, входил в Яик и поднимался по нему до Сараканко (Сарайчука). А там уже были готовы арбы с упряжными верблюдами. Они довезли флорентийца до Оргапчн (Ургенча) за двадцать дней. Сорок дней скрипеть колесам верблюжьих арб, пока впереди не покажется Отрарре (Отрар), еще хранящий следы страшного опустошения полчищами Чингисхана.

От Отрара до Армалека (Алмалыка) к яблоневым рощам Илийского края товары перевозили на вьючных ослах.

Так и ехал Бальдуччи, закутавшись в войлочную кыпчакскую епанчу, по пустыням и через ущелья великих гор, сменив ослов на коней, до китайской реки. Там было рукой подать до Кассая (Ханчжоу), где производили размен серебра на бумажные деньги. Через тридцать дней Бальдуччи Пеголотти вступил в славный город Ханбалык.

Вот и все драгоценные сведения о пути в Китай, столь скупо изложенные уроженцем Флоренции.

 

Неистовый брат Пасхалий

 

Когда Пеголотти возвратился на Кипр, в сторону Алмалыка направились францисканские братья, во главе с епископом Армалекским Рикардом из Бургундии.

Среди них находился неистовый в своем фанатизме брат Пасхалий из Виттории, что на севере Испании, едва ли не баск по происхождению.

Неизвестно, в каком году он появился в Тане и от Азовского моря двинулся в Сарай. Испанец ступил на сизую солончаковую землю столицы Золотой Орды. Аланы (асы), кыпчаки, черкесы, русские люди встречались в ту пору в Сарае Берке с арабами, сирийцами, пришельцами из страны пирамид.

Здесь не так давно побывал Иван Калита в своем тяжелом одеянии – собольем «бугае» с оплечьями из самоцветов.

Где было знать испанскому монаху, что чуть ли не вчера по сарайскому рынку прошел смуглый пришелец из страны Заката, принявший решение проникнуть в страну Мрака. Это был знаменитый арабский путешественник Ибн‑Баттута.

Человек из Танжера, Иби‑Баттута, побывал в Сарае два раза.

Впервые он пришел сюда по льду Волги со стороны Астрахани, по‑видимому, в 1333 году. Неотложное дело заставило путешественника съездить в Константинополь.

Весной пришелец снова появился в Сарае и нетерпеливо стал собираться в Булгар. Проводник‑татарин повел его вверх по Волге.

«Пробыл я там три дня, – обмолвился всесветный скиталец. – Захотелось мне пробраться в страну Мрака. Вход в нее через Булгар и между нами 40 дней пути. Путешествие туда совершается не иначе, как на маленьких повозках, которые возят большие собаки, ибо в этой пустыне везде лед, на котором не держатся ни ноги человеческие, ни копыта скотины; у собак же когти, и ноги их держатся на льду. Проникают туда только богатые купцы, из которых у иного по сто повозок или около того, нагруженных его съестным, напитками и дровами, так как там нет ни дерева, ни камня, ни мазанки»[30].

Так писал о стране Мрака великий странствователь Ибн‑Баттута.

Рассказать о всех его путешествиях я не берусь, а коротко поведаю о том, как он двинулся из Сарая в сторону Бухары.

Колеса его повозок застучали по настилам огромного плавучего моста, переброшенного через Яик на дороге к Сарай‑чуку. Оттуда до Ургенча путник ехал тридцать дней – гораздо тише, чем Пеголотти, проделавший этот отрезок своего пути за двадцать дней.

Читатель уже знает, что от Ургенча китайская дорога шла на Отрар и Алмалык. Ибн‑Баттуте же надо было свернуть на Фергану и Бухару.

В Ургенче скрестились пути Пеголотти, Ибн‑Баттуты, а позднее и испанского монаха Пасхалия. Мы его оставили в Сарае.

Брат Пасхалий считал себя великим провидцем. Он уверял, что видел, как разверзаются небеса, предрекал бедствие в Сарае, пострадавшем от наводнения, пророчил разорения и смуты в Алмалыке.

Но он был очень неосмотрителен в своих поступках. До него мог дойти слух о том, что в Булгаре была еще жива память о загадочном иноземце, пришельце из дальних стран Феодоре, убитом «за веру» мусульманами. А в Сарае, чуть ли не во время пребывания там самого Пасхалия, был умерщвлен Стефан, юный монах – проповедник из Венгрии. Он перешел в магометанство, потом одумался и стал отрекаться от своей новой веры. Тогда сарацины Сарая убили молодого венгерца.

Брат Пасхалий нашел себе наставников и с помощью их выучил уйгурские письмена и тюркский язык настолько, что мог проповедовать без помощи толмача. Испанский пришелец начал яростные обличения сарацинских заблуждений и несторианской ереси. Он называл своих противников мошенниками, разоблачал Магомета и не стеснялся в выражениях, когда порицал несториан.

Брат Пасхалий уверял, что сначала сарацины хотели его задобрить, сулили ему золото, прекрасных рабынь, лучших коней, земельные наделы, тучные стада и цветущие вертограды.

Но испанский монах стоял на своем. Тогда мусульмане стали его всячески преследовать и мучить и, наконец, привезли Пасхалия в Алмалык.

Отдышавшись, он уселся сочинять послание своим собратьям в монастырь, что близ Виттории.

Это письмо вышло за пределы Джагатайского улуса и стало достоянием исследователей. На нем стоит дата – 10 августа 1338 года.

Неутешный брат Пасхалий писал своим землякам, что не надеется на встречу с ними на этой грешной земле. Увидит он их лишь в раю. Однако он вместе с другими францисканцами не отказывался от земных благ в Алмалыке, когда правитель страны Казан‑султан оделил их угодьями.

Вместе с Пасхалием в Алмалыке жили его собратья: Рикард‑бургундец, Франциск – из Алессандрии, Раймунд‑провансалец, два белых священника – Лаврентий и Петр. Толмачом при них состоял Иоанн, выходец из Индии. Торговыми делами общины ведал купец Гилотт.

Казан‑хан оказывал покровительство иноземцам. Недругом их был сарацин, местный мусульманин Алисольда (Али‑султан?), ханский сокольничий. С ним неистовый Пасхалий не раз препирался о делах веры.

…Журчала вода в арыках, весь Алмалык был наполнен запахом золотых яблок. Но товарищи брата Пасхалия тревожно слушали его гибельные пророчества и откровения.

 

Из Ханбалыка в Авиньон

 

Читатель помнит о том, как два пекинских уйгура продожили путь до Багдада, и один из них, Саума, достиг области, овеянной ветрами Атлантики.

Теперь настала очередь аланам Ханбалыка заботиться о путешествии из Китая в Авиньон, чтобы пригласить к себе католических духовников.

Первые упоминания об аланах в Китае относятся к 1223 году и содержатся в истории монгольской династии «Юаньши». Рослые и сильные аланы были замечательными наездниками, знали ремесла, занимались торговлей и любили путешествовать. Их видели даже в Александрии, не говоря уже о Венгрия, Византии, стране дунайских болгар.

На родине аланов, на левом берегу Терека, стоял славный ясский город Дедяков. Там высился расписной каменный храм, остатки которого были найдены лишь в наше время.

По‑видимому, средневековый путешественник Плано Карпини имел в виду Дедяков, когда писал, что монголы двенадцать раз осаждали стойкую аланскую крепость. Монголы покорили аланов полностью лишь в 1277 году, когда град Дедяков был предан огню, а напротив, на другом берегу Терека, построен новый монгольский город.

Еще тогда, когда монголы встретились с асами в первых боях, аланские пленники неисчислимой вереницей потянулись к черным стенам Каракорума. Хан Угедэй приказал создать из асских кольчужников гвардейский полк. Происходило это в 1229–1241 годах.

Об асах писал в «Живой старине» (1894) русский доктор Э. В. Брейтшнейдер, знаток истории Китая. Он называет имена аланских полководцев, служивших ханам Мангу и Кубилаю. Николай и Илиебагадур, Арселан, Юваши, Кюрджи (Георгий), Дмитрий – так звали их.

Юваши, сын Илие, во времена Марко Поло дошел до суровой страны Ши‑би‑р.

Судьба привела аланов сначала в Каракорум, а потом – в Ханбалык, где к 1336 году скопилось значительное количество аланского населения. Асские князья Фодим Иовенса, Хиаиса Тонги, Хембога и другие стали просить великого хана, чтобы он затребовал в Пекин католического духовника.

И безвестный алан по имени Тогай стал собираться в дальний путь. Сотоварищем его по путешествию «через семь морей» оказался Андрей Гуйлельно де Нассио, о котором мы знаем только, что он был франк.

Великий хан Тогон‑Темур, он же Толкамут и Шунь‑ди, часто проводивший время в забавах с заводными куклами или с живыми фаворитками, на время оторвался от своих любимых занятий для того, чтобы подписать послание на имя папы.

«Силой всемогущего бога Император императоров приказывает!» – так начиналось это письмо. В нем говорилось, что франк Андрей со свитой из пятнадцати человек отправляется в страну, где заходит солнце. Андрей испросит благословение великому хану, и пана начнет молиться о здравии Шунь‑ди и его верных слуг – аланов. Дальше шла деловая просьба – прислать в Ханбалык коней и другие ценные дары.

Подписав грамоту на имя папы, великий хан Шунь‑ди снова принялся за свои игры и стал катать перламутровую черепаху по мраморному полу ханбалыкского дворца.

Посольство франка Андрея и алана Тогая отправилось из Ханбалыка в год Мыши (1336). Путь посольства неизвестен. Возможно, что оно село на корабль в одной из гаваней Южного Китая и поплыло к берегам Персии.

Так или иначе ханбалыкские путешественники в начале 1338 года достигли своей цели.

Франк Андрей и алан Тогай предстали перед папой Бенедиктом Двенадцатым, стремившимся к установлению связей своего престола с дальними странами и народами. Он принял послов в замке, стоявшем на склоне белой известняковой горы.

Такое событие, как приезд гостей из страны великого хана, всколыхнуло всю Авиньонскую округу. В том году близ знаменитого Воклюзского источника, неподалеку от Авиньона, в уединенном домике обитал Франческо Петрарка, сочетавший поэтическое творчество с разысканиями по части истории. Лет за пять до этого Петрарка решал вопрос о том, где находится северный остров Туле. Он хранил заветную рукописную книгу, приобретенную у какого‑то знатока половецкого языка, – драгоценный «Кодекс куманикус», впоследствии внесенный великим поэтом в его завещание.

Летом, когда авиньонские жители занялись сбором ягод крушины в окрестностях города, ханбалыкские послы стали собираться домой.

Осенью же в ворота Авиньона въехал вызванный Бенедиктом Двенадцатым из Флоренции епископ Джиованни Мариньола. Он был не лишен учености в духе того времени: отрицал существование антиподов, но верил в то, что земная суша разделяет океан на четыре части, в виде креста: две четверти этого крута можно обойти на кораблях, а две четверти остаются недоступными для мореплавателей.

В замке папы вдумчивый Мариньола узнал, что ему придется ехать в Ханбалык, где его ожидают аланские князья и великий хан, которым он вручит дары папы. Бенедикт Двенадцатый надеялся на то, что Мариньола посеет на ниве сердца хана семя жизни и снимет богатый плод. Так вычурно были изложены в папском послании цели поездки Мариньолы.

Вскоре папский посол держал под уздцы рослого вороного коня, до половины скрытого под кольчужным покровом. Это был дар, предназначенный великому хану Шунь‑ди.

 

Папский посол Мариньола

 

В декабре 1338 года епископ Мариньола покинул Авиньон и к рождеству прибыл в Неаполь. Там он пробыл до марта следующего года. За это время папские послы успели провести совещания с Робертом Анжуйским, королем Неаполитанским, поэтом и философом. Оторвавшись от своих терцин, Роберт приказал написать позлащенную грамоту к великому хану и приготовить дары. Таким образом, Мариньола превратился также и в посла Роберта Анжуйского.

Весной 1339 года епископ Джиованни Мариньола появился в Каффе, где его встретил генуэзский правитель. Можно считать, что только здесь начинался уже достаточно изведанный и описанный Франческо Пеголотти путь к Ханбалыку.

Вскоре Мариньола добрался до Сарая и остался там до весны 1340 года. В Сарае сидел могущественный хан Узбек, правивший Золотой Ордой уже более четверти века. Он расширил свои владения: подчинил сибирские улусы, наложил тяжелую руку на Синюю Орду, получил возможность властвовать над дорогами, ведущими на север и в глубину Средней Азии. Эта сторона его деятельности была отражена на китайской карте, составленной в 1331 году в Ханбалыке. Карта свидетельствовала, что хану Узбеку подчинялись Крым, области аланов и черкесов, Русь, Волжский Булгар, Хорезм, земли у Сырдарьи, прииртышские степи. Он заключил договор с франками на черноморскую торговлю. При Узбеке в Золотой Орде появлялись посольства египетского султана, купцы из Андалусии. Если бы путешествие лже‑Мандевиля было в действительности совершено, то он в 1332 году побывал бы в Сарае одновременно с Ибн‑Баттутой, на которого произвел большое впечатление большой и богатый город Сарай, устроенный стараньями хана Узбека.

Епископ Джиоваини Мариньола, живший в подворье для иноземцев, приезжавших в Сарай, был подавлен могуществом хана. Авиньонский посол называл Узбека императором. Францисканцы с удивлением разглядывали дворец властителя Золотой Орды, над кровлей которого светилось огромное изображение полумесяца.

Не зря Узбек горделиво писал египетскому султану, что знамя ислама утверждено на пространстве от границ Китая до пределов западных стран. Хан Узбек преследовал волхвов, шаманов, буддийских жрецов, но терпимо отнесся к католическому епископу.

В конце октября 1339 года Джиованни Мариньола был свидетелем одного из страшных событий, не редких в тогдашнем Сарае. По приказу хана были замучены – разорваны по частям, а затем обезглавлены – тверской князь Александр Михайлович и его сын Федор. Они были оговорены Иваном Калитой, незадолго до этого посетившим дворец с золотым полумесяцем. При казни князей тверских присутствовали два сына Калиты, оставленные им в залог его верности Узбеку.

Весной 1340 года Мариньола выехал из Сарая. «Через три года, после того как покинули папский двор, прибыли мы к границе Армалека…» – писал брат Джиованни.

Он напоил вороного коня водой из серебряной реки Хоргос. Заветный Алмалык стоял за песчаной грядой. Мариньола искал встречи с братьями‑миноритами и первым епископом Армалекским, Рикардом из Бургундии. Но их не было в живых.

Оказалось, что сарацины обратили свою ярость на епископа Рикарда, Пасхалия, индийского толмача Петра, купца Гилотта.

Свидетели этой расправы рассказали, что Алисольда‑сокольничий, захвативший власть в Алмалыке, приказал своим подручным умертвить пришельцев из страны Заката. Рассказчики уверяли, что и сам Алисольда не долго прожил после этого страшного дня. Он был убит, а дом его сожжен. К власти возвратился преемник прежнего правителя Алмалыка, и в городе воцарилось спокойствие. Мариньола на некоторое время задержался там, отъедаясь илийскими фазанами. Он готовился к переходу через песчаную область Циоллоскагону, за которой лежал, по его уверению, «жаркий пояс земли».

Черный копь в кольчужной попоне прошел по вьючным тропам через пустыни и горы. В 1342 году Мариньола вступил в Ханбалык, и 19 августа великий хан Шунь‑ди милостиво принял авиньонское посольство в своем дворце.

Мариньола позаботился о том, чтобы окружить свое появление внешним блеском. Он держал в руках позлащенное письмо короля Роберта, впереди папского посла несли сверкающий крест, освещенный огнями восковых свечей, сизый дым ладана струился из серебряных кадил. Мариньола, приблизившись к великому хану, запел духовный гимн, подхваченный спутниками епископа. Это произвело впечатление на хана. А вороной авиньонский конь – подарок хану – нетерпеливо ржал у подъезда ханского дворца.

Шунь‑ди пришел в восторг от этого живого дара. Придворный художник Чжоу Лан уже делал наброски для будущей картины, изображавшей могучего скакуна. Прекрасные придворные куртизанки вместе со своим царственным покровителем внимали стихам, поспешно сочиненным в честь чудесного «фуланского» коня.

Папские посланцы в свою очередь тоже были довольны приемом, оказанным им в Ханбалыке. Особенно радовались они католическому собору, стоявшему напротив ханского дворца. Над храмом возвышалась звонница с тремя колоколами. Собор был выстроен в 1305–1308 годах силами архиепископа Джиованни Монтекорвино и купца Пьетро из Лукалонго. Кроме них в Ханбалыке в то время жили французский монах Арнольд, родом из Кельна, и какой‑то лекарь‑хирург, ломбардец по происхождению.