И после этого непристойного поступка Вам не только не выражают извинения или сожаления, но прегрубо удивляются Вашему недовольству.

 

Когда все это прошло, к Вам вторично приходят с почтительной просьбой – ввиду произведенных затрат и тяжелого материального положения повторить ту же неприличную эксплуатацию, и просят это сделать немедленно, несмотря на болезнь.

Другими словами, Назаров насмеялся над нашими художественными ценностями в "Трех сестрах". Теперь он делает то же с "Горем от ума".

 

Неужели я должен помогать ему наживать деньги уродованием наших общих созданий?

Неужели Георгий Сергеевич сочувствует этому? ²

 

Не могу, это свыше сил!

До тех пор, пока мне не доставят (за деньги) две полные коллекции (для архива) "Трех сестер" – готовые, "Горе от ума" (в полном составе); до тех пор, пока не представят снимков для утверждения режиссеров – для дальнейшего права печатания их, я не могу иметь никакого дела с Назаровым.

 

Когда это будет сделано, я обещаюсь при первой возможности сняться в Фамусове, но не как-нибудь и где-нибудь, а в подходящем месте и в соответствующей обстановке. И тут мне придется просить какую-нибудь гарантию, так как теперь я уже не верю тому, что Назаров отнесется с почтением к той художественной работе, которой я посвятил жизнь. Всякий выпуск в свет карточек "Горя от ума" без разрешения и подписи моей как режиссера я буду считать после инцидента с "Тремя сестрами" – двойным оскорблением.

Мне очень грустно писать все это Вам, непричастному ко всей этой истории, но я думаю, что Вы мне простите и поймете это, как режиссер и художник.

 

Всего, что сделал наш друг театра, не делал купец-фотограф, как Павлов и Шерер.

Любящий Вас

К. Алексеев

 

 

252*. Вл. И. Немировичу-Данченко

Январь 1907

 

 

Москва

 

 

Для нынешнего года предлагаю ¹:

"Росмерсхольм", "Laboremus", "Прометей", "Танец семи покрывал" – для 4-й пьесы²;

 

"Электра", "Юлия" – параллельные спектакли;

"Грех", 2-актная пьеса Аша "Свыше сил" – то же.

 

Для будущего года:

"Ревизор"

 

"Юлиан"

"Пер Гюнт"

 

"Аглавена и Селизета"

"Пелеас и Мелисанда"

 

"Жуазель"

"Принцесса Мален"

 

"Сольнес"

"Эллида" (Гзовская)

 

"Эдип в Колоне"

"Дон Карлос" (Горев)

 

"Каин" (в измененном виде)

"Земля и небо" Байрона

 

"Маленький Эйольф"

"Натан Мудрый"

 

"К звездам" (разрешено) (?) (параллельно)

"Потонувший колокол" (Гзовская)

 

"Эдип и сфинкс" Гофмансталя

"Месяц в деревне"

 

 

К. Алексеев

 

 

253*. О. Л. Книппер-Чеховой

 

Январь – февраль 1907

Москва

 

 

Милая и дорогая Ольга Леонардовна.

 

Пишу это письмо с самым лучшим помыслом и очень прошу не истолковывать ложно мои добрые намерения.

Вот в чем дело.

 

Я взялся ставить "Драму жизни" для искания новых форм.

Театр думал рискнуть этой пьесой. Выйдет – хорошо, не выйдет – другие пьесы вывезут. Дело изменилось. Репертуар сложился так, что на меня падает двойная ответственность. Первая заключается в том, что материальная сторона дела может пострадать от неуспеха пьесы. Вторая – ответственность за Вас. Первая актриса, выступающая в ответственной роли, может пострадать из-за моего, ну, назовем хотя бы – упрямства.

 

За первое условие я охотно отвечу. За второе – не могу. И потому считаю долгом, пока еще не поздно, отказаться от своего права режиссера и дать Вам полную свободу в трактовке роли.

Я это делаю без всякой обиды и укола самолюбия.

 

Я делал все, что мог, и был искренно счастлив, когда увидел тот настоящий темперамент, который я искал для театра: пока я думал, что помогаю Вам утвердиться в нем, я был полезен. Теперь же, убедившись в том, что Вы сознательно пренебрегаете этим кладом, я становлюсь вредным и потому стушевываюсь. Если позволите дать Вам совет, – обратитесь к Владимиру Ивановичу и пройдите с ним роль в том тоне, который я органически понять не могу по складу моей художественной натуры. Повторяю, все это я пишу без всякого дурного чувства¹.

Я говорил с Владимиром Ивановичем по этому поводу, и он любезно согласился. Дай бог успеха.

 

 

Любящий Вас

К. Алексеев

 

 

254*. A. A. Стаховичу

Февраля 1907

 

 

Москва

 

 

Дорогой и милый Алексей Александрович!

 

"Драма жизни" еще не провалилась, так как я захворал и две недели не играю. Несколько дней я уже выхожу и работаю, но болезнь убила всю энергию. Я очень скоро утомляюсь, и потому репетиции непродуктивны. Пьеса надоела ужасно, и мы не можем дождаться того часа, когда мы сдадим ее. Кажется, это будет через три дня, т. е. в четверг, в день получения тобою этого письма.

Остальное в театре по-старому. Немирович ведет себя отвратительно. Демонстративно не ходит ни на одну генеральную "Драмы жизни"¹. Лужский тоже. В труппе относятся к моей пробе весьма недоброжелательно, и кто может, язвит и тормозит.

 

Сулера за это время совсем истрепали ². Вчера был великий разнос. Пришлось рубить все преграды, и сегодня наконец немного подтянулись. Книппер как будто возвращается понемногу к прежнему тону. Москвин, Вишневский работают хорошо³. Успеха не жду, но сенсаций, спора и руготни будет много. И на этом спасибо.

"Бранд" делает безумные сборы. Остальные пьесы – тоже. Но моя болезнь все-таки будет дорого стоить.

 

Сейчас Калужский энергично работает над "Стенами".

В нашей работе по "Драме жизни" очень много и талантливо помогает Маруся⁴. Я играю, Сулер пригляделся, Немирович и Лужский не ходят на репетиции, и потому ее советы очень ценны. Спасибо ей большое. Зинаида приняла звание очень обыкновенно и с тех пор перестала и ездить и писать⁵. Контракт с ней по театру заглох в нашей бюрократической конторе. Отчета заграничного – никакого. Репертуар будущего года не выяснен. С актерами даже не начинали переговоров, и они ропщут.

 

Нелидов предлагает свои услуги, так как он уходит из императорских театров. Об этом мне сказал мимоходом Немирович, и дело бюрократическим способом заглохло⁶. Американская поездка тоже заглохла, хотя Немирович вел какие-то переговоры. Теперь захворала Екатерина Николаевна⁷ воспалением легких, и второй день Немировича не видно в театре.