Заразили их безумной жаждой наслаждений. И они скатились на дно. Это вы их

туда столкнули! Да, вы их туда столкнули, и вы еще можете улыбаться как ни в

чем не бывало, -- вот как улыбаетесь сейчас... Я знаю и коечто похуже. Вы с

Гарри -- неразлучные друзья. Уже хотя бы поэтому не следовало вам позорить

Имя его сестры, делать его предметом сплетен и насмешек.

-- Довольно, Бэзил! Вы слишком много себе позволяете!

-- Я должен сказать все, -- и вы меня выслушаете. Да, выслушаете! До

Вашего знакомства с леди Гвендолен никто не смел сказать о ней худого слова,

Даже тень сплетни не касалась ее. А теперь?.. Разве хоть одна приличная

Женщина в Лондоне рискнет показаться с нею вместе в Парке? Даже ее детям не

позволили жить с нею... И это еще не все. Много еще о вас рассказывают, --

например, люди видели, как вы, крадучись, выходите на рассвете из грязных

Притонов, как переодетым пробираетесь тайком в самые отвратительные трущобы

Лондона. Неужели это правда? Неужели это возможно? Когда я в первый раз

Услышал такие толки, я расхохотался. Но я их теперь слышу постоянно -- и они

Меня приводят в ужас. А что творится в вашем загородном доме? Дориан, если

бы вы знали, какие мерзости говорят о вас! Вы скажете, что я беру на себя

роль проповедника -- что ж, пусть так! Помню, Гарри утверждал както, что

Каждый, кто любит поучать других, начинает с обещания, что это будет в

Первый и последний раз, а потом беспрестанно нарушает свое обещание. Да, я

Намерен отчитать вас. Я хочу, чтобы вы вели такую жизнь, за которую люди

Уважали бы вас. Хочу, чтобы у вас была не только незапятнанная, но и хорошая

Репутация. Чтобы вы перестали водиться со всякой мразью. Нечего пожимать

плечами и притворяться равнодушным! Вы имеете на людей удивительное влияние,

Так пусть же оно будет не вредным, а благотворным. Про вас говорят, что вы

Развращаете всех, с кем близки, и, входя к человеку в дом, навлекаете на

Этот дом позор. Не знаю, верпо это или нет, -- как я могу это знать? -- но

Так про вас говорят. И коечему из того, что я слышал, я не могу не верить.

Лорд Глостер -- мой старый университетский товарищ, мы были с ним очень

Дружны в Оксфорде. И он показал мне письмо, которое перед смертью написала

Ему жена, умиравшая в одиночестве на своей вилле в Ментоне. Это страшная

Исповедь -- ничего подобного я никогда не слышал. И она обвиняет вас. Я

Сказал Глостеру, что это невероятно, что я вас хорошо знаю и вы не способны

На подобные гнусности. А действительно ли я вас знаю? Я уже задаю себе такой

вопрос. Но, чтобы ответить на него, я должен был бы увидеть вашу душу...

-- Увидеть мою душу! -- повторил вполголоса Дориан Грей и встал с

Дивана, бледный от страха.

-- Да, -- сказал Холлуорд серьезно, с глубокой печалью в голосе.--

Увидеть вашу душу. Но это может один только господь бог.

У Дориана вдруг вырвался горький смех.

-- Можете и вы. Сегодня же вечером вы ее увидите собственными глазами!

-- крикнул он и рывком поднял со стола лампу.-- Пойдемте. Ведь это ваших рук

Дело, так почему бы вам и не взглянуть на него? А после этого можете, если

Хотите, все поведать миру. Никто вам не поверит. Да если бы и поверили, так

Только еще больше восхищались бы мною. Я знаю наш век лучше, чем вы, хотя вы

так утомительно много о нем болтаете. Идемте же! Довольно вам рассуждать о

Нравственном разложении. Сейчас вы увидите его воочию.

Какая-то дикая гордость звучала в каждом его слове. Он топал ногой

Капризно и дерзко, как мальчишка. Им овладела злобная радость при мысли, что

Теперь бремя его тайны с ним разделит другой, тот, кто написал этот портрет,

Виновный в его грехах и позоре, и этого человека всю жизнь будут теперь

Мучить отвратительные воспоминания о том, что он сделал.

-- Да, -- продолжал он, подходя ближе и пристально глядя в суровые

Глаза Холлуорда.-- Я покажу вам свою душу. Вы увидите то, что, повашему,

Может видеть только господь бог.

Холлуорд вздрогнул и отшатнулся.

-- Это кощунство, Дориан, не смейте так говорить! Какие ужасные и

бессмысленные слова!

-- Вы так думаете? -- Дориан снова рассмеялся.

-- Конечно! А все, что я вам говорил сегодня, я сказал для вашего же

Блага. Вы знаете, что я ваш верный друг.

-- Не трогайте меня! Договаривайте то, что еще имеете сказать.

Судорога боли пробежала по лицу художника. Одну минуту он стоял молча,

Весь во власти острого чувства сострадания. В сущности, какое он имеет право

Вмешиваться в жизнь Дориана Грея? Если Дориан совершил хотя бы десятую долю

того, в чем его обвиняла молва, -- как он, должно быть, страдает!